Здесь водятся драконы

V

«Le Petit Journal»

Франция, Париж.

'…Китайцы атаковали транспортные суда, стоящие в гавани Цзилуна. Три боевых корабля — малый крейсер и две канонерские лодки — появились у Цзилуна внезапно и нанесли удар по пароходам, доставившим на Формозу части Иностранного Легиона, для усиления действующих на острове наших войск. В результате трёхчасового жестокого обстрела два из пяти транспортов потоплены, ещё два загорелись и выбросились на берег. Разбита и затонула так же канонерская лодка, охранявшая пароходы — это маленькое, но храброе судно приняло неравный бой и погибло, получив множество попаданий вражеских снарядов. Всего в результате китайского нападения погибло около ста пятидесяти человек из числа моряков и легионеров, не успевших покинуть суда. Кроме того, имеется не меньше трёхсот раненых, в том числе и тяжело; один из них флаг-офицер адмирала Курбэ, распоряжавшийся выгрузкой войск на берег.

Стало известно, что атакой на Цзилун лично руководил китайский адмирал Дин Жучан, державший флаг на крейсере «Чаоюн»; судно это британской постройки вошло в состав Бэйянского флота перед самой войной.

. Адмирал Курбэ, узнав о диверсии китайцев, поклялся уничтожить Бэйянский флот в его же гавани. «Дин Жучан горько пожалеет о своём дерзком поступке. — заявил он. — Никому не позволено бросать вызов морской мощи Третьей Республики!..»

Manchester Evening News'

Англия, Манчестер.

'…Невиданное унижение Франции!

Когда наши соседди по ту сторону Ла-Манша терпели поражения от Королевского флота, это мало кого удивляло — в конце концов, нечто подобное неизменно повторялось со времён Трафальгара и Абукира. Но — чтобы наследников славы Сюфренна и де Турвиля били какие-то китайцы? Можно ли представить падение глубже и позор горше? Теперь адмиралу Курбэ придётся пустить на дно все до единого корабли Бэйянского флота и сравнять с землёй китайские военно-морские базы, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Тем же, кто назначил его на эту должность после громкого поражения от эскадры вице-адмирала Джона Хея у берегов Французской Гвианы следует задуматься — а хорошо ли они подумали, всё ли взвесили, прежде чем принять это решение? Ну а мы с вами лишний раз убедились, что так называемая «морская мощь» Третьей республики — не более чем, бумажный тигр, если пользоваться метафорами их нынешних противников. Впрочем, разве у кого-то из нас были в этом сомнения? Как и в том, что мощь Британской империи, несколько пошатнувшаяся после недавних прискорбных собыитий, скоро в полной мере восстановится, и Королевский флот будет, как и раньше, править морями!..'

' Сан-Франциско Кроникл',

САСШ

«…Результатом дерзкого набега китайского флота на гавань Цилуна несомненно, станет ответный сокрушительный удар французской Дальневосточной эскадры по одной из баз Бэйянского флота, который, несомненно, поставит точку в этой затянувшейся войне. Мистер N вице-адмирал в отставке, с которым побеседовал наш корреспондент, полагает, что это будет Люйшунь. Китайский адмирал Дин Жучан, командующий Бэйянским флотом наверняка спрячет свой флот в его гавани, которая хорошо прикрыта от внезапного нападения как миноносками, та и береговой артиллерией. Кроме того, в Люйшуне имеются ремонтные мастерские и сухой док, обширные угольные склады, а так же запасы всего того, без чего китайцы не смогут поддерживать свой флот в состоянии боевой готовности. Так что подобный выбор адмирала Курбэ будет более, чем оправдан, полагает собеседник нашего корреспондента, и остаётся только ждать развития событий…»

Гавайи, остров Оаху.

Порт Гонолулу, Жемчужная гавань.

— Никогда не видел вас при полном параде, Иван Фёдорович! Заметил Греве. Вы и во время вашего чудесного появления в Пунта-Аренас были в мундире — но чтобы весь этот иконостас!..

Перед выходом в отставку Повалишин личным указом Государя был произведён в капитаны первого ранга, но сейчас он был облачён в перуанский адмиральский мундир — снежно-белый, обильно расшитый золотом. Мундир украшали лента, звезда и крест ордена святого Владимира первой степени — (пожалованные ему Повалишину тем же указом; сейчас с ними соседствовали звезда российского ордена святой Анны и золотая цепь «Ордена Солнца» — высшая награда республики, Перу, возрождённая после победы в «войне за гуано».

— Американцы весьма чувствительны к подобным вещам. — отозвался Повалишин. — И если уж мы принимаем в состав отряда судно с американским экипажем — следует соответствовать моменту. Вы тоже могли бы по такому случаю надеть свои награды.

— Увольте, Иван Фёдорович! Полагающегося к такому случаю флотского мундира у меня нет, — аргументировал он свой отказ, — а цеплять официальные побрякушки на форменный китель частной пароходной компании было бы глупо.

Действительно, барон предпочитал держать ордена в шкатулке, в капитанской каюте, ограничиваясь единственным знаком отличия — наградным кортиком с анненским парадным знаком на рукоятке с надписью «за храбрость», и полагающимся к нему темляком из орденской ленты, именуемой в офицерской среде «клюквой».

Корабль, о котором шла речь — торпедный таран «Албемарл», уже вторую неделю дожидавшийся их в порту Гонолулу, столице острова Оаху, главного и самого крупного острова гавайского архипелага, — был как и броненосцы отряда, расцвечен гирляндами флагов. Команда, выстроившаяся вдоль низкого борта, дождалась обмена орудийными залпами салюта, после чего экспансивные американцы не выдержали — кинулись к леерам, оглашая Жемчужную гавань приветственными криками и свистом. Команды броненосцев в ответ хранили торжественное молчание, не ломая ровной линии бескозырок, форменок и тёмно-синих, с белыми полосками, воротников-гюйсов.

— В Нагасаки американцев придётся отпустить. — заметил Греве, разглядывая новую боевую единицу отряда. — Оттуда они на пароходе вернутся в Сан-Франциско, а их место займёт китайская команда.

— Да, и с китайским капитаном. — кивнул Повалишин.- Поймите меня правильно, Карл Густавович, не то, чтобы я имею что-нибудь против китайцев — опыта у них маловато, выучки, да и дисциплина, насколько мне известно, хромает. Американцы же — отличные моряки и вояки умелые, сам имел случай убедиться в Чесапикском заливе. Тогда они знатно всыпали британской эскадре адмирала Инглфилда, и даже без нашей помощи обошлись — отряд Шестакова явился к самому шапочному разбору и так ни одного выстрела в этой славной баталии не сделал.

— Зато напугал англичан знатно. — ухмыльнулся барон. — После вашего появления Инглфилд сразу кинулся в отступ — и не останавливался до Гамильтона на Бермудах.

— Да, славное было дело. Что до китайцев, то надо будет разбавить их нашими матросиками, и главное, унтерами. Как полагаете, душ тридцать наскребём с обоих броненосцев?

— Тридцать-то? — прикинул Греве. — Тридцать, пожалуй, дадим. И хорошо бы ещё старшего офицера подобрать из наших и, пожалуй, минёра. Чтоб не растерялись, когда до дела дойдёт. Пойдёте, Павел Артемьич? — обратился он к вахтенному офицеру. — Вы ведь до выхода в отставку минёром ходили на «Минине»?

Офицер согласно кивнул. Отставка, которую упомянул барон, была, номинальной, как и у большинства его нынешних сослуживцев, составлявших командный состав обоих «китайских» броненосцев. Каждого из них в своё время вызвали в Адмиралтейство, где в приватной беседе предложили на время оставить русскую службу ради выполнения секретного, крайне важного задания. Довольно наивная хитрость — но Юлдашев, как и морской министр Шестаков посчитали её вполне достаточной.

— Вот видите, Иван Фёдорыч, отыщем, сколько понадобится. Только вот согласятся ли китайцы на подобные перестановки?

— А мы их уговорим. — Повалишин задумчиво посмотрел на «Албемарл», застывший на предписанном ему месте, за кормой флагманского броненосца. — Сейчас американский капитан явится с визитом, надо подготовиться…

— Давно уж всё готово. — Греве махнул рукой. — А вам, как старшему начальнику, его встречать.

Повалишин покосился на собеседника.

— Давно хотел спросить, Карл Густавович, только не обижайтесь… вам-то не обидно было расставаться с прежней должностью? Всё же командир отряда новейших броненосцев, да ещё и «Албемарл» этот… В России на такие посты каперангов ставят, а то и контр-адмиралов!

Греве состроил удивлённую физиономию.

— Бог с вами, Иван Фёдорович, совсем наоборот! Я ещё в Бостоне, когда получил депешу от графа Юлдашева с распоряжением взять вас на борт в Пунта-Аренас и передать командование, такое облегчение испытал! Вот вы говорите — командир боевого отряда; а я ведь отставку вышел всего-то старшим лейтенантом, и с тех пор если чем и командовал, то лишь пароходной компанией. Нет, не по мне такая честь, увольте уж! Во время перехода ещё справлялся кое-как, а вот в бою — сомнительно. Мне бы с одним броненосцем управиться, и на том спасибо!

Повалишин кивнул. Зная собеседника не первый год, он примерно такого ответа и ожидал.

— Справитесь, Карл Генрихович. Не боги горшки обжигают. Опыта у вас — даст бог всякому, да и умом Господь не обидел.

Греве секунду помолчал.

— Раз уж мы разоткровенничались — позвольте встречный вопрос?

— Отчего же, спрашивайте. У меня от вас секретов нет.

— Вы, насколько мне известно, оставив службу, занялись наукой археологией? Идолов каменных на каком-то острове копали, дом свой завели в Кальяо, Ирина Александровну, супругу вашу, выписали из России…

— Так и есть. — подтвердил Повалишин. — Остров этот называется «островом Пасхи», по-туземному Рапа-Нуи. Знали бы вы, друг мой, какое это замечательное место! Кажется, всю жизнь изучай тамошние тайны — и сотой доли не откроешь, а я всего-то два года, как этим занимаюсь…

— Вот и я удивляюсь, Иван Фёдорович — как вы решились променять всё это на нашу авантюру? Вернуться на службу, снова подставляться под снаряды с минами, рисковать жизнью, здоровьем?..

— Такая уж у нас планида, у офицеров флота российского. Я ведь, хоть и в отставке, а присягу давал. Если нужна ещё России моя служба — как я могу отказать?

— Даже под китайским флагом?

— Под перуанским служили — чем китайский-то хуже? Вы вот что скажите: вы здесь, на Оаху раньше бывали?

Греве отрицательно мотнул головой.

— Ни в Гонолулу, ни на Гавайях вообще. А вам, насколько мне известно, случалось?..

— Да, ещё мичманом, после выпуска из Морского Корпуса. Я тогда служил на корвете «Витязь» — и вместе с ним ходил вокруг света. На Оаху тоже зашли забункероваться и пополнить припасы. Неделю стояли — помнится, я тогда с прочими офицерами славно покуролесил на берегу…

Выражение лица Повалишина сделалось мечтательным — видимо, из-за воспоминаний о весёлых деньках на тропическом острове в компании смуглых полинезийских красоток, из одежды отягощённых лишь пестрыми юбочками цветочными гирляндами. Офицерам их отряда предстоит такое же развлечение — но только не барону Греве. Нынешний его статус обязывает к сдержанности, да и баронесса, не приведи господь, узнает — когда они, наконец, встретятся…

— Как я слышал, сейчас тут многое меняется. — сказал он.

— Да, американцы кроме угольной станции поставили на Оаху большую факторию своего Гавайского сельскохозяйственного общества. Устроили на островах плантации сахарного тростника и по своему обыкновению стали притеснять местных жителей. Но не тут-то было: наши поселенцы охотно берут туземцев под защиту.

— Так здесь и наше, русское поселение есть? — удивился Греве. — Вроде, его ещё при государе Александре Благословенном похерили? В семнадцатом году, кажется, учёный натуралист Шеффер носился с прожектом приведение всего архипелага в российское подданство, только ничего у него не вышло…

— Теперь, глядишь, и получится. Местный правитель, король Калакауа поначалу грезил славой Камеамеа Первого и мечтал создать Полинезийскую Империю. Но потом, здраво рассудив, понял, что в покое его не оставят, сожрут. Вспомните — французы в сорок девятом высаживали на Оаху десант и грабили Гонолулу, а обосновавшиеся на островах американцы устраивали вооружённые выступления, добиваясь лишения туземцев всех и всяческих прав. Вот король и решился обратиться к России за покровительством. Государь Император сие начинание поддержал, и в результате на острове Оаху имеется теперь большая русская колония, человек с тысячу, и торговая фактория есть. А вскорости будет и угольная станция, и ремонтные мастерские — считайте, полноценная база российского флота посреди Тихого океана!

Греве недоверчиво хмыкнул.

— А как же американцы? Неужели стерпят?

— А куда они денутся? По нынешним временам немного желающих ссорится с Россией немного, так что на Гавайях мы вполне пока уживаемся.

— Пока уживаемся, Иван Фёдорович. А вот что будет дальше…

— Вот дальше и посмотрим. А сейчас — наденьте всё же свои награды, Карл Густавович. Назавтра мы с вами званы в королевский дворец на официальный приём — нехорошо-с, надо соответствовать!

Индокитай.

Побережье Тонкина.

В дельте реки Красная

— Нет «Байкала», что ты будешь делать! — Казанков закрыл тетрадь и откинулся на спинку стула, сплетённого из стеблей лиан. — Того гляди нас тут обнаружат, и придётся менять место дислокации!

Матвей, возившийся в углу со своим «винчестером», кивнул. Действительно, курьер-китаец, доставивший на своей джонке послание, прибыл три дня назад, и с тех пор обитатели маленького лагеря жили, как на иголках. И было ведь с чего беспокоиться: если спрятать в бесчисленных протоках, образующих дельту реки Хонгха, она же Красная, два паровых катера и десяток аннамитских лодок никакого труда не составило — то укрыть там же канонерку «Парсеваль», трофей, взятый при штурме Ханоя, было уже сложнее. Три дня подряд они резали стебли бамбука, таскали на судно охапки тростника, превращая канонерку в подобие плавучего холма, но Казанков всё равно оставался недоволен. Матвей и сам извёлся за время ожидания — он долгие часы проводил на берегу, высматривая на горизонте мачты или дымок из трубы русского транспорта.

Но всё тщетно — «Байкал» не появлялся, в отличие от вооружённых шхун под французским триколором, мелькавших в виду берега с завидной регулярностью. В устье Красной эти посудины, правда, не совались, но нервы обитателей лагеря всё равно были на пределе — каждую минуту люди ожидали пушечного выстрела с моря, высадки десанта, ружейной пальбы…

Подходы к лагерю, кроме орудий «Парсеваля» и митральез катеров стерегли ещё и трофейные полевые орудия. Канонерок вообще-то могло быть и две, но вторую, «Дарк», пришлось взорвать, сняв с неё предварительно орудия и всё остальное, представляющее хоть какую-то ценность. Грабежом занимались повстанцы-аннамиты под руководством российского боцмана; после завершения этого процесса, Митяй самолично подпалил фитиль заряда, заложенного им под котлы и машины несчастной посудины. Конечно, соблазнительно было бы увести «дарк» вместе с «Парсевалем» — но для второго судна у них попросту не нашлось команды, а сделать за такой короткий срок из аннамитов матросов и артиллеристов, годных хоть на что-нибудь, возможным не представлялось…

Кроме двух пушек, стерегущих лагерь с сухого пути, ещё две стояли теперь на палубе «Парсеваля», и Казанков самолично проводил учения с артиллеристами, обучая их действиям в незнакомой стихии. «не будем терять времени. — говорил он. — Неизвестно ещё, как сложится с рейдом в Кохинхину, Конечно, дополнительная тяжесть так высоко над ватерлинией не могла не сказаться на остойчивости судна — но на реке, на спокойной воде это не доставляло неприятностей, а когда придётся выходить в море — опустим „сухопутные“ орудия в трюм, и вся недолга!»

Матвей, полагавший, что вполне уже освоил профессию минёра, с удовольствием принял участие в этих тренировках. Теперь он умел не только подавать к орудиям снаряды и пороховые картузы, но и наводить стволы на цель, вносить поправки и брать упреждения, которые скомандует с мостика артиллерийский офицер. Он даже всерьёз подумывал по возвращении в Россию поступать в Михайловское артиллерийское училище, что в Санкт-Петербурге — туда принимали выпускников гражданских учебных заведений, да и Казанков обещал при случае похлопотать. Но это было дело далёкого будущего — а пока Матвей с упоением возился с орудиями, изучал нашедшийся у одного из офицеров учебник для фейерверкерских классов и под руководством мичмана-артиллериста совершенствовался в математике. Этим он и собирался заняться сейчас, вот только закончит чистить верный «винчестер». Оружие всегда и везде надлежит содержать в полнейшем порядке — ещё одна истина, накрепко усвоенная бывшим гимназистом Анисимовым за время путешествий.

Полог шатра — вернее сказать, хижины, сплетённой из лиан и накрытой брезентом — откинулся, на пороге возник Осадчий.

— Господин кавторанг, Сергей Ильич, дым на горизонте! — выкрикнул он, задыхаясь, как после быстрого бега. — «Байкал» пришёл!

— А мы вас без сопровождения ждали, Степан Осипович! — Казанков стоял на крыле мостика. Руки он заложил за спину, держа в них снятую по случаю жары фуражку. — Как увидели, что два судна подходят — подумали, что французы нас отыскали и явились с визитом. Потом, конечно, разглядели Андреевский флаг, отлегло от сердца… А вы что же, решили податься в каперы?

— Бог с вами, Сергей Ильич, какие каперы? — Макаров спрятал усмешку в густых усах. — У нас и войны-то с Францией нет, и даст бог, не будет… пока, во всяком случае. Так, подобрали по дороге, не пропадать же добру? А флаг, само собой, китайский подняли, всё чин по чину. Да вы ведь тоже в Тонкине тайно действовать изволили, не так ли?

Предмет обсуждения, французский пароход с двумя мачтами и большими, выкрашенными в красный цвет колёсами по бортам, — стоял в полукабельтове от «Байкала». С берега к его борту полли, попыхивая машинами, два паровых катера, волоча на буксирных концах составленные их лодок понтоны, доверху гружёные всякой всячиной.

— Что верно — то верно. — согласился Казанков. — Дела у нас всё больше тайные, незаметные для всех прочих. Хоть без стрельбы обошлось?

— Разок пальнули практическим снарядом под форштевень. Французы не стали испытывать судьбу, сбросили ход. Ну, я выслал досмотровую партию со своим мичманцом — он по-немецки и по-китайски здорово балакает. Назвался германским офицером на китайской службе; команду тотчас запер в трюме и отрапортовал, что «Роза Сиона» — это название такое, поэтическое донельзя — в исправности и готово дать ход.

— Что за груз?

— Строительный лес и провизия, из Хайфона на Формозу, для французских экспедиционных сил. Военная контрабанда всё по закону.

— Да, если бы и в самом деле были китайцами. — усмехнулся уже Казанков. — С пленными-то что делать собираетесь?

— Пусть пока посидят под замком. Провианта, воды хватает, а как сделаем дело — высадим на берег, пусть идут на все четыре стороны. Если аннамиты не прирежут, разумеется…

— Эти могут. — согласился Казанков. — Ну да бог с ними, с пленными. Вы лучше скажите, что дальше собираемся делать? А то ведь у меня инструкция встретиться с вами, а что дальше — тёмный лес и полная неизвестность…

— Так ведь и я сам не знал до самого последнего момента, Сергей Ильич! Дело-то, сами понимаете, наисекретнейшее. Я в море вскрыл запечатанных конверт и из него уже узнал, куда идти и что там делать. Пойдёмте в мою каюту, я вам всё в деталях и опишу…

— Значит, идём к берегам Кохинхины? Честно говоря, я того и ждал. — сказал Казанков. — Рад, что не ошибся.

Последние полчаса два кавторанга провели в душной капитанской каюте, обливаясь потом — Макаров особо настоял на том, чтобы задраить иллюминаторы, чтобы ни один из секретов, содержавшихся в осургученном, тёмно-жёлтой пергаментной бумаги, конверте с адмиралтейским орлом не вылетел наружу.

— Да, к устью Меконга. — подтвердил хозяин каюты. — Там мои катера заходят ночью в гавань Сен-Жак — аннамиты называют её Вунгтау, — и атакуют самодвижущимися минами стоящие там французские военные суда. Замысел таков: если вылазка наша увенчается успехом, аннамиты, заранее об этом предупреждённые, поднимут мятеж в Сайгоне. И тогда эскадра вице-адмирала Копытова, которая идёт сейчас к берегам Кохинхины из Адена, сможет…

Казанков предостерегающе поднял ладони перед собой.

— Давайте-ка лучше воздержимся, Степан Осипович. Сами же говорите — секретное донельзя, да и сомнительное…в некоторой степени.

— Ваша правда, Сергей Ильич… — Макаров покачал головой. — Политика, даже на краю света — дело грязное.

— Ваша правда. — усмешка вышла невесёлой. — Боюсь, здешними нашими подвигами мы хвастать не захотим.

— Да и кто бы нам позволил? Дела-то насквозь секретные, о таких до самого гроба молчат и в могилу с собой уносят. Хотя — крестики в случае удачи мимо груди не пролетят. За богом молитва…

— … а за царём служба не пропадёт. — закончил Казанков. Знаю, Степан Осипович, знаю и не сомневаюсь.

— Если отвлечься от этой стороны предстоящего нам дела, — Макаров заговорил деловым тоном, давая понять, что нравственные терзания остались за кормой, — то, должен признать, задумано умно: если мы с вами исполним всё в точности, Российский консул в Сайгоне стать посредником в переговорах между французскими колониальными властями и предводителями повстанцев.

Казанков хмыкнул недоверчиво.

— А переговоры-то будут? Что-то не верится, что французы проглотят такое унижение.

— После неудач, которые преследуют их в Тонкине, и, главное, после разгрома эскадры Курбэ у Парижа не останется иного выхода…

— Разгрома? — Казанков удивлённо вздёрнул бровь. — Не слышал. Когда это китайцы сподобились?

— Ещё услышите, дайте срок. Так вот, войска у французов ещё есть, и даже немало — и в Кохинхине, и в Тонкине, и на Формозе — но, лишившись Дальневосточной эскадры, они заодно лишатся и возможности доставлять из Европы подкрепления с воинскими припасами. Пойдут, пойдут на переговоры, никуда не денутся — а мы, в смысле Россия, станем посредниками между ними и новым правительством Аннама.

— Вьетнама. — поправил Казанков. — Они собираются объединить под этим названием все три провинции — Французскую Кохинхину, имеющаю сейчас статус колонии, протекторат Аннам, ну и Тонкин, конечно, восстановив таким образом древнюю империю аннамитов. И если дело это сладится — новый император попросит у России гарантий безопасности своей державы…

— И мы их, конечно, их предоставит. — закончил Макаров. — А сейчас, давайте-ка обсудим, как нам подготовиться.

Казанков оживился — предыдущая тема явно его тяготила.

— Я видите ли, тоже с трофеями — два вооружённых паровых катера и французская канонерка. Надо прикинуть, как их использовать потолковее.

— Разумно, Сергей Ильич. — Макаров кивнул. — У меня есть подходящий опыт — ещё со времён турецкой войны, когда я командовал «Великим князем Константином».

— Это вы о набеге на Батум, когда пустили на дно «Итинбах»?

— Так точно-с, о нём самом. Мы тогда наскоро приспособили наши катера для пуска самодвижущихся мин Уайтхеда — почему бы не проделать то же самое и с вашими трофеями. Запасные мины и трубы для их запуска на «Байкале» есть, вот выйдем в море — и займёмся.

— Мысль хорошая. — согласился Казанков. Только вот с командами… для канонерки у меня люди есть, а вот на катера — где взять? Есть один, да и тот француз, из пленных.

Наверху, на палубе трижды звякнуло.

— Людей я вам выделю, не беспокойтесь. А сейчас — приглашаю вас в кают-компанию. Пробили три склянки, обед — а вы, надо полагать, изрядно проголодались?