Здесь обитают чудовища

12

С виду замок окончательно принял осязаемые формы, однако был лишен сверкающего многоцветья города. Радужные огни не играли на стенах, не взбегали на башни, не светились в небе. Замок был серовато-белый, словно построенный из природного камня.

Хотя птицы больше не появлялись, Ник увидел какое-то движение. Обращенная к нему часть стены медленно опустилась, превратившись в подъемный мост, словно замок был окружен рвом. По нему проскакали облаченные в яркие одежды всадники.

Впереди ехал Герольд. Ник сразу же узнал его камзол. За ним, на летающих скакунах, еще четверо, разбившись на пары. На них были камзолы того же покроя, что и у Герольда, но сочного зеленого цвета. И на груди у каждого было вышито лишь по одной эмблеме, которые Ник с такого расстояния не мог разглядеть.

Казалось, кони идут спокойно и не торопясь, однако впечатление это было обманчиво, и совсем скоро всадники приблизились к Нику. Он больше не прятался, уверенный, что они не причинят ему вреда, желая узнать как можно больше и о них, и об их странном замке.

Однако ни Герольд, ни его спутники не обратили на Ника внимания. Они скакали в полном молчании, глядя только вперед, и их лица были неподвижны и бесстрастны. Когда они подъехали ближе, Ник увидел, что у двоих длинные, до плеч, волосы, и в одной из всадниц узнал Риту. Их спутники не походили в точности на Герольда и, возможно, когда-то, подобно Рите, были обыкновенными людьми.

Теперь Ник рассмотрел вышитые блестящими золотыми и серебряными нитями узоры на камзолах. Каждый из них представлял собой ветвь какого-нибудь дерева. У первого мужчины, несомненно, был вышит дуб – очень точно изображенные листья и золотые желуди. Рядом с ним ехала Рита, с изображением яблоневой ветви на груди. Ветки, вышитые на камзолах второй пары, усыпанные серебряными цветами, Ник не узнал.

Они двигались бесшумно, поскольку лапы их коней касались земли без единого звука, и глядели прямо перед собой, словно завороженные.

Ник сперва хотел остановить их, однако у всадников был настолько отрешенный вид, что он не отважился и лишь молча проводил их взглядом.

У самой опушки длинноногие скакуны начали подниматься в воздух, и, словно по команде, из поднебесья тут же спустилась пара огромных белокрылых птиц. Дважды облетев вокруг всадников, они устремились вперед во главе кавалькады.

Когда все скрылись из виду, Ник обернулся взглянуть на замок. Он думал, что тот сейчас же исчезнет, однако в сумерках замок казался даже более реальным, чем прежде. Только проем в стене снова был закрыт поднявшимся мостом.

Его разбирало любопытство. Не подойти ли поближе? Ник присел на корточки, всецело поглощенный замком. Настоящий он или нет? После всех здешних приключений Ник уже не мог полностью доверять своим глазам. Подойти проверить или не стоит?

– Николас!

Громкий шепот разом вернул его к реальности. Схватившись за кинжал, он обернулся к кусту, из которого донесся окрик.

– Кто здесь? – Ник, готовый к бою, сжимал клинок, хотя еще никогда в жизни не поднимал оружие на другого человека.

Осторожно приподнялась ветка, и сквозь листву Ник разглядел лицо викария. С облегчением сунув кинжал обратно за пояс, Ник обогнул куст, в котором прятался сам, и через минуту стоял перед Хадлеттом и Крокером.

– Как вы меня нашли?

– Где ты был?

Вопросы прозвучали одновременно, и в резком тоне Крокера слышалась злость.

Однако викарий ободряюще взял Ника за локоть.

– Какое счастье, мой мальчик. Ты в безопасности!

– Теперь – да, – ответил Ник. – Если кто-нибудь здесь вообще может считать себя в безопасности.

Необычайно быстро стемнело. Взглянув на небо, Ник увидел надвигающиеся темные тучи; вдалеке сверкнула молния, и донесся приглушенный раскат грома.

– Что произошло? – сердито настаивал на объяснении Крокер.

– Меня поймали бродяги… – Ник был краток. Викарию он мог бы рассказать и подробнее, но его натянутые отношения с летчиком не располагали к откровенности. Ник не принял предложение Герольда – и все же был убежден, что стал несколько иным, не тем, что прежде. А если англичане рассматривали изменение как угрозу и считали ее достаточным основанием, чтобы отвернуться от человека и прогнать его прочь, то не следовало давать Крокеру хороший повод отделаться от Ника.

Послышался второй раскат грома – гроза приближалась.

– Надо бы поискать укрытие, – заметил Хадлетт. – Скоро хлынет ливень.

– Там? – Крокер указал на замок. Хотя стены его не светились, на башнях кое-где сверкали искры, словно в окнах виднелись зажженные светильники.

Ник подумал: видели ли они, как замок возник из ничего в чистом поле? Но хотя он сгорал от любопытства, замок не влек его к себе столь же неодолимо, как город.

– Пожалуй, мы можем успеть до дождя в одно место, которое я знаю. – Хадлетт не ответил на реплику Крокера. – Если отправимся сейчас же.

Именно он, а не летчик, повел их сквозь заросли на запад вдоль кромки леса. Первые крупные капли упали с громким стуком прежде, чем они добрались до обещанного укрытия.

На земле лежало огромное поваленное дерево. Его вывернутые корни уже успели порасти травой, и, раздвинув этот зеленый занавес, можно было забраться в укромную норку, где хватило места для троих, хоть и пришлось сидеть, тесно прижавшись друг к другу.

Отдельные капли все же просачивались внутрь, но их было немного. Едва все устроились, как Крокер снова принялся за расспросы.

– Значит, тебя поймали. Кто?

Ник принялся описывать шайку бродяг. Раз или два викарий его останавливал и просил рассказать подробнее – когда Ник говорил о монахе. Однако когда Ник дошел в своем рассказе до осаждавших лагерь чудовищ, Крокер зашевелился.

– Змея с женской головой? Штука с головой совы? И ты воображаешь, что мы в это…

– Ламия… и Андрас, – проговорил викарий.

– Кто-кто? – воинственно переспросил Крокер.

– Ламия – змея-демон, которая часто упоминается в древней мифологии. И Андрас…

Теперь вмешался Ник:

– Именно так его называл монах – во всяком случае, очень похоже!

– Андрас, великий князь преисподней. Того, к кому благоволит, он учит убивать своих врагов, будь то господа или слуги. В армии обреченных командует тридцатью легионами. – Викарий, казалось, зачитывает официальную справку.

– Но вы же не верите в… – снова пытался возразить Крокер.

– Я – нет, и вы, Барри, тоже. Но если бы кто-нибудь верил в князя преисподней Андраса и в то, что Ламия является, дабы раздавить своим змеиным телом человеческую душу, – то разве здесь не самое подходящее место для их проявления?

Ник уловил его мысль.

– Вы хотите сказать – те кошмары, в которые человек верит, они реально существуют здесь?

– Я пришел к такому выводу. И если это действительно так, то и противоположные силы – ведь верят же люди в добро – тоже должны себя проявить. Однако человеку легче поверить в реальность зла, нежели в абсолютное добро. Это проклятие, которое мы несем в себе до самой смерти. Для тех несчастных здесь – ад, но они сами его себе создали.

– Эти бродяги были воплощением зла. – Ник употребил выражение, которое вряд ли бы пришло ему в голову в его родном мире. – Вы их не видели. Эта женщина… она была… ну, ее можно назвать дьяволицей. И монах – фанатик, ему бы еретиков сжигать в религиозном экстазе. А остальные – в наше время они были бы уличными грабителями, им доставляет удовольствие избивать людей.

– Сэр, – обратился к викарию Крокер. Он, видимо, слушал вполуха, поглощенный собственными мыслями. – Если они верили, что могут увидеть чудовищ и бесов, и увидели их, то как по-вашему, мы тоже можем вообразить себе такую чертовщину?

– Весьма вероятно. Но мы с вами – из другой эпохи. Наши демоны – иные. Они, я бы сказал, не имеют обличья. Наше зло абстрактно, хотя и не становится от этого меньше. Мы больше не предаем анафеме Сатану, его происки и его посланцев. Теперь мы говорим о грехах наций, о зле, порожденном войнами, развитием промышленности, изуверством. Абстрактные, если хотите, безликие демоны. Мы говорим о «них», ответственных за то или это. Но «они» редко имеют конкретное имя и конкретное тело. Тот монах верил, что его демоны имеют индивидуальность, имена, определенный статус – они и явились ему такими. Мы не можем вызвать здесь наших демонов – они не имеют обличья. В нашем мире всегда было и есть огромное зло, однако его облик и формы проявления менялись от века к веку, и для нас оно перестало быть персонифицированным.

– А Гитлер? – возразил Крокер.

– Да, наше поколение видит в нем демона. А в чем – ваше поколение, Николас?

– Ни в ком и ни в чем конкретно. Именно так, как вы сказали, сэр.

– Все это очень интересно, – вмешался Крокер. – Но как же тебе удалось улизнуть от этих типов? Тебя развязал какой-нибудь демон и исчез затем в облаке дыма?

Ник замялся. Разговор приближался к тому, о чем рассказать он не решался. В этом мире приходилось верить во множество невероятных вещей, но поверят его собеседники в то, что произошло?

– Ну так что? – Голос Крокера стал еще жестче. – Что же все-таки случилось потом?

Ника приперли к стене – нужно было говорить правду, а значит, сказать и про Авалона. Но он умолчал о своей первой встрече с ним, и это могло навлечь на него подозрения.

– Ты в затруднении, Николас, – проговорил викарий настолько же мягко, насколько тон Крокера Ника раздражал. – Тебе нелегко объяснить происшедшее.

Хадлетт говорил так, будто все знал сам, и Ник понял, что тот почувствует любую увертку. Он собрался с духом.

– Это началось раньше… – Торопясь, он принялся рассказывать о встрече с Авалоном, опасаясь, что если будет колебаться дальше, то мужество покинет его.

– Повтори-ка эти названия! – прервал Хадлетт в том месте, которое самому Нику казалось ничем не примечательным. Однако он повиновался.

– Он сказал: «Авалон, Тара, Броселианда и Карнак».

– Великие святыни кельтов, – пояснил Хадлетт. – Места, которые многие и поныне считают средоточием психической энергии. Хотя местонахождение Авалона не было до сих пор с уверенностью определено. Согласно легенде, он где-то на западе. И герольды с такими именами… да, все соответствует…

– Чему соответствует? – спросил Крокер.

– Принципам древней геральдики. Герольды Британии получали имена по названию основных графств – например, Йорк, Ланкастер, Ричмонд. Имена, которые носили помощники герольдов, восходили к древним символам королевства. А герольдмейстеры, которым подчинялись и те, и другие, именовались в честь провинций – Кларенсо, Норруа, Ольстер и так далее. Если сведения Николаса верны, то здесь должно быть четыре Герольда, и каждый носит имя одного из древних святилищ нашего с вами мира – не исключено, что именно они когда-то были воротами в мир здешний. Тара находится в Ирландии, Карнак и Броселианда – в Бретани, но все это наследие кельтов. Кстати, именно к кельтским поверьям восходят наши легенды о Людях с Холмов. Хотел бы я знать, кто здесь герольдмейстер?

– Не понимаю, какое отношение это имеет к нам? – возразил Крокер. – Мы все знаем, что представляет собой этот Герольд и что он делает с дурачками, которые его слушают. Похоже, Шоу, что и ты наслушался его речей. Что он тебе предложил – что-нибудь стоящее?

Ник сдержался; он ожидал подобных подозрений.

– Он предложил, – с расстановкой заговорил Ник, – золотое яблоко и безопасность этого мира. Говорил о грядущей страшной угрозе, о том, что Зло уже не раз охватывало эту землю прежде и что оно надвигается вновь. По его словам, не пострадает лишь тот, кто примет причастие Авалона.

– Золотое яблоко, – задумчиво повторил Хадлетт. – Да, опять символично.

– И смертельно опасно! Не забудьте, сэр, – смертельно опасно!

– Да, – согласился викарий, но в голосе его прозвучала какая-то странная нотка.

– Значит, ты встретил Авалона – что было дальше? – Крокер вернулся к рассказу Ника. – Твои латники его тоже сцапали?

– Они пытались. То ли поймать, то ли убить. Монах пытался.

Ник рассказал, как монах безуспешно орудовал своим шестом с крестом на конце и как Герольд исчез.

– Значит, так они тебя поймали. А теперь недурно было бы услышать, как ты от них улизнул.

Ник рассказал о неодолимо влекущем мучительном звуке, о том, как ушли бродяги и он был оставлен на произвол судьбы. Он не стал говорить о собственных страхах, а сразу перешел к возвращению Герольда, к сцене с лошадью и мулом. Затем, подбирая самые убедительные слова, он поведал и об остальном.

Его больше не перебивали и молча выслушали рассказ до того момента, когда на пустом месте из воздуха возник замок и из него выехал Герольд с четырьмя спутниками.

Именно здесь викарий задал вопрос, но отнюдь не тот, что Ник мог бы ожидать, – не о том, что он делал, а о вышивках на зеленых камзолах у свиты Герольда.

– Дуб и яблоня, и двое с белыми или серебряными цветами, – повторил Хадлетт. – Дуб и яблоня – очень древние символы. Символы могущества. Два других… интересно… Но было бы лучше мне на них взглянуть. Боярышник? Бузина? Удивительно – старые-престарые поверья…

– А мне удивительно, – веско проговорил Крокер, – что ты еще здесь, Шоу. Ведь ты взял яблоко?

Ник ожидал этого обвинения. Как доказать, что оно ложно?

– Видно ли, что со мной произошли те изменения, о которых вы говорили, сэр? – не ответив на вопрос летчика, обратился он к викарию.

– Изменения… какие изменения? – рассеянно переспросил Хадлетт.

– Которым подвергаются те, кто принимает предложение Герольда. Я его не принял. Хотите, чтобы я поклялся? Или вы можете убедиться сами? У вас в этом больше опыта, чем у меня. Я не могу объяснить, что со мной произошло

– когда я спасся. Герольд говорил о свободе, и я просто попытался использовать то, что он имел в виду, насколько я его понял. У меня получилось, хотя я не могу сказать, как и почему. Но-я-не-брал-яблоко, – с расстановкой и как можно убедительнее проговорил Ник, затем повторил последнюю фразу. Быть может, Крокер и не поверит, однако Ник надеялся на Хадлетта.

– Изменения, – снова произнес викарий. – Ах да, то, о чем мы с тобой говорили раньше.

Тон его показался Нику до обидного отрешенным, словно викария это ничуть не заботило. Но все же Хадлетта нужно привлечь на свою сторону до того, как они вернутся в пещеру. Ник был уверен, что Крокер окажется не одинок и у остальных возникнет то же самое подозрение. Джин всегда поддержит летчика, что бы тот ни утверждал, да и Страуд вряд ли сильно Нику обрадуется, едва только Крокер заговорит. Но он хорошо знал, как все прислушиваются к Хадлетту. Если викарий будет за него, Нику обеспечена надежная поддержка.

Но что делать дальше, Ник не имел ни малейшего представления. Он искренне верил, что Герольд не солгал, предупреждая о грядущей опасности. К тому же после встречи с бродягами и их чудовищами, будь те настоящие или призрачные, собственный опыт Ника наравне с угрозой, исходящей от летающих тарелок, заставляли думать о том, чтобы получше изучить Авалон и его обещанные блага. Безопасность – вот что, полагал он, необходимо искать. При этом он совершенно не верил в успех затеи с плотом. У них нет даже оружия, которые они могли бы противопоставить вооружению взявших Ника в плен средневековых бродяг. Рогатки против мечей!

– Я верю тебе, Ник.

Он чуть не вздрогнул. Хадлетт так медлил с ответом, что Ник уже ждал самого худшего.

– И я также думаю, что обретенные тобой знания смогут в будущем пригодиться всем нам, – продолжал викарий. – Видимо, придется провести здесь время до утра, однако чем скорее мы вернемся в пещеру и обсудим все это, тем лучше.

Крокер что-то пробурчал, так тихо, что Ник не расслышал, хоть они и сидели, плотно прижавшись друг к другу. Однако он не сомневался, что летчик остался при своем мнении, которое Нику нисколько не удалось поколебать. Все же он приободрился – если викарий его поддержит, то остальные, по крайней мере, выслушают.

Снаружи бушевала гроза, полыхали молнии, оглушительно гремел гром и на землю обрушивались потоки воды. Даже в своем укрытии, защищенные от неистового ливня, они промокли.

Ник подумал о Герольде и его спутниках – едут ли они сейчас в небе сквозь этот разгул стихии? А летающие охотники – как бури влияют на тарелки? В пещере сухо, а уж город и подавно отличное укрытие. Город…

Его старая задумка о том, как бы, используя Герольда, проникнуть в город и узнать его секреты, не принимая условий Авалона… Можно ли ее осуществить? Ник очень сильно сомневался, но изнывал от желания попробовать.

Условия Авалона… Герольд спас его в лесу, указав, что нужно делать. Ник подумал об искусстве концентрации, и рука его вновь потянулась ощупать рукоятку кинжала, который он добыл столь невероятным способом. Если путем концентрации мысли он сделал это, то что можно сделать еще?

Хадлетт сказал, что те разбойники сами вызвали к жизни преследовавших их исчадий ада, поскольку ожидали с ними встречи. Следовательно, мысли могут воплощаться в какие-то реальные формы. Бродяги ожидали увидеть ад и его обитателей – их они и увидели. Верно ли сказал викарий, что человечество больше верит во Зло, нежели в Добро?

Если столь же сильно сосредоточиться на мысли, что здесь – рай, появится ли он на самом деле? И долго ли продержится? Ник вспомнил, какая бесконечная усталость на него навалилась, когда он завоевал свою свободу. Мозг может потребовать от тела слишком многого. Должно быть, поддерживать существование любой ожившей иллюзии в течение долгого времени невероятно трудно – или невозможно вовсе…

Бродяги, решил Ник, создавали чудовищ помимо своей воли. Если все время ждешь с чем-либо встречи, то сам же день ото дня и делаешь его все более реальным и осязаемым. Станет ли оно в конце концов настоящим? Мысль была поразительной и одновременно неприятной. То, что являлось ему в эту полную ужаса ночь, не должно обрести реальную жизнь!

Реальный, нереальный, Добро, Зло… Крохотный человечек, повстречавшийся ему в ягоднике, странный замок, сам Авалон – реальны они или нет? Кто может сказать с уверенностью?

Нику безумно хотелось задать некоторые из этих вопросов викарию – но не при Крокере. Иначе он просто даст летчику лишнее доказательство того, что подвержен опасным сомнениям и – заключил он с Авалоном предательские отношения или нет – ради общего блага от него следует отделаться.

Хотя буря уже устала неистовствовать, дождь продолжался. Ник и его спутники, несмотря на тесноту и неудобство, продремали всю ночь, пока жидкий, серый рассвет не позвал их в дорогу. Теперь их вел Крокер, хмурый и немногословный, и они пробирались вдоль лесной опушки, избегая углубляться в чащу. Нику хотелось знать, виден ли по-прежнему замок, однако у него не было предлога задержаться и посмотреть. Он должен выказывать благоразумную сдержанность и не интересоваться тем, что имеет отношение к Людям с Холмов, пока не убедится, что его больше не подозревают. Если дать Хадлетту время подумать, то Нику, возможно, удастся обговорить с ним идею вторжения в город…

Нику не хотелось, чтобы в каком бы то ни было совете участвовали женщины, хотя он знал, что при принятии любого решения все три англичанки будут иметь право голоса.

Он слишком тяжело переживал результаты того влияния, которое имела на его отца Марго. Она так ловко воздвигала между ними стену за стеной, что прошли месяцы, прежде чем Ник осознал случившееся. А когда он понял, было уже поздно. Отец исчез, вместо него остался чужой человек – с голосом отца, с его лицом, дружелюбный, но все-таки чужой. Как будто Марго создала иллюзию, образ, служащий ее целям. Иногда этот чужой человек делал к нему шаг или два. Оглядываясь назад, Ник понимал те робкие и неуклюжие попытки

– однако они ничего не значили, потому что их совершала созданная Марго иллюзия.

И потеряв отца, Ник напрочь отсек те чувства, которые когда-то составляли часть его существа. У него, конечно, были девушки, но ни одна из них ничего для него не значила. Словно щитом, он прикрывался воспоминанием о Марго, ее интригах, ее искусстве вертеть отцом так и эдак. Линда была частицей того мира, в котором жила Марго. Возможно, она также способна превратить человека во что ей захочется, а не принять его таким, какой он есть.

Поэтому сейчас Ник хотел обсуждать все вопросы не с женщинами, а с мужчинами, которых, как он думал, понимал. В конце концов, пришло ему в голову, возможно, он найдет даже большее понимание у Джеремайя и Ланга. Быть может, животные более откровенны и прямодушны, чем люди?

Они добрались до пещеры, когда в небе опять начали громоздиться тучи, угрожая новым ливнем. На часах стояла леди Диана.

– Я вижу, вы его нашли. Кажется, молодой человек, вы не очень-то изранены. – Голос ее прозвучал куда как неприветливо.

– А вы думали, я буду весь в крови? – не сдержался Ник. Он уважал незаурядные способности леди Дианы, но в душе ее недолюбливал.

– Да, мы полагали, что это возможно. Адриан, вы совершенно промокли. Вам нужно выпить горячего, и сейчас же снимите ваши туфли. По счастью, Мод только что кончила шить новую пару. Линда, – позвала она, обернувшись к пещере. – Иди сюда, девочка. Они вернулись и привели твоего парня.

Ник выпрямился. Он не был парнем Линды! Какие права она здесь на него заявила? Однако, когда леди Диана повела викария в пещеру, а Линда заняла ее место, она не взглянула Нику в лицо и не произнесла ни слова.

Ник пропустил Крокера в пещеру, желая как-то опровергнуть притязания Линды на свою особу, каковы бы они ни были. И хотя этому явно было не время и не место, дело, с его точки зрения, не терпело отлагательства.

– Ты не ранен? – спросила Линда сдержанно, как из вежливости осведомляются о здоровье знакомых.

– Нет.

Распухшие запястья по-прежнему хранили следы ремней и болели, но их нельзя было назвать настоящими ранами.

– Тебе повезло, – заметила она все так же отрешенно.

– Возможно.

Пусть он и не пострадал, зато принес с собой ворох проблем, которые, вероятно, сулили куда больше тревог и страданий, чем любые физические ранения.

– Ты знаешь, что они думают? – Линда слегка кивнула в сторону пещеры, поясняя, кто такие «они». – Они считают, что ты мог заключить сделку с Герольдом. Ты ушел тайком… никому не сказав… после того, как тебя предупредили. И ты, похоже, кое-что знаешь…

– Кое-что знаю?

– То, что ты говорил о Джеремайе и Ланге.

– Ты им рассказала?

Как он был прав, не доверяя ей!

– Разумеется. Когда они забеспокоились, куда ты делся. Верь не верь – они за тебя волновались. Это добрые люди.

– Ты вроде как хочешь меня предостеречь? – спросил он.

– Да – оставь их в покое! Если ты и сторговался с Герольдом, то не втягивай их в это дело.

– Спасибо за совет и глубокое доверие! – взорвался Ник и сбежал по камням вниз в пещеру. А почему, собственно, он ожидал другого? Типичная штучка в духе Марго, он уже не раз с подобным сталкивался. Дело в суде еще даже не слушалось, а его уже успели назвать виновным.