Заводная

50

Голова Элизабет Бодри, дернувшись, заваливается назад. Облако мельчайших красных капель оседает на новенькой одежде Хок Сена. Под взглядом генерала белых кителей старик немедленно падает на колени рядом с телом заморского демона и в знак повиновения делает кхраб. Мертвые глаза светловолосого создания удивленно смотрят прямо на него. Вдоль стен стрекочут диски, кричат люди.

Внезапно наступает тишина.

Генерал рывком поднимает старика на ноги и тычет в лицо пистолетом.

— Не надо, — лопочет Хок Сен по-тайски, — я не такой, как они.

Дама в белом кителе, посмотрев внимательно, резко кивает, отталкивает его к стене — тот немедленно притихает в углу — и начинает отдавать хлесткие приказы. Тела агрогеновцев быстро оттаскивают в сторону. Хок Сен удивлен тем, как ловко эта неулыбчивая женщина управляется со своей командой. Она подходит к монахам — хранителям банка семян, почтительно делает кхраб и что-то быстро говорит. Несмотря на этот символ уважения к их духовной власти, совершенно ясно, кто здесь на самом деле главный.

Старик холодеет от ужаса, когда слышит, какие именно приказы она отдает — замыслила страшные, недопустимые разрушения, однако монахи послушно берутся за дело и вскоре непрерывным потоком идут из подземелья. Генерал распахивает двери, скрывающие за собой целые арсеналы, и распределяет отряды: один — к Большому дворцу, другой — к насосу Коракот, третий — к шлюзу в Клонг Той.

Отдав указания, она мельком смотрит на Хок Сена, который съеживается под ее взглядом — после всего услышанного его вряд ли оставят в живых.

Тем временем монахи торопливо снимают с полок контейнеры с семенами, уходят, в помещение вбегают все новые и новые, аккуратно ставят ящики на пол — один за другим, ряд за рядом. Зерна, которым многие сотни лет, которые время от времени берут, чтобы прорастить в совершенно изолированных от внешнего мира помещениях, а затем вернуть на место; коробки, хранящие тысячелетнее мировое наследие.

Река бритоголовых людей в шафрановых одеяниях безостановочно складывает контейнеры себе на плечи и выносит главную драгоценность своего народа прочь из подземелья. Хок Сен завороженно следит за тем, как богатейший генетический материал исчезает во внешнем мире. Снаружи едва слышны песнопения — монахи благословляют замысел, несущий разрушение и обновление.

Белый генерал снова смотрит на старика. Тот не опускает голову, не хочет пресмыкаться. Пусть его убьют — убьют, иначе и быть не может, — но он не покажет страха. Хотя бы умереть надо с достоинством.

Однако дама, презрительно скривившись, лишь кивает ему на открытую дверь.

— Беги, желтобилетник. Этот город больше не сможет тебя укрывать, — говорит она и снова показывает на выход.

Хок Сен глядит удивленно, замечает на ее губах тень улыбки, торопливо делает ваи, вскакивает и бежит по тоннелям навстречу горячему уличному воздуху, проталкиваясь сквозь реку людей в шафрановых одеждах. Оказавшись на поверхности, поток монахов разделяется на несколько ручейков, которые текут к разным выходам, по пути разбиваясь на все меньшие и меньшие группы, на небольшие отряды, у каждого из которых своя цель, свое давно подготовленное место в далекой глуши, тайное укрытие, оберегаемое Пхра Себом и духами предков; место, куда не добраться калорийщикам.

Хок Сен, еще на мгновенье задержав взгляд на людях, непрерывно выходящих из семенного банка, бежит на улицу.

Заметив его, подъезжает рикша.

— Куда?

Старик, уже сидя в повозке, лихорадочно размышляет. Якорные площадки — только оттуда можно наверняка сбежать от подступающего хаоса. Ян гуйдзы Ричард Карлайл скорее всего еще там — он и его дирижабль, который летит в Калькутту за угольными насосами для королевства. В воздухе точно будет безопаснее — только надо застать заморского демона до того, как он поднимет последний якорь.

— Так куда едем?

«Маи».

Хок Сен мотает головой — теперь-то зачем не дает покоя мысль о девочке? Он ничего ей не должен. Какая-то рыбачка, никто. Но ведь вопреки здравому смыслу старик почему-то позволил Маи остаться рядом, пообещал взять себе в прислугу, уберечь от бед — ничтожная, но все-таки плата за помощь. Однако то было раньше, когда он планировал сбежать с деньгами калорийщиков, а значит, и тот уговор теперь не действует. Поймет.

— На якорные площадки. Гони. Опаздываю.

Рикша кивает и давит на педали.

«Маи».

Хок Сен проклинает себя. Ну что за идиот! Почему никогда не может сосредоточиться на главном? Почему его вечно что-то отвлекает, а в итоге прахом идут все планы спокойной и безопасной жизни?

Злясь на себя, злясь на Маи, он командует:

— Нет, подожди. В другое место. Сперва к мосту Крунгтон, потом на якорные площадки.

— Это же совсем в другую сторону.

— А я, по-твоему, не знаю?

Рикша притормаживает, разворачивает повозку в ту сторону, откуда только что приехали, встает на педалях и снова набирает ход.

На улицах наводят порядок, бурлит пестрый город — город, который не подозревает о неминуемой гибели. Велосипед скользит по залитым солнцем дорогам, рикша плавно переключает скорости и все быстрее и быстрее везет старика к девочке.

Хок Сен успеет, если только ему очень повезет, поэтому он молится об удаче, о том, чтобы хватило времени забрать Маи и не упустить дирижабль. Будь старик умнее — взял бы, да и сбежал один.

А он молится об удаче.