Глава 1

Во Французском снова думали о войне.

В районе звучал грохот, сотрясая окна и полки «Королевских рядов», лучших поставщиков сухих пайков в Новом Орлеане.

И антикварных тростей. Нас затопила волна антикварных тростей.

Я сидела в углу магазина, работая над медной совой, украшавшей одну из них. Голова совы должна была поворачиваться, когда нажимаешь на кнопку на ручке, но механизм сломался. Я разобрала крошечные медные детали и нашла проблему — сместилась одна из маленьких зубчатых шестеренок. Нужно было просто вставить ее на место.

Я отрегулировала увеличительное стекло над совой, ее крылья на шарнирах были разведены, чтобы открывался сам механизм. В одной руке у меня была тонкая отвертка, в другой пинцет. Чтобы поставить шестеренку на место, мне нужно было в таком маленьком пространстве оттянуть одну пружину назад, а другую вверх.

Мне нравилось возиться с антикварными вещицами из магазина, разбираться со сломанными деталями и заевшими замками. Я чувствовала удовлетворение, заставляя работать то, что не работало раньше. И раз уж сейчас спрос на красивые французские буфеты и секретеры был не высок, то было из чего выбрать.

Я прикусила нижнюю губу, двигая детали, осторожно меняя напряжение, чтобы шестеренка могла скользнуть на место. Нужно было вставить ее в задний отсек, между рычажками и между пружинками. Чуточку вправо и…

Бум.

Я подпрыгнула, звук новой партии фейерверков вернул меня назад в магазин, и к шестеренке, которая теперь парила в воздухе за мной, подпрыгивая в футе от прилавка.

— Черт, — пробормотала я, сердце остановилось.

Я мысленно передвинула ее, силой телекинеза, которой у меня не должно было быть. По крайней мере, если я не хотела провести жизнь в тюрьме.

Я отпустила магию, и шестеренка упала, ударилась о прилавок и поскакала по полу.

Мое сердце громко стучало в груди, пальцы были суеверно скрещены, я спрыгнула со стула и поспешила к главному входу, чтобы проверить коробку, установленную на здании напротив. Это был монитор с камерой наверху, включавшийся, если количество магии в воздухе превышало обычный уровень, например, когда Восприимчивый случайно передвигал шестеренку.

Мне повезло, лампочка все еще была красной. Наверное, я сделала недостаточно, чтобы запустить его, по крайней мере с такого расстояния. Я все еще была в безопасности, пока. Но черт, это было близко. Я даже не знала, что использовала магию.

Бум.

Мои нервы итак были на пределе, я снова подпрыгнула.

— Господи, — проговорила я, открыла дверь и вышла на порог между окнами с выступами магазина, где плиткой заглавными буквами была выложена аккуратная синяя надпись «РЯДЫ».

Была середина октября, и жара и влажность накрывали Французский квартал убогим покрывалом. Улица Роял была почти пустой.

Война уничтожила почти половину зданий Квартала, поэтому я легко могла видеть дальнюю часть нашего района и реку Миссисипи, обрамлявшую его. По берегу реки передвигались фигуры людей, проверяя фейерверки для окончания празднеств. В воздухе пахло искрами и пламенем, и клочки белого дыма плыли по темнеющему небу.

Не в первый раз мы видели дым в Квартале.

В октябре семь лет назад, в точно такой же душный день, Завеса — барьер, который отделял людей от магического мира, о существовании которого мы даже не знали, был разрушен Паранормальными, которые жили в месте, которое сейчас мы называем Запределье.

Они хотели наш мир и без проблем уничтожали нас. Они прорвались сквозь ткань реальности, принесли смерть и разрушения, и изменили все: теперь Магия была реальным, измеримым и научным фактом.

Мне было семнадцать, когда разорвалась Завеса, которая проходила по девятнадцатому меридиану, прямо на север к сердцу Нового Орлеана. Это сравняло Новый Орлеан, в котором я родилась и выросла, с землей.

Мой отец владел «Королевскими рядами», когда тот все еще был антикварным магазином, продавал французскую мебель, бесценные образцы искусства и очень дорогие украшения. (И, конечно же, трости. Кучу чертовых тростей). Когда началась война, я помогла ему изменить концепцию магазина, добавив сухие пайки и другие припасы.

Война вспыхнула в южной Луизиане, затем перешла на северную, восточную и на запад к Алабаме, Миссисипи, Теннеси, Арканзасу и восточной части Техаса. Конфликт уничтожил так много на Юге, оставил акры израненной земли и выжженные, брошенные города. Понадобились годы сражений, чтобы остановить реки крови и снова закрыть Завесу. К тому времени военных осталось так мало, что мирные жители сражали вместе с войсками.

К сожалению, отец не увидел, как Завесу вновь закрыли. Магазин стал моим, и я переехала в маленькую квартирку на третьем этаже. Мы там не жили, он не хотел проводить все время своей жизни в одном и том же здании, так он говорил. Но магазин и здание стали моей единственной связью с ним, так что я не колебалась. Я ужасно скучала по нему.

Когда закончилась война, Сдерживающие — воинская часть, отвечавшая за войну с Паранормальными, попыталась вычистить Новый Орлеан не только от магии, но и от вуду, Мари Лаво, экскурсий по местам, где видели приведений, и даже вымышленных вампиров. Они убедили Конгресс принять так называемый Магический Акт, запрещавший магию внутри и за пределами зоны военных действий, которую мы называли Зоной. (На самом деле это был ИУНЧВВКЗ акт: Измерение уровня нелегальных чар и волшебства внутри конфликтных зон. Но произносить это слишком сложно).

Война стерла половину Фаборг Марини, района рядом с Французским кварталом, и Сдерживающие воспользовались этим. Они зашвырнули туда всех оставшихся Пара, которых смогли отыскать и построили стену, чтобы сдерживать их.

Официально это место называется Дистрикт.

Мы называем его Остров Дьявола, место, в честь площади в Марини, на которой когда-то вешали преступников. И если Сдерживающие узнают, что у меня есть магия, меня посадят туда с остальными.

У них есть причины для осторожности. На большинство людей магия не подействовала; если это была инфекция или болезнь, то у них был иммунитет. Но у небольшого процента населения его не было. Мы были восприимчивы к энергии из Запределья. Пока Завесу не открыли, проблем не было, магия, которая проходила сквозь нее, была минимальной, достаточно для магических фокусов и иллюзий, но ничего большего. Но поврежденная Завеса уже не была такой сильной защитой, магия просачивалась через каждый зашитый разрыв. Восприимчивые не были физически готовы к прорывавшейся магии.

Магия не была проблемой для Пара. В Запределье они купались в магии день и ночь, но у магии есть побочный эффект — их тела стали вместилищами силы. У некоторых были крылья, у некоторых клыки и рога.

Восприимчивые не могли перерабатывать магию подобным образом. Вместо этого, мы продолжали впитывать магию снова и снова, пока не теряли самих себя. Пока не становились духами, бледными и опасными тенями людей, которыми когда-то были, наши жизни были посвящены поиску еще большего количества магии, утолением этой ужасной жажды.

Восемь месяцев назад я узнала, что я Восприимчивая, попавшая в число неудачливых. Я была на складе на втором этаже магазина, передвигала огромный знак в форме звезды на более подходящее место. (На ряду с тростями, мой отец любил большие старинные знаки с заправок. Трости, по крайней мере, было легче хранить). Я поставила его на старый дубовый пол, и упала на спину. Я наблюдала в замедленном движении, как знак весом в сто фунтов с острыми лучами падал прямо на меня.

Не было времени подвинуться, перекатиться, или хотя бы выставить руки вперед, чтобы заблокировать острый металлический шип, который был нацелен между моих глаз. Но у меня была секунда обдумать и проклясть факт, что я пережила войну, только чтобы быть пришпиленной чертовым знаком с заправки, который следовало бы оставить гнить подальше.

— Нет, черт возьми! — выкрикнула я, выпуская весь воздух из легких, зажмурив глаза, как настоящая трусиха.

И ничего не произошло.

Сжав губы, я приоткрыла один глаз, чтобы обнаружить металлический кончик, зависший в двух дюймах над моим лицом. Я задержала дыхание, трясясь от адреналина и потея от страха, и целую минуту собиралась с силами, чтобы пошевелиться.

Я досчитала до пяти, затем откатилась в сторону. Лучик звезды ударился об пол, пробив его. В полу все еще была дыра глубиной в два дюйма.

Я не хотела, чтобы звезда пронзила меня, и она не пронзила. Я воспользовалась магией, о владении которой не знала — Восприимчивостью, чтобы остановить ее.

Тогда мне тоже повезло — монитор магии не сработал, и у меня остался мой магазин… и моя свобода.

Снова раздался грохот, выдергивая меня из воспоминаний на дорожку. Я подпрыгнула и тихо выругалась.

— Думаю, получается неплохо, парни! — заорала я. Но я либо была недостаточно близко, чтобы они меня услышали, либо им было все равно. Это была Ночь войны. Излишек во всем был уместен.

Шесть лет назад в Новом Орлеане бушевала Вторая Битва (первая битва Нового Орлеана в 1812 была сугубо человеческой. Насколько мы знаем). Она была одной из последних, и одной из самых крупных.

Сегодня мы празднуем то, что выжили, разукрасив все в разные цвета, перья, с кучей выпивки. Будет громко, безумно и чудесно. Будем надеяться, что меня не арестуют до начала веселья…

— Ты в итоге все пропустила, Клэр?

Я оглянулась и увидела за собой высокого, поджарого мужчину. Антуана Лафайета Гуннара Ландро, одного из моих лучших друзей, жара, казалось, не беспокоила.

Его каштановые, кудрявые волосы лежали в идеальном беспорядке, на губах была восхитительная улыбка, темно-ореховые глаза блестели. Сегодня на нем были обтягивающие черные штаны, рубашка без рукавов, демонстрирующая его накаченные руки, и сложные временные татуировки, украшающие его руки.

— Привет, Гуннар, — мы обменялись поцелуями. Я выругалась от очередного взрыва, за которым последовали золотые звездочки в небе.

Я улыбнулась через силу.

— Черт бы это побрал. А теперь они красуются.

— Рад, что ты в настроении, — сказал он, ухмыляясь. — Счастливой Ночи войны.

— Счастливой Ночи войны, умник. Покажи рисунки.

Гуннар подчинился и вытянул руки, чтобы я могла рассмотреть поближе. Новый Орлеан был городом традиций, и у Ночи войны были свои: долгий парад, фейерверки, газированный пунш, который мы называли просто Напиток, потому что ингредиентами было все, что под рукой. И с самого начала, когда не осталось ничего, кроме грязи и пепла, мы разрисовывали тела в память о погибших. Те из нас, кто выжил, создавали живые памятники.

Сложная картина на левой руке Гуннара изображала выживших, праздновавших это напротив Кабильдо, размахивавшими фиолетовыми флагами с четырьмя золотыми лилиями — официальный послевоенный флаг Нового Орлеана. На другой руке была каменная скульптура крыльев около местечка Тэйлишик в приходе Сент-Тэмэни, где состоялась одна из самых запоминающихся битв той войны, место, где в мир прибыли тысячи Пара.

От реалистичности картин у меня побежали мурашки.

— Серьезно, это чудесно.

— Пытаюсь отдать должное Ночи войны. И тете Рини.

— Пусть земля ей будет пухом, — пожелала я почившей и оплакиваемой тете Гуннара, которая была большой поклонницей Ночи войны, богатой, как Крёз[1], и по словам мамы Гуннара «не от мира сего».

— Ну, начнем вечеринку, — сказала я. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Как всегда гостеприимна. Я так полагаю, чая тут нет?

— Думаю, немного осталось, — ответила я, открывая дверь и жестом приглашая его войти.

Гуннар был любителем сладкого чая, что сейчас было редкостью, так как сахар был непозволительной роскошью в Новом Орлеане. Еще один продолжительный эффект войны. Магия — сильная штука, и не должна была оказаться в нашем мире. На пропитанной магией земле ничего не росло, война разрушила фермы Зоны. И так как ходили слухи о бандах Пара в сельской местности, избежавших рейдов Сдерживающих, и охотящихся на людей, не так уж много бизнесменов желали добывать то, что там все равно не росло.

Примерно через три недели после того, как стояло ясно, что началась война, люди толпами бежали из городов, где происходили главные битвы — Нового Орлеана, Батон-Ружа, Мобила, так как мы не были готовы сражаться с Пара, даже на нашей территории.

Многие люди все еще спрашивали, почему мы остались в Зоне, зачем мирились с нищетой, угрозами нападения Пара, со Сдерживающими на каждом углу, с маячившим на заднем плане Островом Дьявола.

Некоторые остались, так как не было лучшего выбора, потому что кому-то надо было заботиться о тех, кто не мог уйти. Некоторые остались, потому что не было денег уехать, некуда и не к кому. А некоторые остались, потому что уже переживали тяжелые времена, когда не было электричества, удобств, и было слишком много горя. Они считали , что город заслуживает быть снова спасенным. Некоторые остались, считая, что если мы уйдем, то придет конец Новому Орлеану, Литтл Року, Мемфису и Нэшвилю. Культуре, еде, традициям. Членам семьи, которые существовали только в нашей памяти, привязывавших нас к земле.

А некоторые остались, потому что у них вообще не было выбора. Сдерживающие контролировали массовые бегства. И когда все, кто хотел выбраться, выбрались, они начали контролировать доступ в Зону на границах, надеясь сдерживать Пара и битвы.

Нет, оставаться в Зоне было не легко. Но для большинства из нас, особенно для меня, это был единственный вариант. Уж лучше я буду выживать в Новом Орлеане, чем буду богатой где-либо еще.

Мы старались сделать как лучше. Мы решили проблемы с отравленной землей в Квартале, сажая растения в контейнеры с «чистой» почвой. На заднем дворе магазина у меня было лимонное дерево и томаты, а еще в маленьком саду на крыше, который мы делили с некоторыми жителями Квартала, росли фрукты. Мы заняли террасу заброшенного отеля Флориссант, на которой когда-то был чудесный бассейн и небольшой домик, и превратили его в общий сад. Сдерживающие, чтобы обеспечивать припасами своих агентов, сделали то же самое в отеле Мариот.

Война учит людей креативности для выживания.

Плюс, есть преимущества от владения одного из немногих магазинчиков, оставшихся в Квартале. Я могла доставать вещи у военного конвоя, который пересекал Зону, потому что многие из моих покупателей были из Сдерживающих. А еще помогало то, что Гуннар работал на командование Острова Дьявола. Конечно, были в этом и минусы. Гуннар не знал о моей магии, а я не собиралась ему рассказывать. Это кончилось бы плохо для нас обоих.

Гуннар проследовал за мной в маленькую комнату главным прилавком, огороженную занавесками. Это была «кухня» с маленьким синим холодильником, который (Слава Богу) все еще был в хорошем состоянии, газовой плитой, большой раковиной и несколькими простыми шкафчиками.

Я вздохнула с облегчением, почувствовав холодный воздух из холодильника. Гуннар встал за мной, и мы немного постояли, наслаждаясь прохладой.

— Так, давай не будем выпускать холод, пока он еще есть, — электроэнергия была еще одной редкостью в Новом Орлеане. Магия и электричество не смешивались, поэтому электросистема была нестабильна. Мы постоянно сражались за свет и сухой город.

Учитывая это, следовало допить чай, пока он все еще был холодным. Я схватила хрустальный кувшин и разлила остатки чая в два пластиковых стаканчика.

Кувшин мне достался с магазином, стаканы добыла я.

Гуннар отхлебнул чай и закрыл глаза от удовольствия.

— Этим ты можешь завоевать сердце мужчины.

Я выпила и кивнула.

— Это хорошо, но что-то пока не очень-то получается, — мои последние отношения не были удачными. Рейнир Болье был высоким, темнокожим и очень красивым. К сожалению, когда он сказал мне, что я «единственная», он забыл упомянуть мне, что «на данный момент».

После этой маленькой ошибки, я переживала затишье. Зона не была привлекательным местом для подходящих молодых людей.

Гуннар широко улыбнулся.

— Это Ночь Войны. Все может измениться.

Это была самая лучшая часть — возможно все.

— Я скрестила пальцы. Готова отправиться на поиски.

— Обожаю сводить тебя с кем-нибудь.

— Могу и сама свестись. Ты так, на подхвате. Народу много?

— Толпу подстегивает жара, и она увеличивается. Будет та еще ночка.

— Ночь войны всегда такая, — сказала я, но понимала, о чем он говорит. Люди в Новом Орлеане никогда не были робкими, и Ночь войны не будет исключением.

Он посмотрел на часы на стене.

— Вначале встретимся с Таджи. Через сколько закроешься?

Таджи Дюпре была последним членом нашего дружеского трио.

— Работаю до шести, значит, через пятнадцать минут.

— Будь бунтаркой, — сказал он. — Закройся раньше.

Деньги в эти дни доставались нелегко, и я не собиралась прикрывать бизнес на пятнадцать минут раньше. Хотя с другой стороны, вряд ли сегодня будет хорошая торговля. Люди будут думать о джазе и выпивке, а не о сухих фруктах и клейкой ленте.

Снаружи загремел джаз, и мы, ведомые музыкой, вышли к главному входу.

Пол дюжины мужчин в ярких костюмах и замысловатых головных уборах с перьями и вышивкой из бусин заполнили улицу. Они были из Авангарда, жители Нового Орлеана. Служившие в войну, организовавшие первый парад Ночи войны шесть лет назад. Некоторые из участников в одежде из перьев были известны под именем Индейцы Марди Гра, и они привнесли в эти празднества некоторые из своих традиций.

Один из участников остановился и постучал в окно темным кулаком. Я улыбнулась Тони Мерсье, у которого между зубов был зажат серебряный свисток, темная повязка прикрывала его глаз, потерянный во Второй Битве. Тони сражался с Девятыми из Девятого района. А теперь он был главным в Авангарде.

Он жестом указал, что они пойдут вниз по улице, а затем повернулся ко мне. Сообщения было понятным: они шли к месту начала, и мне было пора к ним присоединиться.

— Скоро приду! — крикнула я и помахала им. Они пошли вниз по улице, за ними следовала вторая линия банды, выдавая ноты старенькими духовыми инструментами. Туба задавала ритм, а тромбон и труба выводили мелодию, а пол дюжины женщин, мужчин и детей с тамбуринами, серебряными свистками и самодельными барабанами танцевали за ними.

Песня, инструменты и парад были горько-сладким напоминанием жизни до того, как открылась Завеса. Но еще они напоминали о том, что делало Новый Орлеан восхитительным: креативность, традиции, желание объединиться и встретиться с общим врагом вместе.

Я отбросила идею, что была тем общим врагом. Кроме того, сегодняшняя ночь не место для страхов и сожалений. Сегодняшняя ночь для жизни, опыта и празднования.

— Так, — произнесла я, улыбаясь Гуннару. — Закрывай дверь. Поживем на полную катушку.

— Laissez les bon temps rouler[2], — согласился он.

Загрузка...