Зарубежная фантастика из журнала «ЮНЫЙ ТЕХНИК» 1976-1989

ПОВТОРНЫЙ ПОКАЗ

© Bob Shaw, Repeat Performance, 1960

Боб Шоу

Фантастический рассказ

Перевел с английского Александр Корженевский

Рис. В. Лапина

«Юный техник» 1986'08

Совсем не по себе мне стало, я своими глазами увидел Прингла.

Вы его помните? В старых фильмах он всегда играл задерганных, раздраженных служащих в каком-нибудь отеле. Такой маленький подвижный человечек с круглым обидчивым лицом, который все терпит, терпит, а потом… Но все по порядку.

Может быть, я ошибаюсь, определяя, когда все это началось. Если бы я был из тех, кто любит глубокие размышления о причинах и следствиях, как, например, мой киномеханик Портер Хастингс, я бы, возможно, сказал, что все началось еще в моем детстве. С семи лет я стал фанатичным поклонником кино и еще до окончания школы решил, что единственное дело, которым стоит заниматься, это завести собственный кинотеатр. Через двадцать лет моя мечта осуществилась, и, хотя я не предвидел последствий таких явлений, как цветное телевидение, до сих пор не могу себе представить лучшей жизни. У меня маленький кинозал на окраине города — отштукатуренный куб, который когда-то был белым, а теперь стал неопределенного желтого цвета с полосами шафранового там, где прохудились водосточные желоба. Но я слежу, чтобы всегда было чисто внутри, и мой выбор репертуара неизменно привлекает достаточное число зрителей. Много старых фильмов показывают, как вы знаете, по телевидению, но там их слишком сильно урезают, и, кроме того, каждый истинный любитель знает, что единственный способ в полной мере ощутить дух старого кино — это окунуться в полумрак зрительного зала…

Короче, скажу так: неприятности начали подкрадываться ко мне еще около месяца назад, причем при довольно странных обстоятельствах.

Я стоял возле кассы, глядя, как пришедшие в будничный день зрители расходятся после сеанса в непогожую тьму. Большинство из них я знал лично и прощался с каждым кивком головы; и тут вдруг мимо меня прошмыгнул К. Дж. Гарви. Он поднял воротник пальто и исчез за дверью. Вам это имя, может быть, ничего не говорит. К. Дж. Гарви был исполнителем эпизодических ролей более чем в сотне ничем не примечательных старых картин, где он всегда играл добродушных, умудренных опытом хозяев ломбардов. Сомневаюсь, что он когда-нибудь произносил перед камерой больше трех фраз; но каждый раз, когда по сценарию требовался добродушный, умудренный опытом хозяин ломбарда, эту роль получал Гарви.

То, что он до сих пор жив, удивило меня, а еще больше удивило, что он пришел в маленький кинотеатр захудалого городка на Среднем Западе. Однако по-настоящему меня сразила невероятность совпадения: в тот вечер у нас шла «Упавшая радуга», и Гарви играл там свою обычную роль.

Преисполненный сентиментального желания порадовать старика тем, что его карьера в кино не прошла полностью незамеченной, я выбежал на улицу, но он уже исчез в ветреной, пронизанной дождем темноте. Я вернулся назад и столкнулся с киномехаником Портером Хастингсом, только-только спустившимся из аппаратной. Выглядел он обеспокоенным.

— Джим, сегодня у нас опять было затемнение, — сказал он. — Это уже третья среда подряд.

— Но, наверное, короткое? Никто из зрителей не жаловался…

В тот момент мне совсем не хотелось разбираться в технических подробностях.

— Знаешь, кто отсюда вышел минуту назад? К. Дж. Гарви!

На Хастингса это не произвело никакого впечатления.

— Очень похоже, что прерывается электроснабжение. Где-то происходит сильное падение напряжения. Настолько сильное, что на несколько секунд мои проекторы остаются без тока.

— Ты понял, что я говорю, Порт? К. Дж. Гарви исполнял эпизодическую роль в «Упавшей радуге», и сегодня он сам был в зале!

— В самом деле?

— Да. Ты только подумай, какое совпадение!

— Ничего особенного. Может, он просто проезжал через наш город, увидел, что мы показываем одну из его картин, и зашел посмотреть. Обычная причинно-следственная цепочка. Что меня действительно интересует, так это отчего каждую среду вечером так сильно перегружается электросеть? Что у нас происходит? Наши постоянные посетители скоро заметят эти затемнения и станут думать, что я не справляюсь с работой.

Я начал его успокаивать, но как раз в этот момент мистер и миссис Коллинз, шаркая ногами, вышли в фойе. Оба они страдают ревматизмом и поэтому обычно уходят из зала последними буквально перед тем, как мы закрываем двери.

— До свидания, Джим, — сказала миссис Коллинз. Она замешкалась, что-то обдумывая, потом подошла чуть ближе ко мне. — У вас что, начали продавать водоросли?

— Водоросли? — Я удивленно моргнул. — Миссис Коллинз, а что? Их что, действительно кто-нибудь покупает?

— Съедобные сорта. Но если и в вашем буфете будет продаваться эта пахучая гадость, мы с Гарри перестанем к вам ходить. Мы можем ходить в «Тиволи» на Четвертой улице. Кстати, те, что едят, называются «красные водоросли».

— Не беспокойтесь, — произнес я серьезно. — Пока я здесь хозяин, ни одна порция водорослей не попадет через порог.

Я придержал дверь и, когда они вышли, обернулся к Хастингсу, но тот уже скрылся в своей каморке. К этому времени в кинотеатре не осталось никого, кроме уборщицы, и я решил заглянуть в зал. В зале всегда остается какой-то печальный, застарелый запах, когда люди расходятся по домам, но в этот раз к нему добавилось что-то еще. Я втянул в себя воздух и покачал головой. «Какому нормальному человеку, — подумал я, — придет в голову приносить с собой в кино водоросли?»

Это была первая запомнившаяся мне среда, а в следующую среду у меня впервые возникло беспокойное чувство, что в моем кинотеатре происходит что-то странное.

В следующую среду тоже шел дождь, и смотреть «Любовь на острове» и «Враждующих Фитцжеральдов» собралась довольно большая толпа. Я стоял на своем излюбленном месте, в нише у задней стены, откуда были видны и экран, и весь зал, и тут произошло одно из этих затемнений, которые так раздражали Хастингса. Случилось это почти в конце фильма, когда на экране был еще один из моих любимых исполнителей эпизодических ролей, Стенли Т. Мейсон. Мейсон не вышел в «звезды эпизодических ролей» — так я называю горстку малоизвестных актеров, чьи имена все время возникают в разговорах людей, думающих, что они разбираются в старом кинематографе, когда они принимаются судачить на эту тему. Но он все же сыграл несколько блестящих выходов во второразрядных фильмах. И как раз когда он со своим великолепным густым акцентом доказывал на экране одному из «враждующих Фитцжеральдов» важность благородного происхождения, изображение погасло на добрых три секунды. Публика уже начала волноваться, но тут экран мигнул, потом засветился с прежней яркостью. Я облегченно вздохнул.

И тут я почувствовал запах водорослей. С минуту я принюхивался, потом двинулся по проходу, надеясь с помощью фонарика поймать, так сказать, с поличным какого-нибудь помешанного вегетарианца. Но все оказалось в порядке, и я вышел в фойе, чтобы обдумать происшедшее. Запах не исчезал. Внезапно я понял, что пахнет не водорослями, а самим морем. В этот момент фильм кончился, и из зала выплеснулась толпа зрителей. Передние, щурясь, подозрительно оглядывали мир вокруг, словно за время их отсутствия в другом измерении что-то могло здесь измениться. Я отошел в сторону. Когда я прощался с кем-то из постоянных посетителей, по лестнице из аппаратной с грохотом спустился Портер Хастингс.

— Опять затемнение, — мрачно сказал он.

— Я знаю, — кивнул я, не отрывая взгляда от проходящих мимо зрителей, оглядывая людей, знакомых мне уже многие годы: мистер и миссис Карбери, старик Сэм Кире, близорукий Джек Дюбуа, всегда покупающий билет на первый ряд, потом Стенли Т. Мейсон…

— Что ты собираешься делать? — мрачно спросил Хастингс. — С затемнениями…

— Не знаю. Порт. Это скорее по твоей…

И тут я замолчал, вдруг осознав, что произошло. Стенли Т. Мейсон! Только что у меня на глазах актер, игравший во «Враждующих Фитцжеральдах», вышел из кинозала, где демонстрировался фильм с его участием!

— Утром мы все обсудим, — сказал я, отворачиваясь. — Мне надо кое с кем поговорить.

— Постой, Джим, — Хастингс схватил меня за руку. — Дело серьезное. Есть ведь опасность пожара, потому что…

— Позже. — Я вырвался и пробился через толпу к дверям, но опоздал. Мейсон уже скрылся в прохладной темноте улицы. Я вернулся в фойе и подошел к Хастингсу, все еще ждавшему меня на прежнем месте с обиженным лицом.

— Извини, — сказал я, пытаясь разобраться в собственных мыслях, — но у нас происходит что-то странное, Порт.

Я напомнил ему, что в прошлую среду видел К. Дж. Гарви, и, когда рассказывал ему о Стенли Т. Мейсоне, меня вдруг осенила новая мысль.

— Вот еще что! Он был в той же одежде, что и в кино — твидовое пальто с рисунком «елочкой». Сейчас такие не часто видишь.

На Хастингса это, как всегда, не произвело впечатления.

— Какой-нибудь трюк телевизионщиков. Скрытая камера. Актеры прошлых лет, забытые публикой, которую они когда-то развлекали. Гораздо больше меня беспокоит запах озона в зале.

— Озона?

— Да, это аллотропный кислород. Он появляется после сильного электрического разряда. Потому-то…

— Это то самое, чем пахнет на берегу моря?

— Говорят, да. Меня беспокоит то, что может случиться замыкание, Джим. Куда-то все это количество электроэнергии должно деваться.

— Ладно, как-нибудь разберемся, — успокоил я его, задумавшись о своем. Мой мозг понемногу «набирал обороты» и только что подбросил мне еще одну совершенно новую мысль, от которой внутри у меня все сжалось. Людей гораздо легче заметить, когда они входят в кинотеатр, потому что они идут не толпой, а по одному или по двое. Когда зрители собирались, я был в фойе и в ту среду вечером, и сегодня, но готов поклясться, что ни Гарви, ни Мейсон в зал не входили.

Зато я видел, как они выходили!

В тот вечер по дороге домой я встретил Билла Симпсона, репортера из «Спринггон Стар». Я его довольно хорошо знаю: когда ему случается делать для газеты обзоры новых кинофильмов, он забегает ко мне, чтобы взять и просмотреть рекламные материалы. Насколько я знаю, он никогда не смотрит сами фильмы, о которых пишет.

— Почему ты такой озабоченный? — спросил он, и я рассказал, что у меня случилось.

— Портер Хастингс полагает, что кто-то работает над телевизионной программой о забытых актерах. Твое мнение?

Симпсон задумчиво покачал головой.

— Мне-то совершенно ясно, что происходит, но боюсь, что правда гораздо более зловеща, чем история со скрытой камерой.

— А в чем дело?

— Это все звенья одной цепи, Джим. Помнишь тот большой метеорит, что упал около Лисбурга в прошлом месяце? По крайней мере говорят, что это был метеорит, хотя никто не нашел никакого кратера.

— Помню, — ответил я, заподозрив, что Симпсон меня разыгрывает.

— Так вот, через пару дней в «Стар» появилась очень странная история, и думаю, я единственный человек на свете, кто понимает ее истинное значение. На следующее утро после того, как этот якобы метеорит упал, фермер, живущий где-то в том же районе, зашел в хлев, чтобы посмотреть на своего призового борова, и что, ты думаешь, он там обнаружил?

— Сдаюсь.

— Двух призовых боровов. Абсолютно одинаковых. Его жена клянется, что тоже видела второго, но к тому времени, когда один из наших парней добрался до фермы, второй боров исчез. Я как раз раздумывал, что могло случиться с этим таинственным существом, и тут приходишь ты и заполняешь все пробелы.

— Я?

— Ты еще не понял, Джим? Этот так называемый метеорит был космическим кораблем. Из него выбралось какое-то существо, пришелец, но выглядел он так, что мог только всех пугать. Однако у нашего пришельца есть одна очень ценная защитная способность: он может принимать форму любого другого существа, которое увидит. Приземлившись на ферме, он для начала превратился в единственное, что смог увидеть, — в свинью. Потом убежал оттуда и прибыл в город, где. чтобы не заметили, ему пришлось принять форму человека. Ему нужно тщательно изучать объект, превращаясь в него, а это не всегда просто. И пришелец открыл для себя, что в кино достаточно деталей и можно в качестве моделей использовать актеров, кроме того, в зале темно и спокойно. Поэтому каждую неделю твое заведение посещает пришелец, Джим. Может быть, чтобы освежить память об облике человека, а может, чтобы выбрать новый внешний вид, дабы его было трудно выследить…

— Большей ерунды, — сказал я с каменным лицом, — я не слышал за всю свою жизнь.

Правда, надо признать, что заумная беседа с Биллом Симпсоном принесла мне некоторую пользу. Поняв, насколько иррациональны были мои бесформенные страхи, оставшиеся до конца недели дни я проработал спокойно, замечательно половил рыбу в воскресенье и в отличном настроении вышел на работу в понедельник.

Но в среду вечером я увидел, как из кинотеатра выходит Милтон Прингл, и это было уже слишком.

Потому что случайно я знал, что актер Милтон Прингл умер десять лет назад.

Всю следующую неделю я провел очень беспокойно. Главным образом я мучился от того, что начал принимать теорию Симпсона — о чудовище, которое меняет форму, и мне временами казалось, что меня покидает разум.

От Портера Хастингса помощи ждать не приходилось. Он был настолько лишен воображения, что я даже не мог ему довериться. И что еще хуже, он по собственной инициативе позвонил в электрокомпанию, в результате чего появились инспектора, которые шныряли по всем углам, проверяли электропровода и мрачно бормотали, что кинотеатр надо закрыть на недельку и полностью сменить проводку. Правда, Хастингс подтвердил, что во время затемнения в прошлую среду на экране действительно было изображение Милтона Прингла, и таким образом я убедился, что чудовище Симпсона существует, и для превращения ему нужна энергия, которую оно каким-то образом высасывает из электропроводки моего кинотеатра. И тогда у меня появилась идея, как устроить ловушку этому зверю.

В среду утром я отправился повидать Гая Финка из конторы кинопроката на Первой авеню. Достаточно хорошо зная мой вкус, он был несколько удивлен, когда я попросил копию какого-нибудь костюмированного фильма. После тщательного изучения графиков проката он наконец выудил копию «Кво Вадис», исторический фильм о Древнем Риме.

В кинотеатр я пришел раньше, чем обычно, и сразу же проскользнул наверх в аппаратную Хастингса. Он не любит, когда я вмешиваюсь в его работу, но мне было не до его чувств. Я зарядил первую катушку «Кво Вадис» в дежурный проектор и стал гонять ленту, пока не нашел Роберта Тэйлора крупным планом в форме римского центуриона. Я запомнил, что в следующих кадрах был показан уже целый легион римлян. Довольный своей работой, я прошел к себе в кабинет и позвонил в полицейский участок в Спрингтауне. Через несколько секунд меня соединили с сержантом Уайтманом, которому я даю бесплатные билеты на все детские утренники.

— Привет, Джим, — прогудел он в трубку обрадованно, очевидно, подумав, что я хочу предложить ему билеты.

— Барт, — начал я, — у меня тут неприятности…

— O! — в голосе его тут же появилось настороженное внимание. — Какого рода неприятности?

— Это не особенно серьезно. Но почти каждую среду на последний сеанс приходит какой-то псих.

— Почему бы тебе его просто не пускать в зал?

— В том-то все и дело, что я не знаю, как он выглядит. Он вполне нормален, когда приходит, а когда выходит, может быть одет по-другому. Он может выглядеть… — Я с трудом сглотнул. — Даже как римский центурион.

На другом конце провода наступило молчание.

— Ладно. Чего ты от меня хочешь?

— Ты не мог бы отрядить патрульную машину в район кинотеатра, чтобы она дежурила, скажем, с девяти и до десяти сорока пяти, когда зрители начнут расходиться?

— Пожалуй, мог бы, — с сомнением в голосе ответил он. — Но если этот тип появится, как я его узнаю?

— Я же говорю: он будет одет во что-нибудь странное. Мне даже кажется, что он… Что он немного похож на Роберта Тэйлора.

Портер Хастингс взглянул на меня с удивлением, когда я пошел за ним в аппаратную.

— Хотел бы я знать, что тебя грызет все эти дни. — Тон его не оставлял никаких сомнений в том, что он мной недоволен. — Что тебе здесь нужно, Джим?

— Э-э-э… Я насчет этих затемнений по средам…

Брови его подскочили вверх на долю дюйма.

— И что же? Я предупреждал тебя, что будут жалобы.

— Пока никаких жалоб не было, и впредь тоже не будет. Я обнаружил, что вызывает падение напряжения.

Он собрался было повесить пиджак на вешалку, но остановился.

— И что же?..

— Мне немного неловко. Порт… Не могу тебе сейчас объяснить, но я знаю, что надо сделать, чтобы все это прекратилось. — Я показал на дежурный проектор с первой частью «Кво Вадис».

— Какого черта?! — Хастингс с негодованием уставился на проектор, поняв, что за время его отсутствия кто-то вторгся на его территорию. — Что ты здесь делал, Джим?

Я попытался изобразить на лице непринужденную улыбку.

— Я же тебе сказал, что не могу сейчас объяснить, но вот что мне от тебя нужно: прогрей дежурный проектор и при первых признаках затемнений тут же переведи свет на него. Я хочу, чтобы, когда напряжение начнет падать, на экране был этот фрагмент фильма. Ясно?

В тот вечер мы показывали «Встретимся в Манхэттене» — фильм с необычно большим количеством эпизодических ролей, из которых чудовище Симпсона могло бы свободно выбрать себе образ. Во время киножурнала я стоял в своей нише в конце зала и пытался убедить себя, что никаких плохих последствий мой план иметь не может. Если пришелец существует только в моем воспаленном воображении, то ничего страшного не случится. Если же он есть на самом деле, то, раскрыв его, я, возможно, окажу человечеству немалую услугу. Обосновав все таким образом, я, казалось бы, не должен был ни о чем беспокоиться; однако сегодня в дружелюбной темноте знакомого зала мне мерещились подкрадывающиеся со всех сторон ужасы, и к началу самого фильма я настолько перенервничал, что не мог больше оставаться на месте.

Я вышел в фойе и некоторое время наблюдал за опоздавшими к началу сеанса зрителями. Кассирша Джин Мэджи, не отрывая взгляда, смотрела на меня из-за своего застекленного окошка, и я решил выйти на улицу проверить, на месте ли патрульная группа, обещанная мне Бартом Уайтманом. Около кинотеатра никого не было. Я уже собрался звонить ему, но тут разглядел почти в самом конце квартала машину, которая могла быть и патрульной.

Я почти дошел до машины, когда отражения на мокрой мостовой и в витринах магазинов внезапно исчезли. Резко обернувшись, я увидел, что светящаяся вывеска над кинотеатром тоже погасла. Здание оставалось в темноте добрых десять секунд — больше чем в любую другую среду, затем огни снова вспыхнули.

Напуганный происходящим, я бросился к машине и увидел опознавательные знаки полиции. Одно из окон открылось, и оттуда высунул голову патрульный.

— Сюда! — закричал я. — Скорее!

— Что случилось? — твердо потребовал полицейский.

— Я… Я объясню потом. — Тут я услышал быстрые шаги и, обернувшись, увидел, как ко мне во весь опор несется Портер Хастингс. Он выскочил на улицу, даже не надев пиджак. У меня появилось нехорошее предчувствие.

— Джим, — задыхаясь, произнес он. — Тебе нужно скорее туда. Там черт знает что творится…

— Что ты имеешь в виду? — Вопрос был чисто риторический, потому что внезапно я понял, что случилось. — Ты пустил тот кусок фильма, как я тебе говорил?

— Конечно! — Даже в такой ситуации он сумел всем своим видом передать возмущение по поводу того, что кто-то усомнился в его профессионализме.

— Те самые кадры, что были заряжены?

На его лице появилось виноватое выражение.

— Ты ничего про это не говорил. Я прокрутил чуть вперед, чтобы посмотреть, что это потому что в этот момент в конце улицы началось что-то невероятное. Полицейские в машине, Портер Хастингс и я увидели сцену, какой на Земле не видел никто уже больше полутора тысяч лет: из помещения кинотеатра на улицу вырывался римский легион в полном боевом облачении. С блеском шлемов, щитов и коротких мечей легионеры быстро построились под вывеской кинотеатра в плотное каре, готовые отразить нападение любого, кто к ним приблизится. И над самыми их головами (тогда я, видимо, был не в состоянии оценить иронию) горела моя неоновая реклама: КОЛИЗЕЙ.

— Этому должно быть какое-то объяснение, — произнес один из полицейских, протягивая руку к радиотелефону для связи с участком, — и для вашего же блага оно должно быть убедительным.

Я мрачно кивнул. У меня было для них вполне достойное объяснение: когда чудовище решило перевоплотиться в кого-то из фильма «Встретимся в Манхэттене» и наступило затемнение, на экране вдруг появилось изображение целого римского легиона, и от неожиданности оно перевоплотилось в него… Убедительное объяснение, но тем не менее возникшее у меня тяжелое чувство подсказывало, что мои тихие ретроспективные показы по средам ушли в прошлое навсегда.