Законник

Глава 32 Аурон Утерс, граф Вэлш

— Всё, Илзе! Теперь этот дом — твой…

Принцесса благодарно посмотрела на маму! Снова не удивившись тому, что к ней только что обратились на «ты»! Потом повернулась ко мне, встала и присела в реверансе:

— Аурон Утерс, граф Вэлш! Я, Илзе Рендарр, вверяю вам свою жизнь и…

— …и все остальное! — донеслось из-за портьеры.

Принцесса вздрогнула и густо покраснела.

А Айлинка, не удовлетворившись произведенным эффектом, отодвинула в сторону тяжелую складку и ехидно посмотрела на меня:

— Молодец, Ронни! Будь я на твоем месте, предложила бы ее высочеству то же самое. Если бы, конечно, вспомнила о существовании этой клятвы…

— Айлинка!!! — грозно сдвинув брови, прошипела мама. — Ты что тут делаешь?

— Радуюсь выбору брата! Принцесса Илзе — настоящая красавица! Не то что эта клуша Шарлин де Бейль…

— Ваше высочество! Прошу прощения за неподобающее поведение моей дочери… — начала было мама. Но закончить не успела: Айлинка уперла в бока кулачки и возмущенно фыркнула:

— Выходку? Ничего себе! Брат у меня один-единственный! И позволять ему жениться на ком попало я не собираюсь…

Мама грозно сдвинула брови, набрала в грудь воздуха и зарычала:

— Айлинка! Ты что себе позволяешь?!

Сестричка ничуть не испугалась. Видимо, как и я, разглядев в ее глазах что-то вроде понимания:

— Мама, я тут из чувства долга! Любимый брат… Ну забочусь я о нем, понимаешь?!

Тем временем принцесса Илзе успела прийти в себя:

— А я, значит, не «кто попало»?

— Неа! Вы мне нравитесь! Даже очень…

— Айлинка! Марш к себе! Я с тобой потом поговорю… — хлопнув ладонью по подлокотнику, рыкнула мама. — Слышишь?

Сестричка посмотрела на меня с такой искренней надеждой, что мне стало слегка не по себе. Однако возражать маме я не стал. И просто пожал плечами.

Поняв намек, Айлинка вздохнула, прикусила губу и медленно-медленно пошла к дверям.

— Спасибо… — чуть запоздало поблагодарила ее Илзе Рендарр. И снова покраснела. Но уже не так густо, как в первый раз…

— Пожалуйста! — хихикнула несносная девчонка. Потом остановилась, хитро посмотрела на меня и изрекла: — А ты — точно Законник! Самый настоящий…

Я растерянно посмотрел на Кузнечика и, увидев в его глазах отражение Айлинкиной улыбки, вдруг сообразил, что данную мною клятву Жизни действительно можно расценить как недвусмысленный намек. Намек на то, что я испытываю к ее высочеству совершенно определенные чувства!

— Клятву Крови может дать только глава рода, а отец сейчас в Арнорде… — начал было я. Но моя робкая попытка оправдаться не удалась: ее заглушил дикий хохот.

Рассмеялись все — и мама, и принцесса Илзе, и Айлинка. Последняя хохотала так, что даже вцепилась в ручку двери. Чтобы не упасть. Да что Айлинка — улыбался даже Кузнечик!

Возмущенно сжав кулаки, я зарычал:

— И потом, перекладывать свою ответственность на плечи отца я не собираюсь! Иарус Рендарр отправил сюда убийц только потому, что счел оскорблением похищение своей дочери! А похитил ее я, а не папа!

Это объяснение вызвало еще один приступ хохота. Правда, чуть менее громкий: моя сестричка угрюмо промолчала. Правда, хватило ее ненадолго: минуты через полторы, посмотрев на меня, как на юродивого, она демонстративно постучала себя по голове:

— Ты что, Ронни! Какая клятва Крови? Если ее высочество войдет в род на таких условиях, то станет считаться нашей сестрой! А значит, ты никогда не сможешь на ней жениться!

— А сейчас — сможешь… — утерев выступившие слезы, поддакнул ей Кузнечик.

Я невольно посмотрел на принцессу Илзе.

Поймав мой взгляд, ее высочество захлопала ресницами и сокрушенно вздохнула:

— Прямо сейчас я не готова… Но вот эдак часа через полтора…

…Через полтора часа я лежал лицом вниз в мастерской Брюзги, истыканный иглами с головы до ног, и внимательно вслушивался в недовольное бурчание ползающего по полу семейного лекаря.

Нет, меня не интересовало, как Вельса угораздило смахнуть на пол кристаллы Туманного Рассвета. И «куда закатился последний» — тоже. Мое любопытство было вызвано более прозаической причиной: перед тем как смахнуть со стола металлический поднос с подготовленными для очередной инициации инструментами, Брюзга обронил одну очень интересную фразу:

«Я бы отдал половину жизни, чтобы понять, что именно она сотворила с этим несчастным…»

«Половина жизни» — это было чересчур: для того, чтобы в принципе удивить Брюзгу, требовалось нечто, не влезающее ни в какие ворота. Скажем, последний раз Вельс был готов отдать часть своей жизни за рецепт отвара, с помощью которого некий бродячий лекарь из королевства Онгарон лечил падучую.[102] Но в тот раз эта самая часть была заметно меньше — какие-то «десять лет». И ни днем больше. Поэтому я терпеливо ждал, зная, что рано или поздно, но он вернется к той теме, которая интересует его больше всего…

…Поиски последнего кристалла длились минут двадцать. За это время Брюзга трижды перетаскивал мое ложе с места на место, раза четыре переставлял всю остальную мебель и дважды ронял на пол чучело медвежонка.

Естественно, настроения это Брюзге не улучшало, и к моменту, когда он издал ликующий вопль, я был морально готов к тому, что он в раздражении все-таки заденет одну из торчащих из моего тела игл.

Не задел! Но порадоваться этому я не успел — через пару минут, закончив манипуляции с кристаллами, он прикоснулся серебряными нитями к металлическим штырям, торчащим из банок Силы, и меня выгнуло коромыслом.

Несколько мгновений на грани потери сознания — и я, рухнув на ложе и пребольно ударившись щекой, услышал его довольный голос:

— Отлично…

Со словом «отлично» я был не согласен, но бурчать был не в состоянии. И поэтому промолчал. Как оказалось, совершенно правильно — громыхнув чем-то железным, Вельс негромко выругался и затих. А потом до меня донесся его расстроенный вздох:

— Э-э-эх… Пока я тут вожусь со своими иглами, люди придумывают та-а-акие вещи…

— Какие, Вельс? — тут же поинтересовался я.

Услышав свой любимый вопрос, Брюзга тут же забыл про окружающую действительность и затараторил:

— Человек — это чрезвычайно сложное создание. Для того чтобы разобраться с процессами, происходящими в нашем организме, требуется уйма времени, опытный материал и светлая голова. Нет, не так: требуются сотни лет, десятки тысяч пациентов, а еще — знания и опыт всех тех мыслителей, которые трудились над схожими проблемами…

…Понять, что именно так удивило Брюзгу, мне удалось только к самому концу процедуры. Когда он решил, что я проникся достаточным уважением к медицине и по достоинству оценил подвижнический труд тех, кто «несет людям свет и добро».

— Вы понимаете, что эта юная девушка умудрилась вторгнуться в святая святых человеческого тела — его мозг! И не просто вторгнуться, но и создать в нем вторую личность!

— Пожалуй, не понимаю… — признался я.

— В теле этого равсара живут два независимых человека! Один — это он сам. Со всеми его привычками, памятью и жизненным опытом… Второй — тоже он, но несколько другой…

— Несколько?

Брюзга зарычал:

— Когда телом командует первый, по тюремной камере мечется хищник, одержимый жаждой мести! Воин, знающий, кто виноват в том, что он попал в плен, что погибли его вассалы, и лелеющий планы убийства принцессы! Вы бы видели его взгляды, когда она появляется по другую сторону решетки — от них плавится железо и трескаются камни… Однако стоит ее высочеству произнести ключевое слово — и этот зверь куда-то пропадает, уступая место верующему, безумно влюбленному в Богиню. Эта новая личность не понимает, что она находится в тюрьме, не помнит, что стоящая перед ним девушка виновна в смерти его воинов и не испытывает никаких чувств, кроме обожания и безумной страсти. Скажите, молодой господин, ну как такое может быть? Куда деваются его мысли? Воспоминания? Ненависть, наконец? Я наблюдаю за ним двое суток — и так ничего и не понял…

— А расспросить саму принцессу не пытался? — поинтересовался я.

— Конечно, пытался… Молчит… И грустно улыбается…

— А что говорит Кузнечик? — зачем-то спросил я.

— Твой Кузнечик — на ее стороне. Говорит, что девочке нужно время, чтобы поверить… А где у меня это самое время? Мне же не пятнадцать лет! Понимаешь, я хочу разобраться, как она это делает! И чем скорее — тем лучше…

«Поверить…» — закрыв глаза, мысленно повторил я. И криво усмехнулся: Кузнечик был прав. Впрочем, как всегда…

— Молодой господин, вы меня вообще слышите? — задав какой-то вопрос и не получив ответа, воскликнул Вельс.

— Да, слышу… — буркнул я.

— Во что поверить-то? В то, что я не воспользуюсь этим знанием во зло?

— Знаешь, где она провела весь последний год? — вопросом на вопрос ответил я.

— Где?

— В королевской тюрьме Свейрена. Помогала королевскому палачу выбивать признания из воров, грабителей и убийц. Каждый день, с рассвета и до заката. Без праздников и выходных. Представляешь?

— Н-нет… — ошарашенно выдохнул Брюзга. — И за что ее туда отправили?

— В Делирии престол наследуется только сыновьями, рожденными второй женой правящего короля из династии Рендарров. Сыновей, рожденных первой женой, убивают. А дочерей… дочерей сначала воспитывают Видящими, а после совершеннолетия отправляют в Кошмар. У них нет будущего, Вельс. Никакого. А значит, и веры тоже нет…

— Зачем? — после небольшой паузы спросил Брюзга.

— Насколько я понял рассказ ее высочества, все объясняется очень просто. Первой королевой Делирии становится женщина из рода Нейзер, носитель дара и будущая Видящая. Цель ее существования — обеспечить безопасность короля. И все!!!

— А вторая королева?

— Второй королевой может стать кто угодно. Соответственно, от нее требуется здоровье, красота и плодовитость…

— Вы хотите сказать, что все это — следствие заботы о чистоте королевской крови и о здоровье рода?

— Да. Близкородственные браки ведут к вырождению. А мужчины из династии Рендарр истово заботятся о будущем…

— Но это… это… это чудовищно!

— Угу… — вздохнул я. И, вспомнив фразу, сказанную мне принцессой Илзе, добавил: — Иарус Рендарр считает, что жизнь — это игра ума. И полное отсутствие чувств…