— Хто? — ленивый голос Меланта, раздавшийся сверху-сзади, чуть не заставил меня вздрогнуть.
— Да Валия, Детоубийца… — раздраженно ответил ему Гной.
— Сдохла, что ли?
— Нет, в город, на подработку несу…
— Ну, скажешь тоже, «на подработку»… — возмутился стражник. — Да кто на нее позарится?
— Мало ли желающих?
— Ладно! Тогда выручкой поделиться не забудь… — хохотнул Мелант, наконец сообразив, что Гной над ним издевается. А потом вспомнил о необходимости проверять трупы, которые выносят из Кошмара: — Брось ее на землю — ткну копьем, что ли…
— Давай… — безразлично буркнул Гной, и я почувствовала, что сползаю с его плеча.
«На спину!!! Клади на спину!!!» — почувствовав землю правым боком, взвыло перепуганное подсознание.
«Сейчас перевернет…» — без особой уверенности подумала я и тут же ощутила, как сапог палача упирается мне в плечо.
Несильный толчок — и я оказалась на спине. А мгновением позже услышала, как икнул Мелант.
Представив себе то, что сейчас должен видеть стражник, я ему даже посочувствовала: в добром десятке дыр, прожженных в укутывающей меня мешковине, виднелась обугленная плоть. А под правой грудью — поцарапанные и закопченные обломки ребер!
— Ужас… За что ее так, а? — воскликнул стражник, кое-как оклемавшись от увиденного.
— Мэтр Джиэро думал, что она притворяется… — фыркнул Гной. — Вот, клеймом и истыкал…
— Раскаленным? — зачем-то уточнил стражник.
— А каким еще? Раскаленным, конечно… Только вот эта тварь все равно не ожила…
— С такими ранами оживешь, как же… — с омерзением в голосе пробормотал Мелант. И, подумав, буркнул: — Ладно, что тут проверять? Неси уже. Тем более что падальщик уже подъехал…
— Как скажешь… — хмыкнул палач. И снова пошутил: — Только калитку открой, а то через стену я ее не переброшу…
— Открываю… — вздохнул Мелант, и я услышала самый восхитительный звук на свете — звук сдвигаемого в сторону засова. А мгновением позже расплылась в счастливой улыбке — с улицы донесся голос того самого падальщика, который уже возил меня в Навье урочище: — Добрый день, ваша милость!
— Привет… Сегодня труп один… — поздоровался с ним Гной. Потом сделал несколько шагов и с размаху зашвырнул меня в телегу. Что меня не особо расстроило: стены Кошмара остались позади, а, значит, там, впереди, меня ждала новая жизнь…
…Новая жизнь началась с удара спиной обо что-то твердое, жуткого смрада разлагающихся трупов и омерзительной лужицы из слизи, в которую я уткнулась правым плечом и носом. Через мгновение к этим ощущениям добавилась тяжесть от пары собачьих трупов, зачем-то брошенных на меня возницей, и боль в растянутом во время падения запястье. Однако все это ничуть не ухудшило моего настроения. И как только телега тронулась с места, я тут же ушла в воспоминания…
…Пленочки слетели с луковицы так быстро и легко, как будто обладали собственной волей, и искренне хотели мне помочь. Слегка удивившись их «поведению», я собралась с духом, вгляделась в возникшую перед глазами картину и заулыбалась: надо мной стоял граф Аурон. Собственной персоной. Таким, какой он был в первое утро нашего знакомства:
— Все. Теперь вы снова можете и двигаться, и говорить. Приношу вам свои извинения и за похищение, и за способ, которым мне пришлось воспользоваться, чтобы вывезти вас из Свейрена…
— Уважающий себя дворянин сначала представляется… — там, в прошлом, пробормотала я. А я-сегодняшняя прикипела к глазам своего похитителя: в них вот-вот должно было появиться самое настоящее чувство вины! Вины передо мной!
Конечно же оно появилось. Сразу же, как только граф понял, что у меня затекли руки:
— Кровообращение сейчас восстановится…
«Угу… Восстановится… А ты сейчас покраснеешь…» — ехидно подумала я. И… остановила Время: смотреть на то, как лицо графа заливает краска стыда, мне почему-то расхотелось.
Сообразив, что опять «поплыла» и готова потеряться в приятных воспоминаниях, я мысленно обозвала себя дурой, кое-как отрешилась от всего, что говорил мне Утерс-младший, и принялась вглядываться в окружающий его рельеф.
«Две сосны над обрывом… Правильно… Пять камней, похожих на жемчужины в баронской короне… Вот… Перекат с двумя валунами, похожими на женские колени… Отмель… Луг… Дуб на опушке… А где тот самый овраг? Должен быть чуть правее дуба… Вот!!!»
Увидев последнюю примету, нужную не столько Равсарскому Туру, сколько мне, я почувствовала жуткое облегчение. И позволила себе немножечко расслабиться и заново пережить такую волнующую процедуру купания меня в реке…
…Там, в прошлом, стоя на берегу в одной рубашке и глядя на прячущего взгляд графа, я искренне верила в то, что без всяких проблем сломаю и его, и его слугу. И, вместо того чтобы наслаждаться чистотой его помыслов и чувств, работала, пытаясь нащупать его слабости!
«Прикажите своему спутнику уйти куда подальше, потом помогите мне раздеться и намыльте спину… — мысленно передразнила себя я. — Вы всегда так обращаетесь с женщинами?»
«Всегда…» — с горечью отозвалось мое второе «я». И услужливо напомнило фразу, сказанную мне леди Камиллой по поводу его поведения по отношению ко мне: — «Что ж, хоть в этом он остался самим собой…»
«Разве это плохо?» — мысленно воскликнула я. И, не дождавшись ответа, поняла, что он и не нужен.
Это было плохо. И еще как. Ведь я точно знала, что за все время нашего «путешествия» от Свейрена и до ущелья Кровинки Утерс-младший ни разу не посмотрел на меня как на женщину.
Чтобы отогнать от себя грустные мысли, я сконцентрировалась на образе горящей свечи и ушла в транс. Как можно глубже. И… перестаралась…
…— Ва-а-аше высочество-о-о-о! Очни-и-итесь!! Ну, ва-а-аше высочество-о-о!!! — услышав плач Адили, я открыла глаза, удивленно уставилась на склонившуюся надо мной наперсницу и вздрогнула: рядом с ее щекой, на иссиня-черном небе, искрилась россыпь Пояса леди Ирикнии![44] А значит, я провела в трансе не несколько часов, а целый день! И теперь не успею осмотреть место моего «торжественного выхода»!
— М-да… — мрачно вздохнула я и попыталась сесть.
— Ой!!! — услышав мой голос, воскликнула Адиль. — Вы… очнулись?
— Как видишь, да… — хмуро пробормотала я и принялась избавляться от остатков мешковины.
— Вам не больно? — с ужасом глядя на «мои» живот и грудь, спросила наперсница. — Ваши ра…
Вместо ответа я отодрала от внутренней стороны мешка обугленный кусок мяса и продемонстрировала его служанке:
— Он не болит…
— Ух ты! — восхитилась она. И засияла.
— Сколько рубашек ты привезла? — принюхавшись к одежде Валии, поинтересовалась я.
— Четыре, как вы и приказали… И все остальное по списку…
— Отлично… Тогда идем к реке — я хочу выкупаться и переодеться…
…Ночное купание в Мутной оказалось гораздо менее приятным занятием, чем год назад. Во-первых, спину мне мылил не граф Аурон, а Адиль, а во-вторых, мне было безумно страшно. Страшно уходить из Свейрема. Страшно ночевать в лесу в полном одиночестве. Страшно оставаться наедине с Равсарским Туром и его воинами. Поэтому, несмотря на теплый ветерок, дующий вдоль русла реки, я тряслась мелкой дрожью и клацала зубами.
Адиль, зная мой упрямый нрав, благоразумно молчала. И лишь иногда позволяла себе тяжело вздохнуть.
Правда, к моменту, когда мои волосы оказались высушены, а я — одета, она все-таки не выдержала и поинтересовалась:
— Ваше высочество! А может не стоит?
— Стоит… — вздохнула я. — Если я вернусь во дворец, то умрет моя мать, мой отец и… еще очень много ни в чем не повинных людей…
— А если не вернетесь?
Я закрыла глаза, вспомнила безумное лицо Детоубийцы, забившейся в угол своей камеры, свою руку с пузырьком Черного Забвения над глиняной кружкой с водой и тяжело вздохнула:
— Одну жизнь я уже забрала… И на этом, судя по всему, не остановлюсь…
— Но тогда… — начала было Адиль и тут же замолчала. Видимо, вспомнив про мою мать и отца. — Ясно… А можно, я пой…
— Нет… — я помотала головой. И, представив себя без единственной верной служанки, чуть не застонала в голос: — Нет, нет и еще раз нет!
— Как прикажете, ваше высочество… — глотая слезы, пробормотала Адиль и зажмурилась.
В свете звезд ее искаженное мукой лицо вдруг показалось мне серым. И я вдруг почувствовала, что ей тоже нужна надежда:
— Как я и сказала, езжай в имение. К отцу. Если все пройдет, как я планирую, то мы еще увидимся…
…Еле слышный перестук копыт я услышала перед самым восходом солнца. И, прислушавшись к своим ощущениям, криво усмехнулась: Великая Мать Виера из меня пока не получалась. Нет, справиться с нервной дрожью и ознобом мне удалось без труда, но до полной уверенности в себе было еще далеко.
«Великая Мать Виера прекрасна, как рассвет в высокогорье, горяча, как огонь лесного пожара и нежна, как прикосновение южного ветра. Ее голос чарующ, как пение ветра в горных теснинах, а взгляд ласков, как поцелуй матери… — голосом Беглара Дзагая подсказала память. — Но все это — только для ее эдилье.[45] Для всех остальных гюльджи-эри[46] холодна, как вечные снега Белого Клинка. И смертоносна, как Меч Полуночи…»[47]
«Ты прекрасна, как рассвет… — вполголоса буркнула я. — Поняла? Вот и соответствуй!»
«Неразумные щенки, узнавшие про кинжал, который Великая Мать носит на поясе, верят в то, что этот кусок отточенной стали — тот самый Жнец Душ, которым Ойтарр сразил Великого Змея Угериша. И страшно боятся его прикосновения. Что с них взять — дети! Главное оружие гюльджи-эри — это Слово. Одно шевеление ее губ — и там, в будущем, рвутся нити чьих-то жизней, а в ткани мира, выплетаемой сестрами Дэйри, меняется рисунок… Великая Мать — это Солнце и Ночь, Страсть и Тлен, Жизнь и Смерть…»
«Слышишь, а еще ты — Страсть и Тлен! — увидев, что из-за поворота русла показались головы головного дозора равсаров, хмыкнул внутренний голос. — Давай уже, соберись! Иначе ты никогда не увидишь ни замок Красной Скалы, ни своего ненаглядного Аурона Утерса…»
«Увижу!» — разозлилась я и, забившись поглубже в овражек, приготовилась ждать…
…Восседающий в седле мощного черного жеребца Равсарский Тур вел себя, как подросток, первый раз в жизни выехавший в военный поход: хватался за меч, привставал на стременах, без нужды пришпоривал и осаживал коня. И не замечал удивленных лиц своих воинов.
На мой взгляд, его можно было понять: где-то тут, у одной из излучин Мутной, его обещала ждать Великая Мать Виера. И он панически боялся не узнать место, которое она ему описала.
Я тоже этого боялась — до рассвета оставалось всего ничего, а этот недоделанный Тур упорно не замечал ни «Коленей» в русле реки, ни приметных деревьев на холме, ни баронских «жемчужин» под ними.
«Дура ты! — ругалась на себя я. — Какие, к Великой Матери, жемчужины для горца? Кремень, гранит, базальт… Лед, в конце концов…»
Второе «я» угрюмо возражало:
«Ну не слепой же он, правда? Значит, не может их не увидеть!»
И не ошиблось: Беглар Дзагай все-таки увидел. Колени. Но только тогда, когда проехал мимо и обернулся…
— Хейя!!! — подняв коня на дыбы, заорал он и, выхватив из ножен меч, вскинул его над головой.
«Грохнешься же, дурень…» — подумала я, наблюдая за чудесами вольтижировки. И на всякий случай поплотнее вжала голову в плечи, чтобы мечущийся вдоль противоположного берега всадник меня не заметил.
На то, чтобы сообразить, где именно я приказала ему ждать, у моего «эдилье» ушло минут десять. И еще столько же он метался вокруг плоского, как стол, камня, пытаясь меня углядеть. В общем, к моменту, когда русло реки залил свет восходящего солнца, я пребывала, как бы выразиться помягче, в крайне раздраженном состоянии. И, не переставая, орала. Мысленно, конечно: «Сядь же, наконец, дурень!!!»
Сел. Но вертеться продолжил. Его воины, не понимающие, что происходит, пялились на своего вождя. А я — на солнце. Вернее, на розовую полоску, медленно наползающую на самый край овражка, в котором я пряталась.
Когда полоска ненадолго замерла на самом краю, а потом поползла вниз, я набрала в грудь воздуха, дождалась, пока Тур очередной раз отвернется, и встала. Мгновенно оказавшись залитой солнечным светом с головы и до середины бедер.
…При виде меня, возникшей из ниоткуда, у воинов Тура поотваливались челюсти. Зато на лице у их вождя появилась восхищенная улыбка:
— Великая Мать!!!
Нет, его голоса я не слышала — его заглушало журчание воды и шелест листьев в кронах деревьев. Но сказать что-либо еще он был явно не в состоянии.
Мысленно поблагодарив своих учителей за науку, я неторопливо спустилась к кромке воды и еле заметно пошевелила пальцами.
О-о-о! Тур оказался в седле чуть ли не раньше, чем я закончила движение. А мгновением позже его конь влетел в реку. И рванулся ко мне, поднимая целые облака разноцветных брызг.
Прыжок с коня к моим ногам был не менее красив, чем эта скачка: Равсарский Тур вылетел из седла, как огромный горный орел, пал на землю, как сокол, взявший дичь, и… замер, стоя на одном колене!
— Великая Мать! — еле слышно прошептал он.
— Мой эдилье… — так же тихо ответила ему я.
Беглар Дзагай дернулся, как от удара хлыстом, и посмотрел на меня расширенными от дикого восторга глазами:
— Эдилье?
— Да… — кивнула я. И улыбнулась. Так, чтобы он понял, как я его вожделею…
С трудом проглотив подступивший к горлу комок, военный вождь равсаров облизнул разом пересохшие губы и… догадался поздороваться:
— Крови врагов твоему… клинку, мужества твоим сыновьям, дерева твоему очагу…
— Твердости твоей деснице, остроты — взору и силы — чреслам… — после небольшой паузы ответила я. Естественно, сделав акцент на последних двух словах.
Воин покачнулся, потом мигом оказался на ногах и прижал кулак к правой половине своей груди:
— O-о-о… Я…
Дать ему возможность проявить силу своих чресел в мои планы не входило, поэтому, прижав палец к его губам, я негромко прошептала:
— Молчи… Сейчас, в начале Пути, ты еще только эйлешш…[48] А вот когда я тебя прокую…
Равсар вздрогнул всем телом, закрыл глаза и… расправил плечи еще шире:
— Приказывай, о Великая Мать! Я готов идти за тобой даже в пасть Угериша…
— Ответ, достойный моего эдилье… — усмехнулась я. Потом нахмурилась, подняла правую руку на уровень глаз, покрутила ее вправо-влево и поморщилась: — Прикажи своим воинам забрать ее вещи. Этому телу нужен достойный уход. И… где моя лошадь?