Законник

Глава 10 Аурон Утерс, граф Вэлш

…Олмар и Лотилия Миллз оказались болтливы до неприличия. Уже через час после выезда из Ирлимского оврага я начал подумывать о том, что мое согласие доехать до ближайшего постоялого двора в их карете было ошибкой: они тараторили не переставая, усиленно стараясь пересказать все новости и слухи, которые слышали за последние лет десять. И забалтывались так, что не слышали половины моих вопросов. А еще они не отличались особой связностью мышления, поэтому для того, чтобы направить их мысль в нужное русло, мне приходилось проявлять чудеса изворотливости и красноречия.

Впрочем, оно того стоило — к моменту, когда мы въехали во двор постоялого двора, расположенного у околицы деревеньки под названием Мельницы, я четко представлял себе не только нынешние проблемы баронства Квайст, но и основные причины, которые к этому привели.

Если убрать несущественные детали, то получалось, что начало падению рода Квайстов положил основатель рода, Вердо по прозвищу Бросок Костей. Храбрый воин, заслуживший баронский патент на поле боя, он, выйдя в отставку и поселившись в пожалованном королем лене, не смог смириться с бездельем. И… принялся играть. Так же истово, как и воевал. Не мыслящий жизни без будоражащего кровь азарта, он довольно быстро перестал чувствовать грань между игрой и жизнью. А еще разучился вовремя останавливаться. Хотя зачем ему было останавливаться, если везло ему почти всегда?

Богиня Удачи благоволила к барону Вердо почти всю его жизнь: он регулярно выигрывал деньги, оружие, коней, плодородные земли и, если верить слухам, даже чьих-то жен. А за год до своей смерти вдруг взял и проиграл. И не что-нибудь, а столицу своего лена, город Атерн.

Граф Алан Миллз, прадед графа Олмара, выиграв целый город, не сразу поверил своему счастью — по семейным преданиям, месяца полтора после вступления в права владения он безвылазно жил в Атерне. И каждое утро, выглядывая в окно покоев своего нового замка и видя перед собой Лобную площадь, ошалело восклицал:

— Нет! Ну надо же — целый город за одного коня…

…Сын барона Вердо Квайста не разделял увлечений отца. И, вступив в права наследования, поклялся сделать все, чтобы вернуть себе бывшую столицу лена. Только вот его связей при дворе для этого оказалось маловато.

Сдаться он не захотел и попытался вернуть город по-другому. С тем же результатом: попытка вчетверо повысить пошлины на проезд по дороге, соединяющей город с землями де Миллзов, завершилась разбирательством в Королевском суде и огромным штрафом. Попытка силового захвата Атерна — гибелью трех десятков отборных воинов и еще одним разбирательством в Королевском суде, в результате которого баронство потеряло семь приграничных деревень и что-то там еще. Попытка запретить своим вассалам торговать с горожанами тоже закончилась неважно — часть свободных землевладельцев подала челобитную королю, а те, чьи земли располагались на границах лена, заключили щитовые договора с менее требовательными соседями. В общем, тридцатилетнюю экономическую войну с графством Миллз выиграли… Миллзы. По мнению графа Олмара, в основном потому, что каждому из наследников их рода с детства вбивали в голову не только дворцовый этикет и технику владения оружием, но и законы экономики.

Последний удар по благосостоянию лена нанес нынешний глава рода, барон Самед Квайст, которого в народе прозвали Размазней: по настоянию своего отца женившись на младшей дочери де Венгаров, девицы волевой и на редкость склочной, он довольно быстро оказался у нее под каблуком и полностью самоустранился от ведения каких-либо дел. Вместо того чтобы заботиться о своих крестьянах или хотя бы продолжить ту же самую войну, Размазня предпочитал проводить время в винном погребе, на псарне или в одном из охотничьих домиков, разбросанных по всему баронству.

Его супруга не возражала. Вернее, ей было все равно: Майянка Квайст не чаяла жизни вне королевского двора, постоянно жила в Арнорде и вспоминала о лене своего мужа только тогда, когда ей требовались средства на оплату светских приемов. Или на покупку новых нарядов для королевских балов.

Каждый ее приезд в баронство сопровождался повышением налогов. Мытари Квайстов, сопровождаемые вооруженными до зубов охранниками, отправлялись по деревням, а ее милость баронесса Майянка, дурея от безделья и скуки, принималась терзать своего безвольного мужа…

…Чем выше задирались налоги, тем безлюднее становилось баронство: крестьяне предпочитали сгинуть невесть где, чем умереть от голода в самом сердце плодороднейших земель южной Элиреи.

Естественно, уходили не все — часть квайстцев, не желающих продавать нажитое имущество за бесценок, выходила на большую дорогу, решив, что имеет полное право поднимать свое благосостояние за счет тех, кто пытался сократить путь из столицы в отдаленные уголки юго-восточной части королевства.

Грабили днем и ночью, в ясный солнечный день и в непогоду, летом и зимой. Дворян и крестьян; тех, в чьих повозках лежал жалкий мешок с мукой и на чьих каретах красовались родовые гербы; тех, кто путешествовал один, и тех, кого сопровождали отряды вооруженной стражи.

Вооруженные в буквальном смысле слова чем попало, местные разбойники бросались на добычу, как воронье на падаль. И частенько гибли под мечами сопровождающих «добычу» солдат. Однако на смену погибшим на тракт выходили другие: женам и детям до предела оголодавших крестьян требовалась еда. А для того, чтобы ее купить — деньги. Заработать которые честным трудом становилось все сложнее и сложнее…

Нельзя сказать, что ситуацию, сложившуюся в лене, не пытались как-то изменить: скажем, последний начальник Тайной службы Элиреи, покойный барон Велсер, несколько раз посылал сюда своих подчиненных, а отряды солдат тех же де Миллзов постоянно мотались между Атерном и графством, прореживая число любителей легкой наживы. Однако и те, и другие боролись не с причиной, а со следствием. Поэтому разбойников меньше не становилось…

Естественно, слушая разглагольствования графа Олмара, я делал поправку на то, что это — точка зрения всего одной из двух противоборствующих сторон. И пытался поставить себя на место де Квайстов. Однако получалось это из рук вон плохо: я не мог представить себя ни играющим на замок Красной Скалы, ни прячущимся от жены и проблем баронства в винных погребах, ни грабящим собственных вассалов.

А еще я не понимал, как именно выполню обещание, опрометчиво данное разбойнику: увы, на мой взгляд, законных способов заставить баронессу Квайст снизить налоги в своем собственном лене не существовало, а использовать незаконные я не мог по определению…

В общем, въезжая во двор постоялого двора «Медвежий угол», я пребывал в довольно мрачном настроении. Настолько мрачном, что, услышав звуки ударов и воинственные выкрики сражающихся, даже обрадовался. И вылетел из кареты раньше, чем разобрался в ситуации.

Увы, побоищем на улице и не пахло: во дворе «Угла» кипела самая заурядная потасовка — человек десять вооруженных оглоблями и слегами селян усиленно пытались вбить в землю пятерых охранников купеческого обоза. Те, естественно, сопротивлялись. Используя для этого не мечи, а вырванные из ограды колья.

Первые несколько мгновений смотреть за ними было даже интересно — еле стоящие на ногах «бойцы» умудрялись промахиваться по своим противникам даже тогда, когда били в упор. Однако когда кол, брошенный одним из селян, чуть не влетел в карету к графине Лотилии, я понял, что с этим «весельем» надо заканчивать. И приказал прекратить балаган.

На мой приказ отреагировал только один из атакующих, уже получивший свое — вжимающийся спиной в стенку конюшни и баюкающий сломанную руку. Только вот реакция у него оказалась странная — мужик икнул, потер подбитый глаз и… продолжил наблюдать за своими более удачливыми товарищами, в чьей крови, разгоряченной выпитым вином, все еще играл молодецкий задор.

Впрочем, возмутиться такому неуважению я не успел: услышав мой приказ, Рыжий Лис подал команду «к бою», и между мною и дерущимися мгновенно возникла черно-желтая «стенка»…[29]

Услышав шелест покидающих ножны мечей, охранники мгновенно сориентировались и, побросав дреколье, попадали на колени.

А вот их соперники — нет: обрадованные «трусостью» чужаков, они рванулись в атаку… и кубарем покатились по земле, сметенные слитным ударом стены из щитов…

— Кто шевельнется, лишится десницы… — рыкнул Рыжий Лис. И, повернувшись ко мне, так же громко поинтересовался: — Повесить кого, ваша светлость, или как?

На постоялом дворе мгновенно стало тихо, как в усыпальнице.

— Сам разберешься… — оглядев перепуганные лица драчунов, хмуро буркнул я. И жестом подозвал к себе хозяина…

…В большом зале таверны царил жуткий кавардак. Судя по тому, что две трети столов и лавок большого зала оказались перевернутыми, прежде, чем выбраться во двор, дерущиеся вдоволь потешились и внутри.

Окинув взглядом все это «великолепие», я аккуратно обошел здоровенную лужу из дешевого вина, в которой валялись куски мяса, сыра, хлеба и нарезанная кружками вареная репа, добрался до лестницы, ведущей на второй этаж, и мрачно посмотрел на хозяина:

— Другой зал есть?

— Да, ваша светлость! Дворянский! На втором этаже… Там чисто, как… в… э-э-э…

— Отлично… Значит, так. Для начала прикажи принести ко мне в комнату бочку для омовения, а эдак через час собери ужин… На троих… В этом твоем дворянском зале…

— Будет сделано, ваша светлость… Все, как вы скажете, ваша светлость… Вы не пожалеете, что заехали в «Медвежий угол», ваша светлость… Вторая комната справа, ваша светлость… Позвольте, я ее открою, ваша светлость?

…Уже через пару часов я сидел в дворянском зале, принюхивался к запахам, доносящимся с кухни, и внимательно слушал очередной рассказ графа Олмара:

— …а когда к нему заявились мытари, хозяин поля, потравленного конями барона Самеда, заявил, что отказывается платить щитовые,[30] так как его сюзерен нарушил какую-то там статью вассального договора. То есть, вместо того чтобы охранять своих вассалов и их имущество, вводит их в разорение…

Граф Олмар размахивал кубком с вином так энергично, что я в какой-то момент поймал себя на мысли, что вместо того, чтобы вдумываться в его рассказ, завороженно наблюдаю за каплями вина, пролетающими в опасной близости от платья леди Лотилии.

— Арестовать его мытарям не удалось: шестеро сыновей и полтора десятка близких родственников умника взялись за дреколье, и псы Сучки Квайст получили по рогам…

— Ну что же ты такое говоришь, дорогой? — слегка покраснев, воскликнула графиня.

Ее супруг нахмурил брови, удивленно посмотрел на жену… и заржал:

— И правда смешно! Га-га-га!! Псы — и по рогам!!!

— Не называй баронессу Майянку сучкой… — громким шепотом попросила его графиня.

— А как иначе? — искренне удивился Олмар Миллз. — Это же не я ее так прозвал, а народ. А народ ошибается редко… Вот, например, прозвище отца нашего уважаемого гостя — Неудержимый. Разве это не правда? Разве кто-то может сказать, что смог устоять против атаки воинов Правой Руки, которых вел в атаку граф Логирд? Нет, не может! А прозвище самого графа Аурона — Законник? Оно тоже дорогого стоит: человек, способный зару…

— Олмар!!! — почувствовав, что ее мужа заносит, графиня Лотилия дернулась, и графа тут же перекосило от боли…

«Каблучок у туфельки должен быть довольно острым…» — мрачно подумал я. Стараясь задвинуть куда подальше воспоминания о принце Ротизе…

— М-да… О чем это я? Ах да, о том, что Майянка Квайст — сучка, причем самая настоящая…

— Вы говорили о том, что арестовать этого самого землевладельца мытарям баронессы не уда… — начал было я. И запнулся на полуслове, поняв, что у меня есть шанс выполнить обещание! И весьма неплохой!

— Мой муж имел в виду совсем другое… — заметив, как изменилось мое лицо, воскликнула графиня Лотилия. — Он искренне восхищается вашей семьей, и… и здесь, в «Медвежьем углу», довольно крепкое вино…

— Все нормально, графиня… — улыбнулся я. Потом посмотрел на подавальщицу, несущую нам блюдо с жареным поросенком, и добавил: — Просто мне в голову пришла очень интересная мысль…

— Согласен! Мысль более чем интересная… — перехватив мой взгляд и оценив стать девчушки, жизнерадостно заржал де Миллз. — Особенно спереди…

Графиня Лотилия облегченно выдохнула, потом нахмурилась, царственно повернула голову в сторону зардевшейся девчушки и, оглядев ее с ног до головы, презрительно фыркнула:

— Дорогой! Когда мы вернемся домой, я обязательно свожу тебя в Заречье…

— Зачем? — удивился граф.

— Там, в коровниках, попадаются буренки с выменем раза в два покрупнее…

— Фу, Тилли, о чем ты говоришь? — поморщился граф. — Там — животные… А тут — чудо природы…

«Чудо природы» расцвело, потом догадалось поставить на стол блюдо и… повело плечами. Да так, что ее весьма выдающаяся грудь призывно заколыхалась.

— Чудо, говоришь? — зашипела графиня, и я понял, что ее мужа надо спасать. Причем как можно скорее. Впрочем, сам граф среагировал на тон супруги намного быстрее меня:

— Дорогая! Не забывай о долге гостеприимства! Мы обсуждаем женщину, которая понравилась графу Утерсу и которая сегодня ночью будет греть его постель… Соответственно, говорить о ней иначе как в превосходной степени я не имею права…

Графиня слегка покраснела, затравленно посмотрела на меня и захлопала ресницами:

— Простите, граф! Я иногда бываю ужасно ревнина… Девушка действительно очень мила, и я… полностью одобряю ваш выбор… Кстати, если вам нравятся женщины… такого типа сложения, то я могу прислать к вам свою наперсницу Олсинею. Смотрится она ничуть не хуже, и вдобавок довольно умна и начитанна. То есть сможет развлечь вас еще и светской беседой…

— Благодарю вас, графиня… — учтиво ответил я. — Только на сегодняшнюю ночь у меня несколько другие планы…

— Как вам будет угодно… — пожала плечами Лотилия. И снова улыбнулась. Подавальщице. Так, что та мгновенно поняла намек и исчезла за дверями кухни. — Итак, дорогой, ты рассказывал нам об аресте того умника из Тихого Плеса…

— Умника? — граф удивленно посмотрел на жену, на меня, а потом зачем-то заглянул в полупустой кубок: — Какого умника?

— Того, кто отказался платить мытарям баронессы Майянки… — графиня снова захлопала ресницами. Но уже с легкой угрозой.

— А-а-а… Точно! — тут же спохватился граф. — Ну а дальше все было, как всегда: Сучка Квайст прислала с мытарями два десятка солдат, и те зарубили и умника, и его сыновей. Нет, не так — зарубили сыновей, а умника — вздернули…

— За что? — возмутился я. — Он же был в своем праве?

— Иногда прав тот, у кого больше прав… — пожал плечами граф. — В общем, такова жизнь, и… не нам ее менять…