Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Лошадиная ведьма 3: Предложения

Он трусил вслед лошадиной ведьме.

Она успела сесть на коня и покачивалась так ловко, словно скакун был ее удлиненными ногами. Мужчина подался вперед, набирая скорость. Он бежал без усилий, поняв, что на лице расцвела свирепая улыбка радости - оттого, что ноги делают всё, что им приказано. Похоже, жеребец услышал его: рысь стала размашистее, и вскоре "без усилий" приказало долго жить. - Ради всего дрянного, может, вы просто остановитесь?!

Они остановились.

Он подбежал, тяжело пыхтя. - Наконец. Что заставило тебя передумать?

- Ничего.

- Тогда...

- Девушка любит, чтобы ее просили, тупая задница. - Она смотрела голубиным глазом, и ее неожиданно милая, теплая улыбка заставила заерзать что-то в его груди.

- Ага, ладно, - встряхнул он головой и отвернувшись, чтобы не улыбнуться в ответ. - Пожалуй, нужно вести заметки.

- Ты очень груб, - ответила она. - С тобой всё резко. Одни острые углы. Вечно давишь. Орешь. Оскорбляешь. Дурной путь для общения с лошадьми.

Или с женщинами. Хотя бы с этой.

- Извини, - сказал он, удивившись, что действительно чувствует сожаление. - Я прожил жизнь, в которой от манер было мало пользы.

- Грустно для тебя.

- Чувства тоже ничего не значили.

Кажется, он чуть задумалась. - И все же я грущу за тебя.

- Не надо. - Люди, которые грустят за него, могли вогнать в грусть его самого; а это опасно в тысяче разных смыслов. - Не беспокойся.

- Приказываешь не грустить?

- Леди, серьезно, у тебя проблемы побольше, чем моя дерьмовая жизнь.

- Откуда тебе знать?

- Не остановишься? - Он поднял руку. - Прошу. Не отвечай. Выслушай.

Ее взгляд был терпеливее утесов за спиной.

- Тот парень с луком, он не единственный хреночес, готовый тебя убить. Есть другие. Много. И в сравнении с парнем, что рулит похитителями, я не опаснее сумки со щенками. Им нужен табун. Думают, убив тебя, они получат лошадей.

- И будут разочарованы.

- Ага, и было бы славно объяснить им это до того, как убьют тебя.

Она задумчиво кивнула. - Было бы славно.

- Они не хотят приходить за тобой при табуне. Но если не будет иного пути, придут. И лошади тоже пострадают. Погибнут.

- Весьма вероятно.

- Не похоже, что ты озабочена.

- Я поступаю не так.

- Что? Не боишься за лошадей? Не защищаешь их, не правишь ими? Так какого черта ты с ними делаешь?

Она показала оба глаза. - Прощение...

- И позволение, да-да, как угодно. Прощение, позволение и иногда чистка копыт.

Она улыбнулась ему и заговорила ясно, сочувственно, без малейшего следа снисходительности. - Иногда у лошади проблема, в которой я могу помочь - сбитое копыто, порез или колючка кактуса. Много чего. Многие вещи лучше делать пальцами. Иногда лошади могут помочь в моих проблемах - если нужно ехать быстро или далеко, или нужно, чтобы они охраняли мой сон. Многие вещи лучше делать, если у тебя есть копыта. Они помогают не потому, что я лошадиная ведьма, и не ради роли ведьмы я помогаю им. Это взаимопомощь друзей.

- Эй, стой. - Он хмурился. Ее слова имели смысл. - Что стряслось? Разговор вдруг стал почти разумным.

- Ты начал понимать, кто и что я есть.

- Я сказал "почти". - Он повел рукой. - Похоже, я понял тебя. Кажется. Я ошибался прежде, говоря, что мне плевать. Но понимание отнимает бездну времени, а тебя могут убить к закату.

Морщинки вокруг глаз выражали лишь непроницаемую безмятежность и собранное, терпеливое сочувствие. - Я никогда не бываю мертвой.

- А что стало с "меня всё время убивают"?

- Быть убитой - не значит быть мертвой.

- Для большинства людей одно бежит по пятам второго.

Пренебрежительное движение плечами. - Люди.

Он знал, что должен взбеситься, но не мог сдержать себя. - А ты не из людей?

- Я лошадиная ведьма.

- Лошадиная ведьма - не личность?

- Лошадиная ведьма, - ответила она, - это я.

Он открыл рот для отповеди, передумал и шлепнулся на валун. Сел, упокоив лоб в чаше ладони. - Забудем. Похоже, это был сон: я говорил с миловидной женщиной на лошади и разговор куда-то двигался. Дерьмо прояснялось.

- Ты продвинулся дальше, чем думаешь. Теперь ты мне люб.

- Прости?

- Люб, - повторила она. - Когда тихий. Тогда ты здоров. Заботлив. Даже со мной, хотя меня не знаешь. Мне с первого мгновения хотелось, чтобы ты мне понравился. Но тебя нелегко полюбить.

- Уже слышал.

- Надеюсь, так будет и дальше. Хочу, чтобы ты полюбил меня. Гляжу на тебя - думаю о сексе.

Он закашлялся, потеряв дыхание. И снова. - Прости?

- Ты человек подозрительно красивый, очень ладный и сильный, и опытный в самых неожиданных делах. Ты ожидаешь, что женщины будут очарованы. Так и есть. Глядя на тебя, я думаю о сексе. С тобой. Секс с тобой будет очень, очень хорош.

Он кашлял, это не помогало. - Не староват я для тебя?

- Староват?

Она засмеялась и в этом смехе был звон распадающегося ледника, скрип камней на его полном карстовых провалов пути, шелест снегов и запах многих слоев щедрого чернозема, миллиард лет гудевшего под копытами, лапами и когтями существ столь древних, что память о них сокрыта от мира...

Но не от нее.

Для нее, в ней они еще жили и бегали и дрались и любились и звали ее поиграть с ними в пропавшей вечности.

Он сказал: - А... ах, дерьмо, да ладно, не надо...

Она приковала его к месту ледяным глазом, и прошлая жизнь вдруг раскрылась, оставив его нагим на ветрах безвременья. Вихри вились, сплетаясь, и скоблили его сущность бритвенными лезвиями льда.

- Хватит. Хватит, прекрати, прошу! - Он закрыл глаза руками, но это не помогало. - Не надо так.

- Годы ничего не значат. - Ее голос снова стал теплым и человеческим, и когда он увидел приглашение в глазах, и теплом и холодном, нечто вновь зашевелилось в груди. Теперь угрожая взломать его изнутри. - Мы в лошадином времени.

- Не знаю о таком.

- Иногда поедание яблока затягивается на целый день.

- Это вроде метафоры секса?

- Ты этого хочешь?

- Ух... дерьмо. Ладно, понял. Так я, э, то есть... Разве секс не случается только после того, как люди, ну, представятся друг другу?

- Я знаю тебя. Ты начал познавать меня.

- Не знаю даже твоего имени.

- Какого имени?

Он не нашел, что ответить.

- Мне говорили, что я умелая. В сексе.

- Ох, окей.

- Необычайно умелая.

- И представить не могу.

- Верно. - Улыбка стала шире. - Он изменит твою жизнь. К лучшему. Это лишь мнение, но обоснованное. Весьма обоснованное.

- Слушай, ух... - Он потер глаза. Ложь для таких случаев была заготовлена... но он не мог вспомнить, какая. И вздохнул. - Глядя на тебя, я думаю не о сексе. Глядя на тебя, вообще не думаю. Как бы не могу.

- Спасибо.

- Я сказал не как... - Он оборвал себя, поняв, что сказал это именно как комплимент и отрицание сделает его еще смешнее. - Ты мне нравишься. Точно. Но я не, знаешь ли, не любитель случайного секса. К тому же я угодил в заварушку, вот прямо здесь и сейчас, да? Моя жизнь - место беспокойное.

- Ты неправильно понял, что здесь происходит.

- Ты не подкатываешь ко мне?

- В твоем мире люди говорят, чтобы проверить, убедить, соблазнить, склонить, обмануть или подавить других. Но мы в моем мире. Я говорю то, что считаю правильным, и то, что тебе нужно узнать. Я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя и, если буду любить в тот час, когда ты решишься на секс, мы будем счастливы. Оба. Надолго.

- А если я, э, решусь на секс, когда ты перестанешь меня любить?

- Тогда один из нас умрет.

- Гм...

- Меня нельзя взять силой. Ни в сексе, ни в ином.

- Не то чтобы тебе следует бояться...

- Я не боюсь.

- Неужели? Тебя нельзя взять силой? Вообще?

- Подчинение - не мое дело. - Она глядела зимним глазом. - Кто пытался, погибли. Многие.

- Но не ты.

- Иногда и я. Но я никогда не умираю по-настоящему. Не тревожься.

- Знай вот что. Если тебя убьют сегодня, забудь о сексе. Что бы обо мне ни говорили, я не любитель холодненьких.

Брови ее сошлись в намеке, что эту тему можно будет продолжить. - Очень хорошо. Обычно проще позволить им убить меня, чем возиться с защитой. Но ты можешь стоить того.

- Грубая лесть.

- Я сказала "можешь".

Он улыбнулся ей. Она ему. Нечто внутри шевельнулось снова, грудь треснула, и он понял, что дело кончится слезами.

Быть слишком старым, чтобы не понимать последствий, но еще слишком молодым, чтобы сопротивляться... Вот фигня.

Он одернул себя. - Первым делом нужно найти ублюдков. Орбек - отличный лазутчик...

- Они там, - показала она на восток. - Там сходятся три пересохших ручья. Много камней.

Она заметила удивление и пожала плечами: - Табун знает. Орбек - огриллон?

- Ага.

- Значит, он уже их нашел.

Через пару вздохов ветер переменился, летя с востока. И тогда Джонатан Кулак услышал неровный перестук, словно далекий кашель, и увидел огненные столбы силы над холмами - еще кто кого нашел! - и, не теряя слов, рванул с места. Едва сделал первый скачок, вдалеке прогремели три взрыва, украсив небо пламенем и фонтанами камней, а устье оврага стало живой волной - ведьмин табун выливался из низины и галопом спешил в саванну.

Он бежал что есть сил.

Те утесы были едва в полумиле; Дисциплина Контроля позволит ему устроить фокус с химией крови и полететь почти пулей. Запыхается, но поспеет вовремя и крючок нажать сумеет.

Сзади катился гром; он вспомнил, что на небе три дня не было ни облачка, и оглянулся. Гром издавал большой жеребец, галопом несший лошадиную ведьму.

Она протягивала руку. Он едва успел представить яркую картинку, как на полной скорости падает лицом в кусты, ведь у нее нет седла и узды и даже чертовых стремян, которые позволяют устроить такой маневр; однако она схватила его руку и подалась в противоположную сторону, и конь идеально сохранил равновесие, и она забросила его позади себя и он схватился за ее тонкую, но твердую поясницу и прижался так крепко, что можно было снова начать думать о сексе.

Она кивнула через плечо и возвысила голос, чтобы было слышно сквозь ветер и барабанный грохот копыт. - Что друг сделает для друга...

Он ответил на ее кивок своим и напряг руки.

Крепко.

Очевидно, табун умел передавать ей точные знания об округе. Ведьма остановила скакуна на залитом солнцем холме, перед скалами, которые и так заставили бы их пойти пешком. Джонатан Кулак не видел и следа налетчиков.

- Сюда.

Она провела его извивами по горбу холма и на склон следующего, выше и скалистее, и Джонатан Кулак услышал звонкий треск выстрелов СПАР-12. - Орбек! - крикнул он. - Орбек, проклятие! Ах ты поганый выкидыш трепаной суки, что ты тут творишь?!

Отзвуки выстрелов затихли вдали, подарив промежуток тишины.

- Уй... эй, сюда, братишка. Мне жаль.

- Что ты не понял из драных моих слов "не показывайся на вид"? - Джонатан Кулак шагал между беспорядочно лежащих валунов. Юный огриллон затаился за природной баррикадой, целясь вниз.

- Положи треклятое ружье.

- Секунду, братишка. - Треск; кто-то заорал внизу. - Говнюк.

- Орбек.

- Пора сваливать с позиции. - Орбек скользнул от своей бойницы и перекатился, сев, винтовка на коленях. - Эй.

- Чертовски правильно, засранец.

Серые щеки потемнели. Глаза забегали.

- Они выследили меня в засаде, шли против ветра. Но ветер переменился. Мне повезло. Не сменись ветер, я не узнал бы. Могли взять на ножи. Вот была бы срань. Кому охота умирать без драки? Но я вынюхал их и полез выше, и один так выходит и говорит: "Нас тут тридцать! А у тебя что?" И раз он спросил так вежливо... - Огриллон пожал плечами. - Я показал.

Джонатан Кулак потер глаза. - Много убил?

- Ни одного. Что я, любитель?

- Как раз пытаюсь понять.

- Нескольких подбил. Как вы, хумансы, это зовете? В чашечку колен? Трех или четырех, пока они не подняли Щит. И того сосуна сейчас.

- Ужас.

- А хороший был выстрел, когда я снял лучника? Скажи: просто блестящий.

Кулак не ответил. Отыскал положение среди камней, где его не могли убить.

- И эй, людская женщина..? Прошу извинить чертовы манеры моего меньшего брата. Орбек Черный Нож, Тайкаргет.

Она кивнула с серьезным видом: - Лошадиная ведьма.

- Рррад-встрече-жаль-угостить-нечем.

- Взаимно.

Кулак пробрался между камней и осмотрел зону обстрела. Орбека спугнул, похоже, еще один охотник вроде Таннера, случайно, ища высокую точку обзора. И теперь огриллон - с даром владеть любым оружием, особенно огнестрельным - засел вверху с винтовкой, контролируя выходы всех трех сухих овражков, путей из низины. Место оказалось ловушкой, в которую может угодить даже умный человек, если не думает о возможности попасть под огонь штурмовой винтовки с богатым выбором патронов.

Но и Орбек схватил за хвост дракона: под плотным ответным огнем он не смог бы сдерживать их всех сразу. Взяли бы числом. По коленям вместо убийства - значит, у них есть раненые, которые замедлят передвижения. И еще он хотел, чтобы они тоже не сразу убили его. - Христос, это же чертов бумажный замок на песке. А гранаты?

- У них тавматурги. У тавматургов Щиты. Я их изрядно поплющил, - сказал Орбек. - И как другие ребята всегда находят тавматургов?

- Меняют на запас туалетной бумаги. Что за хренов вопрос?

- Почему у нас никогда нет тавматургов?

- Потому что я их не выношу. Заткнись.

- И давно ли? Ты женат на одной...

- Ты слышал? Я сказал заткнуться.

- И ты императору Делианну ближе задницы, а он как раз...

- Орбек.

- Прости. Да-да. Прости.

Джонатан Кулак снова потер глаза, и лоб потер, и выскреб песок из волос. Наконец сказав: - Да в дупу всё.

Прошел мимо Орбека к огневой точке. - Денни! - крикнул он. - Денни Макаллистер! Ты тут?

Далекий голос отразился от скал: - Что за хрен твой Темми Мик Ласситер?

- Денни, это Хэри Майклсон. Выходи, дружище. Потолкуем.

Последовала продолжительная тишина. Наконец отозвался иной голос, ближе. - Без дерьма?

Джонатан Кулак кивнул себе под нос. - Лиам с тобой? Ли, приветик. Хэри Майклсон. Спой мне.

Третий голос, еще ближе. - Ага, прости. Нужно бы что-то сказать, но язык проглотил. Сейчас достану... Хэри драный Майклсон! Отымейте меня снизу доверху и с боков! И сотрите дерьмо, штаны намокли! Ты считаешься мертвым!

- Сам слышал. Денни, Ли, нужно поговорить.

Лошадиная ведьма мягко вставила: - Ты знаешь этих людей.

- Не лично, - тихо отозвался Кулак. - По репутации. И они меня так же.

Низкий голос Денни огласил холмы. - Как тебя называть?

- Джонатан Кулак. А ты теперь Алый Беннон, да? А Ли, слышно, у нас Чарли-В-Самый-Раз?

- Так меня девки зовут.

- Лишь те, что еще не узнали, - буркнула ведьма.

Он решил не спрашивать, откуда она знает. - Слушайте, Беннон, Чарли. Нам нет нужды дальше давить на рычаги в этом деле, а?

- Это зависит. В каком этом деле?

- В ситуации, из которой лучше всем выйти сухими.

- Звучит здорово. Итак. Хотел поговорить? Мы говорим. Что мы можем для тебя сделать?

- Скорее что я могу сделать для вас, Алый. Но, может, вы не хотите, чтобы мои слова слышали до самого побережья? Понимаешь, о чем я?

Орбек встал за плечом Джонатана Кулака. - Актиры?

- Ага.

- Эй, как там их зовут? Может, я эти имена слышал.

- Молчи, чтоб тебя. - Кулак обернулся к огриллону. Лицо было бледным, он словно стал старше на два десятка лет. - Чарли-В-Самый-Раз? Это Морган Черное Древо.

Желтые глаза Орбека вылезли на лоб, из горла вырвался тонкий хрип. - Гхр? Так второй - это же...

- Не говори.

- Я пулял в Лазаря, дери меня, Дана? - Глаза стали белыми. - Рожден в рубашке, кажется. Святая срань.

- Теперь ты понял? Лучше не мутить дерьмо, пока у тебя есть чем мутить.

- Но... но Лазарь Дан, святое дерьмо. Лазз Дан всегда на вершине горы! И у подножия и где угодно посередине! Чего он ждет?

- Ружье, - хмуро и тихо отозвался Кулак. - Не хочет повредить ружье. Или гранаты. Или любое артанское вооружение, что может у нас оказаться. Не знал, что такое дерьмо осталось в этом мире. Теперь знает.

Орбек задумался. И сел между камней. - Хреново.

- Он многое может магией, но тихо послать пулю в череп человеку за две тысячи метров - не его дар.

- Ах... - Орбек повторил вздох Кулака. - И все-таки я ловко ссадил того лучника. Эй?

- Спросишь, если выберемся живыми.

- Эй, Майклсон, если ты сюда просто забрел, можем поторговаться, - крикнул Беннон. - Похоже, хорошее ружьецо.

- Произведение искусства, мать его. Забудь. Есть кое-что получше.

- Полагаю, мне это интересно.

- Я тут пересекся с твоим стрелком, Геком Таннером.

- Его мамочка зарыдает.

- Он жив.

- Правда?

- Пока.

- Ну, это можно сказать о любом из нас. Не сочти меня холодным мерзавцем, но почему ты его не убил?

- Не было нужды.

- Не припоминаю, чтобы раньше тебя это останавливало.

- Может, я решил вести себя как взрослый.

- Ну, насрать мне на затылок! Все стареют, кажется. Даже ты.

- Парни вроде нас не стареют, - сказал Кулак. - Мы становимся медленными, а потом мертвыми. Я уже медленный.

- Неужели ты больше не мешок солнечных лучей?

- Твой парень, Таннер, немало наплел мне о графе Фелтейне и тому подобном. И я подумал, черт возьми, мы, такие как есть, мы могли бы найти цель лучше, чем корчить трепаных ковбоев и скакать клоунами с голым задом.

- Ну, ты знаешь, йо-хо-хо, по холмам помчусь домой и так далее. Платят за нашу работу совсем не плохо.

- И? Это же просто работа. Ладно, Денни - да, деньги на то и нужны, чтобы грязь разгребали другие. Я думал ты парень поумнее, и теперь другие делают грязную работу для тебя, не ты для них.

Кто-то крикнул: - Ты же не слушаешь этого говнюка, а? Не думаю, что графу понравится узнать, что...

Залившие низину тени сгорели в потоке зеленого огня, взрыв сотряс камни и звенел между скал очень долго. Последовала тишина еще более долгая.

- Кто еще? - спокойно сказал Алый Беннон.

Тишина и тишина.

- Реально, - повторил он. - Кто еще желает узнать мнение графа, и кто ему расскажет?

Тишина...

- Майклсон?

- Кулак, - сказал он. - Я еще здесь.

Беннон перешел на английский. - Что предложишь? Ищешь работу?

Кулак тоже заговорил на языке Земли. - Ага. Без обид, Денни, дисциплина в твоей долбаной компании страдает.

Беннон хохотнул. - Предложение?

- Ты, верно, слышал обо мне и Студии, все это дерьмо?

- Что-то вроде. Слышал, когда твоя жена откинулась, ты взорвал половину Анханы. И выстроил всех в линию, благодарно целовать тебе зад.

- Что-то вроде. Не думаю, что кто-то из нас попадет домой. Когда -либо.

- Три года прошло. Склонен согласиться.

- Никто не стал моложе, Денни. Парням нашего возраста пора искать место для тихой жизни.

Молчание.

Потом: - Слушаю.

- Ну, твой граф Фелтейн, слышно, подгреб под себя немало хороших местечек. Деревни, пригоршня городков, красивая столица. Так много, что больше ему не нужно. Он мутит дерьмо лишь потому, что в жопе свербит.

- Да. А у кого не свербит?

- Ну, разные есть жопы. Есть жопы вроде него, - сказал Джонатан Кулак, - а есть жопы вроде, скажем, нас.

- Нас. - Беннон, казалось, задумался. - Хорошо.

- Вот в чем соль: на две сотни миль во все стороны лишь несколько людей знает, кем был я. А я, похоже, единственный знаю, кем были вы. Владея таким знанием, думаю, мы сможем убедить Хертейна сидеть на графской жопе ровно. Без сомнений, раздумий и чертовых возражений.

- Ты уже проворачивал такое дерьмо? - не спеша сказал Чарли по-английски. - Или только болтаешь?

- На хрен лошадей. Оставьте их. Нам они не нужны, а без них Хертейн никуда не вторгнется целый год или больше. Мы уже не работаем на Студию, Денни. Нам не нужно начинать войнушку ради заработка.

Молчание.

- Алый, он прав, - подал голос Чарли. - Если война пойдет худо, тут всё сгорит и все умрут, и не будет такого милого места для нас.

- Рискованно. Чертовски большой риск.

- Подумай же, Денни. Вместо того, чтобы начать войну, мы можем погасить ее до начала. И стареть богачами-дворянами.

- Не похоже, - сказал Беннон мрачно. - Нет, пока граф жив.

- Денни, Денни. Ну что ты, человече. - Кулак неприятно рассмеялся. - Ты с кем говоришь?

Молчание.

- Знаешь, Алый, тут он опять прав.

- Ага, - произнес Беннон с расстановкой. - Уверен.

Кулак положил жесткую ладонь на плечо Орбека, куда более жесткое. Сказал вполголоса, на вестерлинге: - Бери припасы и оружие. Оставь пару магазинов для автомата и пару ящиков гранат. И золото. Пусть бедняги-грумы найдут коней, снаряди их и направь назад в Харракху.

- Как скажешь, братишка.

- Затем - оставайся с табуном. Я планирую дней десять, или двадцать. Пока не вернусь, убивай любого. Кто придет за лошадьми. Или за лошадиной ведьмой. Сделаешь, ладно?

Мясистые брови сошлись воедино. - А если не вернешься?

- Беспокоиться начнешь, когда не вернусь.

Он кивнул. - Как скажешь.

- Умри в бою, Орбек.

- Умри в бою, братишка. - Огриллон пошел среди камней к тайнику. За ним по пятам шагала ночь.

Кулак обернулся к ведьме. - Приглядишь за ним, да?

- Я так не делаю.

- Не как лошадиная ведьма, - продолжил он. - Как друг.

- Тогда ладно. - Она выглядела торжественно-суровой. - Опасный путь для тебя.

Он пожал плечами: - Всё опасно.

- Предпочитаю тебя живым.

- Спасибо. Я тоже.

- Ты ставишь жизнь между опасными людьми и лошадьми, и ты не любишь лошадей. Между опасными людьми и мной. И ты не знаешь меня. Знаешь ли ты, почему так поступаешь?

Его губы сложились плоской линией. - Какое отношение "почему" имеет к моим делам?

- Надеюсь, знаешь. Ладно, всё.

Он надолго замолчал. И правда, дело должно кончиться слезами. Он прав, как всегда. Слезы будут всегда, он это знал и он достаточно постарел, чтобы понимать... но волосы ее пахли солнечным светом и травой и дикими цветами, и наконец узлы его сердца сжались столь туго, что он едва мог дышать.

- Все в порядке... - Он закашлялся и сглотнул, и набрал воздух в легкие. - Можно коснуться тебя?

- Конечно.

Он протянул левую руку и она подошла к нему, серьезная и величественная, глядя в глаза - ореховым и синим глазом в его, полночные. Вместо того чтобы притянуть ее, он протянул руку к шее, скользнул по углу челюсти, где кость была чуть искривлена, словно после дурно исцеленного перелома. Скользнул по щеке и коснулся маленького, почти незаметного шрама под левой губой, и другой рукой коснулся ледяного глаза и бледного нитевидного шрама, что полз по веку. Притянул к себе. Пальцы нашли свободный воротник безрукавки, и там, на спине, он нащупал то, о чем успел догадаться: кожа была шелком, наложенным на неровно сплетенную сеть.

Шрамы от кнута.

- Цена позволения, - сказала она. - Не всякая девочка может стать лошадиной ведьмой.

- Наверное, было больно.

- По-разному. Некоторые еще болят. Но ты разбираешься в шрамах. Ты знаток.

- Так очевидно?

- Вот почему тебе здесь рады. Всегда были рады. И всегда будут. Приходи и уходи, когда захочешь. Ты заплатил сполна.

- Полагаю, я уже догадался. - Он поцеловал ее так сильно, как позволило оплетенное узлами сердце: целомудренно коснулся губами лба. - Полагаю, вот единственная причина, по которой я делаю так.

Она подарила ему улыбку, подобную заре, взошедшей за горами. - Ты мне еще люб.

- Забавно, - ответил Джонатан Кулак. - Вторая причина.