Заклинательницы ветров

6

Как появился эфирный зверь, Ки не видела. Однако присутствие его ощутила даже сквозь дрему: ей показалось, что по поверхности привычного ей мира побежали словно бы какие-то волны. То есть на телесном плане не было ни звука, ни запаха, ни дуновения ветерка. Просто на какой-то миг неуловимо изменилось ощущение от прикосновения воздуха и земли к ее плоти. Забеспокоились и тяжеловозы. Сигурд принялся рыть землю копытом, причем с каким-то упрямым остервенением. Сигмунд высоко поднял тяжелую голову, топорща уши и раздувая чуткие ноздри…

– Давай, Ки. Вставай. Задержимся – сами себе жизнь усложним. Ну же, Ки! Тихий голос колдуна звучал ободряюще. В его тоне ей послышалось нечто знакомое, она призадумалась, потом поняла. Должно быть, примерно так она увещевала свою упряжку перед тем, как пустить коней через какой-нибудь особенно опасный и трудный брод на реке. М-да. Тем не менее, Ки поднялась, подхватила голову чародея вместе с ее подставкой из черного камня и прижала к своей груди, словно талисман, защищающий от неведомого…

– Ки! – поторопил ее Дреш. – Зверь ждет, но терпение его иссякает. Мы должны войти в него…

– Да где он хоть?.. – ничего не понимая, отозвалась она. В голове у нее плавал туман, так и не рассеявшийся с того самого времени, когда Дреш использовал ее в качестве маяка. Дреш хмыкнул, и этот смешок словно окатил Ки холодной водой, заставляя окончательно пробудиться и вступить в мир, внезапно наполнившийся чудесами. Она сама почувствовала, как прояснился ее разум, как воспрянул непокорный боевой дух.

– «Ласточка, королева небес, попав в воду, превращается всего лишь в клубочек тонущих перьев», – насмешливо процитировал Дреш. – На какую глупость я, оказывается, способен. Ну конечно же, ты его видеть не можешь. И у меня, увы, нет времени настроить твой разум на понимание всего того, что, не сознавая, доносят ему глаза. Что ж, я буду смотреть вместо тебя. Держи-ка меня крепче…

Ки послушалась и почувствовала, как меркнет боковое зрение. Серая мгла быстро смыкалась перед глазами, и, наконец, Ки словно бы вглядывалась в нескончаемую трубу, на другом конце которой горела светлая точка. Потом пропала и она. Остался сплошной серый туман. Он начал расходиться, и окружающий мир появился снова, правда, в несколько измененном виде. Деревья и трава сделались выше, а кони – еще крупнее и массивней обычного… Внезапное понимание ошарашило Ки: она видела все окружающее глазами Дреша, чью голову по-прежнему прижимала к груди. Дреш почувствовал, что до нее дошло, и вновь захихикал.

– Итак, – сказал он, – ты видишь свой мир моими глазами. А теперь позволь пригласить тебя в один из МОИХ миров. Смотри же!

Дреш моргнул – за себя и за нее, и глаза, ставшие общими, раскрылись в мир, в котором не было ночи. Царивший здесь свет, однако, ничего не освещал, ибо исходил не от солнца или луны, а от существ, его населявших. Там, где стояли привязанными Сигурд и Сигмунд, лучились буровато-зеленым сиянием две живые громады. Ее собственное тело, увиденное глазами Дреша, мерцало желтым.

– Если бы ты только видела, каким опаловым сиянием кажусь я! – без ложной скромности похвастался Дреш. – А вот и наш зверь. Видишь его?

Общим глазам предстало нечто, устроившееся среди буроватого тумана, которым стал лес. Ки пошла к нему сквозь смутное коричневое мерцание травы.

Существо было не то чтобы белым, – свет, исходивший от него, можно было назвать скорее прозрачным. Ки чувствовала в нем жизнь, но ничего похожего на тело признать не могла. Не то пустотелая башня, не то вертикальный тоннель, уводивший с надежной земли куда-то во тьму. Добравшись, наконец, к подножию существа, Ки сумела заглянуть вовнутрь и вверх. Там, как и снаружи, лился все тот же прозрачный свет. Здравый смысл Ки был положительно поколеблен.

– Входи! – В голосе Дреша отчетливо слышалось нетерпение.

– Как входить?.. – не поняла Ки. Он что, собирался загнать ее в пасть, или в ноздрю, или, может, в какое другое телесное отверстие неведомого существа?..

Двигаться, однако, ей не пришлось. Дреш издал некий звук – он напоминал слово, которое могло бы произнести создание, не наделенное ртом, – и Ки почувствовала, как у нее зашевелились волосы, а потом они с Дрешем не то провалились в бездну, не то воспарили куда-то ввысь…

Они стремительно мчались сквозь лучезарную внутренность твари. Ки не чувствовала прикосновения ветра к одежде, только волосы раздувались и падали на лицо. Она не могла понять, двигались ли они сами, или, может, сам эфирный зверь двигался мимо них? Любая попытка осмыслить происходившее оказывалась насилием над рассудком, вызывавшим смутную тошноту. Потом до сознания начал доходить шепот Дреша:

– …Ну-ну, Ки. Все в порядке, не бойся. Скоро все кончится. Я тут, с тобой. Ничего страшного не случится. Еще немножко, и все кончится. Не бойся…

– Я не дитя, чтобы меня успокаивать!..

Ки казалось, что она выкрикнула эти слова. На самом деле они были выдернуты у нее изо рта и заметались внутри существа-трубы, отскакивая и возвращаясь обратно к ней. Совершенно бессмысленные слова. Более того, она ощущала их телом, словно удары камней. Постепенно они распались и багровыми ошметками осыпались вниз.

– Ки, Ки, Ки!.. – Она чувствовала, что маг обращался к ней, старался утешить, но ни звука по-прежнему слышно не было. – Мы не говорим с помощью рта. По крайней мере внутри этого создания. А тебе вообще лучше помалкивать, только слушать. Нет, нет, держи свой разум в узде, не давай ему гадать о том, что он все равно не в силах постичь. Просто слушай меня. Еще настанет время, когда ты услышишь… когда ты ощутишь звук. Слух тут тоже будет ни при чем, ну да ты сама сразу все поймешь. Та боль, которую мы использовали, чтобы воззвать к этому зверю, та мука, которую ты не могла высказать… она вернется к тебе. Я заставил тебя метнуть ее в пространство, но физически она принадлежит только тебе. Большего я не в силах тебе объяснить. Будем доверять твоей интуиции… – Дреш помолчал, выжидая, пока уляжется паника, охватившая Ки, потом продолжал: – Ты ее узнаешь, не бойся. Ты сразу признаешь ее как часть себя, как нечто столь же знакомое, как твоя собственная рука. И как только узнаешь – хватай ее! Только смотри, меня не вырони. Обхвати меня левой рукой. Вот так, а правую держи наготове. Да смотри, когда ухватишь свой крик – держи крепко, не выпускай!

И Ки поняла, что послушается, несмотря на яростный гнев, клокотавший в ее душе. Время шло – не то стремительно мчалось, не то ползло черепахой. Немыслимый полет продолжался. Ки заметила, что мимо них начали проплывать иные сущности, находившиеся внутри эфирного зверя. Ки УВИДЕЛА раскаты похоронного колокола и дрожащий плач ребенка, свалившегося в колодец. Она не понимала, откуда она, собственно, знает, что именно представляют собой эти бесформенные комки света или колючих теней. Она знала – и все. Вот мелькнул крохотный, внезапно лопнувший пузырь: последний вздох короля, убитого из-за предательства друга. Потом Ки пронесло сквозь осязаемо жуткий оранжевый туман. Какого-то человека забили дубиной во сне – он так и не проснулся, только и успел, что страшно закричать перед смертью.

…Ки едва не промахнулась. Она заметила и узнала свой собственный вопль в самый последний момент. Он был бело-желто-черный, местами угловатый, местами вспученный. Его невозможно было ухватить горстью. Он был слишком велик. Ки отчаянно попыталась сцапать его, но не сумела, он заскользил мимо, но все-таки ей удалось сгрести его одной рукой в охапку и крепко прижать к себе.

Ей показалось, что ее рука попала внутрь быстро вращавшегося колеса. Ее бешено завертело, причем центром вращения служило правое плечо. Закружилась голова. Ки что было мочи прижимала к себе Дреша и свою боль и тщетно пыталась зажмуриться, чтобы только избавиться от видений проносившихся мимо миров.

Она почувствовала, как пойманная боль начала втекать обратно в ее тело. Сперва она была несоразмерно велика, потом, проникая глубже, к самому средоточию ее существа, сделалась меньше, но вместе с тем и острее. Когда же она достигла каких-то окончательных глубин, о которых Ки дотоле и не подозревала, неведомо откуда возник твердый пол, больно ударивший Ки снизу в подошвы, так, что отдалось в позвоночнике, а сверху стремительно обрушился серый потолок. Объяснений Дреша не понадобилось: Ки и без него поняла, что их вышвырнуло в какую-то реальность.

Ки опрокинуло навзничь, и она осталась лежать неподвижно: от удара дыхание на миг прервалось. Хуже всего пришлось спине и затылку; тем не менее, Ки чувствовала себя куда лучше, чем во время путешествия. Здесь, по крайней мере вокруг, было что-то твердое, ощутимое. Соответственно, прекратилось и ощущение туманной неопределенности, нерешительности и неполноты, мучившее Ки с того самого момента, когда Дреш вызвал через нее эфирную тварь. То – что бы оно там ни было, – с чем Ки воссоединилась внутри зверя, выжгло туман, и к молодой женщине вернулась способность самостоятельно рассуждать. А вместе с нею – и ярость.

Обретя вновь способность дышать, Ки осторожно прислушалась к своему телу, глядя при этом на потолок, изукрашенный серыми завитками. Потом приподняла голову, еще гудевшую после падения. Точка, с которой она созерцала комнату, при этом не изменилась, и так было до тех пор, пока она не села как следует, подняв с собой и голову Дреша. Ки ведь по-прежнему пользовалась его глазами. Она ощутила под своей рукой шевеление мышц: Дреш силился открыть рот. Только тут до Ки дошло, что она держала его не за каменную подставку, а прямо за лицо и хватки не ослабляла. Поняв это, она поспешно переменила положение руки.

– Вот спасибо, – ядовито пробурчал Дреш. – Я уж думал, так и помру парализованным в твоих тисках!

– По-моему, ты вполне заслужил еще чего похуже, – сказала Ки. – Я хочу пользоваться своими собственными глазами!

– Пожалуйста, – с полным безразличием откликнулся Дреш. Ледяная ярость в голосе Ки ничуть его не смутила.

Перед глазами Ки вновь заклубился, а потом рассеялся туман, и Ки заморгала, пытаясь сфокусировать зрение. То, что для Дреша было матово-черными стенами, превратилось в колышущиеся непрозрачные занавеси. Ки не могла разглядеть, что там находилось за ними, но не могла и убедить себя в их вещественной твердости.

– Понравилось? – заботливо поинтересовался Дреш. – Может, просто поставишь меня где-нибудь в уголке – и айда вперед, вся такая из себя самостоятельная?

Ки помедлила с ответом. Она все еще попыталась сосредоточить взгляд на стене, но от ее обычного глазомера здесь было весьма мало толку. Стена казалась расположенной прямо у нее перед носом; проходил миг – и Ки не взялась бы дотянуться до нее рукой; еще чуть-чуть – и до нее надо было шагать через всю комнату. Гордость не позволила-таки ей сдаться без боя, и Ки попробовала найти компромисс.

– Честное слово, уж до чего я рада была бы бросить тебя здесь, Дреш, – сказала она, – но, увы, не отваживаюсь.

Он ответил:

– Тебе кажется, что я все время этак походя обижаю тебя, Ки, но на самом деле мною движут лишь спешка и жестокая необходимость. Так что, если ты не прекратишь все принимать близко к сердцу, мы с тобой никогда отсюда не выберемся.

Ки закрыла глаза и почувствовала, что он вновь подчиняет себе ее зрение.

– Придется уж нам с тобой еще попользоваться моими глазами, – сказал Дреш. – Похоже, ты считаешь это себе помехой, и немаленькой. Что до меня, я уже сомневаюсь в благоразумии затеянного предприятия. Полагаю, нам следовало бы отправиться в Горькухи, а там я без труда захватил бы какое-нибудь подходящее тело. Другое дело, мало что может сравниться с блаженным ощущением своего собственного тела. К тому же вместе с телом я лишился бы немалой доли своей силы, не говоря уже о секретах, которые в этом случае выведали бы Заклинательницы. Да что толку рассуждать! Нам теперь отступать некуда, можем идти только вперед. Так что вставай и дай-ка мне оглядеться…

Ки поднялась молча и послушно, хотя властная речь Дреша больно ранила ее гордость. Вероятно, она с гораздо большей охотой приняла бы участие в навязанном ей приключении, если бы Дреш обращался с нею, как с равной. Но колдун явно видел в ней всего лишь руки и ноги, которые можно использовать, – она была для него чем-то вроде ездового животного или смирной упряжки. Подобное сравнение немало потрясло ее. «Когда-нибудь же я вернусь к своему ремеслу возчицы, – подумалось ей. – Смогу ли я смотреть на вещи совершенно так же, как прежде?..»

Дреш между тем обозревал комнату, и Ки оглядывала ее вместе с ним. Комната производила странное впечатление: можно ли представить себе аскетическую роскошь? Матово-черные стены были голыми, как в тюремной камере, воздух был прохладен до холода, так что у Ки встали дыбом все волоски на коже. Однако в углу виднелось низкое ложе, так вот, оно было застелено самыми пышными оленьими шкурами, которые Ки когда-либо видела, притом бурый мех отливал фиолетовым – оттенок, свидетельствовавший о высшем качестве и немалой цене меха. В ногах постели лежали аккуратно сложенные одеяла, похожие на те, что керуги ткали из шерсти своих горных овец, но даже и тончайшие пальчики керуги никогда не сумели бы выпрясть такие нитки и выткать такую нежную ткань. В другом углу находился деревянный стол и при нем табурет самого незамысловатого вида. Породу дерева Ки так и не признала, тем более что оно вроде как мягко мерцало изнутри. А вот высокий хрустальный сосуд, стоявший посередине стола и наполненный бледно-лиловой жидкостью.

– О-о, – удовлетворенно выдохнул Дреш. – А ведь не потерял я, Ки, былого искусства, не потерял. Ни в малейшей степени. Мы попали не только в ее царство, но даже прямо в ее спальню! Если только комната может говорить о том, кто в ней живет, то эта говорит о ней, о Рибеке. То она себя во всем ограничивает и урезает, а мгновение спустя любой своей прихоти потакает…

– Рибеке?.. – удивилась Ки.

– Заклинательница, которая стащила мои члены, – пояснил Дреш. – Самая жадная до власти ведьма, какую свет видел…

Однако, пока он так говорил, перед глазами Ки промелькнул странный двоящийся образ. То есть внешне в комнате ничего не произошло, но впечатление было, как будто смотришь на каменистое дно пруда сквозь свое собственное отражение. Ки увидела женщину. Высокую женщину, и бледно-зеленая мантия, спадавшая с широких плеч до ступней босых ног, только подчеркивала ее рост. Белые цветки ветреницы выглядывали из травы у ее ног, пышно ниспадающие волосы так и блестели на солнце. «Рибеке…» – шептал ветерок, шевеля траву и заставляя кивать головки цветов. Но это была не Заклинательница, а женщина, человеческая женщина, вроде самой Ки. Ки успела задуматься об этом, но образ расплылся и померк, и перед глазами вновь была всего лишь пустая комната. Дреш продолжал о чем-то говорить, и Ки усомнилась, что он преднамеренно разделил с нею это видение.

– …и самая опасная среди них. Ибо она владеет собой настолько, что нет такого деяния, к которому она не смогла бы принудить себя, если сочтет, что оно доставит ей выгоду. Любое деяние, вне зависимости от того, какую боль оно ей доставит, вплоть до гибели. Вот если бы не она, а кто-то другой стащил мои сундуки!.. С другой стороны, ни у кого, кроме нее, и не вышло бы…

– А сундуки-то где? – поинтересовалась Ки. Спина у нее и так уже трещала от постоянного напряжения, и потом, поди вот так потаскай с собой чью-то голову, да с каменным постаментом. Опять же, удовольствие намного ниже среднего – торчать в спальне Дрешевой первейшей врагини. Чего доброго, еще войдет в самый неподходящий момент… Одним словом, чем быстрее она, Ки, заберет доверенный ей груз и Дреш поможет им обоим убраться отсюда восвояси, тем и лучше. Стало быть, не место и не время предаваться пустой болтовне.

– Терпение, – хладнокровно осадил ее Дреш. – Ты что же, полагаешь, Заклинательницы прямо так и позволили нам войти, забрать коробки и удалиться? Как же, как же. Начнем с того, что они их охраняют. Или ты думаешь, что мое тело – безделица, которой будет позволено валяться как попало? Может, ты думаешь, будто мы отыщем меня где-нибудь в пыли под кроватью?.. О нет, игры тут будут весьма тонкие. И ход теперь за нами. В этой их кажущейся утрате бдительности я усматриваю наблюдение даже более пристальное, чем ожидал. Уж не стоим ли мы одной ногой в западне?.. Надо подумать…

Ки, однако, размышляла совсем о другом.

– Рапира!.. – вырвалось у нее. Она подхватила голову Дреша сгибом локтя, отчего комната перед глазами одуряюще метнулась, и схватилась за свой пояс, а в животе стало пусто и холодно: она заранее знала, что ножен с оружием при ней не окажется. Растерянность и отчаяние заставили ее перейти на шепот: – Я так сглупила, Дреш… Я позабыла рапиру!..

– И котелок, и пузырек с душистым маслом… – передразнивая ее тревогу, добавил Дреш.

– Они-то нам на что?.. – буркнула Ки. Паясничанье чародея бесконечно раздражало ее. – Говорю тебе: мы безоружны!

– А еще у некоторых из нас нет ног, – фыркнул Дреш. – От твоей рапиры здесь толку, как от масла или котелка. Или, может, ты предполагала ворваться в покой, полный Заклинательниц, рубя направо и налево, и отвоевать мое тело, лишив жизни сотню колдуний? Нет, что за ребячество!.. Или я похож на дикаря, готового убивать? К тому же ты и так уже держишь в руках единственное оружие, которое может нам здесь пригодиться, – мою голову. Так что помолчи-ка лучше и дай мне подумать о том, что нам следует предпринять.

– Рапирой не рубят, – мрачно поправила его Ки. Давно уже ей не приходилось чувствовать себя до такой степени дурой. Дреш присвоил себе власть над ней, словно так оно и разумелось, и гордый дух Ки жестоко страдал. И самое скверное, что при данных обстоятельствах он, несомненно, был прав. Ки до смерти хотелось грохнуть его башку Рибеке на стол и оставить там подле того сосуда с бледно-лиловой жидкостью, и пусть этот гад выпутывается сам, как умеет. Может, язык без костей и наглость – второе счастье – и помогут ему выбраться сухим из воды. Ки дала себе как следует понаслаждаться этой картиной, но после холодный разум снова взял верх. Дреш был ей нужен хотя бы затем, чтобы снова вернуться в свой мир. Опять же, она была привязана к нему узами своего слова, притом письменного, и, наконец, кто же откажется натянуть нос Заклинательницам в ими же затеянной игре?.. Они, значит, делают что хотят с ее грузом, а она слова в ответ не скажи?.. Это притом, что на Заклинательниц у нее был личный зуб, причем корни его уходили в прошлое дальше, чем простиралась ее память, – ее отец по какой-то причине люто ненавидел их, хотя вслух об этом не говорил никогда, а у самой Ки с младенчества жило в душе смутное ощущение, что Заклинательницы были некоторым образом причастны к ранней смерти ее матери – матери, которую ей не довелось запомнить. До сих пор Ки ничем внешне не проявляла своей нелюбви, лишь тщательно их избегала. А теперь ей думалось, что Вандиен, может, был не так уж и не прав и действительно пришло время воздать им за все оскорбления и обиды. Во всяком случае, судьба, похоже, недвусмысленно подталкивала ее именно в этом направлении. Ки набрала полную грудь воздуху, шумно выдохнула, усмиряя свои чувства, и стала ждать распоряжений колдуна.