Заговор

Глава 10

Любое серьезное дело требует хорошей подготовки. Конечно, бывает, что проходит и тяп-ляп, и авось, но такое получается у людей исключительной удачливости и талантливости, и ко мне не имеет отношения. Мне нужно сначала вникнуть, изучить вопрос, разобраться в деталях, приспособиться, а потом уже начинать действовать.

Поэтому первым делом я отправился в Охотные ряды, где имел в преступной среде влиятельных знакомых, и купил самые лучшие, которые нашлись, гадальные листы.

Рафли были выполнены на вощеной бумаге, раскрашены несколькими цветами, и имели такие интересные картинки, что, трактуя их можно было заморочить голову не только легковерной старушке-вдове, но и какому-нибудь суровому воину. Полиграфия еще не пробила себе на Руси широкой дороги, и изделия были импортными. Дешевые отечественные издания, которые мне предложили вначале, содержали по одному примитивному рисунку, а в купленном дорогом, иностранном, были представлены даже сюжетные картины.

Следующее, что было необходимо иметь магу и волшебнику, это соответствующий антураж. Здесь возникли большие сложности. В Москве, как оказалось, не торговали черными плащами с нашитыми на них золотыми звездами, конусными колпаками звездочетов и прочей мистической дребеденью, о которой я имел смутное понятие из детских книжек и фильмов. Пришлось искать портного, который под моим личным руководством взялся бы выполнить такой своеобразный заказ.

На мое счастье, в тех же Охотных рядах мне рекомендовали немца, занимавшегося пошивом европейского платья. Немец оказался понятливым и обещал все сделать быстро и качественно. Не знаю, что он подумал о странном московите, делающим такой опасный заказ, но хорошие деньги заставили его отнестись ко мне дружески и с пониманием. Отрегулировав, таким образом, организационные вопросы, я направил копыта своего верного скакуна в Замоскворечье. По собственному генеральному плану я перед началом предприятия собирался обследовать вражескую территорию на предмет незаконного туда проникновения и наметить возможные пути для срочного отхода. В таких случаях всегда лучше проявить излишнюю осторожность.

Мы с донцом медленно объезжали квартал, который занимала объединенная купеческая усадьба. План у меня был прост: по моему глубокому убеждению, в нашей стране в принципе не может существовать забор, в котором не было бы удобной дыры. Не станет русский человек, привыкший ходить исключительно кривыми тропинками и тернистым путями, обходиться без короткого пути между двумя точками, одна из которых уютный кабак с напитками на вынос.

Однако, на первый взгляд, ни одной достойной внимания щели в капитальной ограде не наблюдалось. Тогда я решил не тратить зря силы на поиски тайного лаза, а пустил донца пастись у искомого забора, а сам присел на бревнышко в непосредственной близости от питейного заведения. На покупку рафли и заказ костюмов у меня ушло больше половины дня, так что момент был самый подходящий для приятного послеобеденного отдыха.

Солнце медленно перемещалось к западу, как и люди в сторону кабаков. Когда на фоне глухого забора практически из пустоты возник первый обитатель имения, я прозевал, но второго, уже зная куда смотреть, не пропустил. Он вдруг встал во весь рост в густом бурьяне, небрежно отряхнул запыленные на коленях портки и заспешил мимо меня в кабак. Я сделал вид, что не обращаю на него внимания, но постарался запомнить в лицо, рассчитывая, если удастся, свести полезное знакомство.

Вскоре новая персона показалось теперь уже из зарослей кустарника. Причем проявилась она значительно ближе к приятному заведению, чем первые Двое. Этот представитель московского холопства понравился мне еще больше, чем давешние. У него было лукавое лицо и ищущий взгляд. Когда он не спеша проходил мимо, наши взгляды встретились, я ему улыбнулся, и он тотчас остановился как вкопанный.

— Жарко нынче, — сказал лукавый холоп, разглядывая меня с не меньшим интересом, чем я его.

— Середина лета! — в свою очередь поведал я ему не менее глубокую истину.

Мы помолчали, нежно, улыбаясь друг другу. Симпатия, возникшая с первого же взгляда, быстро укреплялась. Моему собеседнику было лет примерно столько, сколько и мне, и интересы друг к другу у нас были хоть и разные, но обоюдные.

— Твоя лошадь? — спросил холоп просто для поддержания разговора.

— Хозяйская, — ответил я, чтобы не обнадеживать его своими несметными богатствами и не смущать социальным неравенством.

— А здесь, — перешел он к содержательной части разговора и кивнул на кабак, — медовуха хорошая. Любишь медовуху?

— Нет, я больше водку уважаю, — приветливо ответил я, держа за пазухой коварный замысел не светиться пред обитателями имения и упрочить наше знакомство в стороне от территории вдовы.

— Кто же ее не уважает! — грустно сказал он. — Только она и стоит дорого!

— Ну, если водка свежая, то я за ценой не постою, есть здесь в округе хорошая?

— Как не быть, — ответил он, прикидывая, что я имею в виду, просто спросить дорогу или взять его в провожатые. — Есть такая, что слаще меда!

— Далеко? — поинтересовался я.

— Отсюда не видно, — ответил он, явно не желая даром отдавать ценную информацию. — Ты сам не найдешь, если хочешь, могу показать дорогу, только…

Я понял недоговоренность и предложил:

— Может, составишь компанию?

— Я бы с радостью, только, — он красноречиво похлопал себя по карманам, — у меня и на медовуху-то нет, не то, что на водку.

— Ладно, я угощаю, потом как-нибудь сочтемся.

Симпатяга вытаращил на меня глаза, словно увидел привидение, потом просиял:

— Я с утра чувствовал, что нынче со мной что-то случится. Сон такой видел, что снилось, не помню, но что-то очень хорошее.

— Тогда чего мы ждем, пока водка прокиснет? — спросил я. — Садись за спиной, показывай дорогу, у меня самого с утра во рту капли не было.

Я сел в седло, новый знакомый ловко вскарабкался на круп донца и торопливо огрел его пятками:

— Давай родимый, не понимаешь, душа горит!

Донец недовольно махнул головой, возмутившись таким фамильярным обращением со своими боками, и неспешно двинулся к вожделенной цели.

Русское застолье не хуже всяких прочих, имеет свои особенности, скрытые мотивы и законы. Начало его, в отличие, скажем, от грузинской болтливости, состоит в лихорадочной поспешности и немногословности. Оно лапидарно, точно направлено на одну цель, потому праздному зрителю может показаться не очень красочными театральным. Зато содержит много внутреннего напряжения и скрытой динамики. Словно сжимаемая пружина, застолье копит энергию, позже готовую каждую секунду распрямиться и превратиться во что-нибудь необыкновенно прекрасное или ужасно безобразное. Вот тогда и только тогда, станет до конца понятно, что таилось на дне первых двух-трех поспешно выпитых без закуси стаканов: добрые намеренья, злой умысел, мелкое жлобство или истинное величие души.

«Что у трезвого на уме, у пьяного на языке», — учит народная пословица. А на уме у нас всегда столько всякого, что никакой язык, даже пьяный, не может передать сложную гамму внутренних переживаний, обид, высоких порывов и низменных устремлений. Осознавая собственное несовершенство, мы потому и пьем водку, что пытаемся хоть как-то приблизиться к абсолютному идеалу, но не всегда находим к нему правильный путь. Большей частью и вовсе его не находим, а просто теряемся на полдороге. Тогда мы пытаемся не потерять лицо и требуем у окружающих к себе законного уважения. А вслед за этим нас часто ждут пустота и забытье, когда душа и тело начинают жить как бы сами по себе. Душа рвется в высокие сферы, стремится соединиться с космосом, а тело вытворяет такие безобразия, что потом и вспоминать об этом не хочется.

— Выпьем, друг Митя, за наше знакомство, — предложил я первый тост своему новому знакомому. Мы с ним прочно расположились в невзрачном с виду, но чистом внутри кабаке, славящемся своей отменной водкой. Мы сидели за почерневшим от времени и пролитых напитков столом и готовились наслаждаться жизнью.

Митя посмотрел на меня замутненным дружелюбием взором и быстро выпил. Понять его было можно, не каждый день встретишь на улице человека, способного понять твою страдающую, больную от несправедливостей русской жизни душу и, главное, бескорыстно предложить ей самое необходимое лекарство.

— Хороша, проклятая, — после выразительных гримас прокомментировал он качество напитка.

Я отпил пару небольших глотков и согласно кивнул.

— И идет легко, — добавил Митя, кончив принуждать организм удержать в себе первую, самую трудную дозу горячей крови зеленого змея.

— Тогда наливай, — предложил я, доверив новому другу самое ответственное в застолье — следить за полнотой бокалов. — Между первой и второй промежуток небольшой!

— Ты мне сразу понравился, — ответил он тонким комплиментом на великодушное предложение. — Я, как только тебя увидел, сразу понял, что ты — человек!

Доброе слово и кошке приятно. Я на подобное ответил подобным, так что новые пенные чаши мы уже пили за вечную дружбу. Однако в отличие от Мити, я не мог полностью отдаться радости сердечного общения, у меня были совсем другие цели, о которых мой новый приятель даже не догадывался.

После того, как завершился первый этап знакомства, настало время душевной приязни и неспешных разговоров. Митя уже расслабился, стал раскованнее и был не против рассказать мне все самое сокровенное о своей личной жизни.

Однако меня интересовала только его служба у богатой купчихи. Но почему-то именно эту тему он усиленно избегал.

Пришлось налить еще.

— Ты знаешь, кем был мой батюшка? — строго спросил он после третьей кружки.

— Знаю, — ответил я, — он был большим человеком!

— Правильно, — подтвердил Митя, — а знаешь, кто я?

— Тоже знаю, ты мой друг и тоже первый человек. Помоги мне устроиться к вам на службу.

— Тебе? — удивился он. — Ты же служишь, сам говорил!

— Хозяин мне не нравится, — ответил я. — Говорят, ваша хозяйка золотая женщина!

— Верка-то? — уточнил он. — Верка — женщина хорошая, зря наговаривать не буду. Дура, конечно, как и все бабы, но душа золотая!

— Ну, вот и помоги мне к ней определиться.

— К кому? — не понял Митя.

— В твоей хозяйке Верке.

— Это я могу! Мне стоит слово сказать, все будет по-моему. У меня брат, шалишь, не побалуешь! Ты знаешь, кем был мой батюшка?

— А давно ты там служишь? — не отвечая на вопрос, спросил я.

— Где, там? — уточнил Митя.

Мне начало казаться, что я погорячился с бурной прелюдией, зерно порока так неудачно упало на вчерашние дрожжи, что за его густыми зелеными всходами от моего нового друга толку не добьешься. Однако я попытался хоть как-то компенсировать потраченное время и терпеливо объяснил:

— У твоей купчихи, у Верки.

Однако на этот раз Митя ответил быстро и точно:

— Три года. Верка, хотя и дура баба, но душой — золото, а Никанорыч сволочь!

— Никанорыч? — сразу же заинтересовался я новым персонажем. — А он кто такой?

— Ты не знаешь Никанорыча? — искренне удивился он.

— Первый раз слышу.

— Эта сволочь наш управляющий. Давай выпьем за Верку!

— Погоди, я так, как ты, часто не могу. Расскажи лучше о Верке и Никанорыче.

— Это точно, меня не всякий перепьет! — горделиво сообщил Митя, игнорируя или не слыша вопроса.

— Так что Верка?

Митя посмотрел на меня недоумевающим взглядом, но собрался, вспомнил, о ком идет речь, сосредоточился и предложил:

— Еще нальешь, я тебе все как есть предоставлю.

Мне показалось, что еще одна кружка водки совсем лишит моего приятеля трезвого ума и твердой памяти, но я ошибся. Митя выпил и надолго задумался. Потом вдруг заплакал:

— Эх, друг Леша, знал бы ты, какая у меня жизнь! Врагу не пожелаешь!

Такое многообещающее начало обнадеживало. Митя подпер голову рукой и стал рассказывать то, что мне было интересно, о своей трудной жизни в холопах у глупой купчихи Верки, гаде ползучем Никано-рыче, своих подлых товарищах и тяжелой доле русского человека.

Как обычно бывает, в его рассказе было слишком много личного, понятного только самому рассказчику. Однако повествуя о себе, он невольно создавал общую картину жизни своего закрытого мирка. Кое-что меня удивило. Купеческая вдова Вера, раньше представлявшаяся хитрой, коварной бабой, в рассказе Мити выглядела жертвой прожженного жулика управляющего.

Если это было правдой, то в корне меняло дело. Однако мнение одного свидетеля, к тому же пьяного, еще не было истиной в последней инстанции. Все это следовало проверить самому. Я пока не мог придумать, как попасть за высокий забор, но задачу на время, когда будет готово мистическое платье, наметил.

Мой приятель, между тем, совсем сомлел и попытался заснуть прямо за столом. Оставлять его в кабаке было негуманно. Я сторговался с возчиком, оставил свою лошадь на попечение хозяина заведения, и мы общими усилиями погрузили Митю в подводу. Он уже дошел до такого состояния, когда причина и следствие существуют каждая сама по себе, и неожиданно для нас и, думаю, самого себя, запел песню. После чего опять уснул.

Таким образом, повод наведаться в имение вдовы возник сам собой, почти без моего участия. Мы привезли уже бессознательное тело, и после его опознания привратником нас впустили за высокий забор.

Имение у Веры оказалось не просто богатое, оно впечатляло и размером, и постройками, и количеством холопов. Пока Митю выгружали возле людской избы, я насчитал человек двадцать праздношатающихся жителей только совершеннолетнего возраста. Неожиданное развлечение в лице моего нового друга собрало их всех возле подводы, так что я смог визуально познакомиться с большинством здешних обитателей. Увидел даже управляющего, которого так ненавидел Митя. Он стоял в стороне и мрачно наблюдал за происходящим, потом демонстративно плюнул и ушел в хозяйский терем. Самого же виновника торжества сочувствующие товарищи и верные друзья отнесли на руках в людскую избу.

Прилюдно расплатившись с возчиком, я задержался во дворе, рассчитывая на интерес местного населения к щедрому человеку и, надо сказать, не ошибся в ожиданиях. Ко мне тотчас подошли два симпатичных молодых человека и завели необязательный разговор о прекрасной погоде. Я полностью согласился, что погода и правда стоит чудесная. Тогда они поинтересовались, от чьих щедрот Мите выпало счастье так хорошо погулять. Пришлось сознаться в своем нерасчетливом участии в этом мероприятии. Мужики понимающе переглянулись и пригласили составить им компанию, посидеть в холодке и отдохнуть. Я не стал чиниться, прошел с ними в людскую избу и присел на почетное место во главе стола.

Мои новые знакомые примостились с обеих сторон и умильно глядели на меня преданными глазами.

— Повезло Митьке, — сказал один из них, по имени Фома, — не каждый день у нас в Москве хорошего человека встретишь!

— Это точно, — подтвердил второй, Илья, — плохих людей больше, чем хороших.

На этом их способность поддерживать разговор иссякла, и они замолчали, взглядами говоря то, что не могли произнести уста. Пришлось мне самому озвучить, что подо всем этим подразумевалось:

— Говорят, тут по соседству есть хорошая медовуха, — не то чтобы спросил, скорее, констатировал я.

Мужики радостно закивали.

— Есть, родимый, да такая хорошая, что и не описать! — горячо подтвердил Фома. — И вкусна, и хмельна, такой больше по всей Москве не сыщешь!

— Если что, так я сбегаю, мне не в труд! — радостно воскликнул второй. — Как хорошего человека не уважить!

Начало знакомству было положено, остальное уже неинтересные детали. Пожалуй, стоит отметить только то, что бегать за медовухой услужливому Илье пришлось не один и не два раза. Застолье, как водится, возникло как-то само собой, постепенно приобрело широкие масштабы, и все завершилось тем, что мне пришлось остаться здесь ночевать.

Утром я проснулся на голой скамье в обнимку с каким-то дедом. Голова трещала, глаза еле открывались, а спящий дед лез в лицо прокисшей бородой. Я отстранился от духовитого соседа, сел и осмотрелся. Вся изба была устлана жертвами вчерашнего загула. На полу и лавках вповалку спали люди вне различия возраста и пола.

Пришлось буквально по телам пробираться к выходу на свежий воздух. Оказавшись наружи, я глубоко вдохнул утреннюю прохладу, протер глаза и оказался лицом к лицу с незнакомой женщиной. Она явно не участвовала в нашем вчерашнем празднике. Во всяком случае, ее вид не говорил ни о каких ночных злоупотреблениях.

Мы молча стояли, рассматривая друг друга. Я попытался приободриться, чтобы не выглядеть совсем уж непристойно, потом сложил сухие непослушные губы в улыбку и поздоровался.

— Ты кто такой? — не ответив на приветствие, строго спросила она. — Откуда здесь взялся?

Незнакомка была полна станом, кругла лицом и по-своему миловидна. Правда меня этим утром женская привлекательность волновала меньше, чем огуречный рассол.

Мозги медленно со скрипом заработали, но не придумали ничего умнее, чем примитивно соврать:

— Был в гостях у кума, — туманно ответил я, — припозднился, пришлось остаться переночевать.

Женщина кивнула головой, а я подумал, что хорошо, что она не спросила у меня имя мифического кума. Однако наш разговор на этом не закончился.

— Сам кто будешь? — уже не так агрессивно поинтересовалась незнакомка.

Я еще не совсем пришел в себя и думал больше о том, как бы выпить чего-нибудь кисленького, а не о надоедливых тетках, потому брякнул то, что засело в голове со вчерашнего дня:

— Гадатель и хиромант.

— Кто! — воскликнула она, скорее всего, не совсем правильно расслышав или поняв слово. — Что ты сказал!

— Гадатель, — повторил я, — что-то вроде волхва, могу предсказывать будущее.

— Ты что, колдун?!

— Нет, колдовство это грех, а я гадаю по-православному.

В ее лице появился неподдельный интерес.

— А на что гадаешь?

— Что значит на что? — не понял я вопрос.

— На воду, огонь, на просо, — удивляясь такой непонятливости, объяснила она.

— Еще чего не хватает, — стараясь, что бы голос звучал пренебрежительно, ответил я. — На такое только деревенские бабки гадают, а я гадаю на импортных рафлях.

Я не понял, знает ли она что это такое, но интерес у нее ко мне не иссяк. Она тут же попросила:

— А мне погадаешь?

— Почему не погадать, — ответил я, не в силах даже обрадоваться удаче, так неожиданно найти клиентку в нужном месте.

— Сейчас можешь?

— Да ты что, милая, кто же на рафлях просто так гадает. Для этого нужно время икс. Это не просто гадание, а сплошная казуистика, для этого нужно, чтобы планеты правильно выстроились и сошлись с зодиакальными созвездиями, и знак воды сошелся со знаком огня. — Непонятных слов я наболтал достаточно, чтобы вызвать к себе, как к специалисту, уважение.

Любительница предсказаний ошалело на меня посмотрела и робко спросила:

— А когда сможешь?

— Через два дня, когда Козерог окажется в созвездии Овна.

— А правда погадаешь, не обманешь? — заискивающе спросила женщина.

— Святой истинный крест! — поклялся я.

В этот момент на близкой колокольне ударили к заутрене. Женщина вздрогнула и принялась торопливо осенять себя крестными знамениями.

— Теперь сама видишь, какая у меня сила! — веско объявил я. — Жди, приду еще до первой звезды!

Она низко поклонилась, повернулась и торопливо пошла к ближнему терему. Я смотрел ей вслед, пока меня не отвлек один из вчерашних бражников. Он, как несколько минут назад я, стоял с открытым ртом, торопясь надышаться утренней прохладой.

— Это кто такая? — спросил я.

— Хозяйка, Вера Аникиевна, — равнодушно ответил он. — Пойдем, может, выпросим в трапезной рассола. И зачем мы вчера столько выпили!

Мысль была правильная, но несвоевременная. Об этом нужно было думать не сегодня утром, а вчера вечером.