Лагерь Джоунза казался покинутым. Три палатки стояли по-прежнему, но около них никого не было видно. Виден был грубый столик, следы костров, на которых готовили пищу. Тут и там были разбросаны кости и пивные кружки, а на козлах лежали две пивные бочки. Бродячий ветер чуть шевелил листвой и поднимал пыль на дороге, ведущей к полю битвы.
Мери вздрогнула.
— Как здесь одиноко. Есть ли тут кто-нибудь?
Лошади, на которых они приехали, нетерпеливо переступали ногами — им хотелось вернуться на пастбище с густой травой. Они трясли головами, позвякивая уздечками.
— Джоунз! — позвал Корнуэлл.
Он хотел крикнуть, но какое-то чувство заставило произнести это имя негромко.
— Посмотрим, — сказал он.
И он направился к самой большой палатке. Мери последовала за ним.
Палатка была пуста. На месте были и военная койка, и стол, и стул. Противоположный угол по-прежнему был завешен темной тканью, и рядом стоял большой металлический шкаф. То, что Джоунз называл своим фотоаппаратом, исчезло. Точно так же исчез и ящик, в котором он держал свои маленькие цветные миниатюры. Исчезло и множество других удивительных предметов.
— Он ушел, — сказал Корнуэлл. — Он оставил этот мир и вернулся в свой.
Корнуэлл сел на койку, сжимая руки.
— Он так много мог сказать нам. Он начал говорить об удивительных вещах прошлым вечером, перед тем, как появились церберы.
Он осмотрел палатку и впервые ощутил в ней какую-то чуждость, иномирность — не самой палатки и не предметов в ней, потому что в них различия были не так велики, но какое-то загадочное чувство, какую-то странность, запах происхождения в другом мире и в другом месте. Впервые с начала путешествия он ощутил страх и одиночество.
Он посмотрел на стоявшую рядом Мери, и в этот волшебный момент ее лицо стало для него всем миром — ее лицо и глаза, глядевшие на него.
— Мери, — сказал он.
Корнуэлл, едва сознавая, что говорит, протянул руки, и она очутилась в его объятиях. Ее руки обвились вокруг него, и он прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. В ее тепле, в ее запахе было успокоение и в то же время экзальтация.
Она шептала ему на ухо: «Марк, Марк», как будто одновременно и молила его о чем-то и молилась ему.
Напрягая руки, он положил ее на койку, и сам лег рядом. Она подняла голову и стала целовать его. Он просунул руку под ее платье и ощутил ее обнаженное тело, полноту грудей, упругость живота, нежный пушок волос.
Мир загремел вокруг них, и Марк закрыл глаза. Он, казалось, очутился в мире, где были лишь Мери и он. Никого, кроме них. И все, кроме них, не имело значение.
Зашуршал клапан палатки, и напряженный голос проговорил:
— Марк, где ты?
Он вынырнул из тесного мира, где были лишь только он и Мери, мигая, он сел и свирепо взглянул на фигуру у входа.
— Простите, — сказал Хол. — Мне, право, очень жаль, что помешал вашему развлечению.
Корнуэлл вскочил на ноги.
— Черт бы вас побрал! — закричал он. — Это не развлечение.
Он сделал шаг вперед, но Мери схватила его за руку.
— Марк, все хорошо, — сказала она. — Все в порядке.
— Извиняюсь перед вами обоими, — сказал Хол, — но я должен вас предупредить. Появились церберы.
Во входе появился Джиб.
— Почему вы ушли одни, без остальных? — гневно спросил он.
— Все было спокойно, — ответил Корнуэлл. — Никакой опасности не было.
— Опасность есть всегда, пока мы в этих землях.
— Я хотел отыскать Джоунза и спросить его о том, присоединится ли он к нам. Но похоже, что он ушел и не вернется.
— Нам не нужен Джоунз, — сказал Хол. — Нас четверо, с Оливером и Снивли, и этого вполне достаточно.