Воля владыки. За твоим плечом

Глава 24

Идея прогулки с владыками по вечернему Им-Року оказалась внезапной, но перспективной. Асир, лениво цедивший кофе под слабой тенью раскидистого розового куста, прищурился на солнце и решил, что общий выезд к сакральному месту разрыва между мирами — отличный способ избежать долгих и нудных объяснений, скептических вопросов и откровенного неверия некоторых. Акиль и Джад и так поглядывали на него с нетерпением с самого завтрака, который сегодня у владык поменялся местами с обедом. После ночи в купальнях он и сам проснулся только после полудня.

Солнце медленно сползало к красному песчаному горизонту, и Асир, щелкнув пальцами, подозвал одного из суетящихся с посудой и десертом клиб.

— Сардара ко мне. И передай сразу — пусть велит закладывать выезд на семерых владык. И еще один паланкин, добавочный, полностью закрытый.

— Слушаю, владыка.

— Мне стоит спрашивать, что ты задумал? — спросил сидящий рядом Акиль.

— Скоро и без вопросов все узнаешь. Скажем так, я решил, что нам не помешает проехаться по столице. А одно из мест Им-Рока для всех нас может оказаться особенно интересным.

Как он и предполагал, идею «осмотра новых интересных мест Им-Рока» далеко не все приняли благосклонно. Но слушать недовольные вопросы он не стал, а возражать в открытую не рискнул даже Вахид. А может, после вчерашней бурной ночи тому было просто лень пререкаться. Тем лучше.

Владыки уже разошлись переодеваться к выезду, когда наконец явился Сардар.

— Семь паланкинов, это понятно, через полчаса будут готовы. А отдельный для кого? И что за внезапная идея?

— Решил свозить их в трущобы, к дыре. Так будет проще объяснить, ради чего я устроил общее сборище. Сами посмотрят и, думаю, учуют самое важное. А растягивать бесконечную традиционную ерунду еще на неделю нет ни желания, ни времени.

— Времени — точно, — мрачно сказал Сардар. Асир с силой сжал зубы, душа всколыхнувшийся гнев в зародыше. Думать про то, что, кажется, собирался устроить козел Джасим в его столице — сейчас не стоило. Еще одна причина, по которой необходимо срочно избавляться от толпы гостей из всех лепестков. Уж слишком все удачно складывалось для тех, кто хотел разжечь пожар из ими же высеченной искры.

— Отдельный паланкин для Саада. Я собираюсь скормить его владыкам, если без этого будет не обойтись. Они захотят доказательств и, уж конечно, очевидцев. Но пусть сидит молча и не высовывается, пока не позову.

— Ваган перекроет улицы до трущоб. Я поеду с тобой. Анхи будут?

Асир задумался. Анхам там нечего делать, и остальных владык он об этом предупредил, но из каждого правила есть исключения. Одна анха так глубоко увязла во всей этой истории, что оставить ее во дворце, не сказав ни слова, будет, по меньшей мере, нечестно. Но и спрашивать смысла не было — Асир и сам знал, что Лин поедет в любом случае, если позовут.

— Линтариена. Объясни, что происходит, и проводи сам сразу в паланкин ко мне. Пусть владыки узнают о ее присутствии как можно позже.

Не через полчаса, потому что, конечно же, так быстро собрались только Акиль и Назиф, но всего-то через час с небольшим вереница паланкинов в окружении конной стражи выехала через восточные ворота дворца и неторопливо потянулась вдоль стены к трущобам. Наверняка те из владык, кто не считал уроном для чести поглядывать через щель в занавесях, сейчас изумлялись, а может, и негодовали: с одной стороны глухая стена, с другой — еще не трущобы, но вполне бедняцкого вида халупы, и оцепление из стражи, которое, конечно же, наметанный глаз не мог не заметить. Асир усмехнулся, сказал:

— Хотел бы я знать, у скольких из владык бродят в голове мысли о заговоре и моем коварстве.

— Ты не объяснил им, куда едем? — спросила Лин.

— Только Сардару и тебе.

Лин прерывисто вздохнула.

— Спасибо.

Она нервничала. Нервничала сильно, пожалуй, почти так же сильно, как в первый день в Им-Роке, когда ехали вместе к казармам. Тогда это не удивляло. Но сейчас…

— Что тебя беспокоит?

Лин ответила не сразу, что само по себе было неприятно: такие паузы, когда она сосредоточенно обдумывала свои слова, почти никогда не вели ни к чему хорошему. И Асир вдруг понял, что уже давно не замечал ничего подобного, когда они оставались наедине. Лин была открытой и для близости, и для разговора.

— Много чего, — сказала наконец. — Очень многое сразу, что касается моих изменений, и это само по себе нервирует. Я хотела бы поговорить с тобой об этом, но тебе сейчас не до разговоров, которые могут и подождать, есть более срочные и важные дела. А теперь еще и печать, владыки, и… — она сглотнула и призналась тихо: — Я думала, меня пугает только перспектива, что они узнают обо мне — что я не из вашего мира. Но теперь поняла еще одно. То место само по себе. Мне очень не хочется оказаться там снова. До трясучки не хочется. Не знаю, что это, предчувствие или всего лишь глупости перепуганной анхи.

— Я помню, что тебе было страшно. Даже сомневался, брать ли тебя с собой, но решил, что ты все равно захотела бы поехать. Или это не так?

— Так, — Лин слабо улыбнулась. — Дела надо закрывать, а от страхов нельзя прятаться.

— Ты скучаешь по нему? По своему миру?

— «По нему» прозвучало так, будто ты имел в виду кого-то конкретного.

— Я помню, что там был очень интересный начальник, — усмехнулся Асир. Лин никогда не говорила о своем Каюме как о кродахе, с которым ее связывало или могло бы связать что-то большее, чем привязанность младшей к старшему, неопытной к опытному, но за ее оговорками и воспоминаниями Асир все же чуял что-то такое. Может, ошибался, но он привык доверять своему носу. Вот и сейчас от Лин полыхнуло очень сложной смесью запахов. Была здесь и тоска, и почему-то вина, и почти та же готовность подчиняться, которую Асир не раз чуял по отношению к себе, разве что с немного другим оттенком, напоминавшим скорее преданного стражника, а не влюбленную анху. Хотя и от влюбленной анхи что-то все-таки было. И нежность — опять же не влюбленной анхи, скорее путешественника, который вот-вот вернется домой и уже предвкушает встречу с близкими. Или, может быть, нежность человека, который вспоминает давно ушедшее и безвозвратно потерянное, но все еще родное? Вряд ли сама Лин осознавала все оттенки этого взрывного варева, и тем интересней было, что она ответит.

Лин его удивила.

— Я думаю, он по мне скучает, — сказала с веселым ехидством. — По мне и по моему незакрытому делу и ненаписанному отчету, и по сынку Пузана, который у нас теперь проходит в висяках, а это неприятно само по себе и плохо отражается на финансировании. И даже спросить не с кого за такое безобразие.

Она замолчала. Асир не торопил и ни о чем не спрашивал, просто ждал продолжения. Дождался не скоро, но теперь Лин не пыталась спрятаться за шутками.

— Скажи сам, честно, разве можно не скучать по людям, с которыми ты провел большой кусок своей жизни, вместе работал и отдыхал, с которыми вы сражались и прикрывали друг друга? Даже если та часть жизни давно прошла и к ней не вернуться, разве ты вычеркнешь ее из памяти и из своего сердца? — она опустила глаза, стиснула в кулаках края накидки. — Чего скрывать, приятно было бы завалиться в пивную к Тикею, посидеть с ребятами, выпить. Потрепаться о всяком. Они ж там похоронили меня, понимаешь? Всерьез похоронили! И даже отомстили, наверное. И работа… там я нужна, а здесь? — Лин говорила все быстрее, запах становился ярче, в нем все отчетливей ощущались тоска и растерянность. — Но я изменилась, сама не могу понять, насколько, но точно не слабо. Я уже не та агент Линтариена, которую они все помнят!

Что он мог сказать ей? Его, слава предкам, в другие миры не засасывало. Сейчас юношеские мечты о завоеваниях казались наивными и смешными. Но по близким когда-то, ушедшим в пески, он скучал. Эта печаль от потерь, иногда безвременных, если ее не бередить, почти не напоминала о себе — и все же жила в сердце, вместе с тревогами и радостями настоящего. Они почти добрались до места, поэтому Асир просто сжал ее руку, делясь своим спокойствием и теплом. Сказал, прежде чем паланкин тряхнуло:

— Подожди меня здесь. Я позову, если это будет необходимо.

— Хорошо, — кажется, она еще что-то хотела сказать, но с улицы уже слышались недовольные голоса дорогих гостей, и нужно было идти к ним — успокаивать, объяснять и объясняться, и постараться запечатать эту проклятую дыру как можно быстрее, потому что и других дел хватало. «И потому что дела надо закрывать», — усмехнулся Асир, подумав, что слова Лин очень подходят к ситуации.

— Вот уж не думал, владыка Асир, что «новое интересное место Им-Рока» будет так вонять нищетой, — Вахид, конечно, оказался первым из недовольных. Он даже из паланкина выйти не соизволил. Только едва касался земли загнутым носком изукрашенной туфли. И без того некрасивое лицо перекосила брезгливая гримаса.

— Можно подумать, владыка Вахид, что в Сафрахине нет трущоб, — Джад подошел ближе. — Я уверен, у владыки Асира были причины привезти нас именно сюда. Не так ли?

— Идемте за мной, — сказал Асир, прерывая дальнейшие препирательства. — Я собрал вас всех не из прихоти, но здесь, в месте, где все началось, объяснить будет проще.

Как и в первый раз, он шел сюда без стражи. Не считать же в самом деле за стражу Сардара. А на крышах сегодня если и были наблюдатели, то Асир их пока не замечал. Но вот ощущение было иным. Хотелось поскорее разобраться со всем, и сейчас это наконец-то стало возможным. Асир не чувствовал ни тревоги, ни страха, только предвкушение и надежду на то, что все пройдет без осложнений, что их услышит хранитель Имхары, и что они все, всемером, справятся.

Хотя, может, и глупо было надеяться, что при сложных характерах кое-кого из присутствующих все пройдет легко и гладко.

Дыру почувствовали, кажется, все сразу. Резко остановился Назиф, втягивая воздух и настороженно осматриваясь. Вахид, все еще брезгливо кривясь, положил ладонь на рукоять родового кинжала с желтым алмазом в навершии — жест не угрозы, но сосредоточения. Джад лишь слегка приподнял брови, осматриваясь, Рабах остановился, будто налетев с разбегу на стену, нахмурился, принюхиваясь, зато Нариман резко шагнул вперед, вскидывая голову. И только Акиль спокойно спросил:

— И почему, друг мой, ты не сказал об этом раньше? Сразу же? Не знаю, как остальным, а мне было бы не так скучно ждать. Это ведь то, о чем я думаю? Разрыв, ведущий вникуда?

— Хуже, — Асир тоже запрокинул голову, прищурился, пытаясь как следует вспомнить свои прошлые ощущения. Вроде бы ничего не изменилось, и все же сейчас отсюда еще сильнее несло угрозой. Почему-то представился Адамас со вздыбившейся шерстью на загривке, и Асир почти наяву услышал его рык. Да, будь Адамас здесь, ему бы очень не понравилось это место. — Он ведет в обломок нашего мира. Тот самый. Из древних легенд.

— Обломок?

— Бред!

— Кто проверял?

— Это не сказки?

— Доказательства!

В поднявшемся гвалте не получалось различить, кто что сказал, да и зачем? Запахи были на удивление схожи: недоверие, изумление и немного — нет, не позорного страха, а сакрального ужаса. Хотя сам факт, что владыки не сдерживались и позволяли себя чуять, тоже о многом говорил. Как минимум, о потере самообладания.

— Тот обломок обитаем, — сказал Асир. — Там тоже помнят о Великом Крахе. У меня есть доказательства. Люди, попавшие в наш мир из того.

— И где они?

— В самом деле, всем нам было бы интересно послушать из первых, так сказать, уст.

— Особенно мне, — негромко, но очень веско добавил Акиль на ухо. — Ты скрыл от меня самое интересное.

— Постойте, — вдруг сказал Назиф, громко, взволнованно, не считаясь с негласной иерархией. — Постойте, о чем вы все? Какая разница, где эти люди и что они рассказали? Разве не достаточно того, что мы видим и чувствуем? Мы должны прежде всего покончить с угрозой, запечатать прорыв, отложив на потом все остальное.

— А вы, владыка Назиф, знаете, как это сделать? — с любопытством спросил Джад. — Может, просветите нас?

— Он знает то, что ведомо всем вам. Кровь одного ушедшего, чтобы продолжить течь в венах наследника, призовет Хранителя. Как и кровь семерых, собравшихся вместе для защиты мира.

Один раз Асир уже видел Хранителя Имхары. Вернее — так же не видел, как сейчас, только слышал ровный, бесстрастный голос из-под глубокого алого капюшона. Но, как и в тот, первый раз, главным чувством было благоговейное изумление. Как сказано в легендах, Хранители появляются, когда они необходимы. Вот только в легендах не сказано, что «появляется» следует понимать буквально. Как будто невидимая гигантская кисть рисует в воздухе фигуру, укутанную бесформенным балахоном. Только что не было — и вот он стоит рядом, руку протяни — и коснешься. Или не коснешься, Асир не проверял и не осмелился бы проверять.

— Итак, вы все здесь. Семеро, готовые защитить свой мир. И еще трое рядом, кто имеет право смотреть и слушать.

— Трое? — Вахид завертел головой. Надо же, и ему, оказывается, не чуждо простое человеческое любопытство.

— Сардар, приведи их, — коротко сказал Асир. Вроде бы ничего особенного в словах Хранителя не было. Но зачем ему нужно, чтобы таинство закрытия печати наблюдали посторонние? Не владыки, не наследники, даже не кродахи? А если дело в том, что они — пришельцы из того мира, то чем так важны именно эти двое? Пришельцев было больше. Что разглядел Хранитель именно в них? А в том, что разглядел, Асир ни на миг не усомнился. Если уж Хранители оказались способны возвратить их мир к жизни, вытащить его из Бездны, то сердца и мысли людей были для них открытой книгой. Асир вообще не мог представить и осознать границы могущества этого существа, нет, этой сущности. Хватало просто стоять рядом, даже не приближаясь, чтобы понимать — ты не сможешь противопоставить ничего, даже если захочешь.

Лин он почуял внезапно, как будто ее тоже нарисовали рядом, как Хранителя. Но тут же понял, что виной тому всего лишь порыв ветра: и Сардар, и Лин с Саадом еще только подходили к незримой границе, за которой ощущался разрыв.

Асир оставил Лин в тревоге и тоске, сейчас же она была почти в ярости — и причина тому вышагивала с ней рядом. От Саада тянуло растерянностью, а, зная его невыносимую манеру общения, несложно было представить, что он мог в таком состоянии наговорить. Тем более что между этими двумя и так, кажется, была давняя неприязнь. И даже Сардар ничему не помешал бы.

От владык заметно потянуло удивлением и раздражением, если бы не присутствие Хранителя, наверняка опять посыпались бы вопросы, а может, и упреки. Но общую мысль выразил Акиль:

— Ты так настаивал на отсутствии анх, и что же мы внезапно видим?

В нем не было неприязни, только удивление и увлеченный интерес человека, который только что сделал неожиданное, но очень приятное открытие. И добавил он уже о том, что интересовало его самого:

— Но что-то подсказывает мне — перед нами не совсем обычная анха. Неужели госпожа Линтариена…

— Госпожа Линтариена и профессор Саад, там профессор, а здесь ученый и придворный лекарь, — сказал Асир, потому что молчать и дальше не было смысла. Но углубляться и объяснять не пришлось, потому что за него продолжил Хранитель:

— Двое пришедших могут уйти, пока не закрылся путь. Пока есть время выбирать и принимать свой выбор там, где останется каждый. Но оба пришедших живут по законам нашего мира. А единственный священный закон Имхары — воля владыки. Тебе, владыка, тоже пришло время выбирать.

Каждое слово Хранителя, произнесенное бесстрастно и медленно, падало тяжело и веско, как капли долгожданного дождя на иссохшую под солнцем землю. И впитывалось так же — жадно, в сердце, в голову, в самую суть. Оседало глубинным пониманием: все, что происходит здесь, необратимо и важно. Будто прямо сейчас в трущобах Им-Рока вершится судьба всей Ишвасы. А ведь так оно и будет, если подумать о прорыве между мирами и о том, чем могла закончиться вся эта история, если бы владыки не собрались. Или собрались позже, чем было необходимо. Или вообще не узнали о разрыве — и так и не поняли бы, почему миру пришел конец.

И в этой истории, которую, возможно, однажды потомки будут изучать по древним свиткам на занятиях с каким-нибудь мастером — знатоком вроде Джанаха, удивительным образом перемешались судьбы семерых владык, одного бродяги-кродаха, прошедшего через пустыню, невыносимого, но, кажется, гениального клибы, и анхи, которая долго не желала быть анхой и только что ею стала.

Асир прикрыл глаза, чувствуя, что вопреки многолетним тренировкам, с трудом справляется с эмоциями. Они захлестывали его едва ли не с головой, как вырвавшиеся из заточения подземные воды. И чего там было больше — необъяснимого восторга от причастности к чему-то настолько значимому, или растерянности, он и сам бы не разобрался. Воля владыки — его личное право выбора или насмешка судьбы?

Асир глубоко вдохнул, открывая глаза. Он так много не успел ей сказать, но она всегда знала самое важное — он хотел дать ей выбор. И тогда, и сейчас. Это единственное, что имело значение, независимо от обстоятельств. У каждого должно быть право выбирать. И жить с последствиями этого выбора, какими бы они ни были. Ему тоже придется. Как и ей.

— Я хочу, чтобы каждый из вас двоих, — медленно сказал Асир, глядя на Саада, — решил сейчас сам — вернуться домой, в мир, где вас кто-то все еще ждет, или остаться здесь навсегда. Принимая этот мир как свой. Воля владыки.

Саад слушал его, не отводя взгляда, смотрел внимательно и цепко. На его некрасивом, но живом и подвижном лице ясно проступало понимание и — неожиданно — что-то, похожее на благодарность. Он посмотрел в сторону разрыва с нескрываемой неприязнью и низко склонил голову:

— Я клянусь своей жизнью и далекими камнями своего мира принять вашу волю как волю моего единственного владыки, и этот мир как свой единственный дом. Я давно выбрал, владыка Асир. Остаться здесь.

Асир кивнул и все-таки перевел взгляд на Лин. Чего он точно не ждал от этой поездки в трущобы — внезапных решений и, возможно, таких же внезапных прощаний. Она скучала по своему миру, по людям, оставшимся там, по Каюму. А Ишваса… Он не спросил. Не успел спросить, стала ли Имхара хоть немного ближе. И стала бы Лин скучать по ней так же — оттуда.

Можно думать, что на самом деле она ответила и на этот вопрос: ведь здесь тоже прошел кусок ее жизни, и вряд ли она с легкой душой забыла бы всё и всех. Но Асир слишком хорошо помнил ее неприятие собственной сути — тогда, в самом начале. И не успел убедиться точно, насколько перемены в ней вынуждены, принимает ли их сама Лин. Она сказала, что тревожится и хочет поговорить об этом… А теперь времени на разговоры не осталось. А может, и ничего уже не осталось. В глаза бросилась не то насмешкой, не то упреком — белая полоска халасана. Там ей не придется прятаться от кродахов за древними символами. Там есть другие способы, если она захочет снова все изменить. В Лин тоже бушевали эмоции, Асир вдыхал яркие, будоражащие запахи, среди которых не было ни одного обнадеживающего. Горечь, обида, даже злость. На что она обижается, почему злится? Асир запомнил урок — запах выдает лишь чувства, но не причину этих чувств, не то, что стоит за ними на самом деле.

Он запретил себе думать о том, что испытает, если или когда она уйдет. Зверь и так угрожающе взрыкивал внутри, не понимал, что творит неразумный человек. Зверь требовал закрыть ее собой, заслонить и от Хранителя, и от проклятой дыры, держать — хоть за руку, хоть зубами за холку, а еще лучше, наплевав на все, отправить обратно во дворец, и будь что будет.

— Что ты решила? — спросил он, когда оттягивать неизбежное дольше стало невозможно.

— Вы сомневаетесь, владыка? — она тоже сдерживалась из последних сил, только вопрос — от чего? Сомневался ли он? О да, сомневался. И все еще пытался растянуть секунды. — Я — ваша анха. Это и есть мой выбор.

Наверное, он должен был испытать облегчение. Или радость. Или еще что-нибудь столь же яркое. Но не то что на чувства, даже на осмысление — полное, со всеми выводами и последствиями, а не единственное захлестнувшее «она остается» — не оказалось времени, потому что заговорил Хранитель:

— Выбор пришедших прозвучал и услышан. Теперь пора вернуть обоим мирам равновесие. Приступим.

Дальнейшее слилось в речитатив непонятных слов, в капли крови на лезвиях родовых кинжалов, в пугающее ощущение, что мир задрожал и напрягся, как перетянутая струна — и вдруг по глазам ударила вспышка, и по самой сути словно тоже что-то ударило, как таран, и тут же исчезло. И то чувство, которое мешало спокойно дышать в опасной близости от разрыва, исчезло тоже. Остались трущобы, пыльные и безлюдные, жаркое солнце Им-Рока, почти закатившееся за горизонт, но все еще яростное, ленивый ветерок, который совсем не приносил облегчения и прохлады. Осталась яркая, почти навязчивая мысль, нет, желание: снести все эти трущобы до основания и послать в бездну, пока их снова не заселило всякое отребье и мрази вроде Рыжего не начали снова отравлять воздух столицы своим присутствием.

И, как будто эта мысль была слишком приземленной для такого существа, как Хранитель, тот исчез. Молча. Так же, как появился: был — и не стало.

— Итак, дело сделано, — сказал Джад. — Не думал, что мне доведется пережить подобное. Что ж, я полагаю, владыка Асир не сочтет за невежливость мое желание успеть домой до талетина. Думаю, завтра можно будет выехать.

— Завтра? — возмущенно воскликнул Вахид. — После всего случившегося? Ну уж нет, я хотел бы подробно обсудить с владыкой Асиром некоторые вопросы.

— И заодно узнать, как давно в его столице творилось такое… уникальное безобразие, — поддержал Рабах, впервые на памяти Асира испытывая трудности с подбором слов. — Но владыка Джад прав. Ваш ядовитый ветер все ближе. И в запасе у нас мало времени.

— Ничего, два-три дня не помешают нам уехать вовремя, — сказал Вахид. — Талетин близко, но мы успеем — мой нос еще никогда не ошибался.

Нариман и Назиф промолчали. Про последнего Асир не знал, но с Нариманом нужно было и впрямь еще многое обсудить, начиная с новых указов для Баринтара и заканчивая датой священной клятвы.

Обсуждая произошедшее, все двинулись вперед, и, воспользовавшись тем, что остальные владыки отвлеклись, Акиль сжал его локоть. Сказал негромко:

— А я, если ты не против, пожалуй, задержусь. Позже обговорим подробнее. Но Асир, ты всерьез собирался вот так запросто отпустить ее? Анху из другого мира, уникальную и удивительную, которая надела халасан и любит тебя? Да это чудо природы и драгоценный дар судьбы следовало запереть во дворце и не подпускать к ней ни кродахов, ни тем более Хранителей!

— За одним таким же уникальным исключением в виде тебя? — через силу усмехнулся Асир и обернулся, безошибочно находя взглядом Лин. Ей что-то оживленно втолковывал Саад. Рядом ждал Сардар, и Асир махнул ему рукой, подавая знак: можно ехать обратно.

— Давай обсудим это по дороге, — и Акиль увлек его следом за владыками.