В сераль возвращались под утро, впятером: Лин, Хесса, Сальма, Мирана и новенькая, Мирель. Лалия ушла с Асиром. Вокруг тесным двойным кольцом смыкалась стража — евнухи и клибы, никаких кродахов, потому что запах пятерых анх, долго и упоенно ублажавших кродахов, сорвал бы резьбу, наверное, у любого. Покрывало, выловленное из фонтана расторопным слугой, успело высохнуть, шелк ласкал кожу… и напоминал. Каждым прикосновением, каждым мягким отблеском в свете ламп напоминал об охватившем Лин безумстве.
Она чувствовала себя странно: одновременно и расслабленно-счастливой, и горестно несчастной. Анха была довольна: владыка уделил ей этой ночью много внимания, причем именно такого, какое нравилось. Сыто подремывал удовлетворенный внутренний зверь. Но сама Линтариена… Нет, она не жалела ни о стриптизе в фонтане, ни о том, что творила после. Но было не по себе. Она заранее смирилась с тем, что придется обнажиться на глазах у посторонних, но совсем не собиралась публично заниматься сексом!
Но занялась. Это была целиком ее инициатива, Асир не потребовал бы ничего такого, если бы сама не выказала желание и готовность. «Предки, что со мной? Что я творю?» Тут же вспомнилось: тот же вопрос мелькнул в голове, когда она устроила представление в фонтане. «Асир был доволен. Это и значит быть анхой? Его анхой?» На самом деле хотелось его и спросить. А почему нет? Он сам сказал, даже потребовал: говорить обо всем, что чувствует, и особенно о том, что не нравится или кажется странным. Но когда теперь она увидит владыку наедине так, чтобы у него было время отвечать на ее вопросы, а у нее — желание спрашивать, а не заниматься более интересными вещами? Наверное, не очень скоро. Эти посольства! Когда уже они закроют проклятую дыру и разъедутся?
А разобраться с собой нужно было немедленно. Лин совсем не нравился охвативший ее душевный раздрай. Ни к чему хорошему такие ее настроения никогда не приводили!
Асир был доволен, он брал ее там, в купальнях, охотно брал. Но после увел с собой Лалию. У Хессы вторая метка. Отличная новость, Лин искренне радовалась за подругу. Но у нее самой по-прежнему только халасан и разрешение уйти к любому кродаху в любой момент, если захочет. Этой ночью она очень наглядно увидела разницу между собой и Лалией — не внешне, не в поведении, а на ложе владыки. Разве она, неумеха, может надеяться на что-то большее, чем сейчас⁈ Все эти противоречия почти убивали.
— Расскажешь потом, как она ощущается? Вторая метка, — разобрала Лин сквозь навязчивые мысли негромкий голос Сальмы. От той до сих пор насыщенно пахло Назифом, хотя они все за сегодняшнюю ночь не раз отмокали в бассейне. — О ней так много всего пишут. Больше, чем о третьей.
— Потом расскажу, — так же негромко отозвалась Хесса. — И только тебе, — добавила с нажимом. — Как думаешь, они там все спят уже?
— Я бы не надеялась. Может, кто-то и спит, но… Как пропустить такое событие? Традиционные омовения сейчас очень редки. Особенно при дворе владыки Асира.
— Вот бездна!
— Не обращай внимания. Это все, что ты можешь теперь.
— И все, что должна, — добавила Лин. — Теперь любой твой промах ударит по первому советнику. Все-таки он второе лицо в Имхаре после владыки, а не какой-то рядовой кродах.
— Бездна, — растерянно повторила Хесса.
— Не так все страшно, — покачала головой Сальма. — Господин первый советник не из тех, кто не прощает анхам ошибок, а наш владыка добр и терпелив. И неужели сложно быть сдержанной ради своего кродаха? Ты ведь умная и вовсе не истеричка, как некоторые думают, просто у тебя горячий характер.
— Горячий… — повторила Хесса. — Идиотский у меня характер, вот что. Но ты права, я сделаю все, что смогу.
Она хотела сказать что-то еще, но тут стража расступилась, и клибы распахнули двери сераля.
Сальма не ошиблась, их возвращения ждали. И ждали, похоже, с редкостным нетерпением! Такой кутерьмы на рассвете Лин не видела здесь еще ни разу, хотя поводов для общего любопытства случалось предостаточно. Если кто из анх и спал этой ночью, таких было до обидного мало. Да и не дали бы эти шумные клуши.
Компания Гании почему-то сидела чуть в стороне от остальных, ровным полукругом на подушках напротив двери, и выражение на их лицах было на удивление одинаковым: жадное ожидание со смесью одновременно зависти и брезгливости.
Еще одной отдельной компанией держались новенькие, там явным центром притяжения взглядов должен был стать тот самый «ночной кошмар» Асира — синеглазая Ирис. Но она на удивление никак не пыталась выделиться на фоне прочих. Тоже смотрела на дверь, но без жадного ожидания, и даже любопытство, пожалуй, было каким-то поверхностным. Остальные делали вид, что поглощены поздним ужином или, скорее, ранним завтраком: пили кофе, чистили серебряными ножичками персики и апельсины, но дружно замерли, едва отворилась дверь. А в стороне ото всех задумчиво щипала струны лютни Кифая и откровенно дремала безучастная ко всему Тасфия.
— Сальма? — воскликнула первой Гания. — Почему ты не сказала, что пойдешь на омовение! Я даже не знала! Как ты могла? — она ухватила большую подушку, водрузила ее в центр их полукруга и с покровительственным видом по ней похлопала. — Иди же! Ты должна все рассказать. Очень подробно! Мы всю ночь не спали!
— Извини, Гания, я тоже всю ночь не спала, очень устала и хочу отдохнуть. — Сальма во внезапно наступившей звенящей, даже какой-то пугающей тишине прошла мимо Гании вместе с ее подушкой и добавила: — Тасфия, ты не поможешь мне?
Та, словно и не дремала, сразу поднялась.
— Думала, не дождусь. Но спать все равно невозможно. Эти тут.
Больше никто так ничего и не сказал, пока Сальма и Тасфия не скрылись в комнате. И только потом будто отмерла Гания. Воскликнула визгливо:
— Это что⁈ Что это было?
— Традиционное омовение у владыки Асира и правда утомительней, чем у господина Джасима, — легко вздохнула Мирель, проскальзывая к своим. — Так много великолепных кродахов. Владыки, советники. Столько роскоши. Так красиво. Им-Рок и в самом деле жемчужина Ишвасы.
«Птенчики» дружно навострили ушки, стали подбираться поближе к кружку новеньких. Гания вскочила, но тут к ней подошла Мирана, потянула за руку, снова усаживая на подушки, и что-то зашептала в ухо.
— Психушка как есть, — процедила Хесса. — Дура я. Надо было к Сардару сразу идти. Но ему с теми заразными разбираться, решила — чего я там одна торчать буду. Зато эти бы не бесили.
— Возьмем кофе и пойдем в сад, — предложила Лин. — Ясно, что заснуть не дадут.
Но тут снова вскочила Гания. С воплем:
— Это правда⁈ У трущобной потаскухи вторая метка?
Хесса замерла. Выдохнула сквозь зубы. И сказала очень спокойно, даже не повернув головы в сторону Гании:
— Тебя забыли спросить, кому метки ставить. Какое упущение со стороны господина первого советника.
Уходить нельзя, поняла Лин. Эта истеричная стерва решит, что ее испугались, и жизни потом не даст. Подошла к столу, оглядела брошенные в беспорядке крохотные чашечки и полуочищенные фрукты, кофейную лужицу на скатерти, упавшие на пол апельсиновые корки, и в первый раз за все время в серале воспользовалась серебряным колокольчиком для вызова слуг.
На требовательный звон тут же появился клиба:
— Что угодно?
— Завтрак мне и госпоже Хессе. Сытный. Сюда. И пусть кто-нибудь уберет этот срач. Развели свинарник, в трущобах чище.
В наступившей могильной тишине ответ клибы прозвучал удивительно отчетливо:
— Конечно, госпожа Линтариена.
— Ты ведь была с советником владыки Шитанара, Мирель? — спросила Кифая, кажется, только для того, чтобы как-то разбить гнетущую тишину, в которой одни с нетерпением и предвкушением ждали нового витка скандала, а другие, видимо, утратили дар речи от возмущения: еще бы — какие-то трущобные потаскухи им тут указывают. — А молодого владыку хорошо рассмотрела? Какой он?
— Красивый, — мечтательно улыбнулась Мирель. — И, мне показалось, очень нежный. Но об этом лучше спросить Сальму.
— Ага, спросишь ее, как же, — с сожалением протянула одна из новеньких. — Вон, хвостом махнула и привет — устала!
— Было бы отчего ей уставать, — заметила Мирана. Похоже, всеобщее внимание ей льстило — Лин не помнила, чтобы раньше Мирана оказывалась единственным источником сплетен. Прямо-таки главная роль на этом празднике жизни. — Владыка Назиф ее весь вечер из рук не выпускал. Госпожа Сальма то, госпожа Сальма это. Бывает же такое.
— А ты прямо там чуть не треснула от зависти или только тут начала? — с неприязнью спросила Хесса, неторопливо усаживаясь за стол. Вокруг уже сновали клибы, убирали грязные приборы и сервировали завтрак для двоих.
— Чему завидовать? — пожала плечами Мирана. — Я тоже хорошо провела время, просто рассказываю как есть. Не всем так везет, как некоторым.
— Еще бы знать, за какие заслуги эти некоторые, достойные только полы подтирать и сапоги стражникам вылизывать, нравятся таким кродахам, да еще и воображают о себе невесть что! — Гания подошла к столу, оперлась ладонями о столешницу и с вызовом уставилась на Хессу.
Та заметно сжала челюсти, видно, пыталась сдержаться и не наговорить в ответ бездна знает чего. Выдохнула и спросила почти ровным голосом, только угрожающе блеснула вилка в ее пальцах.
— Это ты о Сальме сейчас? Или о Миране?
— О тебе, потаскуха приблудная! О тебе, чтоб тебя укатали обратно в твои трущобы!
— Гания! Ты что⁈ — воскликнул кто-то из подобравшейся ближе толпы жаждущих крови и зрелищ анх.
— Гания, стой! Не лезь к ней. Она и так бешеная, так теперь еще и…
Лин налила кофе в любимую большую чашку, неторопливо отхлебнула. Она напоминала себе сейчас туго сжатую пружину. Один раз не успела остановить Хессу, когда та повела себя неправильно, второго раза случиться не должно. Но пока Хесса отлично держалась и, кажется, могла справиться сама. Главное, чтобы не сорвалась. «Давай, подруга, я в тебя верю! Но если что — успею вмешаться».
— Смотри ядом своим не захлебнись, дура! — Хесса посмотрела на Ганию почти с жалостью, повернула голову, обвела взглядом толпящихся. — А вы чего таращитесь? Ждете, когда я ей вилку в глаз воткну? Не дождетесь. И кто еще тут бешеный! Пожрать не дадут спокойно, истерички. Свалите уже!
И тут почти над самым ухом Лин звякнул колокольчик. И синеглазый «ночной кошмар» попросила появившегося клибу:
— Пожалуйста, еще прибор и легкий завтрак.
— И мне, — возникла рядом Мирель. — Девочки, вы ведь не против?
— Приятного аппетита, — усмехнулась Лин. — Как думаешь, можно назвать завтрак ужином, если после завтрака собираешься уйти спать?
Мирель весело рассмеялась. А Гания вдруг попятилась, глядя на Хессу остановившимся взглядом, и, закрыв лицо руками, выскочила в сад:
— Правильно, самое время проветриться, — Хесса отложила вилку и взяла с блюда лепешку, разламывая руками.
— Что, всех нас снова ждет черная полоса истерик? Надеюсь, господин Ладуш успел пополнить запасы успокоительного, — Лин отправила в рот сочный кусок мяса. Сытный завтрак настраивал на благодушный лад, или это усталость наконец-то догнала, но сейчас не хотелось тревожиться ни об истериках Гании, ни о собственном невнятном положении рядом с владыкой, вообще ни о чем. Зато вспомнила, что собиралась присмотреться к новеньким. Вот и удобный случай.
— А господина Ладуша со вчерашнего дня никто не видел. Как вас отправил в купальни, так и пропал, — сказала, подтянувшись к общему столу, еще одна новенькая. — Я хотела настой попросить, для сна.
— А ведь и правда, — заметил кто-то позади, — куда же это исчез господин второй советник?
— Теперь ясно, чего вы тут птичий базар устроили ни свет ни заря, — пробормотала Хесса, ожесточенно жуя лепешку и запивая ее крепким кофе.
К столу подошла Мирана, взяла булочку. И вдруг сказала:
— А я теперь поняла, почему наш владыка отличает Лин. Никогда бы не подумала, что она такая страстная!
Лин закашлялась, едва не подавившись мясом. Выдавила:
— Вообще-то, «она» здесь.
— Но правда, Лин! — Мирана эмоционально всплеснула руками. — Ты всегда такая спокойная, такая рассудительная, ну, если тебя не разозлить, конечно.
— То есть попытка задушить Нариму была актом спокойствия и выдержки, — пробормотала Лин. — Чудесно. Буду знать.
— Ах, оставь, Нарима сама виновата! — отмахнулась Мирана. — А до того случая тебя ведь и видно не было. Или сидишь в своей комнате, или прячешься в саду, от кродахов бегаешь, манер никаких, даже одеваться не умела. Только вспомнить, в чем тебя понесло на открытие ярмарки, это же позор! Да еще и стриженая. А владыка ведь любит длинные волосы, мы все это знаем. Не обижайся, Лин, мы и правда не могли понять, что он в тебе нашел. Но я тебе клянусь, никто из нас не догадался бы станцевать перед ним в фонтане! Так изящно раздеться прямо в танце! Так красиво показать себя под струями воды. Ах, Лин, если бы не твой халасан, ты могла выбрать любого кродаха в зале! Они так на тебя смотрели, так… — она вдруг хихикнула, прикрывшись узкой красивой ладонью, — так преисполнились желанием, что и нам, остальным, досталось намного больше радости.
Теперь уже закашлялась Хесса, торопливо выхлебала кофе и прикрылась одновременно рукой и чашкой. Вокруг стола оживленно загомонили. А Лин не знала, что сказать. На самом деле не знала! Только сидела наверняка красная, как гранат: полыхало все, и щеки, и уши, и шея. Кажется, даже грудь, но это хотя бы не так заметно под цветным шелком! И на язык просилась только ругань, причем абсолютно непотребная, какой наивная Мирана точно не заслужила. Бездна, неужели это все действительно выглядело… так⁈ Так страстно, и вызывающе, и настолько возбуждающе, что проняло не только Асира? Нет, Мирана, наверное, просто приукрасила. Хотя бы ради того, чтобы «спокойная и рассудительная» Лин не вспылила в ответ на «никаких манер», «не умеешь одеваться» и прочие «ничего из себя не представляешь». Как говорится, спрячь оскорбления за лестью, и никто не сможет к тебе придраться.
— Это правда было очень красиво, — задумчиво сказала Мирель. — И, если честно, я до сих пор думала, что меня научили всему, чем анха может порадовать кродаха, но так эффектно раздеться мне и в голову бы не пришло.
— Да и потом, — продолжила Мирана, снова завладев всеобщим вниманием и, похоже, очень этому радуясь. — Ты еще и кричишь так громко и будоражаще! Я вот только стонать умею, когда кродах берет.
— Бе-е-ездна, — протянула Хесса, явно борясь с желанием уползти под стол от этого разговора и общества. Лин бы сейчас тоже с радостью уползла. Куда угодно! Вот только такого счастья ей и не хватало, чтобы весь сераль обсуждал, как именно и с какими звуками она отдается Асиру! Да какая, к бестиям, разница, кричать или стонать? Она тоже, кажется, раньше только стонала. Или нет? Да поначалу она вообще постоянно пыталась то зажимать рот, то кусать губы, пока Асир прямо не сказал, что хочет ее слышать.
Если она думала, что больше краснеть некуда, это была очень наивная мысль.
— Лин, Лин, а что именно ты кричала? «Владыка»? «Мой господин»?
— Стихи еще вспомни! — рявкнула Лин. — Про мотыльки поцелуев!
— О-о, ты читала «Сад заветных желаний»⁈ — с непритворным изумлением воскликнула Рафия. Не ожидала, видно, от трущобной таких культурных высот. Компашка убежавшей Гании, оказывается, тоже толклась рядом.
— Ага, прямо на члене читала, — задушенно выдала Хесса, — от корки до корки, — и уткнулась в стол, вздрагивая и всхлипывая от смеха. — Какие же вы придурочные. Убиться просто.
— Да нет же, она просто кричала, — пояснила Мирана. — Но это было так страстно… столько желания, и владыка наверняка это почувствовал. Ах, он так ее брал…
— Как? — спросили, кажется, сразу в десяток голосов, с такой интонацией, будто сейчас к ним снизойдет блаженное откровение.
— Молча, — буркнула Лин, окончательно сгорая со стыда.
— О-о, смотрите, — кто-то, Лин не видела, кто, дотронулся до ее плеча, отведя в сторону распущенные волосы. Лин отдернулась, обернулась, но там, за спиной, столпилось слишком много раззадоренных любопытством «сестер по сералю», чтобы понять, кто именно додумался тянуть к ней руки.
А прикосновение отдалось не болью даже, отголоском боли, легким и сладким.
— Тебе тоже такое нравится? — удивленно спросила Ирада. — Как Лалии? Владыка обычно нежен с нами, но он хорошо чувствует, чего мы хотим.
— Что там? — растерянно спросила Лин. — Я не помню ничего такого… особенного.
— Очень яркий засос, — синеглазая Ирис тонко, почти как Лалия, улыбнулась. — Владыка не осторожничал. А что же метки? Он их не ставит никому?
— Никому, — вздохнул кто-то позади. — Только митхуне.
— Что ж, это понятно. Она для него особенная.
Лин залпом допила остывший кофе. «Особенная»… Да, все верно. Потому митхуна сейчас с владыкой, а Лин — здесь, и может только вспоминать и быть благодарной за то, что было этой ночью. Все-таки было, хотя Лалия наверняка доставила бы владыке больше радости, чем она.
— Пойду спать, — буркнула Лин.
И тут открылась дверь.
Нет, все-таки «сестры по сералю» по бдительности дали бы сто очков вперед любому охраннику — когда дело касалось именно двери сераля. Все обернулись мгновенно, а кое-кто успел даже молниеносно поправить прическу и покусать губы, чтобы они казались ярче и привлекательнее.
Сквозь проем с некоторым трудом протиснулся букет. Невероятная охапка роз, белых и нежно-кремовых, на высоких стеблях, перевитых драгоценным белым жемчугом чуть ли не в десять витков. Все дружно ахнули, из-за двери в сад просочилась снова горящая любопытством Гания, а Ирис благоговейно сказала:
— Какая красота.
— Я должен был ожидать, что после такой ночи никто здесь не спит, — послышался из-за букета голос Ладуша. — Но я не вижу Сальмы, где она?
— Как можно увидеть хоть что-то из-за такой охапки? — спросила Хесса. — А Сальма ушла спать. — И тут же крикнула: — Сальма, дуй сюда бегом! Срочно!
— А? — Сальма выглянула из своей комнаты. — Что… ой. Это…
— Бери скорее, я не слишком гожусь на роль подставки для букетов, к тому же в вазе с водой эти цветы будут чувствовать себя гораздо лучше, — Ладуш, кажется, втихую наслаждался происходящим.
— Это… мне? — переспросила Сальма.
— Владыка Назиф просил передать лично в руки прекрасной анхе, украсившей его ночь.
Сальма подошла медленно, будто боялась, что ей все привиделось и каждый шаг может развеять сказочное видение. Протянула руку, коснулась нежных лепестков самыми кончиками пальцев. Сказала слегка дрогнувшим голосом:
— Господин Ладуш, прошу вас, передайте владыке Назифу, что его внимание драгоценно для меня.
Рядом уже стоял клиба с огромной вазой наготове, Сальма устроила туда розы и попросила:
— Отнесите в мою комнату.
И, пламенея щеками, пошла следом.
— Значит, всю ночь из рук не выпускал? — прошипела Гания. — Видно, хорошо она в этих руках старалась.
Ладуш ожег ее неожиданно неприязненным взглядом, но сказал будто всем сразу:
— Мне кажется, эта ночь была слишком длинной, и нам всем пора отдохнуть. А некоторым еще и успокоиться. Если кому-то нужна настойка для сна, скажите, вам принесут, а успокоительный чай сейчас заварят клибы. Я должен напоминать, что владыка желает мира и покоя в своем серале?
— Нет, господин Ладуш.
— Нет.
— Конечно, нет.
Лин поднялась, с сожалением заглянув в пустую кружку. Она устала, но спать не хотелось. Сейчас бы, наоборот, пробежаться, устроить себе разминку, встряхнуться. Живо из головы вылетят всякие глупости.
— Мне, наверное, не помешает ваша настойка, господин Ладуш.
Тот повел носом и кивнул:
— Я пришлю с евнухом.