Воля владыки. За твоим плечом

Глава 17

В своей прошлой жизни Лин слышала достаточно криков. И в детстве, и будучи агентом охранки. Крик ужаса и боли, вопль о помощи она уж точно могла отличить от крика анхи, опасно потерявшейся в болезненном наслаждении секса. Да, у нее было мало личного опыта по части страсти, но агент Линтариена поклялась бы чем угодно, что страстью в этом вопле не пахло вообще. Абсолютно. Категорически. Она даже не сразу осознала, с какой силой сжала пальцы на локте Назифа, быстро оглядываясь. Владыка, в свою очередь, тоже замер, подобрался, внюхивался в воздух, но кричали не за ближайшими кустами. Скорее со стороны балконов и темных окон, красиво заплетенных вольно разросшимся виноградом.

Крик раздался снова и оборвался так резко, будто анхе заткнули рот.

— Там, — отрывисто сказал Назиф, выбрав ближайший балкон на втором этаже. Оттуда падал свет, и двери в сад были распахнуты, вот только разглядеть, что творилось внутри, не получалось. — Это комнаты моих людей. Подождите. Проверю.

Его людей?

Назиф в лучших традициях самой Лин ловко взобрался на балкон прямо по стене, не утруждая себя поисками лестницы. А агент Линтариена мысленно листала портреты делегации Шитанара. Анх там не было. Точно не было.

Выругавшись сквозь зубы и скинув тапки, Лин рванула следом за Назифом. Если там кто-то из сераля… о новеньких она не знала, но среди анх Асира точно не было тех, кто получает удовольствие от игр с насилием. Кроме Лалии, само собой, но там точно не Лалия. Митхуна не может ублажать рядового, по сути, гостя.

Лин отстала совсем немного, спрыгнула на балкон, успела увидеть мелькнувшую спину Назифа и услышать его же неожиданно угрожающий рык, от которого морозом продрало по коже. Мелькнул, отлетая в стену, низкий столик, со звоном брызнула во все стороны осколками ваза, под ноги покатились яблоки и апельсины, и Лин вбежала в комнату.

Кого именно Назиф прижимал к стенке, рассматривать не стала. Важнее была привязанная к кровати анха, беззвучно рыдающая, судя по запаху, в крайней степени ужаса.

Светлые кудряшки растрепались по подушке, скрученные веревкой тонкие запястья ярко алели — пыталась вырваться. На вспухшей щеке наливался кровоподтек. А рот ей этот урод все-таки заткнул.

— Сальма! Великие предки, Сальма. Назиф, я убью этого твоего… лично!

— Я ничего не сделал, владыка! Я правда ничего. Она…

Кажется, Назиф слегка придушил урода, потому что Лин услышала прерывистый хрип, и вопли оборвались.

Подскочила к кровати, по пути подхватив с пола нож, отложив в памяти — странно лежал, и нож совсем не для чистки фруктов. Разрезала веревки. Осторожно вытащила изо рта изжеванный пояс. Подняла Сальму, крепко прижала к себе, обняла.

— Ты цела? Он тебе ничего повредить не успел? Кроме того, что я и так вижу?

Сальма не отвечала, только вдруг почему-то начала икать.

— Она сама, владыка! Она хотела! Они же все…

— Заткнись! Мне не нужны оправдания! — на очередной рык Лин подняла голову. — Назиф волок толстого голого кродаха к двери, вытолкнул его наружу и вышел сам. Дверь грохнула, и Лин снова взглянула на Сальму.

— Он ска… ик… зал… сказал… — Сальма длинно всхлипнула, Лин осторожно погладила ее по волосам.

— Что сказал, Сальма?

— У т-тебя… т-такая б-белая… кожа, — она снова икнула и затряслась. — Н-на белом… кровь… к-красиво.

— Убью урода, — веско сказала Лин.

В комнату сунулся клиба в сером, но почти сразу посторонился, впуская мрачного Ладуша. Тот окинул взглядом разгром, задержался на них и поджал губы, быстро подходя к кровати.

— Где смертник, который это устроил? — спросил у Лин, торопливо ощупывая и осматривая притихшую Сальму.

— Назиф увел.

Сальма обеими руками вцепилась в Лин, Ладушу наверняка это мешало, но он не возражал.

— Мне доложили о криках из комнаты. Как я понял, вы с владыкой Назифом вовремя оказались поблизости?

— Да. Гуляли в саду — и крик. Он на балкон, я следом. Вспомнила, что у них своих анх нет, — Лин пыталась держать себя в руках, это требовало усилий, поэтому говорить получилось только вот так, коротко, отрывисто. Было бы проще выдвинуть вперед агента Линтариену, но из-за Сальмы не получалось. Лин не могла отстраниться, не могла воспринимать происходящее, как рядовой осмотр места происшествия, опрос пострадавших и доклад начальству. — Кажется, вовремя успели. Почти… Этот урод! Он Сальму порезать собирался.

— Собери ее одежду. Или вели принести.

Лин осмотрела комнату уже внимательнее. Кружевная накидка Сальмы висела, небрежно перекинутая через спинку кресла. Шелковые шаровары стекли на пол, лиф валялся там же. На ткани сверкали стеклянные осколки вазы.

— Нужно увести ее отсюда. Но не в сераль.

Лин покачала головой.

— Нельзя ждать, ей здесь плохо. Сальма, слышишь, Сальма? Вставай, наденешь мою накидку. Куда вести, господин Ладуш?

— Ко мне, — сказал вошедший Назиф. — Я ведь верно понимаю, что возвращать госпожу в сераль в таком виде нежелательно? В моих комнатах ее никто не потревожит. Там достаточно места для десятка анх.

— А вы не привезли ни одной, — прищурился Ладуш.

— Не думал, что у меня будет много времени для развлечений. Мои люди, как оказалось, считали иначе. Я прошу прощения от своего имени и от имени Шитанара.

— Куда вы дели своего прыткого приближенного, владыка?

— В карцере, — коротко ответил Назиф. — Ваш начальник стражи был так любезен, что предоставил мне такую возможность.

— Мы обсудим с вами эту ситуацию позже, — кивнул Ладуш. — Законы Имхары уважают гостей, но не настолько лояльны к насильникам, как в других лепестках.

— Я знаю и не стану защищать виновного.

Лин подняла Сальму, закутала в свою накидку. Та вдруг словно из транса вышла, схватила за руку:

— Не бросай меня, Лин! Мне страшно.

— Я с тобой, не бойся. И владыка Назиф тоже тебя защитит.

— Я пришлю евнуха, — сказал Ладуш. — Передам с ним успокаивающую настойку. Лин, проследи, чтобы Сальма выпила все. И мазь от синяков.

— Хорошо.

— Не бойтесь, госпожа, вам ничего не угрожает, — сказал Назиф и вдруг склонился, подхватывая Сальму на руки. — Так будет проще. Пойдемте.

Лин осторожно втянула воздух. Запах Назифа изменился. Даже если он и был сейчас в бешенстве, ярости или досаде от проступка своего подчиненного, догадаться об этом можно было по напряжению плеч, по нервно сжатым губам, но запах окутывал покоем и безопасностью. Очень похоже на то, как владыка Асир успокаивал трясущуюся в истерике Нариму.

Да, так и правда будет проще. Но Лин предпочла немного отстать. Хотя даже на расстоянии на нее тоже действовало. Дикое желание убить урода ушло, и это, пожалуй, было к лучшему.

— Лин, — негромко окликнул Ладуш. — Асир хотел видеть тебя. Позже. Уйдешь вместе с евнухом. Думаю, будет уместно, если ты сама расскажешь ему о случившемся. А Сальме я пришлю Хессу. Пожалуй, с ней ей тоже не будет страшно.

Да, Хесса точно могла помочь, даже, наверное, лучше Лин.

— Хорошо, господин Ладуш.

Покои Назифа Лин не рассматривала, все-таки ее сюда не приглашали, и при других обстоятельствах вряд ли она побывала бы здесь. Остановилась у двери в небольшую спальню, обильно задрапированную шелком, наверняка предназначенную для приближенной анхи Назифа. Прислонилась к косяку и молча смотрела, как Назиф укладывал Сальму, укутывал легким покрывалом, а после — положил ладонь на лоб. На Сальму действовало, она уже не всхлипывала и не тряслась, дышала тише и ровнее. Вздохнула глубоко, закрыла глаза.

— Она сейчас уснет, — негромко сказал Назиф. — Успокаивающая настойка не понадобится. Возможно, позже, когда проснется.

— С ней посидит Хесса, — Лин не знала, стоит ли вообще говорить об этом, но неясная тревога — не то чувство, которое стоит игнорировать. — Она моя подруга, и у нее болезненное прошлое и сложный характер. Простите, если я сейчас позволяю себе лишнего, но лучше, наверное, предупредить. Если среди ваших приближенных найдется еще один любитель острых развлечений и если он хоть чем-то заденет Хессу, карцер станет для него крупным и незаслуженным везением. Если доживет.

— Здесь анхам сераля ничего не угрожает, — покачал головой Назиф. — Я приму меры во избежание подобных сюрпризов в будущем. — И добавил с горечью: — Вот уж не думал, что, не успев приехать, стану участником такого отвратительного скандала по милости своих людей.

Это «своих» получилось у него уж очень выразительно. Похоже, по возвращении в Шитанар, если не раньше, двор нового владыки ожидала показательная чистка. Если шитанарская знать, конечно, допустит такую дерзость, и если у Назифа будет шанс выжить в местном гадюшнике. Как там говорил Сардар… «Если владыка Назиф хочет выжить и обрести союзников, ему придется очень быстро отрастить клыки и когти». Кстати, о Сардаре. Рассказать ли Назифу, что Хесса не просто анха из сераля? Нет, пожалуй, не стоит, он сам учует метку.

Сгустившееся неловкое молчание нарушил стук в дверь.

— Войдите, — бросил Назиф.

Евнух, глубоко поклонившись, сразу пошел к Сальме. Хесса, шагнувшая следом, встретилась взглядом с Лин, вопросительно приподняв брови, протянула ей новехонькие тапки и обернулась к Назифу.

— Владыка, — сказала довольно почтительно, слегка склонив голову, — не знаю подробно, что за беспредел тут у вас творится, но я собираюсь сидеть здесь, и вы меня с места не сдвинете.

— Даже в мыслях не было вам препятствовать, — усмехнулся вдруг Назиф, ощутимо расслабляясь. Лин подозревала, что у этих изменений сразу несколько причин: и метка Сардара, и своеобразная манера общения Хессы, так не похожая на привычный дворцовый этикет, и даже проклятущие шлепанцы, которые вопиющей нелепостью своего появления резко контрастировали с остальными событиями этого вечера. И ведь Ладуш ни слова ей не сказал! Но, как всегда, заметил нарушение этикета. — Входите, госпожа Хесса, и чувствуйте себя свободно. Если что-то понадобится, у дверей будут слуги. Или можете обращаться напрямую ко мне, я сейчас отлучусь, но ненадолго.

— А я пойду, — обувшись, кивнула Лин. — Не стоит испытывать терпение владыки Асира, он, наверное, давно уже ждет. Не знаю, владыка Назиф, уместно ли в такой ситуации благодарить за прогулку? Поэтому благодарю за Сальму. Без вашего вмешательства все могло закончиться гораздо хуже.

— Здесь не за что благодарить. За действия своих приближенных я тоже несу ответственность. Хорошего вечера, госпожа Линтариена. Надеюсь, наша следующая встреча будет более приятной.

Лин склонила голову, взглядом пообещала Хессе все рассказать позже и торопливо вышла следом за евнухом. Асир, наверное, в ярости из-за Сальмы. А ведь первое его отношение к Назифу было доброжелательным. Хм-м, возможно ли, что любвеобильный урод не сам по себе потерял берега, а с подсказки, скажем, того же Вахида? Или еще кого-нибудь, кто не желал допустить сближения Имхары и Шитанара? При прошлом правителе эти лепестки были в натянутом нейтралитете, от которого гораздо ближе до вражды, чем до союза.

Стоп! Лин даже с шага сбилась. А знает ли Асир вообще о случившемся? Кто мог ему доложить? О происшествии с анхой — только Ладуш, но Ладуш открытым текстом возложил эту «почетную» миссию на нее. Типичный, чтоб его, хитрый чиновник, засылающий к высокому начальству с неприятным докладом кого-нибудь другого, рангом пониже, чтобы не так высоко пришлось падать в случае высочайшего гнева. Но это было правильно там, дома, а здесь Ладуш, вероятно, попросту решил, что анхе будет проще усмирить гнев повелителя и настроить его на мирный лад.

Значит, Асир ее звал не из-за Сальмы. А… зачем? Узнать о прогулке с Назифом? Или… жар прилил к щекам, шее, груди. Или у ее шутки за ужином будут последствия?

Евнух свернул не к личным покоям Асира, а в сад. Поклонился:

— Вам сюда, госпожа Линтариена. Владыка ждет.

Лин втянула воздух. Да, Асир ждал и, кажется, даже в спокойном расположении духа. А еще ждал крепкий ароматный кофе. Она улыбнулась и заторопилась на запах.

Вокруг кофейника правильным кругом выстроились вазочки с халвой, пастилой, орешками в меду, еще какими-то сластями, которых Лин до сих пор и названий не знала. Она подняла брови и спросила, едва сдерживая смех:

— У моего господина новый прислужник, который еще не знает, насколько владыка Асир не любит сладости?

— Ты сегодня осталась без десерта. Я решил, что это надо исправить.

Асир расслабленно полулежал на низкой скамье, и да, до мурашек и сладкой дрожи в коленках все сейчас напоминало тот вечер, вернее ту ночь в саду старого Шукри.

— Кто же знал, что приятная прогулка в обществе молодого владыки Шитанара окончится непонятно чем. Скажи, у тебя талант вляпываться в самые неожиданные истории, или просто так совпали звезды?

— Возможно, талант у Назифа, — Лин села на подушки лицом к лицу с Асиром и налила себе кофе — о ее любимой большой кружке тоже не забыли, и странным образом это настраивало одновременно и на деловой лад, и на доверительный разговор. — Согласись, если не брать в расчет Сальму, а кто из владык, кроме тебя, думает об анхах? Так вот, если не брать в расчет чувства анхи, то пострадавший в этой истории явно Назиф. Он рискует потерять лицо и утратить твое расположение, а вместе с ним и надежду на союз с Имхарой. По-моему, достаточно веский мотив для подставы. А вот кому это выгодно? Тебе видней.

— Сейчас? Большей половине дворца, — Асир привстал, опираясь на локоть, внимательно разглядывая Лин. Протянул свободную руку, вытащил из волос шпильку с тяжелым камнем и, отбросив в сторону, растрепал то, что осталось от утренней прически. — Так, как было — для других, вот так — для меня, — пояснил негромко. — Иногда мне кажется, что это полоумное стадо зверогрызов, часть из которых мне приходится называть братьями, ничего обо мне не знает. Поссорить меня с Назифом можно, но для этого им потребовалось бы больше тонкости, а Назифу — меньше ума и уважения.

— У них было достаточно времени изучить тебя, но не Назифа.

Лин жадно отпила кофе и поставила кружку. Распущенные волосы щекотали шею и голые плечи, и взгляд Асира тоже щекотал, будоражил, бодрил хлеще самого крепкого кофе.

— А получилось так, — Лин усмехнулась, — что Назифу предоставили возможность проявить себя с лучшей стороны. Я, честно говоря, опасалась, что ты будешь… в ярости.

— Я был. Недолго. Когда Ваган доложил о новом постояльце карцера, а Ладуш ограничился запиской. Но я не настолько безумен, чтобы сносить головы, не разобравшись. И дело здесь в другом. Эту историю придется замять. Владыка, не защитивший своего подданного — безобразное начало правления. Назиф это отлично понимает, я это понимаю. Он готов уступить мне, но я не воспользуюсь его намерениями. Пусть сам вершит правосудие. По тем законам, которые собирается соблюдать в своем лепестке. И лучше сделает это в Шитанаре, там личная стража, сторонники и те, кто еще может учиться на ошибках других.

— А также те, кто не хочет учиться, но уважает силу? Ты не должен помогать Назифу усмирять его Шитанар, но хочется, да?

— Он справится. Но я вижу, этот роскошный десерт тебя не интересует. Может, он недостаточно сладок?

В голосе Асира настолько откровенно смешались насмешка и провокация, что Лин тут же вспомнила, как именно он предлагал использовать мед Шукри. Казалось, сильнее краснеть уже просто некуда, но будоражащий взгляд Асира подталкивал к ответным провокациям.

— Я думаю, — Лин демонстративно обвела взглядом всю сладкую выставку, — думаю, что мой господин поможет мне выбрать. Возможно, я не знаю, как именно следует дегустировать эти кулинарные шедевры. Было бы обидно испортить хороший десерт неправильным употреблением.

— Вижу, мою прилежную ученицу прямо-таки терзает жажда новых знаний. И насколько старательной ты готова быть сегодня?

Лин привстала на своей подушке, плавно перетекая на колени, потянулась к Асиру. Выдохнула почти в губы:

— Я хочу, чтобы мой учитель остался доволен.

— Твой учитель уже опечален, что сегодняшний урок не будет долгим. Но кое-что мы успеем. — Едва дотронувшись до ее губ, не поцелуем даже, а легким касанием, Асир сел, подложив под спину несколько подушек. — Подай-ка мне вон тот бокал с шербетом. Думаю, он достаточно хорош, чтобы утолить твою жажду.

Лин поднесла указанный Асиром бокал в обеих ладонях — от предвкушения чего-то нового, неизведанного слегка подрагивали руки. Она даже приблизительно не могла представить, что именно придумал Асир, для этого ей недоставало опыта в любовных играх. Неизвестность волновала… нет, возбуждала.

— Кто-то думает, что главное в напитке — вкус или послевкусие, но они забывают, что кофе, выпитый с врагом — горчит, а с другом — поднимает настроение. Вино в бокале — это радость встречи или покой уединения, а вино в кувшине — жажда одиночества или потребность забыться. А что же шербет? — Асир поднял бокал выше, разглядывал на свет, щурясь. — Пряные травы и легкая горечь освежают в жаркий день, если ты один, но если вас двое… — Он медленно поднес бокал к губам, а потом на затылок Лин легла знакомая ладонь. И те же губы, отдающие кислым и пряным, прижались к ее губам. Холодный шербет лился в рот прохладной сладостью с привкусом чего-то остро-травяного, напоминающего о горячем солнце Имхары. Лин судорожно сглотнула: пусть на самом деле шербета во рту было немного, но неожиданность сыграла против нее. И так же неожиданно глоток перешел в дурманящий, глубокий поцелуй, холод напитка сменился жаром настойчивых и одновременно неторопливых губ, а оставшийся на языке густой шербет вдруг оказался интересен другому языку. Лин растерялась, она не умела отвечать на такое… на такие поцелуи, могла только сдаться под вкрадчивым напором и принять губы и язык Асира.

Потом был еще один глоток, и еще, и снова. Она не открывала глаза, не видела, сколько осталось в бокале, но хорошо бы больше. Потому что странные, ни на что не похожие ощущения постепенно затягивали. Она будто поймала неслышимый ритм, плавный, но неотвратимый, как морской прибой. Глоток, выдох, движение губ навстречу, мягкое, терпко-сладкое сплетение языков. Сладость на языке Асира и на ее собственном. В ушах шумело, будто не шербет пили и даже не вино, а крепчайшую настойку. И Лин даже не сразу поняла, когда с затылка исчезло давление ладони, зато остро почувствовала руки Асира на своей груди, уже освобожденной от жесткого лифа. Глухо вскрикнула в поцелуй, когда пальцы уверенно сжались на сосках, и подалась навстречу. Вскинула руки, обвивая Асира за шею. По телу прошла медленная, тягучая, как шербет, дрожь, между ног стало мокро и горячо, грудь словно плавилась под пальцами Асира, и всего этого было одновременно очень много и очень мало.

— Еще, — попросила она. — Больше.

— Больше шербета? Или меня? — со смешком спросил Асир. От заметной хрипотцы в его голосе стало еще жарче. И захотелось срочно сорвать с себя мешающую одежду, хотя что там ее осталось, только шаровары. Ведь так и Асиру будет проще.

— Тебя, — Лин поймала оказавшиеся совсем близко губы, вкус шербета на них обещал то самое «больше», и как-то отстраненно мелькнула мысль, что теперь никогда она не рискнет пить шербет в серале, на глазах у других анх. И вообще на глазах у кого угодно. Кроме Асира. Теперь уже она углубила поцелуй, наверное, неумело и неловко, но сейчас было не до стеснения и сомнений. Она хотела целовать Асира. Хотела слизнуть капельку шербета с его языка и понять, почувствовать, как это. Как это чувствовал он? Сладко. Мучительно откровенно. И возбуждающе.

Асир сдернул с бедер шаровары, подхватил ее под мышки, поднимая с колен. Лин задергала ногами, пыталась окончательно избавиться от одежды, не размыкая объятий. Как-то у нее это получилось, штанины перестали спутывать ноги, и она выдохнула торжествующе:

— Да, теперь да!

— А когда-то было нет?

— Мешали! — сердито — не к Асиру сердито, а к шароварам, объяснила Лин.

— В следующий раз предлагаю раздеться сразу, — рассмеялся тот, затягивая ее к себе на колени. — Так знания лучше всасываются.

Провел ладонью по ее спине, сверху вниз, с нажимом, она подалась и прижалась — и ахнула, ощутив зажатый между телами член. Напряженный, готовый. Привстала на коленях, теперь головка упиралась в пупок, а Асир придерживал спину ладонью, не давая двинуться выше, и словно ждал чего-то.

Максимальная близость и максимальная недоступность. Одновременно.

Бездна, разве так бывает!

Лин чувствовала, как все сильнее бьется сердце, учащается дыхание. Кажется, от нее остались только эти простейшие ощущения, простейшие реакции. Ни грамма разума, только острое, сводящее с ума желание. Почему-то казалось, что с Асиром творится что-то похожее, вот только он точно контролировал и себя, и ее, и всю ситуацию в целом. А Лин не понимала, что должна делать дальше. Ждать стало невыносимо. А Асир ждал. То ли сам ждал чего-то, то ли от нее…

— Проверка домашнего задания, — шепнул Асир. — Что нужно сделать, госпожа ученица, чтобы получить то, чего хочешь? Расскажи мне. Говори со мной.

— Я… я не знаю! — мысли путались, нет, мыслей вообще не осталось. — Не могу больше! Возьми меня. Пожалуйста.

— Почти правильный ответ. Всего-то и нужно — больше подробностей.

О чем он, каких подробностей? Лин с трудом понимала, ей казалось, что смысл слов проходит мимо ее сознания, и тем более она не способна осознанно отвечать. Сейчас она могла уверенно выдать только одно слово: «Хочу». Или два: «Возьми меня», хотя это она уже сказала.

— Все потом. Ты научишься.

Асир приподнял ее за бедра. Держал крепко и опускал, насаживал на себя так мучительно медленно, что Лин вздрагивала от нетерпения, кусала губы, тихо постанывала, даже поскуливала, но не пыталась поторопить. Только изо всех сил держалась за плечи Асира, как за спасательный круг посреди шторма, и вдруг, словно вспышкой, вспомнилось странное: жаркое одеяло под щекой, болезненная, растягивающая наполненность и облегчение пополам со счастьем, и голос Асира где-то над головой: «Он там весь».

Она такого не помнила. Наверное, что-то такое было в течку. Но сейчас… сейчас мучительно хотела услышать это снова. «Он там весь». Так хотела, что не выдержала и сказала, изумившись хриплости собственного голоса:

— Хочу его весь. В себе. Твой член.

— Держи, — выдохнул в волосы Асир. — На половину я тоже не согласен. — Ее потянуло вниз длинным движением, и Лин, в последнюю секунду перед захлестнувшей с головой волной удовольствия, успела сжаться вокруг члена, изо всех сил стискивая мышцами. Осознавая и узнавая весь его, от основания до горячей гладкой головки. Узнавая и собственное наслаждение, пугающе запредельное и при этом на удивление правильное, будто нет ничего естественнее, чем вот этот огромный член — в ней. Весь.

Когда перестала выгибаться в оргазме и слегка пришла в себя, Асир опрокинул ее на скамейку, в кучу мягких подушек. От перемены положения член ощутился в ней иначе, и накрыло снова. Лин застонала, громко, не сдерживаясь. Теперь сжималась вся — и мышцы внутри, и бедра, которыми стискивала бедра Асира, и руки, все еще сцепленные на его шее. И чем сильнее сжималась, тем ярче было удовольствие и тем громче стоны. Что-то пульсировало внутри, может, член Асира, а может, она сама, сейчас не сумела бы разделить, да и не хотела — зачем? Это наслаждение принадлежало им обоим, поровну, такое же жаркое, как солнце над Им-Роком, такое же сладко-пряное, как шербет, разделенный на двоих, и такое же безбрежное, как алые пески за стенами дворца. И больше всего на свете Лин хотела, чтобы оно не заканчивалось.

Но рано или поздно заканчивается все. Она обреченно-остро ощутила, как Асир выходит из нее, с усилием, преодолевая ее судорожное напряжение. «Ему нельзя… в меня», — вспомнила и постаралась расслабиться, отпустить. Почти невыносимое напряжение острого удовольствия сменилось сладкой и вялой истомой, Лин уронила руки и ноги, освобождая Асира от своей хватки, а он положил ладонь ей на живот, слегка поглаживая.

— Там так пусто теперь, — пожаловалась она. — Я помню, что нельзя, но как же хочется, чтобы ты кончил в меня. Хочу быть с тобой до конца, почувствовать, как это. И тебе… тебе, наверное, так было бы приятнее?

— И уж точно спокойнее, — сказал Асир, вытягиваясь рядом с ней на боку. — Но не думай об этом сейчас. Всему свое время. Лучше скажи мне, как скоро ты теперь сможешь выпить шербет на глазах у всех, не краснея? Готова тренировать выдержку, госпожа Линтариена?

— Боюсь, что никогда, и не в выдержке дело, — Лин, улыбаясь, положила руку на его плечо, провела кончиками пальцев. — Для этого придется забыть о тебе. А такое выше моих сил.