За обиду сего времени

1. О пользе репутации

Утром в пятницу, третьего ноября, я отправил гонца с письмом к дону Висенте. Я написал ему, что наш сводный отряд направляется из бухты в Мехико по приглашению дона Хуана, и что мы просим разрешения пройти через Санта-Лусию в субботу утром.

Поезд наш состоял из десятка верховых из местного гарнизона и двух специально подготовленных экипажей с установленными на крышах пулемётными гнёздами, каждое из которых было рассчитано на расчёт из двух человек, и с турелью для тяжёлого пулемёта Браунинг М2. Кроме того, Васины ребята были вооружены автоматами Томпсона, а ребята из гарнизона – карабинами М1; ещё у них были два пулемёта Льюиса, располагавшихся в грузовом отделении второй кареты. У каждого верхового было по заводной лошади.

В восемь часов утра в субботу прозвучал гудок "Святой Елены" – мол, пора в путь. Я судорожно обнимал Лизу и осыпал её голову поцелуями; затем вспомнил строки из одного из любимых стихотворений моей мамы – "Жди меня" Константина Симонова. Да, поэт был "большевиком" по классификации моих родителей, но для него они делали исключение.

Но я только успел произнести "Жди меня, и я вернусь, только очень жди…", как послышался ещё один гудок, и Лиза, наскоро чмокнув меня в губы, побежала вверх по трапу. Минут пять я стоял на пирсе и смотрел, как она машет мне синим платочком, что, как я потом понял, тоже было символично – родителям нравились и советские песни военных лет, в том числе и "Синий платочек". Но Вася напомнил мне, что и нам пора в дорогу, и я заставил себя в последний раз взглянуть на всё уменьшающийся силуэт моей любимой и пошёл занимать место в экипаже. И мы отправились в Санта-Лусию.

Минут через двадцать я уже стучал в окованные железом ворота дома дона Висенте. Открылось оконце, и из него выглянул хмурый Эусебио, метис-дворецкий. Увидев нас, он заулыбался:

– Дон Алесео, дон Басилио, дон Николас, донья Алехандра! Заходите, я доложу дону Висенте, что вы прибыли. А вы рано, сеньор ожидал вас не ранее десяти…

Сеньор алькальде выглядел несколько заспанно, но успел одеться.

– Садитесь, сеньора и сеньоры, сейчас принесут завтрак.

– Да мы не голодные, дон Висенте.

– Нет уж, раз мои друзья здесь, я не могу иначе. Тем более, я решил послать с вами сеньора де Аламеда с десятком верховых, а они прибудут чуть позже.

– Благодарю вас, дон Висенте! Но, право слово…

– Нет, не спорьте! Вы же ни разу не путешествовали по стране, не считая дорогу до Эль-Нидо, а капитан и его люди не раз и не два ходили в Мехико, да и вам неплохо будет взять с собой кого-нибудь из местных.

За завтраком, дон Висенте рассказал нам про саму дорогу.

– До Мехико около ста лиг, а в день вы сможете пройти не более пятнадцати. Сегодня вам предстоит путь до первого парадора – он носит названия парадора "Эль-Фуэрте" и находится примерно там, где начинается дорога на крепость, которую вы когда-то отбили у бандитов Антонио Пеньи. Назовите управляющему свой титул – тогда вам и вашим людям будет доступна отдельная часть парадора, и, кроме того, вам поменяют лошадей. Своих вы сможете забрать, когда будете возвращаться в Санта-Лусию. Далее, парадоры будут находиться примерно в пятнадцати лигах друг от друга – следовательно, каждое утро вам нужно будет выезжать не позднее девяти утра. Вот только сегодня вы можете уехать и в двенадцать, и всё равно успеете засветло.

Когда я предложил оплатить сопровождение, дон Висенте сказал мне:

– Не обижайте меня, дон Алесео. Перед вами я и так в неоплатном долгу. Да и капитан де Аламеда сказал, что сделает это с удовольствием, тем более, он и дон Басилио успели подружиться.

Потом пришли донья Пилар и дочери дона Висенте, и разговор перешёл на другие темы. А в десять часов, как и было обещано, прибыл дон Аламеда с десятком конных. Они выглядели намного наряднее наших ребят – красные мундиры, посеребренные мушкеты, сёдла и сбруя, шитые золотом… Но выглядел дон Аламеда достаточно серьёзно, и я заметил, что они с Васей сразу уединились за угловым столом.

В половину одиннадцатого, мы с доном Висенте обнялись, я поцеловал ручки его дамам, а донья Пилар перекрестила меня и сказала:

– Да пребудет с вами Господь, дон Алесео! Небезопасная это дорога, но я верю, что Он не даст вас в обиду. И мою подругу, донью Лису, тоже.

И наш караван отправился в путь – через сокало, через верхнюю заставу, и далее по смутно знакомой дороге, на которую мы когда-то вышли из горного леса… До парадора "Эль-Фуэрте" – именно так назывался постоялый двор рядом со старой бандитской крепостью – мы дошли часам к трём дня и расположились там на ночлег – ведь до следующего парадора идти было слишком долго.

Мы с Васей, капитаном де Аламеда, и кое-кем из наших ребят съездили в Эль-Фуэрте. Старая бандитская крепость мало изменилась, хоть там теперь и находился небольшой гарнизон. Вася обратил внимание капитана, что кусты и деревья не были вырублены вокруг форта, а патрулирование практически не велось, да и тактика в случае нападения бандитов продумана не была. Капитан передал это коменданту форта; тот, впрочем, не выказал особого рвения, и я подумал, что нужно будет поднять эту тему в Мехико.

Ночлег оказался не очень – хоть мы и ночевали в секции для почётных гостей, кровати представляли из себя топчаны, покрытые тонким соломенным матрасом, одеяла были тонкими, и я подумал, что "в гостях" в Эль-Нидо, где меня когда-то удерживали бандиты, было не в пример удобнее, чем здесь. Кроме того, в Эль-Нидо не было клопов. Один из Васиных ребят взял с собой мазь от насекомых, но здешние кровососы её не просто не испугались – я сам был свидетелем, как какой-то клоп запустил свой хоботок в пролившуюся каплю репеллента.

Второй день ознаменовался проездом мимо поворота на Эль-Нидо, которому, увы, так и не довелось стать нашим. Вскоре после этого, после пыльного и скучного городка Чильпансинго, дорога пошла по совсем уж диким местам; только время от времени попадались индейские деревни, которые, наверное, выглядели примерно так же, как и сто лет назад; единственным отличием были церкви, в архитектуре которых причудливо переплелись испанские и индейские мотивы. Кое-где попадались усадьбы местных помещиков. Парадоры, как правило, находились рядом с последними, и когда я говорил, кто я, нам выделялись самые лучшие комнаты, иногда даже без насекомых, а также без вопросов меняли лошадей. Но, естественно, за всё приходилось платить; хорошо ещё, что серебра у меня с собой было много – я на всякий случай взял с собой часть казны "Золотого Кабана".

На четвёртый день пути, километрах в десяти после выезда из парадора, мы проехали очередную индейскую деревню. Далее дорога поднималась по безлюдному, лесистому склону. Вася сказал мрачно:

– Не нравится мне это…

И приказал пулемётчикам на крышах смотреть в оба. Я подумал, что зря он перестраховывается, но, когда мы выехали из леса, мы увидели дюжины две конных, преграждавших дорогу метрах в ста.

Капитан де Аламеда поменялся в лице и сказал:

– Вряд ли это вся банда. Полагаю, нас сейчас как раз обходят. Думаю, их не менее пятидесяти, наверное, даже больше.

Вася же улыбнулся:

– Не бойтесь, капитан, хуже было бы, если бы они напали на нас в лесу.

Тем временем, наши ребята начали занимать позиции вокруг каравана. Тем временем, от группы отделился некий метис – остальные, кстати, выглядели как чистокровные индейцы – и поскакал к нам. Он насмешливо закричал:

– Эй, приятели, есть разговор.

Я сказал:

– Я поеду.

– Дон Алесео!

– Не бойтесь, капитан. Вася, оставайся здесь, а я возьму с собой троих.

Двое конных "идальго" с автоматами и один с карабином по моему сигналу подвели мне коня, и мы вчетвером поскакали поближе к метису.

– И что у тебя за разговор, амиго?

То посмотрел на нас и вдруг переменился в лице.

– Русские?

– Как видишь.

– Простите за недоразумение, конечно же, вы можете следовать в полной безопасности. Счастливого пути, и да хранит вас Бог!

И он повернул коня и поскакал обратно, после чего вся кодла помчалась прочь через поля. Высунувшийся было из леса бандит, увидев, как улепётывают его товарищи, что-то крикнул и юркнул обратно под спасительную сень деревьев.

– Да, дон Алесео, похоже, бандиты наслышаны о вас, – еле вымолвил капитан де Аламеда. – Донья Алехандра, вы, я надеюсь, не испугались?

– Испугалась немного. Но я верила, что мои спутники – и вы, капитан – сможете меня защитить.

Де Аламеда смущённо поклонился нашей единственной даме.

На шестой день, мы заночевали в первом настоящем городе к северу от Санта Лусии – прекрасном и богатом Таско, с его каменными и богато украшенными домами и церквями. Капитан де Аламеда поехал к начальнику охраны дороги, взяв меня с собой. Тот сначала заявил:

– Капитан, вы в своём уме? Если вам что-то нужно, обратитесь к кому-нибудь из моих заместителей.

Я посмотрел на него пристальным взглядом:

– Вы только что оскорбили человека, который хотел переговорить с вами по поводу вашего пренебрежения своими обязанностями.

– А вы кто такой? – тон его стал не столь уверенным.

– Алесео, принц Николаевский и Радонежский, барон Ульфсё, друг Католических Королей, по пути в Мехико по приглашению его превосходительства дона Хуана де Мендосы, маркиза де Монтескларос, вице-короля Новой Испании.

Начальник побледнел так, что я начал опасаться, как бы он не грохнулся в обморок.

– Дон Алесео, простите меня! А то тут столько сынков каких-то грандов проезжают и всё время требуют именно меня…

– Сеньор, вчера, примерно в сутках пути, на нас намеревалась напасть банда.

– Намеревалась?

Именно. Но, узнав, что мы русские, они отказались от своих намерений.

– Это, наверное, была банда Фалько – так себя именует их главарь. Метис, а все его люди – индейцы.

– Именно так. Но почему он до сих пор орудует в тех местах?

– Дон Алесео, прошу вас, мы много раз пытались его поймать, но у него сеть информантов по индейским деревням…

– И почему в Эль-Фуэрте не вырубают деревья и кусты вокруг крепости, служба несётся спустя рукава, так, что они вряд ли смогут отбить нападение даже самой захудалой банды?

– Я этого не знал, ваше сиятельство!

– А должны были.

– Я разберусь, обещаю! Прошу вас, только не жалуйтесь на меня вице-королю!

В местном парадоре нам сообщили, что к ним приходил человек от сеньора алькальде и пригласил нас остановиться у него. Приняли нас как самых дорогих гостей, и на следующее утро, во время завтрака, мэр отозвал меня в сторону и сказал:

– Дон Алесео, до вас здесь недавно останавливались дон Хуан и дон Исидро, который рассказал мне, что вы собираете индейские поделки. Примите эти безделушки в знак нашего уважения и благодарности за всё, что вы сделали для нашей колонии.

Это были фигурки из серебра с бирюзой – весьма искусной работы. Я вспомнил – Таско был знаменит своим серебром и в наши дни. Я решил пожертвовать получасом и зашёл в лавку, которую мне рекомендовал лично мэр, и купил целую кучу ювелирки – для супруги, для дочери, для Сары с Машей, для Лены, для Мэри, и просто на запас – они были недорогие, чуть дороже просто серебра…

Седьмую ночь мы провели в городке Куэрнавака. Я ожидал увидеть ещё одно Чильпансинго, но город оказался более похожим на Флоренцию – прекрасный дворец-крепость Кортеса, напомнивший мне флорентинский Барджелло, церкви, дома-дворцы – и всё это на краю прекрасного ущелья, под сенью двух вулканов-пятитысячников, тех самых Попокапетеля и Истаксиуатля, которых мне некогда не довелось увидеть из столицы в далёком двадцатом веке.

2. В древнем Теночтитлане

А на следующий день мы въехали в Мехико. В отличие от моего визита в двадцатом веке, смога не было, и вид на вулканы был даже лучше, чем из Куэрнаваки. Но вот сам город, как оказалось, недавно пережил наводнение, и был не в лучшем состоянии – многие дома были полуразрушены, а на улицах до сих пор лежал строительный мусор, принесённый потоками воды. Тем не менее, центр успели восстановить, и он был весьма красив – центральная площадь города, так же, как и в Санта Лусии, именовавшаяся сóкало, но намного больше и красивее, была окружена церквями и дворцами. С его восточной стороны находился величественный дворец вице-короля в стиле барокко, а вдоль северной строился грандиозный собор рядом с небольшой Главной Церковью, построенной сразу после конкисты, которая уже давно не вмещала всех желающих.

Единственное, что меня удручало – от древнего Теночтитлана остались разве что отдельные структуры на окраинах города. В центре всё, связанное с ацтеками, лежало в руинах, а чаще было уже снесено либо находилось под другими зданиями. Так, по рассказам де Аламеды, ребёнком он ещё видел часть руин древнего Большого храма ацтеков, но теперь то, что от него осталось, погребено под домами Острова собак – так назывался холмик рядом с сокало, на котором при наводнениях собирались бродячие собаки. А камень, из которого он был построен, как и камень дворца Монтесумы и других зданий, был использован при постройке собора, вице-королевского дворца, церквей и даже частных особняков.

Теночтитлан ранее находился на острове посреди крупного и мелкого озера, именовавшегося Тешкоко, и попасть в него можно было только по дамбе, построенной ацтеками, либо на лодке. После наводнения три года назад его было решено осушить, и место, где оно находилось, успело зарасти высокой травой, а те его части, которые располагались ближе к центру, теперь усиленно застраивались. А чуть дальше на дне бывшего озера зеленели поля.

Лучше сохранились руины второго города ацтеков, Тлательолько, находившегося на том же острове к северу от Теночтитлана, а ныне вошедшего в черту города. Увы, и их постепенно сносили. В самом Тлательолько жили в основном ацтеки, управлявшиеся небольшой элитой. Как я потом узнал, для их детей даже была построена школа, Коллегия Святого Креста. Подавляющее большинство же индейцев либо работала на стройках Мехико, либо занималось сельским хозяйством и платила оброк. Как и в доиспанские времена, именно там находился главный рынок Мехико.

Но об этом я узнал чуть позже. А сегодня нас торжественно встретила делегация у ворот и провела в один из флигелей вице-королевского дворца, переданного в полное наше распоряжение. Самого дона Хуана на месте не было, но, по словам Лопе, его дворецкого, "Его превосходительство обещал прибыть к вечеру. А вас он ожидал только завтра." Тем не менее, нас разместили в покоях дворца и накормили так, что мне вспомнились слова Марка Твена: "Проблема с мексиканской кухней заключается в том, что через пять дней вновь хочется есть."

Во время обеда, я спросил у Лопе, где можно узнать о домах, выставленных на продажу – ведь мне не хотелось, чтобы наша миссия располагалась в самом дворце.

– Сеньор Диас де Авила вернулся в Испанию, не успев продать свой дом. Он в сотне метров от дворца, не очень большой, но с большим садом. И, самое главное, он практически не пострадал во время наводнения. Я пошлю человека, который проведёт вас к его кузену, сеньору Диасу Гонсалесу. Он покажет вам дом, и он же сможет вам его продать. Вот только не забывайте, что после обеда в Испании, как в старой, так и новой, послеобеденный сон. Рекомендую вам заняться тем же, а в четыре часа мой человек придёт за вами. Раньше сеньор Диас всё равно будет спать.

Дом оказался на загляденье – трёхэтажный, неплохо обставленный, построенный на ацтекских фундаментах. Находился он метрах в ста-ста пятидесяти от дворца, на Острове собак, но чуть в отдалении от строящегося собора и Главной церкви. Сеньор Диас уверил меня, что слышно разве что колокола, да и то высокие каменные заборы между участками и толстые стены самого дома, вкупе с небольшими окнами, скрадывают звук. И действительно, когда во время осмотра дома зазвонили колокола, мы их практически не услышали.

Дом наводнение практически не затронуло – даже в саду до сих пор оставалась ацтекская баня, очень похожая на ту, которую я помнил по Эль Нидо. Как мне сказала служанка, сеньор был ацтеком по матери, которая приучила его к телесной чистоте. Кстати, слуги – садовник, повариха и две их дочери, четырнадцати и шестнадцати лет, служившие горничными – продавались вместе с домом.

Сеньор Диас согласился на довольно-таки смешные деньги за дом и людей – с условием, что они будут выплачены золотом. Серебра в Мексике было столько, что, если ранее за один адарме[18] золота давали три адарме серебра, то теперь неофициальный курс превышал один к двадцати. Так что здание посольства в тот же день стало нашим со всей мебелью "и прочей обстановкой", включая и слуг.

Я заехал и объявил им, что они теперь свободные, на что Ампаро – так звали повариху, начала умолять меня не выгонять их. Именно это, как я потом узнал, и означала бы вольная. Пришлось сделать так – я всё-таки предложил даровать им свободу, но положить всем четырём жалование, чтобы они остались в новоявленном посольстве, и Ампаро, которая была главной среди слуг, с радостью согласилась.

На первом этаже мы решили устроить дежурку и комнаты для приёмов, там же находилась и кухня. На втором ранее размещались спальни хозяина и его жены, а также детей, её мы сделали резиденцией посла и его супруги, а также кабинет посла и спальня для VIP – в данный момент её делили Вася и я. А на третьем, где ранее находились кабинет и гардеробная, мы устроили жилые помещения охраны и радиоточку. У слуг же был отдельный флигель. Единственным минусом был "туалет типа сортир" на улице, но это было обычной историей не только в Новой Испании.

Нам повезло, что крыша была относительно плоской, и на неё был отдельный выход. Ребята укрепили там солнечные батареи для зарядки рации и антенну, и мы практически сразу сумели связаться с бухтой Святого Марка, несмотря на горы между Мехико и Санта-Лусией. Впрочем, новостей было мало – "Святая Елена" вчера была в Алексееве, сегодня уже во Владимире, а завтра будет в Форт-Россе. Нам передали привет от Володи, Лены, и, конечно, Лизы, а также Мэри и Джона. Я же послал краткий рапорт о нашей поездке.

Когда мы вернулись во дворец, нам сообщили, что дон Хуан прибыл и ждёт нас к ужину. "Нас" означало меня, Колю и Васю. Александру пригласила к себе донья Ана, а для "идальго" организовали питание вместе с придворными.

Дон Исидро встретил нас у входных дверей дворца и лично отвел нас в частный обеденный салон дворца, где нас уже ждал вице-король.

– Рад вас видеть, дон Алесео, дон Николас, дон Басилио!

– Дон Хуан, позвольте представить вам дона Николаса в его новом качестве – он будет представлять Русскую Америку в Мехико.

– Очень рад, дон Николас. Но, как я понял, вы заместитель министра иностранных дел…

– Именно так, дон Хуан, – ответил тот с поклоном. – Но для нас отношения с Новой Испанией столь важны, что первые месяцы здесь буду именно я. А в новом году прибудет новый посол, ведь мне, пока дон Алесео в отъезде, нужно будет руководить министерством.

– Я очень рад, что мы сможем насладиться присутствием вас и очаровательной доньи Алехандры хотя бы некоторое время.

Он повернулся ко мне:

– Расскажите мне, дон Алесео, как вы доехали?

– Да так, без особых приключений.

– А нам рассказали о том, как бандиты вас испугались. Неплохо бы, чтобы такие караваны с вашим участиям ходили по нашим дорогам почаще.

Тогда я рассказал о своём предложении. Тот задумался.

– Знаете, я думаю, идея хорошая. Про цену договоримся так – лично для вас в сопровождении десяти или менее повозок проезд всегда будет бесплатным. Если вас не будет, а в вашем присутствии за каждую повозку сверх десяти, по четверти реала за человека и четыре за повозку. Лошадей, увы, придётся вам брать своих – у нас на станциях они только для официального пользования. Но с вами будут путешествовать наши купцы – под вашей защитой. И платить за это они будут не вам, а нам, причем половину уплаченной суммы мы вычтем из оплаты за караван.

– Это деньги за всю дорогу – из Веракруса в Санта-Лусию?

– Именно так.

– Хорошо, дон Хуан, – сказал я с облегчением; как мне рассказали, тариф для купцов только за дорогу из Веракруса в Мехико составлял один реал за человека и десять за повозку. – Но количество купцов должно строго регламентироваться, ведь мы должны будем обеспечить охрану и им.

– Пусть об этом договорятся ваши и наши люди, дон Алесео. А ещё мы вам разрешим пользоваться военными причалами в Веракрусе, а также дозволим вам и вашим людям отдыхать в крепости в Веракрусе, а также здесь, в Мехико, в цитадели.

– Благодарю вас, дон Хуан.

– Тогда я распоряжусь, чтобы мои люди подготовили договор. Можете показать его адвокату по вашему выбору.

– Мне будет достаточно, если вы и дон Исидро подтвердите мне, что в нём нет подводных камней.

– Конечно, дон Алесео. Кстати, а что вы собираетесь делать дальше?

– Мы вернёмся в бухту Святого Марка. Можем отконвоировать небольшой купеческий караван в Санта-Лусию. А потом мне придётся идти на Бермуды.

И я рассказал дону Хуану о вероломном захвате Бермуд англичанами.

Тот резко погрустнел:

– Дон Алесео, я помню гостеприимство тамошних русских и их неоценимую помощь. Если вам будет нужно, я могу отправить с вами своих солдат.

– Думаю, мы справимся, дон Хуан. А потом мы пошлём в метрополию за новыми поселенцами. Часть из них пойдёт первым же караваном из Веракруса, вероятно, в конце весны либо начале лета.

– И сколько это примерно будет человек?

– Предположительно, от двух до четырёх тысяч. Второй же караван прибудет в Веракрус в конце лета-начале осени; его численность будет, наверное, от пяти до семи тысяч. После этого, вероятно, они будут приходить раз в два-три месяца, с перерывом на то время, когда наши порты на Руси скованы льдом.

– Хорошо, дон Алесео. А когда вы собираетесь уходить в Санта-Лусию?

– Нам неплохо бы попасть туда не позже первого декабря. Точнее я смогу вам сказать в ближайшее время.

– А сегодня у нас десятое ноября. Чтобы быть в Санта-Лусии первого декабря, или даже тридцатого ноября, вам достаточно будет выйти не позднее двадцать второго ноября…

– Именно так, дон Хуан, хотя, возможно, мне придётся уйти чуть раньше. Но не более чем на три-четыре дня.

– Значит, у вас будет время остаться на театральную премьеру – как вы помните, она состоится завтра – и ещё на одно мероприятие. В следующую субботу, семнадцатого ноября, во дворце состоится осенний бал.

– Но моя супруга, увы, в Россе…

– Видите ли, дон Алесео… У меня в гостях племянница, Клара де Мендоса. Не могли ли вы побыть её кавалером на этом балу? Вам я могу доверить её честь, а вот местным повесам – вряд ли. А на вашу она покушаться не будет, у неё очень хорошее воспитание, да и девушка славная. Вы с ней познакомитесь завтра на обеде после мессы, и она будет нас сопровождать в театр.

Так, подумал я. Супруге я больше не изменяю, и до сих пор раскаиваюсь в том, что не всегда блюл свою честь – но с моего возвращения три с половины года назад я был образцом верности, и намереваюсь оставаться таковым впредь. Но на эту просьбу отвечать отказом нельзя – я здесь не как частное лицо, а как дипломат, точнее, даже министр. Так что придётся подчиниться – но вот с этой Кларой придётся держать ухо востро…

3. Пришёл из ставки приказ к отправке…

Когда-то давно, Володя привёз мне в подарок в Германию несколько кассет с русскими фильмами. Пришлось искать видеомагнитофон, который читал SECAM, но оно того стоило – я погрузился в совершенно новый мир. "Ирония судьбы", "Обыкновенное чудо", "Место встречи изменить нельзя", "Горячий снег", "Бриллиантовая рука" – всё настолько сильно отличалось от знакомого мне с детства Голливуда… А ещё мне очень понравились мультфильмы – "Простоквашино", "Винни-Пух", "Чебурашка"… И, конечно, обе серии "Бременских музыкантов".

Особенно запомнилась сцена бала: "Горели хрустальные люстры, столы ломились от яств…" В бальном зале вице-королевского дворца хрустальных люстр не было – они существовали лишь в Русской Америке, да и то все они происходили из закромов "Святой Елены". В нашей же истории хрустальный их вариант изобрели лишь в восемнадцатом веке, а просто люстры появились примерно в середине семнадцатого.

Зал был освещён тысячами свечей в подсвечниках, приделанных к стенам и стоящих на столах. Когда свеча сгорала более чем наполовину, откуда ни возьмись появлялись слуги-индейцы, заменяли её на новую, и столь же бесшумно исчезали. Другие разносили закуски и вино, приносили всё новые блюда то с говядиной, то со свининой, то с бараниной, то с рыбой – гарниром служили тушёные овощи, а также единственное напоминание о том, что мы находились в Мексике – тонкие кукурузные лепёшки. А между переменами блюд кавалеры вели дам на танец.

С Кларой и её дуэньей мы познакомились на обеде у дона Хуана, данного в день нашего приезда в честь министра иностранных дел Русской Америки дона Алесео, друга их католических величеств, принца де Николаевка, Николаев и Радонеж, барона Ульфсё, кавалера ордена Алькантара – сиречь вашего покорного слуги, а также нового посла Русской Америки в Мехико, дона Николаса, барона де Корфа, и его прелестной супруги, Александры, баронессы де Корф, а по совместительству сестры моей прабабушки (хоть она и была моложе меня). Кроме них, пригласили и Васю Нечипорука, всё-таки он тоже считался грандом. С испанской стороны присутствовали помощник вице-короля граф Исидро де Медина и Альтамирано с супругой Исабель, его заместитель дон Родриго де Льяно с супругой доньей Алисией, и Клара де Мендоса с дуэньей доньей Флор.

Клара оказалась чудо как хороша – кожа цвета слоновой кости, бездонные карие глаза, правильные черты лица за исключением чуть курносого носика, который, впрочем, делал её ещё неотразимее. Волосы же её, струившиеся по её плечам, были густые, чёрные, как смоль, и чуть волнистые – вероятно, без крови мавров там не обошлось, хотя ни один испанский дворянин в этом не признается. На ней было надето чёрное платье с белыми кружевными манжетами и круглыми наплечниками. Между ними располагалась белая манишка с кружевами, вырезанная так, что был виден самый верх её бюста – грудь у неё, судя по тому, что открывало платье, была немаленькой. Юбка же платья была широкой, с подолом до пола, так что ног её видно не было, согласно местным правилам приличия.

Донья Флор де Лесо, её дуэнья, была женщиной лет, наверное, сорока, с несколько пухлой фигурой и чопорным лицом, на котором ещё были видны следы былой привлекательности. Одета она была весьма строго, в чёрное платье и белый чепец, и сначала посмотрела на меня весьма неприветливо. А каждый раз, когда Клара украдкой бросала на меня взгляды, лицо доньи Флор становилось всё мрачнее. Но когда объявили мой титул и она узнала, что я не просто непонятный чужеземец, а целый принц, да ещё и друг католических королей и кавалер ордена Алькантара, она посмотрела на меня несколько более приязненно, хотя, когда донья Ана выразила сожаление, что моей супруги с нами не было, донья Флор вновь погрустнела.

Узнав, что мы не знакомы с испанскими бальными танцами – на балах в Испании я больше сидел, чем танцевал – донья Флор неожиданно загорелась желанием меня кое-чему научить и показала мне сарабанду, павону, парадетас, тарентелу, а Коля с Сашей старательно повторяли наши шаги. С Кларой её дуэнья мне танцевать не позволяла – говорила, мол, согласно приличиям, это можно будет только на балу. Не знаю, какая муха меня укусила, но я решил показать ей медленный вальс, и напел индейцам-музыкантам мелодию вальса Синатры Moon River. Сначала донья Флор сочла этот танец недопустимой вольностью – в испанских танцах мужчина и женщина друг до друга не дотрагивались и танцевали вокруг своего партнёра, а тут я не просто прикасался с ней, но и вёл её по танцполу, не только держа её правую руку своей левой, но и положив правую руку ей на спину. Но не успела гневная отповедь сорваться с её губ, как я, показав ей, как двигаться, повёл её по кругу, краем глаза заметив, как на пол вышли и Коля с Сашей.

Когда смолкла музыка, донья Ана решительно подошла ко мне и потребовала:

– Дон Алесео, прошу вас, научите и нас с доном Хуаном!

В углу стоял клавесин, и Саша заиграла вальс "Осенний сон"; его немедленно подхватили музыканты, и пары сначала неуверенно, а потом и всё искусней, начали повторять наши движения. А затем донья Флор, решившись, позволила Кларе разок станцевать со мной. Но это было всё – донья Ана подошла ко мне с улыбкой и сказала:

– Благодарю вас, дон Алесео! Но танцевать это на публике, увы, лучше не надо – Святая Церковь не одобрит, они даже сарабанду хотели запретить. Зато танцевальные обеды в узком кругу устраивать можно; ведь дон Николас и донья Алехандра, я надеюсь, согласятся и далее учить нас вашим танцам?

– Конечно, донья Ана! – сделала реверанс Сашенька. А я про себя подумал, что это – ещё один кирпичик в фундамент нашей дружбы.

В тот же вечер, мы пошли в театр, причём мне пришлось вести под руку Клару. Саша посмотрела на меня так, что я был готов провалиться сквозь землю; но я и так следил за тем, чтобы ни словом, ни жестом не создать даже видимости своей заинтересованности в сеньорите де Мендоса, и она потихоньку оттаяла. А вечером, когда мы ехали в только что купленной карете домой, она потребовала от меня клятвы, что я жене не изменю ни словом, ни делом, ни даже мысленно. Получив таковую, она успокоилась.

"Танцевальные обеды" продолжались вплоть до бала – то во дворце, то в нашем посольстве, хотя места там было, конечно, меньше. В пятницу наши испанские друзья уже вполне уверенно вели своих супруг по танцполу – то в венском вальсе, то в румбе, то в вальсе-бостоне. Другим танцам мы решили их пока не учить – донья Исабель их точно не оценит, да и для доньи Анны румба была на грани неприличия, и что бы она сказала про ча-ча-ча или танго?

А вот местные бальные танцы в моём исполнении смотрелись убого, хотя, конечно, определённый прогресс был заметен. И вот теперь, на балу, я, украдкой посматривая на других кавалеров, старательно выписывал па сарабанды. Утешало одно – даже со всеми свечами, на танцполе царил полумрак, и я если и опозорился, то более или менее тайно. А Клара смотрит на меня всё тем же лучистым взглядом, и у меня даже закралась мысль, "эх, не был бы я женат…" Но мысль сию я погнал от себя поганой метлой и вместо этого обратил внимания на то, как искусно Вася отплясывает с доньей Флор – его попросили стать её кавалером на этот вечер, но, вероятно, по просьбе его дамы, они не отдалялись от нас больше чем на два-три шага. Я ещё подумал – размером с медведя, выглядит косолапо, зато танцует столь элегантно, что не только я бросал на него завистливые взгляды. Впрочем, у меня закралась и вторая мысль – хорошо, что этого не видит Таня, она же Тепин, его законная супруга – если б она об этом узнала, я за Васину жизнь не дал бы и ломаного гроша…

Когда бал закончился, я проводил Клару под пристальным взглядом доньи Флор до входа в ту часть дворца, где располагались её покои и поцеловал руку сначала доньи Флор, а потом и самой девушки. Дуэнья на прощанье мне – о чудо! – улыбнулась и сказала:

– Дон Алесео, мы с Кларой – ударение было сделано на "мы" – всегда будем рады вас видеть.

Накануне бала я послал достаточно подробный отчёт в Росс, в котором были описаны наши договорённости с доном Хуаном, а также вопрос о назначении нового посла и о новом контингенте для охраны миссии. Ведь в первый же вечер Сашенька мне сказала:

– Всё бы хорошо, только дети-то у нас там остались. Да и во время беременности мне лучше быть поближе к нашим врачам. А сюда деток везти не слишком-то хочется – антисанитария. Лёша, пришли уж нам поскорее замену, ладно?

Вот только кандидатов на эту должность было не так уж просто найти. Первым препятствием было дворянское достоинство; конечно, у нас было достаточно дворян из "москвичей" и не только. Да и все, кто прибыл в Россию на "Победе", получили дворянство согласно указу Годунова. И, наконец, мы вполне могли причислить кого-либо к дворянскому сословию, пока он за границей – в самой Русской Америке титулов не было.

Но посол должен уметь вести себя в обществе. Кроме того, ему необходимо было знать испанский язык. В-третьих, желательно, чтобы он был женат, но бездетен. Саша права – в Мехико у нас попросту нет медицинского оборудования, а и из врачей один лишь фельдшер, да и тот военный. Так что роды могут кончиться печально, тем более, что инфекций здесь ходит немало, и детская – и материнская – смертность достаточно велика.

Неженатый посол, с другой стороны, подпадёт под пристальное внимание десятков потенциальных невест, а хорошо ли, если женой посла станет испанка, не принесшая присяги Русской Америке? А бездетные у нас лишь незамужние девушки и те, кто страдает бесплодием.

Но одна кандидатура у меня была. В соседнем с Колей кубрике на "Москве" лежал раненый в руку штабс-капитан царской армии Андрей, барон Оргис-Рутенберг. Первая его жена умерла от тифа во время Гражданской войны, а сына он каким-то чудом сумел забрать с собой в Приморье; Ване уже восемнадцать лет, и он служит на "Мивоке".

А Андрей вновь женился он во Владивостоке в двадцатом году, но второй его брак так и остался бездетным, хотя, как мне по секрету поведала Саша, это не потому, что они не стараются. Андрей – полиглот, хорошо знает испанский и французский, обладает весьма элегантными манерами, и умеет вести переговоры. А ещё он природный барон и потому, в отличие от меня, для испанцев гранд от рождения.

Три года назад я сватал его к себе в министерство, но он отказался, сказав, что он боевой офицер, и бумажки перекладывать – не его. Но добавил тогда, что если Родина скажет "надо", тогда он согласится без раздумий. И сейчас, как мне показалось, был именно такой момент.

Депеши передавались морзянкой – только так можно было быть уверенным в точности текста. На каждой промежуточной станции их записывали, затем вновь передавали дальше. Станций было три – бухта святого Марка, остров Годунова, и Росс, так что весь процесс передачи сообщения занял около полутора часов. А ответ был получен вчера вечером, пока мы веселились на балу.

В тексте содержались две новости. Хорошая заключалась в том, что Совет весьма высоко оценил наши труды, и что Андрей согласился стать новым послом. Колю и Сашу попросили подождать их прибытия и ввести в курс дела, а также познакомить с нужными людьми в Мехико. Так что Новый Год они проведут ещё в Мехико, а потом смогут вернуться в бухту и далее в Росс.

Вторая новость была несколько иного характера. Члены Совета обсудили операцию по освобождению Бермуды и решили, что негоже было затягивать с её началом, тем более, что "Победа", "Мивок" и "Колечицкий" уже были практически подготовлены к экспедиции. Кроме того, было признано желательным нанести визит в Перу сейчас, пока тамошний вице-король к нам благоволит. Поэтому корабли выйдут в море не сразу после Нового года, как мы планировали первоначально, а уже в понедельник, двадцатого ноября, и они же доставят Андрея в Новый Севастополь. Это, конечно, "хорошо-то хорошо, да ничё хорошего", как поётся в известной песне. Уже было семнадцатое ноября, и это означало, что в Росс я в этом году уже никак не попаду, да и покинуть Мехико мне придётся не позднее следующей субботы, а лучше на пару дней раньше.

Был предложен вариант, что Лиза прибудет с "Победой" в Новую Тавриду, а потом вернётся в Росс с попутным кораблём. Но, подумав, я отказался от этой идеи – даже на "Победе" ей было бы не слишком удобно, это вам не "Святая Елена". А возвращаться на паруснике для беременной женщины, да ещё по зимнему бурному океану, где нет возможности нормально помыться, а для естественных надобностей приходится пользоваться гальюном… Удовольствие, как говорится, ниже среднего, причём намного. И я, скрепя сердце, попросил лишь передать Лизе, что я её люблю и вернусь, как только смогу.

4. На юг!

Утром девятнадцатого ноября, мы с Сашей и Ампаро (и под охраной Васи и его ребят) ездили на знаменитый рынок в Тлательолько. Впервые я попал туда ровно неделю назад, когда с Сашиной помощью накупил подарков для родных и друзей – одежду, разноцветные поделки, а также специи со всей Новой Испании. Особое наше внимание Ампаро обратила на коричневый порошок, именуемый "шокоатль" – это, понятно, было какао – и стручки, названные ею "тлильшочитль". Когда я спросил у Ампаро, что это такое, она перевела это продавщице, которая захихикала и разломила один из них. Почувствовал сильный запах ванили, я накупил достаточно большое количество и того, и другого, а также спросил у Ампаро, где их можно будет покупать в товарных количествах.

– Эх, хозяин, – я нахмурился, ведь я уже не был её хозяином, но быстро вспомнил, что она просила меня никому не говорить, что она получила вольную. – Моя мама из Тлательолько, я здесь много кого знаю, и, если ты дашь мне знать заранее, могу договориться о крупных партиях. Например, за два процента. И, поверь мне, цены будут хорошими.

– Всего два процента?? А почему так мало?

– А потому, что все вы – и ты, и сеньор Николас, и сеньора Алехандра, и сеньор Басилио – и так сделали очень много хорошего для нас. Поэтому и я хочу для вас сделать хорошее. Тем более, нам и двух процентов хватит.

Ампаро действительно знала всех, у кого мы что-либо покупали. А, узнав, что мы те самые таинственные "русос", и обратив внимание на то, как мы обращались с Ампаро, и как вежливы были с ними, женщины начинали смотреть на нас весьма приязненно. Более того, Вася каждый раз приветствовал их на науатле и обменивался с ними фразами, что было неудивительно – ведь его жена ранее говорила только на этом языке, хоть и на другом диалекте – и он сразу стал любимцем рынка. И, когда мы покупали еду, нам давали, по словам Ампаро, цену "как своим", а также выбирали всё самое свежее – мясо, рыбу, фрукты, овощи…

Тогда же меня Ампаро привела к женщине, которая продавала разноцветные мешки из тонкой, но прочной ткани, и которая согласилась вышить имена, написанные мною на бумажке. В них я собирался фасовать подарки. И в этот визит всё было готово – как ни странно, она не сделала ни одной ошибки в незнакомом ей языке, причём вышитые имена были как будто написаны моим почерком.

Но сегодня основными статьями покупки были продукты на вечер. Ведь мы пригласили дона Хуана и дона Исидро с супругами на прощальный ужин в наше посольство. Особо оговорено было приглашение для Клары и доньи Флор – иначе было нельзя, тем более, что и Саша очень подружилась с молодой испанкой, а у доньи Флор был последний шанс немного пококетничать с Васей. Саша лично обучила Ампаро нескольким русским блюдам, которые индианка готовила великолепно, хоть иногда и с "мексиканским акцентом". Так, например, тройная уха, за неимением русской рыбы, включала в себя известную нам форель и неких "мохарру" и "пескадо бланко". Ампаро, как правило, готовила и по-русски, и по-мексикански, и всегда было, если честно, намного вкуснее, чем во дворце вице-короля.

Но на сегодня Саша с Ампаро приготовили сугубо русское меню. Даже мы с Васей открыли для себя блюда, неизвестные в России конца двадцатого века. Чего стоили "похлебка Петра Великого" или пожарские котлеты… А множество салатов? А три вида пирогов? Конечно, небольшой мексиканский акцент всё равно чувствовался, но среди наших гостей ужин произвёл фурор, а блинчики с творогом – оказывается, Саша научила Ампаро его делать – при всей их простоте, были хитом вечера.

Клара расспрашивала нас про жизнь в Новой Тавриде и в Русской Америке, а потом сразила меня вопросом, нельзя ли ей посмотреть на все эти чудеса своими глазами. Я пообещал, что ей покажут Новую Тавриду, а вот что насчёт Росса, то это не так просто. И присовокупил, что, если получится, то супруга будет рада. Думал, что хоть это её отпугнёт, но она ещё больше загорелась желанием поскорее посетить наши края. Я понадеялся, что к следующему моему приезду забудет…

Затем были танцы – куда же без этого? Ближе к концу вечера, Коля и Саша продемонстрировали танго, после чего все наши гостьи потребовали, чтобы Саша и их обучила этому танцу – "но и его нужно будет держать в секрете". Вскоре после этого, мы распрощались с нашими гостями, проводив их до их карет, причём Клара бросилась ко мне в объятия; донья Флор нахмурилась на мгновенье, затем улыбнулась:

– Вообще-то так нельзя поступать молодой даме, но в данном случае, я полагаю, можно сделать исключение.

А затем и сама обняла Васю, после чего кареты не спеша покинули двор нашего посольства.

На следующее утро, едва забрезжил свет, прибыли капитан Аламеда и его люди. Они закинули наш багаж в экипаж, мы обнялись с Колей и Сашей, и покатили на юг – в Санта-Лусию. Я еще подумал, что мне предстоит долгая дорога в том же направлении, вокруг Южной Америки до мыса Горн, а потом – ещё более далёкий путь на Север, через Святую Елену и до Бермуд. Но сначала нужно было добраться до побережья, ведь банда Фалько была не единственной шайкой на дорогах Новой Испании, так что надо было держать ухо востро.

Первые два дня Вася сидел с несколько смущённым выражением лица, и почти всё время молчал. А потом неожиданно попросил меня:

– Лёх, ты, это… не рассказывай моей Танюше про то, как я танцевал с доньей Флор.

– Так ты же с ней только танцевал, да и вообще всё время после знакомства с Тепин был эталоном верности. Чего я, увы, не могу сказать про себя…

– Понимаешь ли… она огорчится, если узнает.

– От меня не узнает. Да и от Саши с Колей тоже – не такие они люди.

Я не стал ему говорить, что донья Ана спросила меня разок, женат ли дон Басилио. Узнав, что да, она сказала:

– Жаль. А то донья Флор – она, кстати, моя дальняя родственница – вдова, муж её погиб при Бреде в 1590-м, с тех пор я не видела, чтобы она даже посмотрела на мужчину – до того, как она познакомилась с доном Басилио.

Но, кроме этого, поездка прошла без каких-либо эксцессов – то ли и правда местные власти сумели навести порядок (во что верилось с трудом), то ли и другие бандиты уже знали, кто мы, и благоразумно избегали встреч. И, наконец, около одиннадцати часов утра двадцать восьмого ноября мы въехали в Санта-Лусию, где распрощались с капитаном де Аламеда, где я встретился с доном Висенте и договорился с ним, что он предоставит новому российскому послу эскорт в Мадрид, который вернётся в Санта-Лусию с "доном Николасом и доньей Алехандрой". Для его усиления, Вася оставит двоих "идальго" – тех, кто ещё неженат – в Санта-Лусии, а ещё шестеро прибудут с "Победой".

И, не дожидаясь темноты, мы отправились дальше в Новый Севастополь.

5. Присядем, друзья, перед дальней дорогой…

– Вась, ни пуха тебе! – и я обнял своего друга и спутника перед тем, как он поднялся на борт "Святого Марка" – именно так теперь именовался "Золотой Кабан", отремонтированный с помощью Стивена Данна. Его отправление задержали на три дня, чтобы он забрал Васю и тех "идальго", которые возвращались в Росс.

Вася взвалил на плечи собственный баул, затем мой, с подарками, получившийся практически таким же увесистым, и пошёл вверх по трапу. Я завидовал ему белой завистью – ведь он будет в Россе до Нового Года, а я увижу семью не раньше лета – это если очень повезёт. Но что поделаешь – надо, Лёха, надо. И я поплёлся на заседание местного управления, моё присутствие на котором, как мне было сказано, было позарез нужно.

Потом заседание об устройстве торговой зоны, затем про строительство дорог между индейскими деревнями и в Теуакалько, затем, после обеда, о сложностях с набором учителей… Хорошо ещё, на третьем заседании мне дали немного выспаться и разбудили (буквально!) лишь за пять минут до его окончания. Подумав, я объявил, что, увы, дела – нужно будет связаться с Россом, а они отлично справятся и без меня. Хотя, конечно, с Россом я связывался и вечером предыдущего дня.

После непродолжительного сеанса – я объявил, что "Святой Марк" ушёл из Нового Севастополя, а также передал и получил приветы – меня по моей просьбе отправили на тот берег, в Акатль-поль-ко. Увы, меня и там ждала засада – Чималли потащил меня на какое-то своё мероприятие. Только, когда все речи на науатле, и я не понимаю ни единого слова, зачем им, интересно, я? А, да, в конце объявили о прибытии учеников из Акатль-поль-ко в Росс, и о благодарности мне и Лизе за организацию этой программы. Хотя, если честно, я к ней никоим боком не был…

Солнце уже клонилось к закату, но в бухте резвились дельфины, и я бросился в море, где резвились какие-то девушки. Увидев меня, они позвали меня плавать наперегонки – и я, некогда один из лучших пловцов Лонг-Айленда, бездарно проиграл всем из них, кроме самой маленькой. Зато вечером меня кто-то из них потащил в гости, и я очень неплохо провёл время с её родителями, братьями и сёстрами. Они меня звали на пляж и на следующий день, но мне объявили, что состоится посещение Теуакалько, и я, окунувшись рано утром, вскоре уже ехал в те места на "утке" – по дороге нужно было преодолеть Попугаеву реку – так переименовали Рио Папагайо.

Конечно, я уже накатался за последние дни, но эта поездка мне запомнилась. Коричневая река Папагайо, которую "утка" пересекла без всяких проблем, несмотря на крутизну берегов. Три храма-пирамиды, дворец, множество зданий поменьше, и даже баскетбольная площадка – у индейцев Центральной Америки была своя форма баскетбола. Конечно, всё, что было ближе к окраинам, было разобрано на стройматериалы, а здания в центре уже частично развалились, но место было весьма интересное. Единственная проблема – это был отдельный эксклав, не примыкавший к Новой Тавриде; но в договоре было прописано, что мы имели право пользоваться дорогой туда по берегу реки. Что мы и сделали. Вот только ехали мы туда в результате около двух с половиной часов, и столько же обратно.

В результате мне вновь еле-еле удалось искупаться, но следующее утро я решил всё-таки провести в гамаке в Акатль-поль-ко. Но когда я вернулся в гостиницу, меня ожидала записка о том, что "Победа", "Колечицкий" и "Мивок" прибудут на следующее утро – на два дня раньше названного мне срока. Точного времени названо не было, да и я вдруг понял, что даже не знаю состава экспедиции – тоже мне, её начальник! Знал только, что капитаном будет Ваня Алексеев, мой родственник, а моим заместителем по военной части либо Саша Сикоев, либо Ринат Аксараев. Оба так и не женились, и потому, насколько я знал, не отказались бы от участия в походе, в отличие от Виталика Дмитриева, моего тогдашнего заместителя, который теперь тоже многодетный отец. Конечно, и я был таким же, но у меня не было выбора.

И вот я стою у глубоководного причала в Новом Севастополе и наблюдаю громаду "Победы", надвигающююся на пирс. Вскоре она пришвартовалась, и первым, к моей радости, спустился Саша Сикоев, а за ним и Ринат. Мы обнялись.

– А Ваня где?

– Решили его не посылать – всё-таки тоже многодетный отец. Назначили его командиром Россовской эскадры.

– А вас почему послали? Вы же тоже оба собирались жениться…

– Собирались, – уныло ответствовал Саша. – Были мы на учениях, возвращаемся, а нам обоим, как будто сговорились: "Давай будем друзьями!" Только меня поставили перед фактом – мол, познакомься с моим мужем. А у Рината – "ты хороший, но я люблю другого".

– Весело, – только и смог промямлить я. – А за кого они вышли-то?

– Моя – за одного из "паустовцев" (так у нас называли пассажиров с "Константина Паустовского", в большинстве своём студентов на момент переноса.) А вот Ринатова… В общем, ждёт, когда жениха выпустят.

– Неужели за Подвального захотела?? – других у нас вроде не сажали.

Ринат горько усмехнулся:

– Именно за него. Она же его знала ещё по универу. Написала она ему, узнав, что он сидит, он ей слёзную маляву настрочил о том, как его несправедливо обвинили, ну и пошло-поехало. Возвращаюсь, а у меня под дверью записка – мол, я ему нужнее, чем тебе. Впрочем, мы и так хотели с тобой пойти. Не прогонишь?

– Ребята, мне очень жаль, что так получилось, хотя, конечно, я рад, что мы вместе. А кто теперь капитан "Победы"?

– Жора Неверов. Ты же знаешь, он так и остался бобылем.

Я кивнул. Георгий Александрович Неверов до похода преподавал в Россовском морском училище, а на момент переноса командовал "Москвой". Семья его ушла из Владивостока 1922 года на другом корабле и в прошлое не попала, так что Жора де-факто неженат. Впрочем, и де-юре тоже – наш архиепископ решил, что те, чьи супруги остались в будущем, считались вдовцами и вдовами и были вольны вновь вступить в брак. Но Жора так с тех пор и жил прошлым; был я один раз у него в комнате в общаге, где на стене висели несколько икон и ровно одна фотография – его Анастасия Аверкиевна с детьми Верочкой, Мишенькой и маленькой Сашенькой… Ладили мы с ним очень хорошо, хотя дружбой это было назвать сложно – он был постарше, да и вообще ни с кем близко не сходился. Но я лишь кивнул – кандидатура была и правда подходящая. Хотя, конечно, он не Ваня…

– А что вообще с командами?

– На "Колечицком" почти все те же – есть пара новых физиономий, да и троих повысили в чине и направили на другие корабли. Например, капитан-лейтенант Зябликов ныне капитан третьего ранга, командует "Мивоком". На "Победе" где-то половина старых, половина новых, из курсантов. На Мивоке – четверть "победовцев", остальные, как правило, курсанты. Но ничего, ребята, по словам Вани, хорошие.

– А что решили так рано выйти?

– Да Сара твоя внесла предложение – неплохо было бы тебе зайти по дороге в Перу и наконец-то наладить отношения и с этим испанским вице-королевством. А сколько это продолжится, неизвестно – вряд ли получится сразу же уйти. Так что, если бы мы ушли в январе, то к мысу Горн попали бы не раньше февраля, а чем позже в новом году, тем хуже погода.

– А Лиза моя что?

– А супруга твоя поддержала твоего заместителя и добавила, что, чем раньше мы освободим Бермуды, тем лучше. Особенно если учесть, что там ещё есть наши люди, и англичане могут и до них добраться.

– Она, конечно, права…

– Алексей! – я обернулся. Андрей Оргис-Рутенберг выглядел, как обычно, безупречно. А рядом с ним стояла светловолосая дама в простом, но весьма элегантном платье.

– Ариадна, это Алексей Иванович Алексеев. Александра и Рината ты уже знаешь. Алексей, это моя супруга, Ариадна Иванова.

– Я хорошо знаю вашу супругу, – улыбнулась женщина. – И много о вас наслышана. И от Андрея, и от Лизоньки. Рада наконец познакомиться лично.

– Как говорится, the pleasure is all mine[19], – поклонился я. – Давайте я отведу вас в ваш номер в гостинице. Отдохните немного – всё-таки дорога, наверное, хоть немного, но утомила. А потом за обедом мы обсудим новое назначение вашего супруга. Или вы голодны уже сейчас?

– Алексей – можно, я буду вас так называть? Лиза рассказала мне про замечательные пляжи. Можно мы положим наши вещи, переоденемся, и сходим искупаемся? Для меня это – лучший отдых, я всё-таки крымчанка!

Озорная улыбка сделала её аристократическое лицо столь прелестным, что я подумал, что она точно будет на своём месте в Мехико. А насчёт купания… Я спросил ещё для проформы:

– Андрей, а вы не против?

– Давайте перейдём на ты, – предложила Ариадна, а Андрей, бросив на супругу обожающий взгляд, улыбнулся:

– Конечно, нет.

– А где ваш багаж?

Такового оказалось несколько тяжеленных чемоданов. Не сговариваясь, Саша, Ринат и я подхватили по два, а Андрей, чуть смутившись, взял последний из них. Мы отнесли их в гостиницу, а затем Саша с Ринатом отпросились – комендант крепости, Витя Ремизов, был их приятелем. А мы пошли на пляж, где присоединились к моим знакомым девушкам-индианкам, а потом сели на берегу, и я ввёл Андрея в курс дела. После обеда, я оставил их на пляже, сам же перебрался обратно в Новый Севастополь, где мне предстояло совещание с начальством экспедиции. Меня удивило, что сидели мы часа три, но скучно не было, и обсудили мы практически все планы – от создания радиоточки на Кокосовом острове до визита в Перу и в Чили, обхода мыса Горн, и дальнейщих планов вплоть до возвращения части экспедиции через Мексику вместе с первой группой новых переселенцев.

Увы, по времени получалось, что даже в самом оптимальном варианте я не успею обратно в Росс до рождения моего следующего ребёнка. Ведь к мысу Горн мы попадём в лучшем случае перед Новым Годом. На Святую Елену – не ранее второй половины января. На Бермуды – не ранее начала февраля. И даже если там всё пройдёт гладко, в Невское устье уходить раньше середины марта смысла нет – ведь лёд в Финском заливе вряд ли растает раньше конца месяца. Дальше забираем людей, идём к Корву – там мы высадим партию для оборудования базы и поселения, там же мы встретим "Колечицкого" и заправим "Победу". И до Барбадоса мы доберёмся не ранее апреля, а в Веракрус на "Мивоке" – не ранее конца апреля. Сколько займёт путь в Мехико и далее в Новый Севастополь через Санта-Лусию, сказать сложно, но менее трёх недель это никак не займёт. А оттуда надо ещё добраться до Росса – даже если за нами придёт "Святая Елена", то это всё равно десять-двенадцать дней, а на паруснике почти месяц.

После совещания, я вернулся на пляж, и мы продолжили купания вперемежку с обсуждениями их будущей работы в Мехико. Именно их работы – ведь у жены посла функция тоже весьма немаловажная. А на следующее утро я поехал с ними в сопровождении идальго к дону Висенте, где, дав им последние напутствия, проводил их и вернулся в Новый Севастополь, где меня уже ждала "Победа".

6. В гости к Пачамаме

Каюта у меня была та же, что и в прошлый поход. В ней мало что изменилось – та же неширокая койка, на которой я когда-то (прости, Господи!) каким-то образом помещался вместе с Эсмеральдой, те же стены болотного цвета, тот же откидной столик, те же книжные стеллажи и металлический шкафчик с таким же комодом… Единственное, чего раньше не было – портрета моей Лизы на одной стене и крупной фотографии, где она была изображена на фоне нашего дома вместе с нашими детьми и почему-то Машей Данн, дочкой Сары. И подпись на фото – "От любящей жены и твоих детей, не забывай нас!" А на столе – мой ноут с внешним диском и альбом с фотографиями, с нашим свадебным фото на последней странице. И моя одежда, обувь, туалетные принадлежности в ящиках комода на вешалках в шкафу и в ящиках комода.

Всё, как я привык, и даже лучше…Вот только почему мне так хотелось выть волком? Конечно, "надо, Федя, надо" – наших ребят на Бермудах нужно спасать, а англичанам показать, что так вести себя нельзя. Причём показать так, чтобы они усвоили урок. И то, что я нескоро увижу семью, не такая уж и большая жертва по сравнению с этими задачами. Но, всё равно, на душе было весьма погано.

Чтобы не поддаваться хандре, я начал вновь заниматься материалами экспедиции – в мой ноут закачали инфу и по Бермудам, и по Азорам (одним из которых был Корву), и по Перу, и по другим нашим целям. Следующие три дня я провёл по одной и той же схеме – завтрак с друзьями – работа с ноутом – обед с друзьями – прогулка – конференция – ужин с друзьями – вечерняя прогулка – сеанс связи с Россом – работа с ноутом – сон. За это время я перечитал всё, что у меня было в ноуте, по нескольку раз, в перерывах пересмотрел все фотографии, подготовил кучу материалов для Мехико (без которых, я был уверен, ребята целиком и полностью обойдутся), и даже перечитал "Детей капитана Гранта" Жюля Верна – всё-таки герои книги искали капитана и в Южной Америке. Да, и ещё побывал на службе в бортовом храме в воскресенье.

Но к вечеру понедельника, четвёртого декабря, когда за ужином объявили, что на следующий день в первой половине дня мы прибудем на Кокосовый остров, и я начал читать то немногое, что было написано про него в электронной энциклопедии на моём компе. Так-так… Какой-то фильм под названием "Парк Юрского периода"[20]… Тропическая растительность… Две удобных гавани… Богатый подводный мир, но сильные течения… На самом острове нет млекопитающих либо змей, зато имеется огромное количество видов насекомых, включая ядовитые многоножки. Кроме того, несколько десятков видов птиц, и разнообразнейшие виды рыб, включая, увы, и акул.

Ещё считается, что Кокосовый остров – один из прототипов и острова Робинзона Крузо так, как его описал – или опишет в будущем – Дефо, хотя остров, на котором оказался прототип Крузо, Александр Селькирк, как известно, находится намного южнее, недалеко от берегов Чили, и является частью наших островов Александра Невского[21]. Кроме того, Роберт Льюис Стивенсон тоже успел здесь побывать, и Кокосовый остров стал одним из прототипов Острова Сокровищ…

Ладно, всё это беллетристика. А вот рапорт экспедиции, ходившей туда за "Ламом", превратившемся в "Чумаш". Примерно то же – укус ядовитой многоножки… вылечили. Дикие свиньи, вероятно, убежавшие от моряков, причём в огромном количестве. Так-так… значит, у наших ребят будет мясо, но популяцию эту придётся рано или поздно изолировать за оградой, да и следить, чтобы туда не попали крысы. Крыс, кстати, там не видели, равно как и мышей – ни их самих, ни следов их пребывания. Что радует. Белый песок, тёплая вода… Ага, это уже теплее, простите за каламбур.

Остров оказался даже красивее, чем на фотографиях – если бы не многоножки, то именно так мог бы выглядеть Эдемский сад. Мы зашли в залив, названный нами заливом святого Николая, и в честь покровителя моряков. Согласно лоциям, он был достаточно глубок, и "Победа" смогла подойти к берегу на расстояние метров в пять – вполне достаточно, чтобы, после высадки личного состава, выгрузить весь инвентарь – от кое-какой стройтехники и до системы очистки воды, еды, семян, стройматериалов…

А затем наши корабли начали закачивать пресную воду, которой здесь было очень и очень немало – в залив впадали сразу же две речки; одновременно, другие наши ребята занялись сбором кокосов – столько пальм в одном месте я не видел нигде[22]. А я взял маску, трубку и ласты, и уговорил Рината прогуляться со мной на близлежащий пляж, который мы видели с корабля, когда заходили в бухту. Туда же отправились полтора десятка девушек – мужики, как ни странно, не соблазнились.

Белый песок, пальмы, прекрасные дамы вокруг… Отрубая верхушки валяющихся на берегу кокосов принесённым с собой мачете и вручая их девушкам, я быстро сделал кучу новых друзей – точнее, подруг; одна или две начали даже кокетничать со мной, увидели кольцо на руке, и переключились на Рината, который не был связан семейными узами. Потом к ним подключились и другие, а я, освежившись кокосовым молочком, надел маску и ласты, и направился в море.

Рифы находились совсем недалеко от берега, а увиденное под водой – разноцветные рыбки, сновавшие между красными и белыми кораллами разной формы, разные другие морские твари, от актиний до огромных раковин, кое-где небольшие акулы – настолько меня поразило, что я и не заметил, как меня отнесло подальше – течение оказалось серьёзнее, чем я ожидал. Я еле-еле сумел заплыть поближе к берегу, туда, где у меня получилось встать на дно. Зато я сразу же окорябался о кораллы, а затем ухитрился наступить на местную разновидность ската-хвостокола, игла которого впилась мне в икру. И, еле-еле удерживаясь, чтобы не завыть от страшной боли, я поковылял к берегу.

Из находившихся там девушек, несколько работали в медчасти "Победы". Осмотрев раны, они извлекли обломок иглы – боль после этого немного утихла – и, стянув маску и ласты, вместе с Ринатом прямо так, в голом виде, доставили меня в искомую медчасть, как я и не заверял, что и сам справлюсь. По дороге, боль вновь усилилась, но не это было самым страшным – встретила меня старая-новая начальница медчасти экспедиции, Рената Башкирова.

Рената была Володиной троюродной, что ли, сестрой. Работала она заведующей отделением травматологии в одной из екатеринбургских больниц, но в один прекрасный день от неё ушёл муж, и она даже начала подумывать о суициде. Узнав об этом, Володя, друживший с ней с раннего детства, предложил ей место судового врача на "Форт-Россе". Так она и оказалась со всеми нами в Русском заливе в 1599 году.

Врачом Рената была весьма неплохим, но, после пережитого ею, она невзлюбила всех мужчин, за исключением обожаемого кузена. Исключением в какой-то мере был я, может, потому, что я все-таки был иностранцем, хоть и русским. Но у берегов Перу мы взяли на борт индианку, с которой у меня начался роман. Узнав об этом, Рената меня возненавидела, а узнав про другие мои похождения – и насочинив ещё целую кучу – я стал для неё персоной нон грата.

После возвращения в Росс, она иногда пересекалась по врачебной линии с моей Лизой – всё-таки супруга моя была заместителем начальника управления медицины и здравоохранения – но я её, к счастью, больше не видел. Лиза рассказала, что она собиралась выходить замуж за одного из её пациентов, но я сделал вид, что заболел, и на венчание Лиза ходила одна. Говорила, что никогда не видела Ренату столь счастливой. Меня удивило, что я обнаружил её на борту "Победы" – замужних, как правило, в поход не посылали. Впрочем, смотрела на меня она не очень приязненно. Уложив меня на койку, застелённую клеёнкой, она со своими девочками взрезала и очистила место, где была игла ската, промыла и заштопала раны от кораллов, сделала мне несколько уколов, пробормотав при этом:

– Всё лучше, чем по бабам ходить.

После чего безапелляционным тоном объявила:

– Сколько осталось до Перу? Пять дней, говоришь? Два-три дня полежишь здесь у меня – так, на всякий случай. А то оторвёт мне Лиза голову, если ты загнёшься по недосмотру.

Увы, в медчасти я был единственным пациентом, поэтому, когда Саша с Ринатом тайком принесли мне бутылочку "Миллера" из американских армейских запасов, и я сделал первый глоток, попутно удостоверившись, что пиво в Штатах и во времена Второй мировой было весьма хреновым, Рената отобрала её у меня и выгнала ребят за дверь со словами:

– Пока он здесь, никакого алкоголя. Вам понятно? Понятно? Вижу, что не очень. Так что больше не приходите – не пущу.

Мне милостиво разрешили читать бумажные книги из библиотеки – они были в основном по-английски, но я был совсем не против, всё-таки это тоже мой родной язык. А ещё я служил наглядным пособием – Рената регулярно осматривала меня в присутствии своего медперсонала, заодно спрашивая их о чём-то на врачебном диалекте русского, который я, в отличие от английского с немецким и испанским, не понимал от слова вообще, а также доверяя им колоть меня. Это время от времени было достаточно больно, но я не жаловался – девицы, в отличие от своей строгой начальницы, мне хоть улыбались, а, когда Ренаты не было, мило со мной болтали…

Но я шёл на поправку, и восьмого декабря, взяв с меня обещание до самого прибытия в Кальяо два раза в день приходить на контроль и уколы, меня милостиво отпустили к себе. Должен сказать, что раны у меня уже практически не болели, и к утру одиннадцатого числа, когда на горизонте обозначилась полоска берега, я даже уже не хромал.

Порт Кальяо был примерно таким же, каким я его помнил. Всё тот же великолепный залив, те же острова, та же цитадель, те же горы вдали – царство инков, поклонников Пачамамы, Матери-Земли. Сейчас, конечно, ими правят испанцы, да и Пачамаме они поклоняются лишь тайно, официально они все теперь католики. Инквизиция, знаете ли, не дремлет.

Как и семь лет назад, к нам вновь подошёл баркас, и на борт взошёл молодой человек в вышитой золотом форме. Но, в отличие от предыдущего нашего визита семь лет назад, человек вежливо представился:

– Здравствуйте, ваше сиятельство! Я дон Мануэль де Суньига, помощник коррехидора Лимы, дона Хуана де Альтамирано. Дон Хуан давно уже ждёт вашего прихода и просит вам передать, что очень ждёт вас в гости в Лиме, чтобы обсудить отношения между вице-королевством Перу и Русской Америкой.

– Я буду очень рад, дон Мануэль! А его сиятельство вице-король Перу в городе? Хотелось бы посетить и его.

– Его сиятельство дон Гаспар де Суньига Асеведо де Веласко также желает вас видеть, но он месяц назад уехал в город Шауша[23], и должен вернуться в ближайшее время. А сейчас для вас и вашей свиты выслана карета.

Я подозвал Сашу и шестерых "идальго" – Рината мы заранее решили оставить на борту на случай, если с нами что-то случится. Представив их дону Мануэлю, я сказал:

– Ведите нас, дон Мануэль. Вы, кстати, не родственник дона Гаспара?

– Двоюродный племянник, ваше сиятельство.

Дом дона Хуана находился на Пласа де Армас – величественной главной площади Лимы. Я читал, что город начался именно с неё. В 1523 году, король Испании Карл I издал указ, согласно которому все новые города в Новом Свете должны строиться вокруг квадратной центральной площади, причем улицы города должны быть параллельны её сторонам. А когда решили основать Лиму, площадь эту решили разбить именно здесь, на месте индейского святилища. Размеры её впечатляли – она представляла собой квадрат со стороной примерно в сто пятьдесят метров. Всю северо-восточную сторону занимал двухэтажный дворец вице-короля. Построенный еще сразу после завоевания Перу, он был намного скромнее, чем дворец в Мехико – двухэтажный, построенный из глиняных необожжённых кирпичей и побеленный снаружи, он не производил большого впечатления. Намного интереснее, хоть и поменьше, был дворец архиепископа на юго-восточной стороне, с изящно украшенным фасадом и шестью вычурными балконами разной формы. Рядом с ним возвышался недостроенный собор.

– Красивый у вас фонтан, дон Мануэль, – сказал я, обратив внимание на бронзовую скульптуру в центре площади, вокруг которой били вверх струи воды.

– Ранее здесь стояла виселица. Но вице-король Диего де Суньига, дядя дона Гаспара, около тридцати лет назад решил, что не дело для города, когда подобное сооружение у всех на виду.

– Он её снёс?

– Перенёс на северо-восток, на небольшую площадь у реки Римак. А здесь, на площади, раз в неделю рынок, а, кроме того, бывают и бой быков, и аутодафе инквизиции. Но вот мы и приехали – смотрите!

На северо-западной стороне, в двух шагах от дворца, находился двухэтажный особняк – чуть пониже, чем вице-королевский дворец, зато намного более красиво отделанный. Перед ним полукругом стояли с десяток слуг, которые, как только карета остановилась, открыли её дверь и помогли мне и другим гостям из неё выйти. А за ними был мой старинный друг, дон Хуан.

7. Звезда Лимы

Мы с Диего обнялись, я представил ему Сашу и своих "идальго", и мы пошли в дом, через резной барочный портал с изображениями святых; единственным перуанским мотивом была восьмиконечная "звезда инков", которую так любила рисовать Эсмеральда.

Вообще архитектура города достаточно сильно отличалась от новоиспанской. Там в моде были прямоугольные окна, зубцы вокруг крыши, стены, выкрашенные в яркие цвета либо в тёплые оттенки коричневого. Здесь же преобладали вычурные фасады, округлые верхи окон, резьба…

А внутри разница оказалась ещё более явной – в Мехико и Санта-Лусии коридоры были отштукатурены и покрашены в оранжевый, жёлтый либо синий цвет. Здесь же всё было из тёмного камня, на полу лежали пёстрые ковры из шерсти ламы, а вдоль стен стояла резная мебель.

На левой стороне коридора выделялись индейские мотивы – звёзды инков, стилизованные изображения солнца, птиц, драконов, людей… Справа же висели портреты строгих предков в тёмных костюмах, в двух из которых, как мне показалось, я узнал кисть Эль Греко. На мой вопрос дон Диего недоуменно спросил:

– Неужто вам известен этот толедский живописец? У нас он ценится мало, я привёз эти картины, потому что на них изображены мои отец и мать.

– Зря вы так, дон Диего! Его имя останется в веках. Просто его стиль не похож на других.[24]

– Знаете, дон Алесео, если б мне сказал об этом кто-нибудь другой, я б подумал, что он не разбирается в искусстве… но тебе я верю! Хотя лично мне больше всего нравится "Святой Иероним", написанный некогда одним художником, прибывшим из Фламандии.

Я всмотрелся в картину, и мне сразу вспомнился визит в Прадо, когда мы с бывшей съездили разок в Мадрид. Очень мне эта работа напоминала "Сад земных наслаждений" и другие произведения одного из моих любимых художников.

– Неужто Иероним Босх?

– Дон Алесео, вы и правда хорошо знаете живопись, – удивился Диего. – Только у нас его зовут Эль Боско. И вот эта работа тоже его кисти, только сохранилась не очень, – и он показал мне небольшую обшарпанную деревянную панель с изображением Адама и Евы под деревом жизни, висевшую у самого входа в столовую. Да, подумал я, какие здесь у него сокровища…

Когда мы вошли, слуги как раз накрывали стол. Я обратил внимание, что за обедом присутствовали только сам дон Диего, дон Мануэль, и мы. Женщин за столом не было, а убранством стола и переменой блюд распоряжалась индианка необыкновенной красоты, которая мне кого-то очень напоминала. Кроме того, я обратил внимание, что она и дон Диего обменивались чересчур уж тёплыми взглядами, хотя её поведение абсолютно соответствовало её социальному положению.

Еда мало чем отличалась от испанской – я отметил, что не подали ни куев[25], ни севиче[26], которые в наше время были национальными блюдами Перу. Зато были касуэла – суп из нескольких видов мяса и картофеля, бесподобная жареная баранина в соусе из каких-то местных фруктов, местная рыба, и самые разные сладости, а также испанское вино и соки двух видов – как мне сказала прекрасная перуанка, назывались они "агуайманто" и "чиримуйя".

Во время обеда я расспрашивал дона Диего про Перу. Оказалось, что, несмотря на то, что империя инков, как и империя ацтеков, была весьма молодой, организованы они были очень по-разному. Ацтеки завоёвывали другие города и народы – часто близкородственные – и правили огнём и мечом, чем-то напоминая древнюю Спарту. В результате, когда пришли испанцы, многие другие города, такие, как Тлашкала, Тепеяк, и даже ацтекский же Тлательолько встали на сторону испанцев. Конечно, испанцы не сдержали данных им обещаний, но было уже поздно.

Империя же инков больше походила на древний Рим – народы, добровольно входившие в их империю, получали практически те же права, что и коренные инки. Инки, как правило, расселяли свои элиты в новоприсоединённых регионах, а часть их населения переселялась в метрополию; язык инков кечуа и родственный ему аймара распространились в результате по всей территории, которая с севера на юг простиралась на более чем шесть тысяч километров. А вот те, кто отказывался от присоединения, ждала такая же судьба, которую римляне уготовили мятежным Карфагену, Коринфу или Иерусалиму, только население не угонялось в рабство, а вырезалось. В Эквадоре до сих пор есть озеро Ягуаркоча, "Красное озеро"; согласно легенде, инки вырезали всё местное население и сбросили трупы в озеро, и оно столетиями оставалось красноватым от крови.

Да, жестоко, хотя история про красную от крови воду – легенда, известная в той или иной форме в самых разных странах. Как бы то ни было, эта политика приводила к тому, что население империи было достаточно лояльным центру, и искать союзников среди завоёванных народов смысла не было. К счастью для испанцев, в империи бушевала гражданская война между различными наследниками престола, и испанцы весьма умело этим воспользовались. Зато граждане бывшей империи привыкли хранить лояльность существующей власти. Кроме того, в империи существовала всеобщая трудовая повинность, и вводить энкомьенды и обращать местное население в фактическое рабство было намного проще, чем в Новой Испании, и трудились потомки граждан империи с намного большим рвением.

– Вот так здесь и обстоят дела, – закончил своё повествование дон Диего. – Кроме того, здесь добывается намного больше драгоценного металла, чем в Новой Испании. Вот только цены на всё здесь неизмеримо выше, чем там или тем более в метрополии. Да и доставка любых товаров стоит весьма недёшево – ведь необходимо либо обходить весь континент с юга, что весьма небезопасно, либо отправлять караваны по суше, иногда через Санта-Лусию и Веракрус, чаще через Панаму, оттуда мулами до Портобело, и далее через Картахену в Испанию – и наоборот.

До недавнего времени была запрещена любая торговля, кроме таковой с метрополией, но дон Гаспар сумел получить разрешение на товарообмен с другими американскими территориями – причём нигде не сказанo, что имеются в виду лишь территории под властью Католических королей. Единственное, что мы не можем вам предложить – серебро и золото в слитках; золотые индейские поделки под запрет не попадают, равно как, например, картофель, баранина, шерсть овцы, ламы и альпаки… А нам нужно, например, зерно – у нас пшеница растёт плохо, а также промышленная продукция любого типа.

Дон Алесео, вы же привезли с собой купцов? Предлагаю завтра же устроить встречу между вашими негоциантами и нашими для обсуждения этих вопросов.

– С радостью, дон Диего. У нас есть и ещё пожелания – нам нужен, например, уголь, а у вас его достаточно много, например, в районе города Трухильо далее на север, а также железная и медная руда. Надеюсь, что это не подпадает под запрет.

– Нет, конечно. И ещё. Мы заинтересованы в помощи Русской Америки для пресечения пиратства между Кальяо и Панамой. Или, точнее, начиная от Трухильо – в район Кальяо пираты редко отваживаются заглядывать. В обмен мы можем снизить расценки на наши товары, а также разрешить вашим кораблям закупать воду и продовольствие по ценам королевского флота. Начиная с прямо сейчас.

– Дон Диего, вы, конечно, понимаете, что так быстро это организовать не удастся – потребуется несколько месяцев.

– Мы согласны. Можем предоставить вам базу у Трухильо. И оплачивать ваши услуги товарами.

– Это было бы хорошо. Кроме того, неплохо было бы организовать миссию в Лиме по образу и подобию той, которой мы уже располагаем в Мехико. Это позволило бы вам связываться с нами в случае нужды, либо, например, перед отправлением кораблей, для которых вам понадобится эскорт. Кстати, у нас есть и пожелания по поводу базы – залив Гуаньяпе к югу от Трухильо, например, вместе с одноименными островами.

– Предлагаю тогда перед возвращением дона Гаспара подготовить текст договора с этими пунктами; мы их дополним по результатам переговоров наших и ваших торговых людей.

– Договорились.

– А теперь позвольте предоставить комнаты для вас и ваших людей. Сейчас как раз время для сиесты. Отдохните, а потом я покажу вам Лиму. Эстрелья, отведи гостей!

Та самая перуанка повела нас вверх по лестнице, указав на комнату для обоих идальго, и на другую, чуть поменьше, для Саши. Мне же пришлось идти с ней дальше, в другое крыло, где мне показали комнату побольше, с удобной кроватью под балдахином и окнами во внутренний двор. Но не успел я поблагодарить девушку, как она сказала переливчатым голосом:

– Отдыхайте, дон Алесео! Я постучусь в дверь, когда придёт время вставать.

При звуке её голоса, я неожиданно сообразил, кого она мне так напомнила.

– Простите, донья Эстрелья, у вас нет родственницы по имени Эсмеральда?

Та с удивлением посмотрела на меня:

– Так звали мою покойную сестру. Они с дочерью нашего тогдашнего хозяина, графа де Монтерос, исчезли, а потом мы узнали, что корабль контрабандистов потерпел крушение. И выжившие с этого корабля рассказали под пытками, что у них было две пассажирки. По описанию это были Мария де Монтерос и моя сестра. Вот только их они не взяли с собой, когда покинули корабль после того, как тот почти затонул в бурю. Так что они обе погибли. А контрабандистов этих по требованию графа повесили.

– Не погибли они. Мария замужем за моим кузеном, живёт в Русской Америке, в Россе, с мужем и детьми. А Эсмеральда – тоже замужем, тоже мама, преподаёт во Владимирском университете. Вот, посмотри, это шесть с половиной лет назад:

И я достал свой мобильник и, не обращая внимание на ставшие квадратными глаза, показал ей фото смеющейся Эсмеральды в обнимку с Марией на палубе "Победы".

– Эсмеральду я давно не видел, а это Мария с детьми и мужем, летом этого года – и я перешел на другое фото, недавно сделанное на Ваниных именинах.

– Дон Алесео, спасибо вам! – и она бросилась ко мне на шею и поцеловала меня в щёку. – Скажите, а я смогу её увидеть?

– Как-нибудь мы это устроим, – ответил я. – Мария боится, что, если её отец узнает, что она жива, то неизвестно, что он с ней сделает. Конечно, она в Русской Америке, но это может серьёзно осложнить отношения с Испанией.

– Зря, дон Алесео. Её отца сразило горе, ведь он до того потерял её мать… Он ещё безудержно повторял, что он во всём виноват – не надо было настаивать на свадьбе дочери с "этим петухом де Молиной".

А когда нашего старого вице-короля, дона Луиса, у которого граф был коррехидором, заменили на дона Хуана, граф подал в отставку, продал свой дом дону Диего вместе со слугами, и отбыл в метрополию. Если он узнает, что дочь его жива, он будет неизмеримо счастлив. Дон Алесео, прошу вас, расскажите это Диего! Пойдёмте со мной, ладно?

Я обратил внимание на то, что она назвала его просто по имени – похоже, я не зря обратил внимание на то, как они друг на друга смотрят. Улыбнувшись, я спустился по лестнице, и через пару минут я уже сидел в небольшом кабинете, который, в отличие от других помещений, был выдержан строго в испанском стиле, с андалусскими пейзажами на стенах. И, как это было в те времена, когда мы сдружились, когда вокруг не было посторонних, Диего, даже не задумываясь, перешёл на "ты":

– Алесео, это чудесная новость! Если ты позволишь, я немедленно отпишу графу. Он будет так рад…

– Давай сделаем лучше так. Я свяжусь с Марией с борта "Победы" и попрошу у неё разрешения.

– Только скажи ей, что её отец её не просто простил – он сам чувствует себя виноватым за то, что он хотел заставить её выйти замуж.

– Ладно.

– И ещё… Ты, наверное, заметил мою Эстрелью… Я надеюсь, ты меня не осудишь. Супруге моей, Консоласьон, Лима не понравилась, равно как и вся Южная Америка, и она уехала обратно в метрополию, а я остался здесь один.

– Я рад за тебя, Диего, и надеюсь, что у вас всё будет хорошо. Какое уж там осуждение?

– Ты не подумай, если бы я был свободен, я бы женился на Эстрелье… Я её люблю, а наши отношения с Консоласьон в последние годы не складывались – шпрочем, чего уж там, не складывались с самого начала. Кроме того… у нас с Консоласьон детей нет, да и не будет уже… А Эстрелья[27] – звезда моей жизни.

– Совет вам да любовь, как у нас говорят!

В дверь постучали, и слуга вручил Диего бумагу. Тот прочитал её и сказал мне:

– Алесео, это от гонца из Шауши – дон Гаспар уже выехал из города, и будет здесь, наверное, в четверг или пятницу. Не откажешься погостить у меня до этого времени? Мы с Эстрельей будем очень рады.

– Спасибо! Вот только мне придётся время от времени отъезжать на "Победу". И для связи с Россом, и для лечения…

– Про связь – да, помню, у вас есть такая возможность… эх, сколько чудес я видел у вас в Россе! Может быть, если позволите, конечно, мы с Эстрельей прибудем к вам на старости лет…

– Если хочешь, я подниму этот вопрос. Думаю, ответ будет положительным. Тем более, многие тебя хорошо помнят.

– Я был бы тебе очень благодарен! Вот только что ты сказал про лечение?

– Да меня несколько дней назад скат-хвостокол ужалил.

Диего посмотрел на меня круглыми от ужаса глазами:

– Это же очень опасно, и часто смертельно!

– У нас умеют лечить и это…

8. Разговорчики

Дон Гаспар всё же задержался в пути и прибыл лишь в воскресенье с утра, успев на самый конец мессы в недостроенном соборе. После службы, я подошёл к нему. Увидев меня, он заулыбался:

– Дон Алесео, добро пожаловать в Перу! Приходите на торжественный приём сегодня в шесть часов пополудни. Буду рад видеть и вас, и ваших капитанов, и офицеров.

Так что отправились мы туда в полном составе – Саша, Ринат, все три капитана, и я. Мы были разодеты в пух и прах, как и положено министру и его людям в подобных ситуациях, да и вся наша встреча прошла сугубо согласно протоколу.

Когда мы, в сопровождении Диего, подошли к одному из порталов, нас встретил парадный караул, и мы прошли между шеренгами солдат в жёлто-золотых мундирах с поднятыми шпагами. Я ещё подумал, что, задумай дон Гаспар нехорошее, нас бы поубивали только так… Но мы прошли в огромный внутренний двор, выглядевший всяко роскошнее, чем фасад, обращённый к площади, и прошли через резную высокую дверь в Малый парадный зал.

Далее состоялись торжественное вручение даров, длинные и скучнейшие приветственные речи с обеих сторон, и подписание договора, выработанного за последние дни; его положения повторяли в точности те статьи, которые мы обсудили сразу после прихода с Диего, разве что формулировки были намного более заточенными. А, после банкета, мы откланялись и вновь удалились сквозь шеренги караульных.

Положения договора были записаны при участии чиновников вице-короля, а также двух людей от нас, на утро после нашего прибытия. На всякий случай, мои люди проверили каждую запятую, но никаких подводных камней не нашли. Так что у меня появилось время не только насладиться красотами Лимы, но и осмотреть некоторые достопримечательности рядом с городом – от древнего Пачакамака, которому было примерно полторы тысячи лет, до целой кучи храмов, именуемых здесь "уака", почти все из которых были построены ещё до инков. Кроме того, после одного из заездов на "Победу" я рискнул искупаться в Кальяо; пляж был галечным, но море чистое и не слишком холодное, что бы мне ни рассказывали про Перу – градусов, наверное, с двадцать.

Сложнее проходили переговоры Лёни Пеннера и его ребят с местным купечеством, и два раза мы с Диего даже приезжали на них, чтобы помочь им достичь того или иного компромисса. Одним из камней преткновения были цены на перуанские уголь и руды, другим, как ни странно – цены на индейское золото, ведь оплачивать его нужно было золотом же с определённой премией, а если присутствовали драгоценные камни, то нужно было обговорить систему их оценки.

Но и эти переговоры завершились успешно, а сегодня уже подписанные ими документы завизировали вице-король и ваш покорный слуга. Так что можно было идти дальше на юг, тем более, корабли пополнили запасы и продовольствия, и воды.

Вот только дон Гаспар за ужином лично попросил меня лично прибыть на завтрак на следующий день – вместе с доном Диего, но без кого-либо ещё. Два "идальго" дожидались меня у Диего – ведь, если бы со мной что-нибудь случилось, два человека всё равно бы не помогли. На этот раз мы вошли в правый портал, где внутренний двор был намного меньше и намного менее пышным. А за завтраком на сей раз присутствовала и вице-королева донья Инес, оказавшаяся несколько располневшей, но вполне миловидной дамой лет, наверное, сорока. Диего рассказал, что особа она была достаточно сложная в общении, но почему-то я ей понравился – может, потому, что я подарил ей не только соболей, но и бусы, браслет и серёжки от Гены Алиханова. Так что не только Новая Испания, но и Перу превратилось в дружественное вице-королевство.

А на прощание мне преподнесли не только индейские украшения, от золотых поделок до резьбы по дереву и камню, но и две работы Эль Греко, и четыре менее известных художников, которые, как я понял, тоже вышли из моды и были мне переданы по рекомендации дона Диего и по принципу "на тебе, Боже, что мне негоже".

Мы вернулись к Диего, где я распрощался с моим другом и его Эстрельей, а также неожиданно получил в дар "Изгнание из рая" Босха – то самое произведение, написанное на доске, которые было несколько обшарпано. А также мне презентовали ещё одну коллекцию индейских древностей, а также замечательной работы одеяла из шерсти викуньи, самого дорогого и редкого родственника ламы. И, наконец, Эстрелья, покраснев, сказала мне:

– Ещё раз спасибо, дон Алесео, что вы спасли мою любимую сестру! И донью Марию тоже! Прошу вас, передайте им эти письма!

И она вручила мне запечатанные письма для Эсмеральды и Марии.

Незадолго до заката двадцать третьего декабря, за два дня до католического Рождества, мы пришвартовались у пирса Консепсьон, где мы вновь встретились с Гонсало де Вальдивия, дядей Марии де Монтерос. Нас он принял, как самых лучших друзей, но ошарашил нас новостью – капитан-генералом Чили был уже не наш старый знакомый Киньонес, а Алонсо Гарсия Рамон, хотя дон Гонсало так и остался военным министром. На следующий день нас пригласили на ночную службу, а затем на сам праздник во дворце капитан-генерала. Он нас принял вполне дружелюбно, но далеко не столь сердечно, как его предшественник. Впрочем, нас приглашали остаться на два-три дня, но мы, с позволения дона Алонсо, на следующее утро ушли дальше. Впрочем, наша короткая остановка пошла на пользу – "Колечицкий" сумел дозаправить и "Мивок", и "Победу". А вот питания закупить не получилось – как оказалось, Церковь смотрела весьма строго на работу в канун Рождества и на сам праздник.

Утром двадцать девятого декабря мы почувствовали близость Антарктики – сильный юго-западный ветер, пятиметровые волны, ледяной дождь, перемежающийся со снегом… И опять немалая часть пассажиров заболела морской болезнью, хотя меня это, как ни странно, затронуло меньше, чем в прошлый раз, и я даже вышел на палубу, чтобы лицезреть мыс Горн, точнее, как мы его здесь назвали, мыс Победы. Он представлял собой гористый остров с высоким треугольным утёсом на юге. Когда мы к нему подошли, волнение усилилось, и я поспешил обратно в свою каюту, тем более, меня вновь начало тошнить.

Но обошли мы мыс без приключений, и во второй половине дня тридцать первого декабря подошли к архипелагу Кремера, известного в нашей истории как Фолклендские острова. Новый год мы решили справить на острове Ольги, названном в честь святой покровительницы матушки Ольги. Надо было не только отпраздновать Новый 1607-й год, но и прийти в себя, а также ещё раз пополнить запасы пресной воды. Представьте себе – земля под ногами, звёзды над головой, ни качки, ни волнения… да и температура поднялась до пятнадцати градусов. Лепота! Против были разве что галдящие пингвины, не слишком довольные нашим соседством.

По требованию Ренаты мы остались ещё на день, ведь нашим немногим дамам, и не только им, нужно было отдохнуть от качки. Оказалось, что у нас с собой были две модульные бани, и ребята быстренько установили их на берегу, рядом с одним из озёр. Париться в такой бане могли одновременно по нескольку десятков человек, а для отдыха установили палатки, где столы были завалены обильными остатками новогоднего ужина. Так что праздник удался на славу.

Так получилось, что я задержался за безуспешной попыткой наладить радиоконтакт со Святой Еленой и пропустил свою банную смену – меня почему-то хотели отправить первым с другим "начальством". Следующим шёл медперсонал, и девушки-медички, увидев меня, потащили меня с собой. Рената сначала нахмурилась – может, потому, что это был я, а может, просто не хотела раздеваться в присутствии мужчины; она была одной из очень немногих, кого никогда не видели на пляже без совместного купальника. Но, подумав, махнула рукой:

– Да ладно. Вы его всё равно в неглиже видели, так что что уж там…

Как ни странно, напряжение в наших отношениях улетучилось после того, как Рената выпила лишний стаканчик вина и разоткровенничалась.

– Ты знаешь, Лёха, я злая не потому, что у меня велосипеда нет…

Увидев недоуменное выражение на моём лице, она засмеялась:

– Не смотрел ты "Простоквашино", несоветский человек… Посмотри, не пожалеешь. Это оттуда. Так вот… где я была… ага, не сложилась у меня жизнь, увы. Первый мой муж и налево ходил, и даже попробовал меня побить, когда я ему всё по этому поводу высказала – вот только мой кулак поувесистей оказался… Так мы и разошлись – он даже заявление на меня о побоях написал. А разозлилась я даже не потому, что я толстая и некрасивая…

– Это ты некрасивая? – возмутился я, ведь я только что понял, кого мне Рената напомнила, ну почти один в один.

– Он мне так говорил всё время, ещё коровой жирной обзывал, и даже свиньёй. Поэтому, мол, он и ходил налево. Но я никак не могла от него забеременеть, а тут, говорит, другая баба от него пузо нагуляла. Вот тут я не выдержала – я же всегда детей хотела… – и она тихонько завыла. Я приобнял её и сказал:

– Ну, во-первых, знаешь, ты на кого похожа? На "Русскую Венеру" Кустодиева – знаешь эту картину? Точь-в-точь! Даже цвет волос. И лицо, когда ты улыбаешься, вот как пару минут назад.

Рената вдруг прекратила вой и с удивлением посмотрела на меня, потом взяла кадку и взглянула на свое отражение.

– А, может, ты и прав… Лёх, спасибо тебе! Буду почаще улыбаться…

– А про детей… может, он был бесплоден, не ты! А ребёнок мог от кого угодно получиться, ведь та баба вряд ли твоему верность хранила.

– А и правда… слыхала я, что раскосая девочка у них родилась, а мой-то блондином был натуральным, наполовину эстонцем. Вот я и успокоилась немного. Но Алексей-то мой, за которого я здесь замуж вышла… у него от первого брака вроде дети были, хоть тоже на него не походили. А со мной не получалось ничего. И, знаешь, злая я была на него, а, когда у него в море вдруг инфаркт приключился, я похоронила его и в экспедицию напросилась. А вот у тебя всё получилось, Лёха. Не подумай, я если и завидую, то белой завистью. Я очень рада за Лизоньку.

– Даст Бог, и у тебя всё получится, – ответил я и обнял её – настолько целомудренно, насколько это было возможно в голом виде. Больше мы к этой теме не возвращались, но отношения между нами резко улучшились, даже после того, как Рената протрезвела.

Пока другие парились и предавались чревоугодию, наши моряки успели набрать пресной воды и в очередной раз дозаправить "Мивок" и "Победу". В порты Рио-Платы и Бразилии мы на сей раз решили не заходить, а вместо этого направились прямо на Святую Елену, отпраздновав по дороге Рождество Христово. А пятнадцатого января, в канун Богоявления, мы пришвартовались у пирса Константиновки, столицы нашей первой заморской территории.

9. А теперь мы отдохнём…

Константиновка с моего последнего прихода сильно похорошела – теперь это был опрятный посёлок с каменными и деревянными строениями, поднимавшимися по склону. Казалось бы, идиллия, если бы не артиллерийская батарея на скале, и не корабли, постоянно патрулировавшие окрестности острова. Большая часть селения так и оставалась на западном берегу реки Быстрой, текущей вниз по не слишком крутому склону. С другой стороны преобладали девственные заросли цветущих капустных деревьев. Параллельно реке спускался искусственный Константиновский ручей, перегороженный несколькими плотинами – где электростанций, а где и мельниц. Перебоев с электричеством не наблюдалось, равно как и с питьевой водой – сверху, в кальдере потухшего вулкана, каковым и является остров Святой Елены, намного более дождливый климат, а реки текут оттуда.

Мы задержались на два дня – необходимо было перезаправить "Победу", а также выгрузить то, что мы привезли на остров на большом транспортнике. После этого наш корабль шёл на Бермуды, а "Мивок" с "Колечицким" через несколько дней после нас должен был уйти на остров Вознесения и далее на Тринидад. Тобаго, Барбадос и остров Провидения оставались "на сладкое". Но всё это будет без нас – после того, как мы, с Господней помощью, освободим Бермуды, нужно будет два раза сходить в Устье – нужны новые поселенцы и для Корву, и для Бермуд, и для других наших островов.

Первый день прошёл в основном за заседаниями Совета Святой Елены. Я опасался, что народ увидит во мне нечто вроде гоголевского "ревизора", но никто не нервничал – то ли решили, что нечего скрывать, то ли, что Росс далеко, я вскоре уеду, так что бояться нечего. На Святой Елене всё было в ажуре – вдобавок к столице, появились два поселения в кальдере, где почва была весьма плодородной, а климат более умеренным, и хорошо росло всё, что мы успели привезти – от пшеницы и овощей из России, американских помидоров, тыкв и картофеля, до привезённых из Бразилии бананов и других фруктовых деревьев. Кроме того, ребята посадили кофейные зёрна, найденные на "Святой Елене", и они прижились – но до полноценной кофейной плантации, а также своих манго и гуав, было ещё далеко. Зато рыбная ловля процветала, равно как и разведение овец и кур.

Количество младенцев, родившихся на острове за последние три года, уже превышало число взрослых, а среди женщин, как и в Россе, как минимум каждая вторая ходила с округлившимся животом, из чего можно было предположить, что оставшиеся практически все либо недавно родили, либо находились на малых сроках. Работали училища для переселенцев, многие из которых вскоре должны были превратиться в школы для детей. Ясли уже имелись, детские сады были тоже уже почти закончены, даже если они ещё не были нужны.

И, наконец, на острове имелась верфь, на которой строились рыболовные шхуны, а также ремонтировались парусники. Она находилась в трёх километрах северо-восточнее Константиновки, в заливе Победы, названном так в честь нашего транспортника, в посёлке, также именуемом Победа. Часть его была огорожена и являлась единственным местом на острове, где было разрешено находиться людям, не являвшимся гражданами Русской Америки.

– А заходили уже чужие корабли? – спросил я.

– За последние три года, к острову дважды подходили суда. Первым таким кораблём был испанский Сан-Висенте, попавший в атлантический шторм и срочно нуждавшийся в ремонте. Именно его команда и удостоилась первыми заселиться в общежитие для иностранных гостей.

– Слыхал я про него. Мне через него передали присланное вами письмо, – сказал я. А – второй?

– Некий "Золотой Кабан", порт приписки Саутгемптон. Подошёл поближе к берегу, но как только услышал холостой выстрел из пушки и увидел, как из гавани выходят наши сторожевики, ушёл как можно скорее.

Интересно, подумал я. Не ушёл бы, мы бы и не узнали про английское нападение на Бермуды.

Последний мой вопрос был о ротации гарнизона и о том, не хочет ли часть населения в собственно Русскую Америку. Ведь предполагалось, что гарнизон здесь будет лишь временно, да и гражданские, возможно, захотят в менее провинциальные места.

– Знаешь, Лёха, – сказал, чуть подумав, Женя Жуков, которого мы оставили четыре года назад главой администрации, – нам с супругой здесь слишком уж нравится. И большинству других, полагаю, тоже. Кроме того, для тех, у которых есть маленькие дети – а такие здесь почти все – дорога в Росс будет слишком тяжела, что по морю, что по суше через Новую Испанию. Но я брошу клич и дам вам знать.

Больше у меня дел не было, и после службы на Богоявление я решил искупаться. Пляжная мода, если её можно так назвать, мало чем отличалась от россовской, а народа в выходной было не счесть. Разве что вода была тёплая и ласковая, и я провёл в ней не менее часа. И, когда вышел, совсем рядом с моим полотенцем я увидел знакомые лица – Анна с огромным животом, Макар, и двое детей. Старшего звали Алексей, и было сразу ясно, чей он ребёнок – не только потому, что забеременела Анечка, когда мы были вместе, но и похож он очень был на моего Колю, да и на меня в детстве. Я испугался, что Макару моё присутствие не понравится. Но они были искренне рады меня видеть, и настояли на том, чтобы я поужинал у них. А я познакомился с ещё одним моим отпрыском…

А на следующее утро мы ушли на рассвете – надо было зайти на остров Вознесения и оставить там людей и кое-какую строительную технику. Потом Мивок должен был её по дороге на Карибское море забрать – в первую очередь она нам нужна будет там, на Барбадосе и Тринидаде.