В субботу, четырнадцатого октября, я решил тряхнуть стариной и, как только в иллюминаторе стало чуть светлее, осторожно высвободился из объятий моей любимой, натянул приготовленные с вечера шорты, взял в руки сандалии и сумку с мобильником, служившим фотоаппаратом, и завёрнутой в салфетку зубной щёткой, и, крадучись, покинул нашу каюту. Наскоро умылся, почистил зубы, и пулей взлетел на палубу.
Впервые за несколько дней, пунцовый диск солнца выглянул не из-за кромки моря, а между зубцами зигзага гор. А я, по старой привычке, делал кадр за кадром, и одновременно записывал видео, пока меня кто-то не приобнял сзади и не поцеловал в спину. Сделав ещё пару кадров, я остановил запись и обернулся к своей красавице, которая даже спросонья выглядела более чем восхитительно.
– А я решила посмотреть, вдруг ты вновь решил отправиться в другое какое-нибудь время и место… – промурлыкала она, напоминая мне про то, как я пошёл фотографировать восход на Ладоге с палубы "Форт-Росса", после чего мы и попали в Русский залив тысяча пятьсот девяносто девятого года, где первым делом и спас утопающих, в том числе и Лизу. – И спасёшь очередную прелестницу…
– Не нужна мне очередная прелестница, – прошептал я. – Нужна мне только ты. И наши дети.
– Вот и хорошо. Ну что ж, восход ты увидел, а до берега ещё не меньше часа. Пойдём подготовимся?
Когда мы вновь вернулись на палубу, "Святая Елена" уже заходила в бухту Святого Марка – пока что всего лишь арендуемый нами анклав у Санта-Лусии, но в недалёком будущем – наша территория. И название для неё было готово – Новая Таврида. Слишком многие из нас вспоминали отпуск в Крыму, а некоторые были крымчанами, и почему-то им этот кусочек центральноамериканского побережья напоминал именно этот полуостров.
– Смотри, как стало красиво! – захлопала в ладоши Лиза.
Бухту было и правда не узнать; даже за восемь месяцев с моего последнего посещения она преобразилась, что уж говорить про девяносто девятый год… Там, где ранее находилась морская база пиратов, выросли порт и небольшая верфь. В глубине залива виднелся новый гостинично-торговый комплекс; в феврале он только-только начинал строиться, но месяцназад именно в нём Коля встречался с де Мединой. Сама же деревня Акатль-поль-ко, "Место, где растёт высокий тростник", изменилась с первого взгляда мало, разве что рядом с ней появились шалаши.
Прибыли мы на день раньше, чем ожидали, и решили провести сутки в бухте, а на следующий день во второй половине дня отправиться в Санта-Лусию. Я послал гонца к её мэру, Висенте Гонсалесу и Лусьенте, и выразил желание видеть его на борту "Санта-Лусии" вечером следующего дня, а сам вместе со всей нашей делегацией направился на катере на другой берег бухты, в индейскую деревню.
Наш приход не остался незамеченным, и у небольшого пирса нас встречал староста, Чималли, который также являлся отцом Косамалотль. Я его видел в оба своих визита в Санта-Лусию, но мы всегда общались на испанском. А сейчас, увидев нас, он расцвёл и сказал на самом что ни на есть русском языке:
– Добро пожаловать обратно, друзья! Рад видеть ты, донья Лиза, и ты, дон Алесео. И спасибо привезти дочь.
– Чималли, познакомься. Это Владимир, глава Русской Америки, Тимофей, посланец самого нашего царя, и Николай Корф – мой заместитель. И жёны их – Елена, Лилиана и Александра.
Чималли низко поклонился и сказал:
– Простите, не знал, кто вы, дон Владимир, дон Тимофей, дон Николас, донья Елена, донья Лилиана, донья Александра.
– Чималли, мы – ваши друзья, а хозяин здесь – вы. Зовите нас просто по именам, – улыбнулась Лена и подала ему руку, а затем то же сделали другие.
– Если я знал, кто гости, – смущённо сказал Чималли, – уже готов обед. Сейчас только тамале, простая еда…
– Ничего страшного, – засмеялась Лиза. – Я помню, какие они вкусные, и, я уверена, они понравятся и другим.
– Тогда пойдём дом!
Рядом с его хижиной стоял длинный стол с двумя скамейками, а рядом, у очага под навесом, хлопотала девушка лет, наверное, восемнадцати. Косамалотль подошла к ней, и они обнялись, а потом, увидев нас, младшая бросилась к нам и затараторила практически без акцента:
– Алексей! Лиза! Вы приехали! Как здорово! Помните меня? Я Сиаутон, сестра Косамалотль!
Косамалотль начала хлопотать вместе с ней, и нас накормили необыкновенно вкусным обедом. Чималли расспрашивал нас о нашем визите. Узнав, что мы прибыли на несколько дней, и что после деловой части поездки мы захотели остаться на неделю, он обрадовался:
– Есть гостиница для гости деревни! Там даже вода есть!
– Чималли, – заулыбалась Лиза, – а что это там на пляже?
– Это хижина, но они – как сказать – примитивные? Там не удобно. Туалет в домик на улица. Душ на улица. В гостиница удобный туалет и душ с ванной на этаж. И вода есть – постоили водонапорная башня, позавчера включили вода. Вам понравится!
– Нет, хижины на пляже – это то, что нам нужно! – выдала моя супружница, а другие девушки энергично закивали. Мы с Володей и Колей переглянулись – выбора у нас не было. Хотя, если честно, и я предпочёл бы шалаш. А Лена осторожно спросила:
– А можно здесь на пляж? Или в воде водится какая-нибудь гадость?
Косамалоть энергично замотала головой:
– Кораллов здесь нет, рифы дальше. Ядовитой рыбы тоже – разве что скаты-хвостоколы. Но они сами нас боятся, главное, на них не наступить. Но это несложно, – поспешила она добавить, увидев, как Саша побледнела – надо только чуть болтать ногами, когда идёшь по дну, они и уплывут.
– Тогда пошли!
На пляж нас повели девушки. После холодного Русского залива, там было почти как в раю – чистая, тёплая вода, белый песок, пеликаны над головой… После купания, мы легли на принесённые Сиаутон циновки; потом младшая дочь Чималли убежала, а когда незадолго до заката мы вернулись к Чималли, нас ждал ужин, достойный не только вице-короля, а самого настоящего монарха.
Заночевали мы сразу в хижинах – как-то не очень хотелось уходить из деревни, хотя Саша Измайлов, комендант военной базы, весьма огорчился. Пришлось достаточно быстро закруглиться на следующее утро и вернуться на ту сторону на обед, а после него мы погрузились на "Святую Елену" и ушли в Санта-Лусию.
Когда в девяносто девятом году было обещано испанцам, что у Санта-Лусии будут дежурить наши корабли, для выполнения обещания в январе 1600 в бухту Святого Марка пришли десантный "Мивок" и танкер "Колибри". "Мивок" дважды участвовал в отражении английских рейдов, и второй раз оба англичанина сдавались на милость победителя. У нас в руках оказались два весьма неплохих и быстроходных, по тем временам, галеона "Весёлая вдова" и "Дельфин". Пиратам же пообещали жизнь в испанском плену, на что сами испанцы сразу согласились.
А для ремонта трофеев в бухте святого Марка была построена верфь, и Джон лично приезжал с обученными им людьми для ремонта и переоснастки кораблей, получивших названия "Асочими" и "Йопе"; хоть последнее и вызывало смешки, но именно так именуется племя, живущее в Новой Тавриде. На галеоны установили лёгкие орудия вместо имевшихся, которые сразу продали испанцам. Кроме того, мой однофамилец Вася Алексеев, один из "астраханцев", в молодости ходил на "Крузенштерне", после чего стал фанатом парусного флота, и именно с его помощью был усовершенствован такелаж судов. Это позволило отозвать корабли двадцатого века в Росс. Теперь один из парусников в светлое время суток постоянно дежурил милях в пяти от Санта-Лусии – когда, конечно, не штормило, но тогда и супостаты ходить не могли. И, надо сказать, эта тактика оказалась весьма успешной. Незадолго до нашего возвращения недалеко от Санта-Лусии вновь появился английский корабль и приблизился к городу. Первый же выстрел "Асочими" попал в крюйт-камеру, о чём впоследствии весьма сокрушался его капитан – он хотел захватить англичанина, а не груду обломков, среди которых плавали ошмётки того, что ещё недавно было человеческими телами.
Зато "Йопе" год назад взял самого натурального голландца – хоть они де-юре ещё не были независимыми, их пираты появились у Карибов в самом начале XVII века, а через год голландский барк "Лам" сдуло штормами из района теперешней Индонезии, и капитан Виллем Янсзон принял решение идти на восток. У берегов Кальяо он захватил испанский корабль "Энкуэнтро", направлявшийся с грузом серебра в Панаму. Сам "Лам" при этом был сильно повреждён, и его вытащили на берег Кокосового острова, да там и оставили, а "Энкуэнтро", переименованный в "Оранье", неожиданно для всех объявился у берегов Санта-Лусии. Сначала его приняли за своего, и он, подойдя к испанскому галеону "Санта-Клара" на дистанцию в двести вар (около ста шестидесяти метров), расстрелял его из пушек. Выстрелы услышал "Йопе", который перехватил "Оранье", и голландец после первого же выстрела спустил флаг. Тем временем, "Асочими", вышедший из бухты, сумел взять "Санта-Клару" на буксир и каким-то чудом привести её в Санта-Лусию.
На этот раз, испанцы настояли на повешении Янсзона и его офицеров. Рядовых же матросов, по нашей просьбе, всё же помиловали, но при условии, что все они перейдут в католичество. А нам досталась вся добыча с "Оранье", включавшая в себя как манильские товары, так и ост-индские, с "Лама". Сам же "Оранье" был возвращён испанцам в обмен на признание наших прав на тихоокеанские острова, от Царских островов до Кокосового; затем на последний была послана экспедиция, подлатавшая "Лам", который был приведён в бухту святого Марка, переделан под новые стандарты, и переименован в "Чумаш". Он оказался самым быстроходным и самым удачным из всех трёх парусников, приписанных к бухте. Кстати, на Кокосовом острове экспедиция нашла и несколько пиратских заначек, а также часть груза "Энкуэнтро" и "Лама".
Сейчас отсутствовал "Йопе", а "Асочими" с "Чумашом" во время нашего прихода находились у пирса. "Чумаш" немедленно вышел в море на замену "Йопе", а тот пошёл в Санта-Лусию, чтобы объявить о том, что "Святая Елена" будет в Санта-Лусии около трёх часов дня по местному времени.
Именно поэтому мы на пляж в тот день так и не вернулись – надо было одеться так, как приличествует русским "грандам". Мне девушка-костюмерша выдала один из комплектов одежды, сшитых для меня при мадридском дворе, а другим – одежду, сшитую по меркам из бархата, привезённого мною из Португалии, и русских кружев. Одевались мы с Володей и Колей сами, с помощью парочки Васиных ребят – им было легче, они заранее облачились в парадную военную форму.
Мы с Володей, Колей и Тимофеем давно уже были готовы, когда дамы наконец-то вышли из их раздевалки. Сказать, что все три были сногсшибательными, означало не сказать ничего. С каждой из них сняли мерки, как только было принято решение о нашей экспедиции, и им приготовили такие гардеробы, о которых любая европейская королева могла лишь мечтать. Для каждой было по несколько смен платьев, ювелирных украшений (и своих, и из запасников), и обуви. Причёски же их были выше всяких похвал – девушка-парикмахер оказалась мастером своего дела.
К тому моменту, "Святая Елена" уже выходила из бухты, а ещё минут через десять, ровно в три часа по нашему времени – как и в нашем мире, мы решили, что время в бухте Святого Марка будет ровно на час позже, чем в Россе – "Святая Елена" подошла к глубоководному пирсу Санта-Лусии. Лиза с интересом разглядывала новую цитадель, возвышавшуюся над портом, да и сам он сильно разросся и обзавёлся новыми пирсами, складами и конторами.
Хотя официальная церемония планировалась лишь на завтра, на пирсе нас всё равно ждал почётный караул во главе с бессменным капитаном де Аламеда. Мы с Васей первыми сошли с трапа и сердечно поздоровались с капитаном, а он отсалютовал шпагой и сказал:
– Дон Алесео, и вы, дон Басилио, сеньор алькальде предлагает Его превосходительству вице-королю Русской Америки, Её превосходительству вице-королеве, а также другим грандам с супругами прокатиться по Санта-Лусии перед обедом, дабы показать вам город. Смею заметить, дон Алесео, что он похорошел даже с вашего последнего визита. Кареты уже ждут вас у пирса, а дону Висенте только что сообщили о вашем приходе, и он будет рад приветствовать вас на берегу.
– Полагаю, что Их превосходительства будут вам весьма благодарны.
Мы вернулись на борт, и я рассказал Володе про это предложение. Не успело его лицо расплыться в улыбке, как Лиза с Леной в один голос запричитали:
– Тогда нам нужно срочно переодеться!
Должен сказать, что заняло это не более пятнадцати минут, после чего состоялся торжественный выход.
Сначала на пирс спустились шестеро ребят Васи Нечипорука с ним самим во главе; другие остались охранять золото. Затем последовали Володя с Леной, за ними – Тимофей с Лилианой, мы с Лизой, и Коля с Сашей, в протокольном порядке. Де Аламеда вновь отсалютовал нам и пригласил нас с поклоном на берег.
Там нас ждали две кареты – одна поменьше и резного дерева, другая побольше и без изысков, двое трубачей, и с десяток конных гвардейцев. Перед каретами стоял сеньор алькальде собственной персоной. Запели трубы, и глашатай, которому мы успели сунуть список наших титулов, возгласил:
- ¡Su ilustrísima excelencia el virrey de la América Rusa Vladimiro, el principe de Ross, y su ilustrísima excelencia la virreina de la América Rusa Helena, la principesa de Ross![15]
Дон Висенте поклонился, поцеловал руку вице-королевы, а глашатай продолжил:
- ¡Su excelencia el conde Timofeo Corosev, el enviado del rey de toda la Rusia Boris, y su excelencia la condessa Liliana Altamirano de Corosev!
Так как у Тимофея не было титулов в обычном понимании этого слова, мы его сделали графом, зато указали, что он – посол самого "короля всей Руси Бориса". А фамилия Лилианы была произнесена, как это обычно делалось у испанцев – сначала собственная фамилия, затем фамилия мужа. Поклон дона Висенте на сей раз был не столь низким, но руку Лилианы он поцеловал столь же элегантно.
- ¡Su excelencia el principe de Nicoláyevca, Nicolayev y Rádones, barón de Ulfso, Amigo de los Reyes Católicos, y su excelencia la principesa de Nicoláyevca, Nicolayev y Rádones, baronesa de Ulfso!
Я залюбовался Лизой – в платье для верховой езды, смоделированном для неё Эсмеральдой, она была настолько сногсшибательной, что дух захватывало даже у меня. В любой другой ситуации, мы с Висенте бы обнялись, но не в столь протокольной. Висенте поклонился и мне, а затем точно так же приложился к руке Лизы. Я всё-таки не удержался и обнял дона Висенте – очень я был рад его видеть – и Лиза тоже заключила его в объятия, что его смутило и обрадовало одновременно.
И тут Лиза всех удивила – на весьма неплохом испанском, который она, как она потом мне сказала, уже давно учила у Лилианы, она сказала, как она рада вновь посетить прекрасную Новую Испанию и в особенности увидеть старых друзей.
Далее представили Колю и Сашу. Всех нас дон Исидро пригласил в резную карету, а Вася и его ребята вместе с капитаном де Аламедой и частью его отряда вошли во вторую.
Там, где ранее находился дом сеньора де Пеньи, а также соседних двух домов, теперь возвышался дворец вице-короля, который был достроен совсем недавно. А в центре самого сокало теперь располагался фонтан.
Мы осмотрели и свежепостроенную цитадель, и улицы, где жили новые обитатели города. А когда мы подъехали к заставе, ведущей к дороге в Мехико, там неожиданно появился конный гонец.
– Сеньоры, дон Исидро, граф де Медина и Альтамирано, просил передать, что он с супругой прибудет уже сегодня, примерно через полтора часа!
Вице-королевская чета вновь отбыла на "Святую Елену", и другие наши дамы с ними – видите ли, для ужина нужно было ещё раз переодеться. А мы с Колей и двумя Васиными ребятами отправились домой к дону Висенте, где нас с радостью приветствовали супруга и дочери сеньора Алькальде, которые, впрочем, сразу удалились – им ведь тоже нужно было переодеться к ужину. Хотя, как я сказал донье Пилар, они и без того выглядели бесподобно, и это было на самом деле так – супруга мэра города, казалось, не старела. Но она лишь улыбнулась:
– Дон Алесео, женщины одеваются не только для того, чтобы произвести впечатление на противоположный пол, но, в первую очередь, на других представительниц своего. Ведь женщины замечают многие изъяны, которые мужчина либо не заметит, либо таковыми не посчитает. А сегодня вечером нам предстоит быть представленными самой вице-королеве Русской Америки. Согласитесь, что нам нужно выглядеть безупречно.
– Донья Пилар, поверьте мне, донья Елена – очень хороший человек и проста в обращении. Более того, она очень хочет с вами познакомиться, ведь и я, и особенно донья Лиза рассказали ей о вас и ваших дочерях.
– Да, но будет ещё и донья Исабель – так зовут супругу графа де Медина. Она – замечательная женщина, но несколько щепетильна в вопросах протокола…
Так что следующие полтора часа мы сидели с доном Висенте за столиком и пили привезённое ему недавно из метрополии вино из Малаги. А затем прискакал человек и сказал, что дон Исидро и донья Исабель через двадцать минут будут у города. Вскоре вышла донья Пилар, и мы вчетвером отправились встречать их по ту сторону верхней заставы.
Донью Исабель, как мне рассказал дон Висенте, ещё никогда не посещала Санта-Лусию. Она была немного "в теле", с тяжёлой грудью под бархатным платьем, и пухлыми руками – всё, что было ниже пояса, скрывала широкая юбка. К дону Висенте она была вежлива, но немного холодна, зато, когда дон Исидро представил меня и Колю, добавив, что Коля – мой родственник, её взгляд потеплел, и она весьма дружески поздоровалась с нами.
Зато, когда мы забирали донью Пилар с дочерьми, донья Исабель ограничилась лишь кивком головы, всем видом показывая, что они ей не пара. Мне вспомнилось, что мне рассказывала моя первая жена, когда я ещё был офицером американской армии в далёком двадцатом веке. Жена майора редко могла снизойти до жены капитана, а жена последнего – с женой первого или тем более второго лейтенанта. И это при том, что между вторым лейтенантом – каковым в начале службы был я – и командиром моей роты отношения были вполне дружескими. Зато когда я стал капитаном, моя тогдашняя благоверная и сама начала выказывать жёнам первых лейтенантов, с которыми она ранее дружила, "ноль внимания, кило презрения". Но стоило мужу одной из них и самому стать капитаном, как дружба возобновилась.
Примерно то же я наблюдал и здесь – дон Исидро и дон Висенте были настоящими друзьями, а вот их жёны… И, когда мы прибыли на "Святую Елену", донья Исабель смотрела на Лену снизу вверх, а на Лизу как на равную. Впрочем, и с другими нашими дамами она была вполне дружелюбна – всё-таки мы были вне их "табели о рангах".
А дон Исидро и Володя сразу нашли общий язык, особенно когда оказалось, что оба они ранее были боевыми офицерами. Дон Исидро в молодости сражался и в Нидерландах, и в Португалии, и по просьбе Володи кое-что рассказал о тех временах, а сам не менее внимательно слушал Володины рассказы про "одну страну в Центральной Азии" и "одну из африканских стран".
И, наконец, после обеда началась "раздача слонов". Хорошо, что Лилиана и Сильвия разъяснили нам, что, если подарки для мужей могут быть похожими, то для женщин должна быть чёткая градация согласно социальному статусу. Дон Исидро и дон Висенте получили американские наручные часы и богато инкрустированные охотничьи ружья работы строгановских мастеров – для дона Исидро, может, несколько побогаче. Донья Исабель пришла в восторг, когда мы подарили ей норковые шкуры и гранатовое ожерелье – гранатов было много на Кавказе, а в Испании они весьма ценились. Она ревниво оглядела подарки для доньи Пилар и её дочерей – ей достались шкуры куницы и серьги с более мелкими гранатами, им – гранатовые кольца – но, увидев, что у неё самой лучше, графиня успокоилась. А экскурсия по кораблю, проведённая Лизой и Сашей, привела её в полный восторг.
Вечером, после того, как наши гости покинули корабль, я спросил у Лизы, как ей понравились гости. Она, чуть помедлив, ответила:
– Знаешь, любимый, раньше я думала, что все испанки такие, как донья Пилар. Увы, оказывается, не так…
С утра я поехал в вице-королевский дворец один, в сопровождении четверых "идальго". На чужой территории меня больше не отпускают без "свиты". Вася мне ещё, паршивец, сказал, "ты-то может и выпутаешься, если что, но без того, чтобы обрюхатить парочку-другую местных дам, у тебя этого точно не получится. И тогда тебя Лиза точно выгонит, ну или хотя бы убьёт, и правильно сделает; а вот это как раз и не есть гут – представляешь, как она потом будет мучиться…" Конечно, причина была более прозаическая – ему не хочется терять своих людей, да и разговорят меня на раз, если начнут всё-таки пытать, всё-таки я не Муций Сцевола. Так что – идальго при мне, или при нас с Лизой, всегда. Разве что в отхожее место пускают одного, да и то охраняют периметр…
После завтрака примчался гонец и доложил, что его сиятельство вице-король Испании дон Хуан де Мендоса, маркиз де Монтескларос, прибудет примерно через полчаса.
За десять минут до назначенного срока мы вновь уже были у верхней заставы. Через четверть часа на дороге показались кавалеристы в красных мундирах, а между ними – несколько карет, одна из которых – вторая по счёту – сияла золотом в лучах утреннего солнца.
В отличие от вчерашнего, кавалькада не остановилась – мы лишь присоединились к ней и спустились вместе с ними на сокало. Двое гвардейцев с поклоном распахнули дверь, и на брусчатку площади, придерживая стройную высокую даму за локоть, ступил сам вице-король Хуан де Мендоса и Луна, маркиз де Монтескларос.
Он был похож на портрет, который я нашёл в электронной энциклопедии – треугольное узкое лицо, кавалерийские усы, и чуть прищуренные голубые глаза. А супруга его, Ана де Мендоса, из знаменитого рода Мессия, оказалась форменной красавицей, разве что превышала идеальный вес по меркам конца двадцатого века килограммов, наверное, на пять. Вьющиеся каштановые волосы, серое платье, не показывающее ничего неприличного, но выгодно подчёркивающее её бюст, юбка до земли… Возрастом они были чуть постарше нас с Лизой.
Сначала к ним подошёл дон Исидро, а потом настала моя очередь. Я поклонился, а дон Исидро сказал:
– Ваши превосходительства, позвольте вам представить – его сиятельство князь Николаевки, Николаева и Радонежа, барон Ульфсё, Друг Католических Королей.
К моему удивлению, вице-король и вице-королева улыбнулись мне.
– Ваше сиятельство, – сказал вице-король, обращаясь ко мне, – мы с супругой о вас наслышаны от Их Католических Величеств, от дона Исидро, а также от ваших людей на Бермудах. Мы не так сильно устали, и были бы весьма рады, если бы вы отобедали вместе с нами – дон Исидро, без сомнения, уже позаботился о трапезе.
Ана добавила:
– Ваше сиятельство, сделайте нам честь. А после обеда, когда мы немного отдохнём, мы надеемся познакомиться с вашей очаровательной супругой, про которую нам уже рассказал дон Исидро.
Обед был во дворе вице-королевского дворца. При его строительстве оставили деревья, которые росли у сеньора Пеньи, и в их тени жара практически не чувствовалась.
К счастью, я привёз все те подарки, которые предназначались для вице-короля и его супруги. Ана, увидев соболиную шубу, не смогла сдержать радостного возгласа, хотя сразу же потупила взор, ведь так вице-королеве вести себя не положено. Точно так же ей понравились и искусно сделанные золотые серьги, кольцо и браслет – Гена Алиханов, один из студентов с "Паустовского", был из дагестанского Кубачи, из династии ювелиров, и он сумел наладить производство весьма искусных ювелирных изделий в Форт-Россе. Сейчас, конечно, основную часть работы делают обученные им "новые переселенцы", но эти подарки он изготовил лично.
А вице-королю понравились и ружьё, и часы, и другие мелочи. Но потом он открыл томик Пушкина, прочитал какое-то стихотворение, и лицо его вдруг приобрело оттенок какой-то неземной радости.
– Дон Алесео, я тоже балуюсь поэзией, но этот ваш русский – поэт великий, из той же плеяды, как наш великий Лопе де Вега. Лучшего подарка вы мне сделать не могли. Как же это замечательно! "Мороз и солнце, день чудесный…" Знаете, а у нас морозов нет – я только слышал о них…
– Может, вам доведётся приехать в Россию, дон Хуан… Я хотел бы показать вам нашу замечательную страну. Но морозы там тоже только зимой – как правило, не ранее ноября, чаще даже декабря. Кроме, конечно, того, что было в 1601 и 1602 годах, особенно в 1601 – тогда морозы ударили уже в августе… И солнца не было.
– У нас, увы, тоже было много дождей, а зимой даже снег выпал – не только в Мадриде и Толедо, там это бывает почти каждый год, но у нас в Севилье такого раньше никогда не было… И даже лёд появился на лужах.
– А в России замерзают и реки. Даже самые широкие.
– Даст Бог, и я это увижу… Расскажите нам, дон Алесео!
– Да, расскажите, прошу вас, – донья Ана вновь одарила меня своей лучезарной улыбкой.
Обед прошёл за моими рассказами о Русской Америке, России, и других странах, где мне довелось побывать. После десерта, донья Ана с дамами, как полагалось, удалились. А мы с доном Хуаном и доном Исидро занялись обсуждением сегодняшнего вечера, после чего дон Хуан вернулся к поэзии, продекламировал кое-что из Лопе де Веги и других великих испанцев, кое-что – из Мигеля де Сервантеса Сааведры (не упомянув про то, как тот попал в тюрьму в Севилье и как сам дон Хуан сумел его освободить), и кое-что из своего.
Не знаю, какая муха меня укусила, но я неожиданно для самого себя начал декламировать стихотворение, которое я очень любил с детства.
– Empieza el llanto de la guitarra,
Se rompan las copas de la madrugada[16]…
Тот выслушал до конца, после чего сказал:
– Очень интересно, дон Алесео. Совсем не соответствует канонам стихосложения, но какой сильный стих. И вот это: "O guitarra! Corazón malherido por cinco espadas"[17]. А как зовут поэта?
– Знаю только его имя – Федерико Гарсиа Лорка. Не знаю, кто он и откуда, прочитал эти стихи в рукописи.
– Надо бы его найти… мне так хотелось бы услышать другие его стихи…
Я подумал, что найти его будет нелегко – он родится спустя почти триста лет. А вот подборку его стихов сделать можно – таких, которые не слишком современные – и презентовать их дону Хуану.
А затем я вспомнил, что так и не показал ему, как пользоваться часами, и провёл пятиминутный инструктаж. Должен сказать, что улавливал он всё сразу, даже назначение не изобретённой ещё минутной стрелки, и напоследок задал резонный вопрос:
– Дон Алесео, а как вы определили время на часах?
Я вспомнил, что время там стояло наше, сиречь Росс плюс два часа, а не местное астрономическое.
– Дон Хуан, там я поставил время Русской Америки плюс два часа. Отклонение от местного астрономического примерно плюс полчаса – хотите, переставлю. Но тогда вам придётся его ещё раз переставить, когда вы прибудете в Мехико.
Мендоса улыбнулся:
– Пока не надо. Так мы можем быть уверены, что время на ваших и на моих часах совпадает. Сейчас – он посмотрел на часы и задумался на секунду – двенадцать часов восемнадцать минут. Мы могли бы быть готовы к церемонии к четырём часам пополудни, если это время будет удобно Его превосходительству вице-королю.
Я достал рацию и связался со "Святой Еленой", после чего повернулся к дону Хуану и увидел, что он смотрит на меня, выпучив глаза.
– Дон Алесео, а что это за механизм такой?
– Он позволяет нам связываться на расстоянии.
– Как интересно… А вы можете мне рассказать про то, как это работает?
– Если бы я сам знал, дон Хуан… – ответил я, немного покривив душой. – Учёные этим занимаются, не мы, простые дипломаты…
– Хотел бы я поговорить с вашими учёными… А что сказал Его превосходительство?
– Просил вам передать, что мы прибудем сюда ровно в четыре по этим часам.
– Тогда скоро увидимся, дон Алесео!
Вы знаете, как выглядят полторы тонны золота? Точнее, полторы его тонелады (1380 килограмм и 279 грамм)?
Я думал, что это – огромная куча золота, занимающая весь трюм корабля.
А оказалось, что она поместится в ящик со внутренним объёмом 64 см на 45 см на 20 см… вот только поднять его никто не сможет. Ведь именно столько весят сто тридцать восемь десятикилограммовых брусков, плюс мешочек с золотым песком. А десятикилограммовый брусок не так уж и велик – шестнадцать сантиметров в длину, девять в ширину и четыре в толщину.
И в обмен на этот виртуальный ящик, размером мало чем отличающийся от тех, в которых мама с папой присылали мне рождественские подарки, мы получим признанные единственным нашим соседом границы, и станем полновластным владельцем тихоокеанского побережья от мыса Святого Луки в Нижней Калифорнии и до северной оконечности Аляски, Новой Тавриды, и ряда островов как в Тихом, так и в Атлантическом океане. Конечно, так испанцы получили хоть что-то – иначе все эти территории в будущем были бы ими безвозвратно утеряны, причём новыми их владельцами стали не друзья, а соперники и даже открытые враги – голландцы, англичане, иногда французы… Кроме того, мы уже обезопасили район Санта-Лусии от пиратов, а вскоре "работники ножа и топора" в их морской ипостаси потеряют доступ и к восточной части Карибского моря.
Первоначально мы планировали погрузить золото на джип и спустить его на пирс, но, осмотрев его, Вася забраковал этот вариант – пирс был слишком узок. Альтернатива напросилась сама собой – драгметалл загрузили в "утку", которую кран "Святой Елены" опустил на воду, и она самостоятельно выкарабкалась на берег, где её немедленно окружили Васины "идальго", пока присланный к причалу испанский конвой наблюдал с квадратными глазами и широко открытыми ртами. И в без четверти четыре наша делегация спустилась на пирс и проследовала в присланную за нами карету, после чего мы отправились на сокало.
У ворот дворца был расстелен красный ковёр. По обе стороны стояли люди в блестящих на солнце отполированных кирасах, и шли мы под музыку оркестра, игравшего некий марш. Как и вчера, глашатай объявлял титулы каждой пары, после чего каждого из нас приветствовали дон Хуан и донья Ана. Стол для дорогих гостей был покрыт расшитой серебром скатертью, стол для дам – такой же, но с золотой оторочкой, а стол для идальго – белой шёлковой.
Наши ребята вносили золото и складывали его на специальный помост. Подошёл невысокий человечек и проверил чистоту золота с помощью закона Архимеда – взяв один из брусков, он посмотрел, сколько именно воды тот вытеснил, и что-то тихо сказал Мендосе. Тот просиял:
– Господа, это самое чистое золото, которое мой человек когда-либо держал в руках.
Потом три бруска, выбранных произвольно, положили на камень, покрытый белым полотенцем, и распилили в разных местах пилой. Коротышка лично проверил их изнутри и доложил, что все три однородны, после чего дон Хуан попросил у нас прощения – мол, именно так следовало поступить согласно инструкциям, чтобы исключить вероятность того, что внутри иной тяжёлый металл, а именно дешёвая plata menor, сиречь "малое серебро"; потом я узнал, заглянув в словарь, что так тогда именовалась платина. Забегая вперёд, Федя впоследствии предложил испанцам покупать у них платину за тот же вес в серебре, и те с радостью согласились.
А сейчас каждый слиток был взвешен и внесён в специальные протоколы – один заполнял секретарь дона Исидро, другой ваш покорный слуга собственноручно. После этого золото было положено в подготовленные сундучки и отнесено в подвалы, а протоколы и ратификационные грамоты подписали Дон Хуан, Дон Исидро, Володя, Тимофей и я. И начался пир, в конце которого были торжественно внесены дары уже для нас. Зная о наших пристрастиях, гвоздём программы были индейские древности – несколько статуй и фресок, привезённых из центральной Новой Испании, где как раз ломали очередные храмы ацтеков и других народностей, глиняные и каменные статуэтки, рукописи ацтеков и майя… Для Володи и Тимофея лично были привезены цепи ордена Алькантары, к которому я уже принадлежал (такая же цепь была в тот момент на моей шее). Затем дон Хуан, сам член Ордена, предъявил грамоту от Его Католического Величества о зачислении Володи и Тимофея в орден, и позволявшую вице-королю замещать орденмейстера при посвящении поименованных грандов в члены Ордена.
Затем Донья Ана зачитала грамоту от Её Католического Величества, зачисляющую "вице-королеву Русской Америки, донью Елену, принцессу Росскую, и донью Елисавету, принцессу Николаевскую и Радонежскую, баронессу Ульфсё", в орден Топора – древнейшего женского ордена при испанской короне. Им же были подарены золотые и серебряные индейские украшения, а также драгоценные китайские шелка, привезённые из Манилы.
И, наконец, лично мне были подарены томики Сервантеса и Лопе де Веги, а затем один из слуг принёс маленькую шкатулку, и дон Хуан торжественно сказал:
– Дон Алесео, как вы знаете, наши жизни и наш корабль спасли жители вашей колонии на Бермудах. А как раз перед нашим отъездом мы узнали, что один из португальских кораблей был унесён штормом по дороге в Рио-де-Жанейро. Когда на галеоне кончались вода и продовольствие, они увидели остров. Это оказалась ваша Святая Елена. Как и нас, их там приняли весьма радушно, отремонтировали их корабль, после чего галеон смог продолжать путь, а вам просили передать шкатулку и конверт. Увы, шкатулка пропала по дороге из Лиссабона в Кадис, да и конверт долго не могли найти. Он пришёл в Мехико как раз перед нашим отъездом.
На самом конверте было написано по-русски и по-португальски:
"Его сиятельству князю Николаевскому Алексею в собственные руки".
А в самом конверте находилась записка:
"28.02.1605 от Рождества Христова.
Алексей, здравствуй! На Святой Елене всё хорошо. Продовольствия хватает, форт в порядке, болезней и эпидемий не было. С твоего прихода родилось триста двадцать три ребёнка, умер один человек. Запасов хватает. Карты, списки родившихся и другие документы в шкатулке. Андрей Лемехов, секретарь Совета правления Святой Елены."
Я подошёл к Володе и сказал:
– Хорошая новость. На Святой Елене в прошлом феврале всё было нормально. Надеюсь, что и сейчас не хуже. А про Бермуды мы уже знаем…
Той ночью, я сказал Лизе:
– Ты знаешь, я сегодня впервые буду заниматься любовью с дамой ордена Топора.
– Бери выше. Тебе посчастливится переспать с самой настоящей женой кавалера ордена Алькантары. Тебе ещё повезло, что я об этом раньше не знала.
Во вторник, восемнадцатого октября, мы принимали дона Хуана и дона Исидро с жёнами на борту "Святой Елены", и Вера со своими девочками превзошли самих себя. Всё, от закусок и до тортов, привело наших гостей в неописуемый восторг, и донья Ана даже взяла у Веры несколько рецептов, которые Инга перевела для нашей гостьи на испанский. Понятно, что готовить будет не сама донья Ана, а её повара, но всё равно будет приятно, если в кухню Новой Испании, а то и материковой, войдут и русские блюда.
А я обсудил с доном Хуаном создание постоянной миссии в Мехико, а также возможность использования порта в Веракрусе и дороги оттуда через Мехико в Санта-Лусию для новых переселенцев. Насчёт первого он сначала уточнил:
– А будет ли у ваших людей возможность связаться с вашей столицей? Так, как вы тогда сделали, когда договаривались с доном Владимиро о нашей встрече?
– Подобная возможность будет, пусть не прямая.
– И вы дадите мне слово, что ваши люди не будут шпионить.
Я мысленно подумал, что жаль, но вслух сказал:
– Даю вам слово, дон Хуан.
– Хорошо. В будущем можно будет обдумать создание и нашей миссии у вас в столице, либо хотя бы в Новой Тавриде – так вы вроде бы назвали свой анклав? Но не сейчас – слишком уж далеко ваш Росс даже от Санта-Лусии. А пока присылайте ваших людей, а мы выделим им дом недалеко от вице-королевского дворца. А ещё лучше будет, если вы приедете сами. Тогда же мы обсудим и вопросы, связанные с дорогой через Веракрус.
– С удовольствием, дон Хуан. Если получится…
– Вот, например, у нас вот-вот впервые откроется первый в Новой Испании театр. И в воскресенье, одиннадцатого ноября, состоится его торжественное открытие – по моей просьбе, будут давать "Сумасшедших валенсианцев" Лопе де Вега. Мы с доньей Аной были бы очень рады, если бы вы смогли на этом присутствовать!
– Вряд ли получится, дон Хуан – мне желательно будет вернуться в Росс. Хотя я постараюсь… А если не в ближайшее время, то в начале нового года! Ведь театр, я надеюсь, будет работать и дальше…
– Жду вас, дон Алесео! А сейчас нам, увы, уже пора – мы с доном Исидро сегодня же уезжаем обратно в Мехико.
– А не опасно? Ведь ночью в горах всякое может случиться.
– Мы недавно построили несколько paradores – это гостевые дома, где могут остановиться путники, и в каждом есть корпус для грандов и идальго, в том числе и для вас и для ваших людей. Первый из них – в трёх часах пути, так что мы доберёмся туда ещё засветло.
Мы распрощались, и вице-король уехал вместе с доном Исидро. Вечером того же дня мы посетили дона алькальде с семьёй – всё-таки, как бы ни был хорош дон Хуан, но старый друг лучше новых двух. А после этого мы собрались в одном из баров "Святой Елены" и заслушали Федю Князева, который, пока мы занимались протокольными мероприятиями, весьма плодотворно провёл время с местными негоциантами.
Одной из его договорённостей было открытие "зоны свободной торговли" на границе Новой Тавриды и испанских владений. Размещена она будет на кусочке территории между бухтой Святого Марка и Акапулько, отошедшем нам в ходе переговоров о границах Новой Тавриды, чуть севернее Эль-Гитаррона, древнего поселения ольмеков. Эта зона имела собственный выход к морю, где Федя предложил порт для иностранных торговых кораблей.
В процессе обсуждения его инициативы, Володя предложил построить там же православную церковь и школу для всех желающих, а Лиза – клинику, где будут лечить и испанцев, и наших, и индейцев. Именно так, по их словам, можно будет ещё сильнее привязать наших соседей к нам.
А я подумал, что мы пропустили одну важную деталь. В Новой Тавриде находились ещё четыре деревни йопе – поменьше, чем Акатль-поль-ко, но с суммарным населением в несколько сот человек. Задачей моего ведомства будет позаботиться и о них – ведь и в новой части нашего анклава нужны и школы, и клиники… С учителями проблемы не будет – в Акатль-поль-ко есть немало молодых людей, закончивших нашу школу, и организованы учительские курсы. Кроме того, найдутся желающие и в Россе отправиться работать в Новую Тавриду – в том числе и из-за прекрасного климата и замечательных пляжей. Ведь в девяносто девятом году в новосозданную местную школу приехало сорок учителей, причём желающих было в четыре раза больше. То же и с местными клиниками – тем более, что год в клинике в индейской деревне является ныне обязательным для молодых врачей.
– А мы с Лизой это уже обсуждали, – кивнула Лена после моих слов. – Как только будут построены здания, придёт первая партия – и учителей, и врачей.
– Придётся нам покататься по местным деревням, познакомиться с местным народом и рассказать им об их новом статусе. Надеюсь, они будут не против.
– Не будут, – уверенно сказала Ксения. – От испанцев они видели мало хорошего. Я поеду с вами – можно будет взять и папу, ведь он пользуется большим авторитетом у йопе. И ещё – желательно сразу же предложить их молодёжи, из тех, кто окажется поспособнее и выучит язык, возможность дальнейшего обучения в Калифорнии.
– Так и поступим, – сказал я.
Вася же, послушав нас, добавил:
– Ребята, нужно будет в любом случае разработать охрану границ – я этим займусь. И неплохо было бы включить в состав пограничной службы по нескольку йопе из разных деревень. Тем более, они и местность знают, и с населением договорятся. А русский язык они и в армии выучат.
– Но только добровольно, – сказал я. – По крайней мере, поначалу.
– Именно так, – кивнул Вася. – Всё равно много мы не переварим – но процентов пять-десять в начальной стадии будет то, что надо.
Хорошо в бухте св. Марка – песок белый, солнце светит, море тёплое, волн практически нету, девочки красивые голышом… Впрочем, последнее, за исключением любимой жены, не для меня. Зато с ней мы то в воде, то на пляже, то со стаканчиком местного сока, перемешанного с молоком и сахаром, то со свежим кокосом, у которого срублена верхушка…
Но первые дни в Новом Севастополе – именно так было решено назвать наш посёлок напротив Акатль-Поль-Ко – были скорее суматошными. Нет, утро мы проводили на пляже, пока солнце не начинало припекать. Но потом я отчаливал до вечера. Иногда я даже успевал искупаться до заката; один раз полез в воду, когда солнце уже начало краснеть, но Сиуатон придержала меня – мол, в это время в бухту приходят акулы, если не видно дельфинов – их рыбы с острыми плавниками почему-то боятся. И правда, вскоре над водой появились те самые треугольные плавники, и я понял, что наша подруга была права.
А дела были самые разные. В первый же день состоялась церемония приёма всех желающих жителей Акатль-Поль-Ко в русско-американское подданство. Точнее, всех жителей деревни – причём для них это было праздником. Женщины в ярких блузах-уипилли и юбках-куэйтль, мужчины в белых плащах-тилматли, повторяли за Чималли текст присяги на науатле. А затем были пир и танцы до упаду…
А на следующий день я, Ксения, Чималли и Вася поехали в Бехуко, первую из наших новых деревень. По дороге, Ксения рассказала про йопе и про то, что здесь было до и после пришествия испанцев. Йопе были хорошими воинами и единственным племенем, которое ацтекам так и не удалось покорить. Впрочем, Ксения добавила, что это могло быть и потому, что не очень-то они были ацтекам нужны – здесь было слишком жарко для горных народов, ни серебра, ни золота, ни нефрита здесь не добывалось, земля была менее плодородна, чем в центральной Мексике, а рыба среди ацтеков не пользовалась спросом, да и довези её до Теночтитлана, эту рыбу… Но, как бы то ни было, священный город племени, Теуакалько, завоёван не был и прекратил своё существование лишь после прихода испанцев, когда прибывшие конкистадоры осквернили храмы и священные пещеры и запретили индейцам жить в городе. Камень из Теуакалько частично был использован при строительстве Санта-Лусии и даже пиратской базы в бухте святого Марка.
– Лёша, ты не представляешь, что для нас, йопе, означает Теуакалько! И что теперь мы сможем открыто его посещать – при испанцах, он был под запретом для нас, и испанцы время от времени отлавливали тех, кто отваживался туда пробираться. А потом они попадали в руки инквизиции – ведь считалось, что те, кто посещает город – скрытые язычники.
– Их казнили?
– При прежних инквизиторах было и такое. А в последнее время этих несчастных использовали на тяжёлых работах. В том числе и на сносе строений в городе и переправке камня в Санта-Лусию. Многие погибали под грудой камня либо от жары – во время работы им не давали даже воды.
– Это произошло и с моим дядей, – тихо сказал Чималли. – Нам потом рассказали, что после окончания рабочего дня, на закате, он просто лёг на землю. Надсмотрщики-метисы начали бить его ногами, но он не вставал. Оказалось, он уже был мёртв. Его тела нам не выдали – всех умерших они сваливали в яму и заставляли других заключённых закапывать её. Прекратил это падре Лопе, нынешний инквизитор; он запретил дальнейшую добычу камня в Теуакалько, а также приказал всех пленников инквизиции снабжать водой и кормить во время работы. Кроме того, он отпустил практически всех уже приговорённых, сказав, что наказание несоразмерно с их преступлением. Но даже тем, кто считался свободным, приходилось работать не покладая рук.
Испанцы ввели систему под названием "энкомьенда". Означает это, как ты, наверное, знаешь, "попечение". На самом деле индейцев заставляли работать на "энкомендеро", а за это он должен был обучить их христианству и испанскому языку. На деле это означало каторгу для всего населения, а вкупе с болезнями – и массовую смертность. В Акатль-поль-ко до прихода испанцев жило более двух тысяч человек, сейчас – чуть более шестисот, да и то если считать с детьми, родившимися уже после вашего прихода. В Бехуко было более тысячи, сейчас, наверное, двести пятьдесят. В Какауантепеке и Чапултепеке – чуть больше. А в Куките не более ста пятидесяти. Другие деревни стоят и вовсе заброшенными.
Дальнейшую часть пути мы ехали молча – должен признать, ещё и потому, что я отвык от поездок верхом, и у меня "там" всё болело. Но в деревне нас приняли с ликованием, и, после того, как Чималли им разъяснил их новый статус, все немедленно изъявили желание стать подданными России, и мы провели соответвующую церемонию. То же произошло на следующий день в Какауатепеке, с той разницей, что на этот раз мы взяли с собой и Лизу, которая посетила всех больных – и там, и в Бехуко. Затем пришла очередь и других двух деревень.
А на шестой день, двадцать третьего октября, пришёл с утра Чималли и торжественно объявил, что всю нашу делегацию хотят сделать членами племени йопе и почётными жителями Акатль-поль-ко. В обед с нас сняли мерки, а вечером, после захода солнца, семеро из нас – Володя, Лена, Саша, Коля, Вася, Лиза и я – стояли на помосте на деревенском сокало. Я ещё подумал, что впервые для подобной церемонии нам пришлось не раздеться, а, наоборот, одеться после пляжного "дезабилье". Продолжалось это недолго, что нельзя сказать о последовавшем пире…
А двадцать четвёртого мы посетили местную школу. Пока здание было временным и состояло из длинных хижин, покрытых пальмовыми листьями, со столами почти во всю длину внутри. Постоянное здание строилось чуть поодаль, на окраине селения. Индейцы, кстати, с удовольствием работают на стройках – здесь мы ввели несколько более смешанную систему, чем в метрополии с её "военным коммунизмом", и индейцам за работу платят, хотя, конечно, не так уж и много. Мы экспериментируем с налогом – пока "натурой", сиречь продовольствием и кое-какими поделками, а не тем, что вы, наверное, подумали. Если учесть, что услуг стало намного больше, а налоги – в несколько раз меньше тех поборов, которые они платили испанцам, то индейцы вполне довольны. Тем более, работать их испанцы заставляли бесплатно – Санта-Лусия построена индейцами, которых просто пригнали туда, и рубцы от испанской плётки есть у очень многих, равно как и память о погибших родственниках.
Местные мальчишки и девчонки просятся в "метрополию" учиться, и Косамалотль как раз отбирает тех, кого мы с собой возьмём. Для этого необходимо согласие родителей, знание русского языка хотя бы на начальном уровне, а также, по представлению учителей, сообразительность и умение себя вести. Мы возьмём с собой десять человек, и каждые полгода, вместе с заменой гарнизона, будем отбирать ещё по десять. На этот раз мы берём одиннадцатую ученицу – Чималли согласился отпустить Сиуатон, добавив:
– Пусть так же хорошо учится, как Косамалотль, и тоже большим человеком станет. И такого же хорошего мужа найдёт. А я как-нибудь переживу…
Впрочем, у меня возникло впечатление, что он что-то не договаривает, а пару раз мне показалось, что я видел его с некой женщиной. Впрочем, может, и правда показалось… А если и нет, то я рад за него – всё-таки, пока он растил дочерей, личной жизни у него не было.
Уходить мы собирались в воскресенье, двадцать девятого октября, сразу после литургии. Но в субботу начало штормить, и нам даже пришлось перебраться в гостиницу, причём вовремя – утром в воскресенье мы увидели, что наших шалашей больше не было – то ли их унесло ветром, то ли смыло волнами. Индейская деревня пострадала, как ни странно, намного меньше, хотя и там придётся много чего восстанавливать. В частности, унесло полностью навесы, использовавшиеся как школа, и занятия было решено пока перенести в зал для заседаний на первом этаже гостиницы.
Со стороны военной базы, защищённой высоким берегом, не пострадало практически ничего, а на "Святой Елене" вовремя убрали шезлонги и осушили бассейн. Но с выходом в море решили погодить – даже на такой махине, как наш лайнер, идти по огромным волнам – то ещё удовольствие. Мы с ребятами съездили в Санта-Лусию, чтобы предложить свою помощь, но город был построен качественно, и были потеряны лишь некоторые рыболовецкие баркасы и лодки, а также немалая часть урожая в садах. Дон Висенте немедленно пригласил нас к себе, и, хоть мы и просили его особо не беспокоиться, ещё раз устроил для нас и наших "идальго" весьма неплохой обед, в котором гвоздём программы был… цыплёнок по-киевски. Его мы подавали, когда дон Висенте с семьёй были у нас в гостях, и донья Пилар не просто записала тогда рецепт, но и смогла добиться того, что её служанки весьма грамотно его воспроизвели.
В понедельник облака унесло ветром, волнение начало утихать, и во вторник наши дамы опять пошли на пляж, а в среду и мы к ним присоединились. Выход в море назначили на пятницу, хотя "Йопе" и "Чумаш" уже в четверг вышли в море – примерно в эти дни ожидался приход очередной партии серебра из Кальяо, и они решили посмотреть, не нужна ли кому-нибудь помощь.
Вернулись они к вечеру. Между ними шёл незнакомый корабль с единственной мачтой – другие были срублены. Чем ближе они подходили к пирсу, тем явственнее были видны пробоины на корпусе новичка.
Мне протянули бинокль, и я увидел надпись на борту незнакомца – The Golden Boar – "Золотой Кабан". Так-так, похоже, ещё один английский пират…
Под ним была другая надпись, более мелкими буквами – порт приписки. С большим трудом я смог разобрать и его – и не поверил сначала своим глазам. Написано там было следующее:
"Saint George, Bermuda"
Мне доложили, что капитан "Йопе", увидев корабль лишь с одной мачтой, решил подойти и узнать, не нужна ли помощь. Но "Кабан" поднял красный флаг, в углу которого находилось белое поле с красным же крестом – флаг британских корсаров, и дал залп по "Йопе", К счастью для нас, шальная волна опустила правый борт, и выстрелы пошли в море – а вот пара выстрелов с носового орудия "Йопе" вкупе с пулемётами, работавшими по палубе и по пушечным портам, а также появившийся по другому борту "Чумаш", заставили "Кабана" сдаться на милость победителей.
Выжило всего четверо корсаров – сам капитан, который нырнул в люк, увидев, что "купец" оказался не таким уж и беззубым; рулевой, штурман, и ещё один человек, оказавшийся корабельных дел мастером. Вася распорядился разместить их в нашем "ханойском Хилтоне" – именно так я прозвал камеры, оставшиеся в старой пиратской крепости, а затем стал их вызывать по одному, начиная с капитана. Вася хоть и неплохо знал английский, но с языком семнадцатого века у него были серьёзные проблемы. Впрочем, даже для меня при первых беседах с Джоном и его семьёй было не так просто их понять, а им – меня. Зато теперь я его понимаю достаточно хорошо, и я вызвался быть переводчиком. А то, что я ещё и "министр", а также носитель кучи титулов, ему знать не обязательно.
Капитан "Кабана" оказался человеком лет сорока пяти со старым шрамом на щеке. Когда его ввели, он развалился, надменно посмотрел на нас и вдруг сказал наглым тоном:
– Меня зовут сэр Джеймс Кидд. Я капитан флота Его Величества Короля Якова I. Ваши люди в ходе пиратского нападения на "Золотого Кабана" захватили наш корабль и убили большую часть моей команды. Требую немедленного освобождения моих людей и выплату компенсаций за жизнь погибших, за мой корабль, и за причинённый ущерб, а также доставку меня и моих людей в ближайшую английскую колонию – на Бермуды.
– Ну что ж, уважаемый сэр, очень интересно было узнать вашу фамилию. Не тот ли вы Джеймс Кидд, который ходил с Дрейком в оба его похода и грабил Картахену? А то мы немного про вас наслышаны.
– Сэр Дрейк действовал тогда в полном соответствии со своим корсарским патентом, и имел полное на это право. То же действует и в моём отношении.
– А что за патент такой?
– Подписанный самим королём Яковом. Он даёт нам полное право на любые действия в отношении недружественных государств, таких, как Испания и так называемая Русская Америка.
Тут уже не выдержал я.
– Интересно. И ваш жирный монарх в перерыве между очередными б***ствами сочиняет такие писульки?
Капитан побледнел, встал и попытался отвесить мне пощёчину. Да, неплохо меня натренировали в самообороне – может, даже слишком. Удар в корпус, и сэр Кидд рухнул – Вася еле успел подхватить его, чтобы тот не ударился головой о стену каюты. Вообще-то мы хотели сделать Васю "злым следователем", а меня "добрым", но получилось с точностью до наоборот. Тем не менее, урок пошёл Кидду на пользу – наглость как рукой сняло, и, оправившись от удара, он стал весьма разговорчив. Но допрашивать его стал в первую очередь я – такого рода сведения были по моей линии.
– Каким образом Бермуды стали английскими?
– Я просто морской офицер, всего не знаю, не бейте меня больше – запричитал он, увидев, что я опять привстаю. – Знаю, что в начале 1604 года Англия решила поддержать шведов, которые воевали против вас и вашего короля Густава.
– Не нашего короля, а шведского регента.
– А тут ещё и поляки прислали посольство, а в нём были люди от вашего короля Димитрия.
– Интересно. А что за король Димитрий?
– Сын вашего короля Джона Ужасного, который хочет вернуть престол у узурпатора Бориса. Прислал он принца Димитрия Курбского. И принц Курбский подписал бумагу, что все американские колонии России нелегитимны, и что права на них передаются английской короне. И что все те, кто именует себя "русскими американцами", объявляются вне закона.
– Димитрий, сын короля Ивана Грозного, погиб около двадцати лет назад. А самозванец, от которого к вам приехал сын предателя Иоанна Курбского, от имени России никаких обещаний раздавать не имеет права. Так что с Бермудами?
– Королева Елисавета послала туда четыре военных корабля. Но когда мы пришли к Бермудам, мы попали в шторм, потопивший два из них. Два других еле-еле смогли попасть внутрь Бермудского архипелага. Если б не русские, которые там незаконно хозяйничали, мы бы, наверное, разбились о рифы. Но они прислали лоцмана, который провёл нас в гавань поселения. Не помню уже, как они его именовали, но теперь оно именуется Сент-Джордж. Там нам помогли починить наши корабли, и тогда мы вышли в гавань и расстреляли их крепость и их единственный корабль из пушек. Корабль сейчас на дне гавани, крепость взорвалась при попадании туда нескольких ядер, у нас погибло двадцать человек – от двух ядер из крепости.
– Вы лично в этом участвовали?
– Да, я был лейтенантом на корабле "Лайон", который наряду с "Уайт Бэр" участвовал в Бермудской операции.
– А что с русскими?
– В живых оставалось одиннадцать человек, и уже не помню сколько баб и их детёнышей. Командир эскадры, адмирал Джон Пикеринг, приказал их всех повесить. Весёлое было зрелище! Как они плясали на верёвке! А с бабами мы сначала повеселились, а потом заставили их пройти по досочке. Детёнышей же просто в море побросали.
Я почувствовал, что всё во мне закипает, и мне с огромным трудом удалось спросить ровным голосом:
– И сколько русских вы нашли мёртвыми?
– Сколько было на корабле, не знаю, но мало – неполная команда. А в крепости тридцать два человека.
– И никто не спасся?
– Кому-то, наверное, удалось спрятаться в пещерах на главном острове – раза три туда ходили наши команды, но где-то далеко были слышны выстрелы, и больше своих мы не видели. А когда мы туда послали целую роту, они никого не нашли, но несколько солдат и лейтенант Дилберт пропали без вести.
– Значит, кто-то ещё жив…
– Вряд ли. Думаю, все русские поумирали от голода и холода. Есть же нечего. Хотя… – и он задумался. – На островах много диких свиней – раньше там пытались селиться испанцы и португальцы, сами они не выдержали тамошней жизни, а вот свиньи остались. А вода есть в пещерах – там подземные ручьи и даже озёра. Но, пока я там был, больше на Главный остров никто не ходил.
– А что дальше было в Сент-Джордже?
– Адмирал Пикеринг произвёл меня в капитаны – ведь капитан "Лайона", Томас Уотерфорд, погиб при штурме русской крепости. А затем нам было приказано вернуться в Саутгемптон, с адмиралом на борту.
– А кто остался главным на Бермудах?
– Губернатором, как я потом узнал, Её величество назначила сына адмирала, сэра Томаса Пикеринга.
– А Томас участвовал в этой операции?
– Да, он тоже был лейтенантом на "Лайоне". Он и был председателем трибунала, на котором русских приговорили к повешению.
Ну что ж, подумал я, оба Пикеринга не жильцы на этом свете.
– Понятно. А почему ты больше не на "Лайоне"?
– Когда мы вернулись в Саутгемптон, корабль отдали другому капитану, а меня уволили. У меня оставались деньги – я был в команде Дрейка, когда он захватил и сжёг Картахену. На них я построил "Золотого Кабана", в честь моей любимой таверны, и летом прошлого года мы ушли в плаванье. Хотели зайти на Святую Елену для пополнения запасов воды, но там уже чья-то колония, побоялись, вместо этого направились на Тристан-да-Кунью и далее к мысу Горн и к берегам Южной Америки. Нам ещё в Англии рассказали, что к берегам Новой Испании соваться не нужно, здесь русские патрули, зато из Перу в Санта-Лусию ходят галеоны. И нам повезло – в июне мы захватили галеон с грузом серебра и золота, но сами при этом понесли значительные повреждения, и нам пришлось искать лёжку.
– Где именно?
– Есть на Тихом океане испанский порт Буэнавентура. Точнее, был – как нам рассказали пленные испанцы, его восемь лет назад уничтожили индейцы. А недалеко от того места, где он находился, есть остров, который испанцы именуют Горгона – говорят, потому, что там множество змей. Там хорошая гавань, есть свежая вода, густой лес, и водятся звери, похожие на небольших свинок, так что есть и свежее мясо. Вот только про змей испанцы не врут – я потерял полдюжины матросов и лейтенанта Джеймисона от змеиных укусов. Так что, когда мы наконец-то смогли поднять паруса, мы оставили это змеиное гнездо без сожаления. Хотели уже возвращаться домой, на Бермуды, но по дороге увидели другой галеон и пошли за ним, нагнав его милях в ста к югу отсюда. Он сразу спустил флаг, увидев нас – подумали, наверное, что мы им сохраним жизнь. Но нам было незачем, чтобы про наше присутствие здесь знали. Так что, как и команда первого галеона, они очутились в желудках у акул.
Но мы не были готовы к урагану. Он пришёл не с Тихого океана, а из Карибского моря, пройдя по суше. Мы смогли спасти корабль, обрубив все три мачты, но ветер принёс нас сюда. И только мы смогли установить одну мачту, как ваши корабли нас захватили… Прошу вас, не убивайте меня! Я вам всё рассказал, а у меня в Англии жена и двое детей… вы же не сделаете их сиротами?
И он бухнулся на колени. Да, подумал я, где тот развалившийся на стуле наглец в начале допроса? Вася же приказал:
– Нарисуешь карту Бермуд, причём укажешь, где ваши посёлки и укрепления, а где в пещерах были слышны выстрелы. Ну и также карту твоего этого острова со змеями. И опишешь ваше плавание во всех подробностях.
– У меня в каюте есть судовой журнал, в нём всё есть. Там же вы найдёте и карты этих островов – их составил мой штурман, Томас Джеффрис. Хороший штурман, но к бою непригоден – отказывается убивать, как он выразился, мирных людей после битвы. Так что после возвращения на Бермуды я собираюсь – собирался – выгнать его взашей, нашёл бы там другого.
– И много у вас было таких?
– Ещё наш рулевой, Джеймс Адамсон, и корабел, Стивен Данн. Его я взял, потому как он племянник человека, с которым я когда-то служил у Дрейка. Корабел он оказался очень хороший, именно он сделал "Кабана" таким быстрым, поэтому я его и взял с собой – а вдруг его придётся чинить. В боях он не участвует, мы его запираем в каюту для пленных, благо пленных у нас нет. Зато после боя с "Сан-Антонио" всё нам починил, как миленький. А Адамсон стоял при каждой битве у руля, он моряк опытный, но от него я тоже отделаюсь. Отделался бы. Слишком он мягкотелый, и пытался уговорить меня не убивать хотя бы пассажирок галеона.
Так, подумал я, вот и хорошо. Кроме тебя, все, кто выжил, не преступники. А с тобой мы разберёмся.
Капитана отконвоировали в камеру, а мы с Васей пошли к Володе обсудить ситуацию. Было ясно, что придётся идти на Бермуды – наших людей, если там кто-то выжил, нужно будет спасти, и чем скорее, тем лучше. И выходить нужно не позже середины декабря, чтобы обойти мыс Горн в январе либо начале февраля, а лучше раньше.
Обсудили мы и второй вопрос – что нам делать с капитаном, и что с тремя другими. Мы никого никогда не казнили – за нас это делали то мивоки, то испанцы. Но то, что Кидд сделал с нашими людьми на Бермудах, однозначно должно караться смертью. Мы договорились, что сделаем это там же, в крепости, незадолго до нашего ухода. А трёх других мы задумали пока взять с собой в Росс, а там видно будет. Особенно корабела – у меня возникла мысль, что он – племянник нашего Джона.
Но когда конвойные пошли за следующим пленником, чтобы отвести его на допрос, они увидели, что к решётке кто-то привязал пояс, а на нём висел Кидд с посиневшим лицом и вываленным языком. Вряд ли это было самоубийство – в камере не было ни единой табуретки – так что ему явно помог кто-то из его компаньонов. А то и все трое. Но мы сделали вид, что "так всё и было".
Меньше всего дал допрос рулевого, Джеймса Адамсона. Родом он был из шотландского Абердина, но в один прекрасный день судно, на котором он служил, было выброшено на скалы у острова Уайт. В близлежащем Саутгемптоне он узнал, что некий капитан Кидд набирает команду. Именно он был у руля, когда "Кабан" захватил галеон "Сан-Антонио", после чего Кидд его обнял и назвал лучшим рулевым, какого он когда-либо видел, и пообещал лишнюю половину доли при дележе добычи.
Но, когда двух женщин с галеона – жён испанских чиновников, возвращавшимся в Манилу к мужьям – пустили "по кругу", а потом вместе со всеми испанцами заставили пройти по доске, Адамсон был в числе немногих, кто потребовал, чтобы его высадили в ближайшем порту. Двух матросов помоложе, также заявивших протест, заставили пройтись по доске вслед за испанцами, а Адамсону Кидд лично выбил два зуба и сказал, что если он ещё раз так взбрыкнёт, то и самому придётся прыгать в море вдали от берега. Да и обещанная дополнительная половина доли ему более не светит.
Мы предложили Адамсону отпустить его в Санта-Лусии, но он испуганно запричитал:
– Помилуйте, этим испанцам все равно – убивал ты подданных их королей или нет. Повесят, как пирата.
– А если мы замолвим за тебя слово?
– Всё равно повесят, как только вас рядом не будет.
– Но ты же понимаешь, что в Англию мы тебя доставить не сможем.
– Мне в Англию лучше и не надо – начнутся вопросы, где твой корабль и как у тебя получилось вернуться обратно. А можно к вам, в Россию?
Подумав, я сказал:
– Если ты готов принять православие и научиться говорить по-русски, тогда я подниму этот вопрос сегодня же вечером.
– Ох, пожалуйста!! Смилостивитесь над бедным матросом!
Следующим к нам привели Джеффриса. Тот, как оказалось, родился в Белфасте – сын отца-шотландца из Глазго и матери-ирландки из Баллимины, куда его отец переселился в юности. Оттуда семья и переехала в Белфаст, где отец работал на верфи. Сам же Джеффрис ушёл в море ещё юнгой, и к сорока годам дослужился до штурмана. Как и Адамсон, он в конце концов оказался в Саутгемптоне. Кидд нашёл его сам и предложил ему двойную долю, но Джеффриса привлекли не столько деньги, сколько возможность повидать дальние края. После истории с командой "Сан-Антонио", он понял, что зря согласился на этот вояж, но делать было нечего до возвращения в Англию или хотя бы на Бермуды. Точно так же, как и Адамсон, Джеффрис попросился остаться у нас. Подумав, я решил, что неплохо было бы сделать их инструкторами в нашей мореходке, и решил поднять этот вопрос на заседании Совета.
А вот Данн оказался совсем другим. Он был потомственным корабелом, его отец считался одним из лучших кораблестроителей в Саутгемптоне. Он был самым младшим из семи братьев, и шансов унаследовать хоть часть родительской верфи у него не было вообще, а на свою верфь не хватало денег. Его ожидала жизнь мастера на родительской верфи. Не так уж и плохо, но верфь должен был рано или поздно унаследовать старший брат – Джеффри, который не любил Стивена с самого детства. Примерно по той же причине младший брат отца, Джон, когда-то ушёл в море с Дрейком вместо того, чтобы работать у своего брата Дэвида, отца Стивена. И, когда Джон вернулся, Дэвид отказался с ним общаться. Маленький Стивен любил тайно навещать дядю, а тот всегда угощал его дорогими яствами и даже винами, которые в доме отца-трезвенника были строжайше запрещены. Тот пил только эль, который алкогольным напитком не считался.
И когда на верфи Дэвида Данна строился "Золотой Кабан", Кидд, узнав от других мастеровых, что Стивен из всех братьев самый лучший мастер, заговорил с двадцатилетним юношей и уговорил его уйти с ним в плаванье, обещав ему, что денег, которые он заработает в путешествии, хватит ему на собственную верфь на Бермудах.
– Он так и сказал, мол, будем заселять Северную Америку, и твоя верфь будет очень нужна. Там и дерево растёт подходящее – бермудский кедр, и от кораблей, потрёпанных при переходе через Атлантику, отбоя не будет…
Да, подумал я, и этот кедр будет вырублен всего за несколько десятков лет, останутся до наших дней всего лишь пара десятков деревьев. Впрочем, о чём это я? История-то изменилась, и надо будет постараться, чтобы и кедр, и бермудская цикада, и бермудская кваква, и другие тамошние животные и деревья не исчезли с лица земли…
Как и двое других, Данн понял, что совершил ошибку, когда увидел "весёлую" расправу над командой и пассажирками первого галеона. Впрочем, как и Джеффрис, он понял, что выбора у него не было, но решил поговорить с Киддом. Тот лишь сказал, что ничего не поделаешь – его матросы давно не видели женщин, и всё лучше, чем когда они предаются греху мужеложества. Более того, вместо угроз, Кидд пообещал ему двойную долю, такую, которую получают лишь боцман и штурман – он очень хорошо понимал, что в услугах Данна он нуждался. Стивен доказал это, восстановив "Кабана" после боя с "Сан Антонио". Он даже сумел внести кое-какие изменения, и у корабля появился дополнительный узел скорости.
Я рассказал ему, что его дядя не просто жив и здоров, но что он один из самых наших уважаемых кораблестроителей. Более того, даже не дожидаясь вечернего совета, я, превысив свои полномочия, предложил ему переселиться к нам. Я пообещал ему обучение инженерным наукам, работу на верфи Форт-Росса либо Алексеева, а в перспективе и более важные должности. Единственным условием было принятие православия и присяга русскому царю и Русской Америке. И он сразу согласился – что, забегая вперёд, оказалось совсем неплохим решением и для него, и особенно для нашего кораблестроения.
Вечером, мы собрались "малым советом" – Володя, я, Лена, Лиза, Тимофей, Коля, и Вася. С моим предложением принять трёх "уклонистов" в свои ряды согласились все. Второй темой, намного более сложной, был вопрос освобождения Бермуд и спасения наших людей. Кроме того, нужно было там укрепиться, а также наказать англичан так, чтобы им в будущем было неповадно.
Взглянув на меня, Володя сказал:
– А теперь послушаем начальника транспортного цеха.
Причём тут был какой-то "транспортный цех", я не знал, но подумал, что он говорит про транспорт, и предложил:
– Придётся "Колечицкому" идти до Бермуд – иначе мы не сможем дозаправить "Победу". А оттуда она пойдёт через Балтику в Николаев. Можно по дороге подойти к паре английских портов и пострелять чуток – по военным кораблям, по верфям, ну и так далее.
Володя задумался, потом сказал:
– И потом точно так же обратно? Ведь несколько сотен человек нужно будет высадить на Бермудах. Кого-то на Барбадосе, кого-то на Тринидаде. Но остальных вновь придётся тащить вокруг мыса Горн.
К моему удивлению, ответила моя Лиза:
– Ребята, а почему бы не устроить перевалочную базу, например, на Барбадосе? Там климат хороший, малярии и других тропических болезней нет.
– Можно, но лучше на Тринидаде – там есть нефть. И он тоже теперь наш. Купленный за наше кровное золото. Бурить там глубоко не нужно – справимся. Да и перевезти туда небольшой примитивный нефтеперегонный заводик, такой, как во Владимире – не проблема.
– Можно и там. Климат там похуже, но тоже вроде ничего. И ещё. А зачем каждый раз огибать Южную Америку?
Володя удивился:
– То есть как это? Панамского канала в наличии не имеется.
А Лена сказала:
– Лиза, ты молодец. Конечно же, испанцы вроде ещё тогда переправляли золото и серебро по Панамскому перешейку. Что если с ними договориться?
– Нет, Панама – не лучшее место, как раз там множество тропических болезней. Лёша же предложил маршрут Веракрус-Мехико-Санта Лусия. А здесь, в Новом Севастополе, можно будет устроить перевалочный пункт. И, с точки зрения болезней, проблемным будет лишь Веракрус, там встречается малярия. Зато зимой комаров там намного меньше, и риска практически нет.
Я не выдержал и расцеловал жену. Вырисовалась следующая картина:
"Колечицкий", "Победа" и "Мивок" уходят вокруг мыса Горн. После захода на Святую Елену, "Мивок" пойдёт на Тринидад, где выгрузит людей, буровую установку и оборудование для завода, далее на Барбадос, где начнут строить город с пересыльным лагерем. И там, и там можно на первых порах обойтись палатками. А "Победа" и "Колечицкий" пойдут на Бермуду и освободят их. Далее Англия, Николаев, Александров… Привезём дополнительных колонистов для Бермуд и Карибов. После первого рейса, "Мивок" доставит меня с ребятами в Веракрус, и мы пойдём через Мехико в Новую Тавриду. А "Победа" вернётся в Николаев за следующей партией. И будет ходить по тому же маршруту – ведь от желающих переселиться в Невском Устье отбоя нет, а нам лишние колонисты не помешают уж никак.
Когда народ согласился с моим предложением, я добавил:
– Но сначала нужно будет договориться с доном Хуаном. А для этого нужно будет поехать в Мехико. И заодно основать там миссию, как я и договаривался. Послом пока можно будет назначить Колю, но желательно будет найти другую кандидатуру как можно скорее – Коля будет нужен в Россе, пока меня там нет. Есть кое-какие идеи. После поездки, вернусь в Росс, а сразу после Нового Года мы уйдём, заодно забросим нового посла в Новый Севастополь.
Вася, подумав, сказал:
– Лёха, тогда я с шестерыми ребятами поеду с вами. Двоих мы оставим с Колей и Александрой в городе – оба они и с рацией справятся – а потом пришлём туда ещё кого-нибудь. Ну и десяток здешних. А то мало ли что может произойти на местных дорогах.
На том и порешили.