Юнкер

Глава 16

— Вот здесь остановите, будьте любезны. — Я указал в сторону тротуара. — Приехали.

— Как пожелаете, ваше благородие.

Таксист — смуглый усатый дядька лет сорока с едва заметным южным акцентом — все-таки распознал во мне дворянина. Или просто на всякий случай обращался так ко всем, кто садился к нему в машину.

Я поправил капюшон, еще чуть надвинув его на глаза. Мне и в голову не пришло бы сбегать за ворота, одетым по форме — но и лицо на всякий случай тоже стоило скрыть. Там, куда я шел, мою тайну непременно сохранят, а случайные люди — вроде того же таксиста — едва ли узнают в пареньке в осенней куртке его сиятельство князя Горчакова.

И все-таки лучше не рисковать. Не хватало еще и вылететь из училища за самоволку

Такси — старенькая двадцать первая «Волга» с шашечками на дверях — негромко заурчала мотором за спиной и уехала. А я скинул капюшон и, уже не таясь, зашагал вдоль набережной прямо к воротам. Воротам дома, в котором мне уже приходилось бывать… но в тот раз я проникал сюда бесправным воришкой, лазутчиком из семьи врага.

Но сейчас древний закон — пусть и неписанный — на моей стороне. Я в своем праве. И если ее сиятельство княгиня Воронцова думала, что получится избежать железной хватки старшего Горчакова, присягнув младшему…

То пусть подумает еще.

Нет, я понимал, что все это не так уж сильно походило на предательство, на очередную часть заговора, в которой Воронцова снова оказалась не на нашей стороне — плевать. Еще по дороге, сидя на заднем сиденья такси, я не раз и не два задавал себе вопрос — а как бы поступил на моем месте дед?

И ответ находился только один. Единственный возможный и верный. Багратион не ошибся, назвав главу рода Горчаковых одним из умнейших людей всего дворянского сословия — и своего времени, и, пожалуй, нынешнего. Может, дед и сдал последние годы, и память порой его подводила. Но даже если и так, с ним и раньше считались скорее не за образование, дар оратора и выдающийся интеллект.

А потому, что боялись.

Того самого фирменного Горчаковского темперамента, который я как раз собирался продемонстрировать.

Ворота во двор дома Воронцовых оказались заперты — в два часа ночи никто здесь не ждал гостей. Но мне это было скорее на руку. Потому что иногда чем больше грохота и разрушений — тем лучше.

Лезвие Кладенца вырвалось из моей ладони и выросло чуть ли не в полтора человеческих роста. Я не успел сформировать законченное плетение — попросту не хватило бы сил — и просуществовало оно недолго. Всего две или три секунды неровного пламени, норовящего вырваться из рук — но и их оказалось достаточно. Вряд ли такая импровизированная и неполноценная магия справилась бы с Щитом или Латами умелого Одаренного.

Металл оказался слабее. Двумя взмахами гигантского огненного меча я не просто открыл себе путь, но и превратил прутья ворот в груду дымящегося железа. Наверняка тут же сработали сторожевые заклятья, и охрана уже мчалась сюда со всех ног.

Пусть бегут. Уж я-то знаю, чего на самом деле стоят местные безопасники… Те из них, кто пережил августовский вечер, когда дом Воронцовых превратился в поле боя.

Парень на входе — самый обычный дежурный, у которого, похоже, даже не было оружия, отважно попытался заступить мне дорогу. Я не стал калечить беднягу — просто подсек ему ноги недавно изученным Кнутом и на всякий случай припечатал сверху Молотом. Чтобы не вздумал подняться в ближайшие пару минут. Еще двое ломанулись из-за угла. Их я просто припугнул Горынычем. Огненное заклятье точно не навредило бы с такого расстояния — зато заставило спрятаться обратно.

Когда до двери оставалось буквально несколько шагов, навстречу мне выскочил еще один. Невысокий худой мужчина лет двадцати пяти-тридцати. Одаренный — и, пожалуй, даже чуть посильнее меня. Если не по потенциалу магического класса то формально — уж точно. Он не стал тратить времени на болтовню или возню с оружием, а сразу залепил в меня Булавой.

И застыл, разинув рот. Боевое заклятье, способное переломать человеку все ребра, не причинило мне никакого вреда. Не громыхнуло о Щит, не пролетело мимо — просто исчезло.

Да, такое удивляет. Особенно в самый первый раз.

— Что, не работает твоя магия? — участливо поинтересовался я.

И пробил Одаренному в челюсть. Трофейная «глушилка» не только отменно работала, но и оказалась достаточно увесистой. Не хуже свинчатки — мужик свалился, как подкошенный. А я разнес дверь в щепки Булавой и вошел в дом.

По странной иронии судьбы — там же, где не так давно держал оборону, защищая ее сиятельство от наемников.

В гостиной меня уже ждали. Стоило мне войти, на меня тут же уставились несколько стволов сразу… но стрелять не спешили.

Узнали. Не то, чтобы я за последнее время успел стать в доме Воронцовых желанным гостем, но кое-кто здесь видел меня явно не впервые. Я даже вспомнил имя охранника — Семен. Если бы я не приказал Воронцовой подлатать его магией, он вряд ли вообще остался бы в живых в тот день. Или умер бы не лестнице, истекая кровью, или сгорел бы заживо, когда в окна полетели огненные заклятья и бутылки с зажигательной смесью…

Хотя — при определенных обстоятельствах Семена вполне могли и пощадить. Чтобы было, кому рассказать, как именно и за что мой слетевший с катушек дедуля казнил княгиню Воронцову.

— Признал? — поинтересовался я, на всякий случай прикрываясь Щитом.

— Признать-то признал, ваше благородие. — Семен убрал палец со спускового крючка — видимо, чтобы ненароком не пальнуть — но винтовку так и не опустил. — Да только…

— Раз признал — тогда уйди с дороги, — отрезал я. — Разговор у меня к княгине есть.

— А что за?‥

— Виновата она передо мной. А чем — тебе знать не положено. — Я сложил пальцы вместе, заряжая Серп. — Уйди. Третий раз просить не буду.

Несколько мгновений на простом лице Семена отражалась напряженная умственная работа. Долг требовал любой ценой встать у меня на пути. Пусть не убить — на это могло и не хватить силенок — но хотя бы мужественно развалиться надвое, получив в живот Серп. Продержаться хоть несколько секунд, дождаться подкрепления…

Пожалуй, будь на моем месте кто-то другой, Семен все-таки бы выстрелил. Вряд ли охранникам по рангу вообще полагалось знать, что княгиня не далее как сегодня утром назвала меня своим господином и поклялась в верности — но о чем-то подобном здесь наверняка догадывался каждый.

И если уж я пришел — значит, пришел не просто так. И за каждый выстрел по моей драгоценной персоне непременно спросят… И, пожалуй, спросят даже больше, чем за трусость.

— Как пожелаете… ваше сиятельство. — Семен медленно опустил винтовку на пол. — Вы можете пообещать, что не навредите княгине?

Что-то в его голосе показалось странным. Какая-то незначительная мелочь, на которую я в любой другой день и вовсе не обратил бы внимания. Но сейчас все мои чувства были взвинчены до предела, и я почувствовал в самых обычных словах какую-то особенную тревогу… личную.

Похоже, сиятельную княгиню и простого охранника связывали не только отношения слуги и господина. Но меня это интересовало мало.

— Ее сиятельство провинилась передо мной. — Я развеял боевую магию. — И должна ответить. Но я не убиваю женщин.

Во всяком случае, пока не приходилось.

Семен ничего не ответил, и я зашагал к лестнице. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось поворачиваться спиной к людям, трое из которых еще сжимали в побелевших от напряжения руках винтовки — но другого выхода не было. Если хоть кто-то из них усомнится, что я пришел чинить расправу, имея на то основания…

Кому-то очень крупно не повезет.

Я поднимался по лестнице, стараясь как можно громче грохотать ботинками по ступеням. Ее сиятельство наверняка уже давно отошла ко сну, а я «захватил» ее цитадель без единого выстрела. Не то, чтобы в мои планы входило дать ей как следует подготовиться к моему визиту, но не вытаскивать же бедную женщину из постели за волосы…

Впрочем, провозись я с охраной чуть меньше — так бы и случилось.

— Что вы себе позволяете, князь?! Это… неслыханно!

Воронцова встретила меня буквально на пороге собственной комнаты. Личные покои княгини уже давно отремонтировали — да так, что от августовского разгрома не осталось и следа. А вот хозяйка на этот раз оказалась чуть ли не в неглиже, разом утратив весь аристократический лоск.

Но не привлекательность.

Чуть растрепанные после сна волосы и короткий шелковый халат, наспех накинутый поверх ночной рубашки, смотрелся уж точно не менее эффектно, чем алое платье. А косметика… пожалуй, Воронцова в ней и вовсе не нуждалась. Природные данные и родовая магия позволяли ей оставаться красоткой даже сейчас.

А испуганные и чуть опухшие от сна глаза даже придавали княгине какую-то беззащитную привлекательность, хрупкость — несмотря на более чем роскошные формы. Я на мгновение даже подумал, что провинившегося вассала можно наказать… весьма занятным способом.

Отставить, Горчаков. Такое ей, вероятно, даже понравится. А роль строгого владыки следует играть до конца — и без эротических импровизаций… Не обращая внимания на все соблазны — пусть даже те сами будто норовят выпрыгнуть из-под ночной рубашки.

Воронцова проснулась минуту или две назад. Но и этого времени ей хватило, чтобы сориентироваться. Уж не знаю, в чем и насколько ее сиятельство ожидала увидеть именно меня, но явно продумала и роль, которую будет играть — и сценический костюм.

— Как вы смеете?‥ — театрально прошептала она, поправляя халат — но так, что он почему-то вдруг стал скрывать еще меньше. — Я не…

— Не вам здесь задавать вопросы, княгиня.

Я не стал повышать голос — вместо этого на мгновение освободил свой Дар, позволив ему выпустить всю сырую мощь неатестованного пятого магического класса. Во все стороны от меня разошлась волна энергии — невидимая, но вполне осязаемая.

До деда мне было, конечно, далеко, но все равно получилось весьма эффектно: дверь за моей спиной с оглушительным грохотом захлопнулась сама собой, по покоям княгини пронесся могучий порыв ветра. Занавески на окнах встрепенулись, столик пошатнулся, сбрасывая на пол вазу с цветами. И даже тяжеленный кожаный диван — во всяком случае, мне так показалось — со скрипом сдвинулся по полу на сантиметр или два.

Сама Воронцова едва устояла: отступила на пару шагов, будто я толкнул ее в грудь и запоздало подняла Щит. Ничуть меня не испугавший — с нашей прошлой встречи мы уже сравнялись по силе Дара, а практики в боевой магии у меня в последнее время было уж точно побольше.

И я пришел сюда с тузом в рукаве.

Когда Воронцова замахнулась, чтобы влепить мне Булаву вместо пощечины, я вдавил кнопку на трофейном цилиндрике из латуни. И с искренним удовольствием увидел в глазах княгини страх.

Нет, даже не страх — ужас. Ритуал оммажа связал нас и наших потомков — в каком-то смысле даже крепче, чем связывает кровное родство. Утром я держал всю ее родовую силу в кулаке — но лишь мгновение. Никакая вассальная клятва не дала бы мне такой власти.

Но сейчас Воронцовой казалось, что я одной лишь своей волей полностью лишил ее Дара. И если уж эту напугало меня — можно было только догадываться, что почувствовала аристократка, прожившая со своей магией долгие годы.

Для Воронцовой владеть родовой силой было так же естественно и необходимо, как дышать. Магия защищала ее, подтверждала высший в обществе статус, давала власть, о которой не могли мечтать простые смертные — даже обладающие богатством или наделенные волей государыни Императрицы громким титулом.

И — что куда важнее — магия и Источник рода уже долгие годы питала саму княгиню. Поддерживала неумолимо дряхлеющее от прожитых лет тело. Пусть не поворачивала время вспять — но замедляла, почти останавливала, сохраняя красоту.

Которая без Дара непременно бы пожухла и ссохлась, как сорванные с веток листья — за считанные дни.

Ее сиятельство испугалась — и на этот раз по-настоящему.

— Нет, князь… — прошептала она побелевшими губами. — Прошу вас…

Я молча шагнул вперед. Сначала княгине пришлось запрокинуть голову, чтобы не уткнуться лбом мне — а потом и вовсе отпрянуть. Я наступал на нее, как асфальтоукладочный каток, смотрел сверху вниз, давил — и ей приходилось пятиться.

Пока не стало некуда бежать. Собственная кровать мягко толкнула Воронцову под колени, и ее сиятельство сломанной куклой рухнула на еще теплые простыни. На ее лице уже не осталось ничего напускного. Ни соблазнительной беспомощности, ни деланного возмущения — только страх.

Может, она и представляла, что мы с ней непременно окажемся здесь — но уж точно не так.

— Вы предали меня, княгиня, — проговорил я.

Неторопливо и веско, каждым словом будто вгоняя гвоздь в крышку гроба. Так, что даже если Вороноцова и вовсе не знала об убийце в доходном доме на Старо-Пороховской — непременно должна была почувствовать вину — а заодно и собственную ничтожность перед лицом разгневанного господина.

— О чем вы говорите, князь?‥

— Хватит выставлять меня дураком.

Я схватил Воронцову за ворот ночной рубашки и рывком поднял. Тонкая ткань затрещала, но, к сожалению, выдержала.

— Не прикидывайтесь, что не знаете, — выдохнул я, сжимая зубы. — В том доме меня едва не убили!

— Что?‥ Я не знала! Клянусь вам!!!

Удивление на лице Воронцовой было настолько искренним, что я даже готов был ей поверить. Впрочем, это почти ничего не меняло — ни в моем плане, ни даже в деталях его исполнения.

— Довольно лжи, княгиня. Измена своему сюзерену — страшнейшее преступление против родовых законов. — Я притянул Воронцову еще ближе — так, что наши лица почти коснулись. — Как у вас хватило совести отправить меня в ловушку — после того, что я сделал для вашей семьи?!

— Даю вам слово, что не замышляла ничего дурного. Если пожелаете — я поклянусь родом и своим Даром.

Серьезное заявление. Может, и не обязывающее говорить правду и ничего, кроме правды… И все-таки утром я уже успел убедиться, что клятвы аристократов — это несколько больше, чем просто обряд и красивые слова.

Воронцова не врала. Во всяком случае, не прямо.

— Но вы догадывались, что меня могут там ждать? — спросил я.

— У вас немало врагов, князь. — Воронцова чуть отстранилась, чтобы заглянуть мне в глаза. — Только глупый человек… не предположил бы подобного. Но я ничего не знала.

Голос княгини почти перестал дрожать. Плохо. Похоже, пора немного «добавить».

— Какая разница? Предательство все равно остается предательством.

Кладенец зажегся в моей ладони, вытянулся где-то на локоть и остановился в паре волосков от изящной шеи. Наверняка Воронцова почувствовала жар лезвия кожей — а может, и больше.

— Вы понимаете, что я могу убить вас прямо сейчас, княгиня? А потом вырезать всех ваших слуг и сжечь дом. — Я чуть стиснул пальцы, пережимая Воронцовой горло тканью. — Разумеется, меня будут судить — но все дворянское сообщество встанет на мою сторону!

Похоже, подействовало.

— Я должна просить вашего прощения, князь. — Воронцова склонила голову. — Но хочу, чтобы вы знали — я действительно лишь желала помочь вам в поисках наследницы Колычева. Те, кто похитил ее… я лишь услышала разговор. Случайно!

— Чей? — Я чуть ослабил хватку. — Кто говорил о похищении? И где это случилось?

— Этого я вам сказать не могу, — тихо отозвалась Воронцова. — Это страшные люди, и они не остановятся ни перед чем… Если я выдам их тайну — они убьют меня… и убьют моего сына.

Материнская любовь. Ну конечно, как я не подумал об это раньше?‥ Что еще может быть сильнее вассальной клятвы?

— Я убью вас и вашего сына, — с нажимом произнес я. — Своими руками. И сделаю это куда быстрее, чем покровители… для которых ваша жизнь не стоит и ломаного гроша.

Воронцова попытался отвести глаза — но я схватил ее свободной рукой прямо за лицо и развернул к себе.

— Они уже бросили вас, княгиня! Разменяли, как пешку, а вы все равно зачем-то пытаетесь сохранить их грязные секреты.

— Вы не понимаете, князь… — прошептала Воронцова. — Не…

— Нет, это вы не понимаете, что вас ждет! — громыхнул я на весь дом. — Назовите имена — или можете начинать винить себя за смерть сына!

Тут я, пожалуй, даже не блефовал — уж кого-кого, а Воронцова я бы придушил с искренним удовольствием.

— Как пожелаете, князь… Но я должна быть уверена…

— Что я стану защищать вашу семью? — закончил я за княгиню. — Не беспокойтесь. В конце концов, это мой долг, как господина — и, в отличие от вас, я не собираюсь им пренебрегать. Вы сегодня же отправитесь в Елизаветино. И будете там гостьей — столько сколько потребуется.

Воронцова молчала. Но я и без помощи Дара чувствовал — сломалась.

— Имена, княгиня, — сказал я. — Не заставляйте меня снова сомневаться в вашей преданности.

— Они разговаривали… трое. — Воронцова огляделась по сторонам, будто кто-то мог нас подслушивать. — Светлейший князь Долгоруков… Юрий Станиславович. Штерн, немец… промышленник… Из влиятельной семьи. Имени я не помню, но он известный человек в столице — несколько фабрик, капиталы…

— А третий?

— Мой дядя. — Воронцова посмотрела на меня исподлобья. — Генерал Куракин, Григорий Павлович.

Дядя? Да еще и генерал — со знакомой фамилией. Уж не родственник ли моего «товарища» из училища? Учитывая внешнее сходство с Воронцовым — более чем вероятно.

Светлейший князь, богатый промышленник явно не местного происхождения и армейский генерал. Разные люди, из совершенно разных сфер — да и, пожалуй, даже слоев общества, которых едва ли вообще могло что-то связывать… на первый взгляд.

Но — связывало.

И в этом мне еще предстояло разобраться. Имея имена — не так уж и сложно проверить какие-нибудь общие интересы, общих врагов — или друзей. И я бы уже посчитал наш разговор с княгиней законченным…

Если бы она так старательно не прятала от меня глаза. Ложь я, скорее всего, почувствовал бы — слишком уж сильно разогналась сейчас моя чуйка, но тут явно было что-то другое.

Полуправда… Точнее — правда не целиком.

— Вы ведь не все сказали мне, княгиня? — вкрадчиво проговорил я. — Верно?

На этот раз Воронцова молчала так долго, что я уже подумал — не откусила ли она себе язык. Или не предпочла бы скорее умереть и убить собственного сына, чем выдать тайну…

Но когда она заговорила, даже я на мгновение смог понять ее сомнения.

— Я… Там, где разговаривали эти люди… не трое! Был еще четвертый. — Воронцова поднесла руки к губам, будто собираясь зажать самой себе рот. — Ваш брат… Михаил.