Юнкер

Глава 14

Ветер дунул лишь на мгновение и тут же пробрал до костей. Поспал я немного — часа три от силы — но чувствовал себя в целом сносно. В училище подниматься затемно уже успело стать привычкой… а вот день для проведения ритуала дед с Воронцовой выбрали не самый удачный.

Впрочем, меня-то уж точно никто не спрашивал.

На небе с ночи собирались тяжелые свинцовые тучи, а задувать начало еще по пути — я заметил, что даже тяжеленную «Чайку» немного мотало по дороге. Но когда мы приехали на место, ветер чуть стих и только изредка налетал холодными порывами.

В общем, терпимо.

Я чуть поеживался даже в костюме, подобранном специально для ритуала — длиннополой одежде, сшитой из плотной тяжелой ткани и украшенной золотом. Андрей Георгиевич по-простому именовал эту странную штуку кафтаном, а дед — каким-то странным словом на «ф», которое я так и не смог запомнить. Похоже, что-то в этом роде носили люди благородного происхождения еще в те времена, когда никаких Романовых на престоле еще не было.

Как не было и самой Империи… а может, и даже царства Российского — только разрозненные княжества. Поначалу я даже посмеивался над собственным нелепым нарядом, похожим то ли на облачение священника, то ли на уродливую золотую шинель свободного кроя — но когда мы приехали в лес, шутки как-то сами собой застряли в горле.

Даже деревья здесь были какие-то особенные, другие. Древние великаны, стволы которых не смог бы обхватить даже Андрей Георгиевич — с его-то ручищами — закрывали кронами небо. Так, что вокруг становилось темно, как ночью. Только впереди виднелся просвет, к которому вела узкая извилистая тропа. Старая, как и все вокруг, заброшенная — вряд ли по ней ходили часто… если вообще ходили последние лет пятьдесят или того больше. И все-таки она не заросла ни травой, ни кустарниками.

Будто ее специально хранила чья-то воля. Кого-то или, скорее, чего-то могучего, пожелавшего, чтобы эту дорогу не забыли насовсем.

Дед привез меня не на простую полянку. Он называл это Местом Силы — именно так, с большой заглавной буквы. И не случайно: накопленную за сотни — а может, даже тысячи лет мощь энергии Одаренных почувствовал бы любой, в ком есть хоть капля благородной крови. Магия пропитывала все вокруг — от деревьев на полкилометра и дальше до самой земли под ногами, уходя куда-то вглубь, в самые недра.

Туда, куда вряд ли смог бы заглянуть даже дед.

Я думал, что ритуал пройдет в Петербурге. Где-нибудь в самой старой части города… может быть, в катакомбах под каким-нибудь собором, чтобы закрепить клятву Воронцовой еще и верой, а то и благословением архиерея. Я ошибался — а дед так и не потрудился объяснить, почему.

Но здесь, в лесу, все как-то стало понятно само собой.

И это место, и сам ритуал, были намного старше, чем Петербург. Старше даже христианской веры, которую на эти земли принесли чуть меньше тысячи лет тому назад. А обряды здесь проводили и до этого… и я мог только догадываться, все ли из них оказывались такими же безобидными, как наш с Воронцовой.

Последнюю часть пути мы шли пешком, хоть деду это и давалось нелегко — так было правильно. Место Силы не потерпело бы машин с их шумом и запахом бензина. Не приняло бы клятву Воронцовой, не дало бы закончить ритуал… а то наказало бы и посильнее.

— Ступай. — Дед легонько толкнул меня в спину. — Слова-то не забыл?

Попробуй тут забудь, когда приходится повторять по десять раз в день — а еще иногда ночью. К ритуалу готовились основательно, чуть ли не с того самого дня, как дед едва не угробил нас обоих, ковыряясь в моей памяти. Признаться, я считал все это какой-то архаичной формальностью, чем-то то вроде странной игры для взрослых…

Пока не пришел сюда.

В место, где еще вчера казавшиеся забавными фразы на полузабытом древнем языке обретали не только смысл, но и силу. На мгновение вылетев из головы в лесу, они вдруг всплыли в памяти ясно и четко, будто кто-то написал их передо мной огромными огненными буквами. Шагая через плоскую, как блин, полянку, я вполголоса повторял свою часть.

И чувствовал, как отзывается магия. Но не Дар благородных, хоть где-то в стороне, у самой кромки леса и маячили в полумраке тени от крон несколько темных фигур. Аристократы, которым была оказана честь засвидетельствовать вассальную клятву Воронцовой. Присягу, гоминиум, оммаж — дед заставил меня выучить все названия. Одаренные явились проследить, что ритуал проведен в соответствии со всеми правилами и закреплен родовой силой… а при необходимости и подтвердить это хоть перед самой государыней Императрицей. Формально это мог сделать кто угодно из дворянского сословия, но дед пригласил…

Мне так и не назвали ни одного имени, но я знал, что среди наблюдателей не менее двоих Одаренных первого магического класса. Главы древнейших родов. Но магия, которую я чувствовал всем телом, принадлежала не им, а этому месту. Со мной будто едва слышно говорила сама земля, отзываясь на каждый шаг тихой вибрацией. Сила клубилась вокруг меня, свиваясь в тугой кокон, ложилась на плечи тяжестью, замедляла.

Словно спрашивала — достоин ли я пройти здесь, чтобы сделать то, для чего явился.

Я на мгновение поддался, прогибаясь — но потом ответил. Выпрямился, позволяя собственному Дару столкнуться с местной магией. Но не сойтись в схватке, а просто коснуться друг друга, переплестись. Такому меня никто не учил — я просто почувствовал, что именно так сейчас и следует поступить… или не смогу больше сделать и шага.

Земля отозвалась — и стихла, пропуская меня дальше. Чужая власть больше не мешала идти, но зато снова налетел ветер. Холодный, будто бы сорвавшийся сюда прямо из низких серых туч. Я на мгновение захотел поплотнее закутаться в свой наряд — но тут же одумался. Марку нужно держать до конца.

В конце концов, Воронцовой приходилось куда хуже, чем мне. Она шла навстречу с распущенными волосами, босая, облаченная в одну лишь длиннополую белую рубаху, надетую прямо на голое тело — по правилам ритуала. Ветер пронизывал ее до самых костей — когда между нами осталось меньше десятка шагов, я заметил, что она вся дрожит.

Но держится.

Когда княгиня начала говорить — медленно, нараспев, я снова почувствовал магию вокруг. Место Силы ответило на зов и требовало, чтобы я выполнил свою часть договора. На мгновение показалось, что я сейчас все забуду, испорчу или сделаю не так — но обошлось. Слова будто полились сами, продолжая обряд. Воронцова опустилась передо мной на одно колено и протянула сложенные в молитвенном жесте ладони — и я взял их своими.

А вместе с ними взял и ее Дар. Вся магия рода на мгновение перешла ко мне, наполняя тело могуществом чужого Источника. Я держал все — до крупицы, до самой последней капли. Не только энергию, а даже саму жизнь. Пожелай я того, Воронцова прямо сейчас упала передо мной мертвой — просто перестала бы дышать, повинуясь воле господина.

Но данная власть и требовала немало… Вместе с правами я получил немалое количество обязанностей. Благородный принял клятву благородного — и ее следовало скрепить.

Несмотря на бушевавшую вокруг нас энергию, я все равно почувствовал смущение. Конечно, это всего лишь обычай, и на месте княгине вполне бы мог оказаться и сам Воронцов. Самый обычный жест, часть обряда, в котором нет ничего тако…

Поцелуй все-таки получился слишком… горячим — особенно после пронизывающего ледяного ветра. Княгиня накрыла мои губы своими — а потом еще и закинула руки мне за голову, ничуть не стесняясь ни наблюдателей, ни родственников с обеих сторон. И у меня как-то не получилось не ответить на внезапную ласку. В общем, финальная часть ритуала вышла… какой вышла.

Но Место Силы это, похоже, более чем устраивало. Над головой громыхнуло, и через несколько мгновений на нас с Воронцовой обрушился дождь. Лило так, будто природа решила разом выдать все, что копила с самого утра. Чужая магия, которую мы ненадолго взяли взаймы, уходила — и больше не могла удержать рвущуюся на волю стихию.

Но я больше не мерз. Ветер все еще оставался холодным, но капли дождя почему-то оказались куда теплее… Почти горячими, словно местная сила не придумала другого способа сбросить излишки энергии. Ритуальный наряд повис на плечах тяжестью. А Воронцова и вовсе предстала передо мной будто обнаженной — мокрая ткань тут же облепило тело, ничуть не скрывая форм. Княгиня больше не мерзла — скорее наоборот. Выглядела довольной, розовощекой и будто бы даже чуть запыхавшейся от наполнявшей ее силы. Светлые волосы потемнели от воды и повисли мокрыми прядями — но это Воронцову ничуть не портило. Алые губы чуть приоткрылись, будто княгиня задумала то ли съесть меня, то ли…

— Вот и все, князь, — негромко и с едва заметной хрипотцой проговорила она, выдыхая облачко пара. — Моя клятва принята. Но если пожелаете — мы бы могли скрепить ее… иначе. В другой обстановке.

Что-о-о?!

— Как господин, вы вправе пожелать даже такое. — Воронцова чарующе улыбнулась и шагнула ко мне. — И уж поверьте, князь, у меня не будет и мысли отказать…

Очнись, Горчаков! Ей же лет шестьдесят… Она тебе в бабушки годится!

— Лестное предложение. — Я сделал над собой усилие, чтобы не отступить. — Но едва ли это может быть уместно… сейчас.

Ни о чем подобном дед меня, конечно же, не предупреждал. А если бы предупредил, то непременно сказал бы то же самое, что и так приходило в голову.

Не лезь. Она тебя сожрет.

— Как пожелаете, князь. — Воронцова склонила голову набок. — Вы не знаете, чего лишаетесь.

— Но, кажется, неплохо представляю. — Я осторожно взял ладонь княгини и поцеловал руку. — И поэтому должен отказаться… Какой мужчина на моем месте смог бы остаться вашим господином, а не покорным слугой?

— На вашем месте устояли бы немногие, князь.

Воронцова медленно кивнула — похоже, мой отказ ее ничуть не обидел: скорее наоборот — оказался вполне ожидаемым.

— Но я все равно должна вам помочь! — вдруг зашептала она, прижимаясь ко мне всем телом. — Вы ищете дочку вашего покойного поверенного… не спрашивайте, откуда мне это известно — просто слушайте! Вот, возьмите, князь. — Воронцова сунула что-то мне в ладонь. — И ступайте… На нас уже смотрят!

— Старо-Пороховская дорога, дом семь, — в десятый, наверное, раз, прочитал я. — Парадная два, апартаменты тринадцать.

Чернила на крохотной неровной бумажке — явно наспех вырванной из блокнота — немного расплылись от влаги, но буквы я разбирал без труда. Мелкий убористый почерк, женская рука… Я мог только догадываться, где Воронцова прятала это послание — и почему решила передать его тайно, без свидетелей.

Она, конечно же, могла предполагать, что моя семья захочет отыскать дочку покойного изменника… по тем или иным причинам, которые дед не посчитал нужным мне озвучить. Могла как-то узнать, куда и почему та исчезла. Могла даже от чистого сердца пожелать помочь мне.

Но к чему эта конспирация? Почему не сказать прямо? Даже дед не отказал бы новоиспеченной подданной своего младшего внука в аудиенции, а уж я — тем более.

И все-таки княгиня зачем-то передала мне эту странную записку с адресом, которая привела меня в Большую Охту, на самую окраину города. Еще какие-то лет пять-семь назад здесь стояли одни только деревянные дома, построенные чуть ли не при самом Петре Великом — но разрастающаяся столица понемногу протягивала щупальца все дальше от Невы. По указанному Воронцовой адресу расположилось трехэтажное кирпичное здание, вытянувшееся вдоль улицы.

Похоже, доходный дом. И не из старых — таких, как тот, в котором жила Лена — а относительно свежий. Расположенный на отшибе и поэтому, разумеется, дешевый. Такие в последнее время строили нувориши из купеческого сословия для рабочих фабрик или тех, кто приехал покорять столицу без увесистой пачки ассигнаций в кармане.

Вполне подходящее место для девчонки с кухни — даже если это кухня одного из самых крутых клубов Петербурга. Уже не знаю, оставил ли покойный Колычев дочери в наследство хоть какой-нибудь капитал, но проблемы — определенно.

Если уж она исчезла без следа пару недель назад.

Закрыв машину, я несколько мгновений стоял на тротуаре перед домом, прислушиваясь к собственным ощущениям. И что-то мне определенно не нравилось. Вокруг было тихо — как обычно в таком районе вечером в воскресенье. Ловушки я почти не боялся — и не только потому, что для этого Воронцова могла бы придумать что-нибудь поизящнее.

Сама по себе вассальная клятва и обряд не то, чтобы полностью защищали меня от подставы, но делали любое сомнительное действие с ее стороны… маловероятным.

И все же, перед тем как идти в дом, я на всякий случай «прощупал» его, насколько мог. И Одаренных внутри закономерно не оказалось… или они тщательнейшим образом прятались. На лестнице в парадной мне никто не встретился — только где-то наверху негромко охнула женщина — и тут же стукнула дверью, закрываясь. Видимо, в полумраке мой китель напомнил ей форму городового.

Ну и местечко.

Апартаменты под номером тринадцать отыскались на втором этаже. И уже шагая по коридору, я понял, что опоздал. Или успел совсем не к тому, чему собирался — смотря с какой стороны посмотреть.

Дверь была не заперта — и даже чуть приоткрыта. Следов взлома я не заметил, но этот дом мало походил на место, где жильцам стоило бы проявлять беспечность и пренебрегать замками. Щель оказалась достаточно широкой, чтобы я протиснулся, не скрипнув петлями, но все равно вышло слишком шумно. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, и в прихожей я тут же налетел на какую-то вешалку.

— Да твою ж… — пробормотал я, отбрасывая в сторону прицепившийся плащ.

Изящный и светлый, явно с женского плеча. Скрывать свое присутствие больше не было никакого смысла, так что я не стал искать на стене выключатель и просто зажег на ладони крохотного Горыныча. Примитивное заклятье почему-то вышло не сразу, хоть никакого недостатка сил я и не испытывал. Просто огонь никак не хотел разгораться… будто ему что-то мешало. Но я влил в него чуть больше духа, и неровное колдовское пламя осветило крохотную квартирку. Апартаменты оказались даже меньше Лениной каморки под крышей. Кухня выглядела настолько тесной, что я даже не стал туда заходить — сразу направился в комнату.

Там было еще темнее, чем в прихожей: кто-то плотно занавесил окно шторами. Отблески Горыныча плясали на дешевых обоях, выхватывал из полумрака крохотную тумбочку с радиоприемником, вазу с чахлым цветком, какие стулья…

И кровать.

— Тьфу ты… — Я скривился, поднимая повыше руку с Горынычем. — Ну что ж ты так, Екатерина Сергеевна? Не дождалась…

Чтобы узнать дочь Колычева, не нужно было быть ни профессиональным сыскарем, ни даже хорошим физиономистом. Невысокая, полноватая, одетая в мешковатое платье в горошек… Совсем не красавица, Катя напоминала покойного отца и чертами лица, и даже формой глаз, остекленело уставившихся в потолок.

И так же, как ее отец, она была мертва.

Подойдя чуть ближе, я заметил, что руки и ноги девушки были привязаны к кровати — и вдобавок покрыты синяками и ссадинами. Словно кто-то как следует поизмывался над ней. Пытал перед тем, как убить.

— Вот урод… — прорычал я сквозь зубы.

Работал мастер своего дела: девчонку мучали не час и не два подряд, а соседи так ничего и не услышали: палач засунул ей в рот тряпку… а потом задушил оторванным от приемника проводом. Причем совсем недавно — уродливая багровая борозда на шее выглядела совсем свежей, а сама кожа Кати на ощупь оказалась еще теплой.

Тот, кто убил девчонку, вряд ли успел уйти далеко. Черт, да он ведь даже может быть еще…

«Наган» — впрочем, как и любой другой пистолет револьверной конструкции — имеет одну важную отличительную особенность: если курок не взведен заранее, стрелку приходиться выжимать весь ход спускового крючка. Барабан с щелчком проворачивается — и только потом гремит выстрел. Между этими звуками проходит всего доля секунды.

Но иногда и доля секунды — это очень-очень много.