За кряжем идти было легче — во-первых, было меньше мелких острых камней; во-вторых, идти было под гору. Уклон был удобный; не слишком пологий — ноги шагали сами, можно было расслабиться, дать отдых каким-то мышцам; не слишком крутой — шаг сдерживать не приходилось, можно было расслабиться по-другому и дать отдых другим мышцам. Пока спускались, Леро таким образом даже удалось отдохнуть. Она рассеянно ступала за Кламматом — тот черной дырой двигался впереди, следуя всем многочисленным поворотам, которые заставлял крутить навигатор, выбирая курс в каменном лабиринте.
Курс часто приходилось менять, так как постоянно попадались камни, какие нельзя было ни перелезть, ни как-нибудь обойти. Протискиваться в щели между такими камнями и стенами лабиринта было также нельзя — из-за росы, которая выпадала концентрированной кислотой. Почти голая Леро, в своем изодранном платьице, несколько раз зацепила покрытый лоснящейся пленкой камень, добавив таким образом к многочисленным порезам и ранам несколько жгучих ожогов.
Однако, по мере того как они опускались, концентрация кислоты в воздухе уменьшалась, дышать становилось легче — Леро почти перестала кашлять, крови на ладонях, когда она отнимала их ото рта, становилось меньше. Леро несколько раз пыталась окликнуть Кламмата, но поняла, что говорить не может — горло внутри горело, больно было просто глотнуть. Как хорошо, что у Кламмата есть эти капсулы... Тот шел, время от времени оборачиваясь и проверяя, все ли в порядке.
Вскоре Леро заметила, что грандиозный калейдоскоп звезд и туманностей в бездонной черноте неба стал меркнуть — надвинулись утренние облака. На востоке занялся грязно-желтый рассвет. Бесформенным мутным пятном он растекался по низкому небу, фиолетово-медными бликами рисуя ландшафт — мягкие спины камней; каньоны бесконечного лабиринта, размытые перспективой в медно-жемчужный туман; под светом матово-жирной пленкой мерцает роса... Тени играют с пространством так, что было неясно, как далеко в стороне каменная стена — или десять шагов, или протяни руку — коснешься... И как далеко впереди очередной поворот — или десять шагов, или полкилометра... А там, в неясном тумане, — неясный серый абрис, за которым новый и новый; они уходят в смутную даль угасающей чередой, и им нет конца... Сверху над царством грязно-жемчужных призраков — облачное покрывало, тяжелое, густое, гнетущее...
Леро шла, озираясь на призрачный мир, и вскоре голова у нее закружилась, и она почувствовала, что сейчас упадет. Она держалась изо всех сил; но рассвет превратился в утро, свет и цвет вернулись к тому, к чему глаз здесь уже успел привыкнуть. Головокружение прекратилось; впереди надежным черным пятном двигался Кламмат, и было безошибочно ясно, что до него всего лишь три метра, которые можно было преодолеть в пару секунд и вцепиться в черную руку.
Леро давно потеряла счет времени. Утро закончилось, и расползался сонный полупрозрачный день, когда Кламмат остановился, и Леро снова чуть не уткнулась в черную спину. Она остановилась и тоже стала оглядываться.
Утомительный лабиринт закончился — они стояли на краю неширокой, метров не больше четырехсот, долины, за которой в тумане рисовались высокие каменные зубцы — пирамиды, конусы, узкие призмы. Они возносились ввысь и вонзались в плотность облачного покрывала. Грязновато-желтый жемчужный свет, казалось, вытекал из пробитых в покрывале прорех и стекал по каменным зубьям, растворяясь внизу медно-фиолетовым полумраком. Новый каменный лес поглощался туманом, и было трудно представить на сколько он простирался.
Долину по всему протяжению рассекала глубокая трещина, по дну которой сонно стелилась черная, жирно сверкающая лента реки. Берега заросли путаницей лиан, похожей на гнилую изгаженную мочалку, перепачканную какой-то слизью. Моста не хватило; Кламмат долго бродил вдоль обрыва, пока не нашел пару балконов, с которых удалось зафиксировать мост — трещина книзу сужалась и на глубине была неширокой.
Перебрались без приключений; дошли до нового лабиринта, погрузились в недра каменных джунглей. Здесь идти было еще легче — ровная почва, поросшая жесткой сухой травой, шагать по которой, тем не менее, было легко; широкие коридоры, плавные повороты, пространство... Только почти отвесные стены, нависая над головой и пожирая небо, давили и угнетали.
Кламмат почти сразу повернул на восток, и они весь день шли параллельно долине с трещиной — та оставалась не более чем в километре справа. Шли молча; Кламмат только раз обернулся, когда день уже угасал и опускались лиловые сумерки, угрюмые и холодные; он сказал, что придется возвращаться к юго-востоку и выходить из-под защиты камней, так как зона скальных зубов скоро отходит на север. Но выйдут в долину они завтра с рассветом — надо устроить привал и поспать хоть немного.
Они свернули направо, и через какое-то время Кламмат притормозил, внимательно обозревая ландшафт. Долго изучав конфигурацию скал, он наконец выбрал площадку, расположенную на перекрестке пяти коридоров и отличную тем, что все пять рукавов-тоннелей контролировались из одной точки. Леро, почти не ощущая себя, доплелась до стены, рухнула, прислонившись к холодному камню спиной, и не заметила как уснула.
* * *
Кламмат разбудил ее рано, в самый разгар царства призрачных теней.
— Завтрак, — он протянул Леро шоколадную плитку. Затем отошел и, подняв стереомат, всмотрелся в глубину коридора невооруженным глазом.
Леро обнаружила, что лежит в трех метрах от мокрой стены. Не чувствуя ни вкуса, ни запаха, едва шевеля губами, засунула плитку в рот, с трудом откусила кусочек и стала держать во рту, дожидаясь, пока он растает и его можно будет как-нибудь проглотить, саднящим мучительно горлом.
— Жуй быстрее, — Кламмат оглядел Леро, как она, морщась, пытается проглотить шоколад. — Они рядом, восток-восток-юг. Пусть вне зоны, не фиксируются — но им больше быть негде. Схема у Хайдега не только локальная, но еще самая свежая, это ясно... С такими данными и с таким опытом, как у него, по антуражу он нас всегда будет опережать. А я не могу отойти от тебя больше чем на три метра.
Леро перестала морщиться и подняла вопросительный взгляд.
— Сторожевой прибор, — он тронул полусферу на макушке шлема. — Его обычно включают на время сна. Мы проснулись, но я его пока не выключил. Потому что в таком антураже, — он обвел стволом лабиринт каменных пирамид, — оппонент может приблизиться к радиусу активной защиты...
— Вот ты уже замучил... Ну неужели нельзя по-человечески объяснить...
— ...так, что ты его не определишь. Потому что он будет постоянно скрыт.
— Ладно, поняла, не дура... — просипела Леро, с трудом проглотив растаявший кусок шоколада.
— В общем, все, что сейчас попадет в это кольцо — от трех-шести до шести-двенадцати метров — уничтожается. Все живое.
— Ну, пошли тогда... — Леро, поморщившись, проглотила еще кусок. — Я еще живая пока, вроде... Сейчас встану...
Она, зажав плитку в зубах, поднялась на колени и попыталась встать. Сил не было. Леро опустилась на четвереньки, бессильно вздохнула.
— Фефяф фтану...
— Давай я тебя привяжу.
— Это зачем?! — Леро выронила шоколад, подняла голову.
— Мало ли что. Теперь я его буду включать часто.
— Еще чего! Я тебе что, собачка?
— Мало ли что!
— Нет, вот ты хам! Я что, дура какая-то? Или слепая? Не знаю, что такое три метра? Нет, вот ты хам все-таки... Вот тебя еще надо воспитывать... Ну ничего, я этим еще займусь...
— Меня пугает, что нигде ничего, — Кламмат сбросил на нос стереомат. — Поэтому пусть работает, даром что сосет батарейку... Он устроил засаду и нас уже ждет, я в этом уверен. И устроил, я уверен, здесь — на выходе из этих камней в долину. Потому что в обход я уже не пойду, — Кламмат указал на северо-восток, в глубину скал. — В обход — плюс неделя. А кислота уже здесь.
— Я тебе все испортила... Без меня ты бы его уже грохнул... А теперь я тут болтаюсь... В обход какой-то еще...
— Леро, ты себя плохо чувствуешь и плохо соображаешь. Дорога у нас одна! До базы. Мы пересечемся — без вариантов.
Леро все-таки поднялась, дошаталась до Кламмата, упала на него, прильнув горящей щекой к гладкому прохладному материалу костюма, бессильно скользнула вниз, на колени.
— Так бы и умереть...
Она закашлялась, выплюнув недотаявший кусок шоколада. Кашлять было уже не так больно, и крови почти уже не было. Кламмат мягко отстранил ее, взял за руку, потянул, поднимая, повел через площадку.
Едва они выступили в коридор и свернули на восток, вправо, как раздался характерный холодный треск, белым огнем вспыхнула сфера защиты, нахлынул тошнотворный запах. Кламмат дернул Леро назад, под прикрытие стен; она упала плечом на камень, обожглась кислотной росой, вскрикнула.
— Ага, — сказал Кламмат через пару секунд, изучив данные в стереомате. — Он почти у активной зоны. И приоритет у него, я понимаю, двойной. Поэтому он так спокойно рискует. То есть, в общем, и не рискует... У нас только один маршрут.
Он снова схватил Леро за руку и потащил за собой вдоль камня в противоположную сторону. Когда камень кончился и они оказались на перекрестке с ближайшим поперечным тоннелем, Кламмат дернул Леро в левый, южный рукав. Леро слетела с ног, поволоклась по земле, обдираясь колючей травой — боль снова заполыхала огнем, — через несколько метров защита сработала снова. Кламмат уволок Леро влево, в нишу под камни.
— Обложили... — прохрипела Леро в сухие стебли и прикусила от боли губу. — Гады, да?..
— Да. Кто-то сидит вон там, — Кламмат указал стволом влево вдоль коридора. — Если там, — он перевел ствол за спину, — был Хайдег, а там, — он снова указал на юг, — кто-то из тех...
— Тот, второй?..
— После такого — вряд ли... Скорее, другой. То у нас шансы есть. Потому что второго, скорее всего, он воткнет как палку, посадит как автомат.
— Как палку?.. А что это?..
— Как диспоз. Шток временного базирования. Одноразовый посадочный шток — когда машина уходит, он остается... Потом, Леро! Отдай гашетку, угомонись! И так еле дышишь. А если наоборот — будет намного сложнее. Даже если на месте этого, — Кламмат опустил ствол, — воина будет какой-нибудь сосунок с третьего курса — уже будет намного сложнее.
— Сосунок?.. Это как?.. С вами разговаривать невозможно... — Леро закашлялась. — А почему ты не выстрелил? Ведь интервал ведь? Можно было его подстрелить? Или как? Не угомонюсь, дурак...
— Нет смысла. Конфигурация. Только потратишь заряд.
— Зато он испугается...
— И что? — Кламмат усмехнулся, но сразу погасил усмешку. — Хотя, Леро... Знаешь... Может быть, ты и права.
— Это ведь даже не сосунок... С третьего курса.
— Может быть, ты и права, — Кламмат замер, изучая данные в стереомате. — Схемы у нас хватает, чтобы устроить травлю... Но. Только если он испугается. Только если там, — он указал стволом, излучатель которого тлел мрачным рубином, — не он сам, а кто-то из тех. А там кто-то из тех... По схеме, там, — Кламмат снова перевел ствол в ту сторону, где их настиг первый разряд, — сектор контроля намного шире, и таким олимпийцам такую зону он, разумеется, не доверит... Хайдег, по сути, один. С такой публикой не навоюешь. Сам себя как палку он не воткнет.
— Ну, так давай тогда!.. Этот дурак испугается и убежит!..
Кламмат долго молчал.
— Проблема в том, что конфигурацию с орбиты снимаешь — и все, — он посмотрел в угрюмое небо. — А тэ-гэ-эс — величина динамическая. Если за эти четверо суток она изменилась... Риск будет необъективный. А необъективный риск...
— Ты меня уже так замучил, что я тебя сейчас сама убью, как-нибудь, — Леро заплакала. — Где здесь твой объективный риск? — она вытерла слезы, размазав по щекам розовое пятно. — Ты пень.
— Я не обиделся, — сказал Кламмат и поднял ствол к голове. Огонь излучателя замерцал теплыми бликами на черной панели стереомата. — Потому что я пень, это правда. Но это все из-за тебя. Один я рисковал бы, конечно, сильнее.
— А я тебе говорила — брось меня на фиг... Я и так уже мертвая... Таскаешься с трупом...
— Отставить! Мы это уже обсудили. Я не брошу тебя.
Он взял Леро за руку, поднял, подвел к краю стены, затем дернул влево в полумрак тоннеля. Треск, белый призрак огня, тошнотворная вонь — Кламмат помчался по тоннелю вперед, волоча за собой Леро мешком — та сбилась с ног при первом же шаге. Ответный разряд Кламмата ушел сразу. Впереди, метрах в пятидесяти, больно ударив в глаза, полыхнул жесткий белый огонь. На карабине Кламмата замигал злой красной звездой разряженный накопитель. Кламмат на мгновение замер, затем помчался — добежал до края очередной пирамиды, и замер снова. Леро наскочила на него, привалилась, вскрикнула, задев ссадиной на виске кольцо такелажа.
Какое-то время Кламмат молчал и не шевелился. Затем — красный огонь сменил цвет на зеленый и перестал мигать — снова схватил Леро за руку. Снова рванул, снова помчался по коридору — сфера защиты снова треснула белым огнем, — проволок Леро сквозь новую вонь и устремился по коридору — навстречу невидимому стрелку.
Никто не стрелял. Они, не покидая прикрытия, добежали до крайней каменной пирамиды, за которой расстилалась долина с трещиной, растворяясь по сторонам в тумане. Кламмат снова замер у кромки стены, прижавшись плечом к влажной поверхности. Он огляделся, поднял стереомат на шлем, вытер ладонью брови.
— Если бы он не удрал, мы бы остались на том перекрестке, — Кламмат обернулся назад, в глубину коридора. — Допустить разряд в интервал накопления...
— Даже не сосунок с третьего курса, — засмеялась-закашлялась Леро.
— Так точно, — сказал Кламмат, вернув на нос стереомат. — Сейчас он ушел, потому что мы вышли в долину. Где будет ждать теперь — пока не представлю. Скорее всего, до реки он в зоне и не появится. Такой ландшафт он, разумеется, не прогадит. Ландшафт что надо — ускориться и за рекой контролировать приоритет. А это особенно важно потому, что там — преимущественно низина. Вперед.
* * *
Идти по этой долине, вдоль бесконечной трещины — которая, по мере того как день разгорался и становилось теплее, стала густо парить, — было легко и даже весело. За пятеро суток Леро вытерпела столько боли, что места для новой уже, наверное, не осталось — очередные порезы, ссадины и ожоги Леро просто перестала отчетливо воспринимать. Когда кончалась очередная капсула, очередная боль наливалась тупым оцепенением, в котором все ощущения были перемешаны, смазаны, сдавлены — не разберешь.
Леро только смотрела на новую кровь и старалась не плакать, представляя, сколько шрамов и пятен на коже останется, когда (если вообще когда-нибудь) это все заживет. Кламмат сказал, что если они успеют вернуться на борт за семь-восемь суток и обработать кожу как надо, шрамов и пятен не будет. Только Леро, оглядывая бескрайний камень и неисчислимые веретена кустов, уже не верила, что от этого нескончаемого кошмара можно уйти, как-то избавиться — даже за две недели, даже за месяц, за год.
Идти, тем не менее, было нетрудно; приходилось лишь огибать эти причудливые кусты, разбросанные тут и там мотками ржавой колючей проволоки. Буро-черные ветки пестрели бледно-лимонными треугольничками цветков, неестественно беззащитных среди вязкой беспросветности камня и туч. Цветки были такие милые и домашние — Леро хотелось остановиться и насобирать охапку, чтобы просто смотреть на нее и забыться... Но Кламмат спешил и спешил.
Вскоре ландшафт изменился. Слева массив пирамид и конусов стал забирать в сторону и вскоре ушел на север. Справа за дымящей пропастью каменный лабиринт стал также отодвигаться дальше, и вскоре пропал из вида. Леро и Кламмат вышли на уступчатое плато — оно скатывалось к востоку, растворяясь под горизонтом. По правую руку расселина, покинув расступающуюся долину, теряла напряженный бег и расходилась широкой ложбиной с осыпающимися краями. Было видно, что вдалеке она полностью уплощалась, а черная лента реки расходилась в несколько рукавов.
По плато были рассыпаны группы камней — почти так же, как с южной стороны кряжа, которого сейчас почти не было видно в тяжелой дымке, но здесь камни были крупней, раза в два, и не темно-серые, а матово-черные. Они были похожи на огромные толстые лепестки, словно опавшие с каких-то волшебных растений и застывшие вертикально, сгруппированные по простору плоскости в неком хитром порядке. Расстояние между кучками групп было большим и позволяло наблюдать плато до самого горизонта. Почва плато была пепельно-черной — как видно, песок, образовавшийся от эрозии каменных «лепестков»; он мерцал под фиолетовым небом как перламутр. Леро оглядывала огромный простор и вдруг схватила Кламмата за руку — ей показалось, что впереди, метрах в двухстах, в черно-фиолетовой обманчивой перспективе, одно из пятен сдвинулось с места и поползло.
Кламмат сцепил стереомат и дал Леро. Она надвинула на нос прибор — тот сейчас же удобно аккомодировался, так, что не хотелось снимать, — поймала в поле обзора черную точку. Прибор выделил движущийся объект и вывел увеличение. Леро даже подпрыгнула. Это была огромная — стереомат определил три метра — шестиногая черепаха. Она неторопливо брела по своим делам, передвигая конечности в своем алгоритме, мерцая черным полированным панцирем, сонно вращая сплюснутой головой.
Леро с восторгом разглядывала диковинное животное. Панцирь был так похож на черные камни, что, казалось, из него же был выточен — только блестел полировкой и тем самым производил несокрушимое впечатление. Лапы и голова сверху имели привычный здесь фиолетово-серый оттенок, но снизу были палево-серые — очевидно, такое было и брюхо под панцирем. Лапы и голова были покрыты узором из черных крапинок и полосок; на голове — две черные бусины глаз. Черепаха была ужасно милая; Леро смотрела и не могла оторваться; ей хотелось догнать это восхитительное существо, приласкать, поиграть как с котенком — даром что котенок был трех метров в диаметре.
Кламмат забрал стереомат; они вышли из долины и направились по плато.
* * *
Несколько часов они шли с прежней скоростью. Затем уступчатый спуск прекратился; плато вылилось в плоскость, продавленную плоскими впадинами. Группы черных камней на время кончались, затем, после плоскости впадин, продолжали пестрить до самого горизонта. У края ближайшей впадины Кламмат остановился и стал оглядываться.
— Привал? — Леро доковыляла до Кламмата, уткнулась щекой в плечо.
— Дело плохо, — сказал Кламмат, подняв стереомат на шлем и утирая брови. — Разбросанные группы объектов на базе блюдчатой плоскости — хуже ничего нет. Желторотик, который позволяет себя увлечь в такой антураж в одиночку, до сосунка... До третьего курса не доживает.
— То есть? — Леро захлопала ресницами.
— Не пройдет ни одного теста, — Кламмат улыбнулся. — Это тип антуража с фактором два. Приоритет сразу двойной, — он указал на дно впадины, — и, что главное, мелкомасштабный. Намного выгоднее, — ответил он на вопросительный взгляд, — чем, например, просто стоять на холме и контролировать окружение. Здесь постоянно есть точка, с которой получаешь общий приоритет высоты. Только правильно перемещайся и учитывай группы, — он поднял ствол на ближайшее скопление черных камней.
— Ничего не поняла... Только — что пойдем по гребням? — Леро смотрела на плоскость неглубоких кратеров.
— Там дальше есть несколько мест, где так или иначе придется спуститься. Но меня беспокоит не это.
— Геомагнитная?
— Да. Моей схеме четверо суток. А тэ-гэ-эс не живет больше трех. Теоретически может держаться неделю, и больше, но практическая гарантия — трое. Поэтому все операции рассчитаны на этот срок. Падаешь на точку с проверенной свежей схемой и, пока она дышит, работаешь.
— А что может быть, вообще? — Леро посмотрела в небо. — Я не понимаю, технически...
— Видишь, спуск и первая группа? — Кламмат перевел ствол. — Допустим, я решил потратить заряд, чтобы перейти через блюдце, туда, — он перевел ствол дальше. — От трассы до группы... Сто сорок три метра. У меня в схеме тэ-гэ-эс — ноль-ноль-два-пять.
— Ну, а нельзя, что ли, сейчас и померить? Этот тэ-гэ-эс твой дурацкий? Что за глупость такая?
— Тэ-гэ-эс детектится геомагнитным локатором. Это такая антенна в чехле, девять метров длиной самая маленькая.
— Эх ты, — потухла Леро. — То есть, только с машины?..
— Да. Либо с орбиты, либо локально, но однозначно не своим прибором, — Кламмат тронул полусферу на шлеме.
— Ну, а почему ты не можешь его получить с орбиты?!
— Потому что мне неоткуда его получать! Здесь нет ни одного стационарного зонда. Спутника, если по-вашему. На таких точках обычно вешают временный — если почему-то нужна поддержка когда уйдет базовый борт. Временный тухнет сам по себе, когда кончается сессия. И такое бывает редко, потому что обычно хватает сессии со своей машины.
— Ну так вот! Со своей машины! Почему свои не сбросят тебе этот твой тэ-гэ-эс, с орбиты?
— Наших нет, Леро. Говорю же тебе, база ушла! В Галактике много проблем.
— То есть... Вас тут просто бросили, чтобы вы тут сами, с этими...
— Да. Будет через шестнадцать суток.
— А почему вам не оставили зонд, какой-нибудь, маленький? Все-таки? — Леро снова посмотрела в небо. — Бросили вас, и даже тэ-гэ-эс нет?
— Говорю же, расчетный срок операции — трое суток. И тех остальных, — Кламмат кивнул на юг, — всех, уже собрали в банку и засолили. Это мы с тобой здесь играем в войнушку. На свой страх и риск.
— А связь как же? А следить как же?
— Связь ведется в эр-диапазоне — ему ретрансляторы не нужны в принципе.
— Ну, а следить как же? За этими? — Леро обернулась назад, где, где-то далеко за кряжем, находился рудник.
— Для этого спутник не нужен. Есть много других способов. Кстати, более эффективных. Так вот. При ноль-ноль-два-пять я рассчитываю, что на таком удалении моя защита — сто пятьдесят шесть.
— Тринадцать в запасе?
— А тэ-гэ-эс актуальный — ноль-ноль, скажем, два-восемь. Моя защита будет только сто сорок. При том, что шесть метров в край — зэ-эн-пэ.
— ?!
— Зона нестабильного определения. Как повезет. Второкурсники по этому пункту всегда получают двойки. Они считают, что им повезет.
— А тебе везло, хоть раз?
— Леро, — Кламмат опустил голову и посмотрел на нее без улыбки. — Ты балда. У вас ведь так говорят? Я жив до сих пор потому, что никогда не рассчитываю на везение. У меня есть оптика, — он тронул стереомат, — есть прибор, — он тронул полусферу на шлеме. — Ну, и мозги, — он тронул сам шлем.
— Ну не ругайся, ладно, — Леро вздохнула, присела на корточки, посмотрела в землю. — Я просто устала. Я так устала, вообще, что хочу умереть. А ты не разрешаешь! И даже шоколадки не дал.
— Шоколад вечером, как привалим.
— Ну, а куда сейчас? Если без тэ-гэ-эс? Как без нее, вообще?
— Как минимум учитывать, что показания могут врать — сильно. Есть специальный режим для таких ситуаций. Если им осторожно пользоваться — осторожно... Вперед.
Они пошли. Кламмат двигался медленно, останавливаясь на каждом перекрестке гребней и исследуя конфигурацию, прежде чем выбрать очередной поворот. Они прошли так еще около часа, как калейдоскоп кратеров-блюдец закончился — Кламмат остановился на последнем гребне, который расплывался в равнину. Черные камни пестрели по новой плоскости в своем прежнем ритме.
— Разумеется, — Кламмат невесело усмехнулся. — Двойной фактор лучше всего контролировать там, где он возникает.
— Опять? — Леро похолодела.
— Они там, — Кламмат указал стволом на восток, — и там, — он перевел ствол на юг.
— А тэ-гэ-эс...
— А тэ-гэ-эс мы не знаем.
— Мы, — улыбнулась Леро и взяла Кламмата за руку. — Исправляешься...
Кламмат, не отпуская Леро, двинулся вниз. Они добрались почти до подножья отлогой стороны гребня, как с юго-востока пришел разряд. Кламмат замер и после того, как сфера защиты рассеялась, долго стоял, уставившись стереоматом в пространство. Затем медленно двинулся к северу, влево, обходя палец гребня с востока. Дойдя до точки, равноудаленной от трех ближайших каменных групп, две из которых были выше, он снова надолго замер. Затем обернулся вверх и назад, на гребень, откуда они спустились. Затем снова посмотрел на восток. Затем снова долго стоял и молчал.
— Леро, я в тупике, — сказал наконец он. — Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят девять, сто шестьдесят четыре.
— Минус двенадцать?..
— Это по умолчанию.
— А если снова на этого? — Леро оглянулась назад. — Он ведь струсит, струсит опять!
— Во-первых, два раза подряд не везет. Во-вторых, если они поменялись? Это обычная тактика, говорю... Экстраполятор, — Кламмат тронул стереомат, — просчитывает а-пэ-о достаточно быстро. Поэтому группа обычно меняет комплекты, через какое-то время. А может только просимулировать. Тогда еще хуже — пока система не пересчитает а-пэ-о заново, — он посмотрел на Леро.
— Ну, а вдруг повезет? Все-таки? Второй раз?
— Леро, ты просто правда устала. Назад, — он дернул ее наверх, на вершину гребня.
Леро, давно не помня себя от усталости и отупения, закарабкалась по крутому здесь склону — если бы Кламмат не волок ее за руку, которой она не чувствовала, она бы скатилась вниз. Почти на самом верху она ударилась коленом о камень, вскрикнула, дернулась. Потная ладонь выскользнула из перчатки; Леро покатилась вниз. Она скатилась к подножию и застыла в черном песке.
— Лежать, тварь! — раздался ликующий вопль. — Лежать, говорю!
Леро подняла голову. Из-за валуна, буквально в пяти-шести метрах на север, выскочил тот, другой, — который с косоглазым, тогда на поляне... Он был в таком же комбинезоне, как тогда косоглазый, — очень похоже на Кламмата, — только ни ранца, ни карабина, ни черной полосы-панели на шлеме. В руке у него был хорошо знакомый Леро разрядник. Ствол оружия нацелился Леро в грудь.
Сверху пришел разряд. Кламмат стоял черной статуей на фоне угрюмого неба, ствол поднят. По жару огня, каким полыхнул излучатель, Леро поняла, что мощность разряда была максимальной.
Но камень — двухметровый валун, из-за которого возник привидением этот, второй, и который отгородил его от разряда — остался несокрушим. Разряд, не тронув матовый черный бок, разлетелся слепящими жгущими искрами.
Тогда Кламмат бросился вниз, словно нырнул, упал в трех метрах от Леро, сдвинул кольцо браслета. Придурок в комбинезоне вспыхнул неярким факелом, в секунду сгорел и растворился без следа.
В ту же секунду непонятно откуда пришел новый разряд. Сфера защиты — Леро оказалась почти на самой границе — на этот раз полыхнула так ярко, ударила по чувствам так больно, что Леро ослепла, оглохла, потеряла сознание.
* * *