Я не брошу тебя (СИ)

III

Дальше лежать было невозможно. Дышать было нечем, вонь душила, листья кололи больно и горячо. Когда раздался последний выстрел, Леро терпела сколько могла, но вот терпение кончилось. Она подняла голову из зловонной массы, задышала жадно и глубоко. Вязкий тяжелый воздух показался сейчас свежим и обжигающим, будто дома в горах.

Было тихо. Лес по-прежнему шуршал листьями, все так же в непонятной дали шумели непонятные твари. Временами проносился ветер, трогал вершины леса — тогда стеклянное шуршанье листьев сыпалось сверху в затхлую тишину у корней. Леро посмотрела в небо.

— Ой, звезды... Такие странные...

Она огляделась. Огромные звезды, мерцающие туманности, чужие и непонятные, светили ярко, все было видно. Капсула — люк разворочен, мерцающий в серебряном свете дым, что внутри — не разобрать, но все черное — страшно. На месте костра — ворох пепла, воняет на всю поляну. Два дерева — полупрозрачные призраки над поляной — вот оно, ближнее. Острая бритва коры, сплошные ужасные чешуины-иглы. Леро содрогнулась.

Она подползла к дереву. Осторожно, стараясь не изрезаться еще больше, выбралась на толстую руку корня, подальше от вонючих листьев. Закрыла глаза. Долго лежала, дышала глубоко и сладко, пока наконец от вони все-таки не затошнило. Села, вцепилась пальцами в узел на бедрах.

— Повезло дуре... Ой, как горит все... А даже аптечки нет, — она посмотрела на изуродованную капсулу. — Дураки. И получили как дураки.

Она вытерла слезы, снова вцепилась в узел.

— И что теперь делать? И вообще, зачем было прятаться? Куда мне теперь?

Она отпустила узел, огляделась, заплакала. Потом, стараясь не порезаться сильно, отломала кусок коры и стала терзать трос. Трос был не то что шнур от комплекта, которым косоглазый придурок обвязал ей голову, — Леро терзала волокна целую вечность. Но кора была тверже — как острый на сколе камень, под острым углом острей отточенного ножа. Порезав другую руку, она, наконец, перепилила трос, поднялась на колени, чуть не упала, схватилась за корень. Вскрикнула — зацепилась порезанным местом.

— Ну, и что мне делать теперь? — Леро вытерла слезы, запачкав лицо кровью. — Сидела, ждала, думала — сейчас еще подойдет, проверит. Подошел, проверил. Порезала. И что? Что мне делать теперь?

Она спрятала лицо в ладони и заплакала. Заставила себя успокоиться, вздохнула глубоко и горько, снова оглядела поляну.

— Сколько здесь вообще ночь — долго?

Хватаясь за ствол и уже не чувствуя острой коры, она поднялась, постояла, наклонилась, попробовала растереть ноги. Царапины и порезы зудели невыносимо. Леро сжала зубы, закрыла глаза, пошла вокруг дерева, перешагивая через рукава корня.

— Какое здесь все острое и колючее...

Обошла мощный ствол и остановилась в том месте, где ее лапал косоглазый придурок.

— Мамочка...

Леро задрожала. Горло перехватило. Мету лежала, скрюченная, на боку, руки за спиной, волосы на лице, тело в грязи, крови и листьях. Леро сделала шаг. Дальше лежало платье Корде, такое ловкое, всем так нравилось... Прямо темное, в стороны под углом прозрачное, у Корде такие красивые бедра, в этом платье вообще — просто с ума сойти. А еще в двух шагах лежала сама Корде — вернее то, что от нее осталось. Красивые ноги, красивые бедра, красивый живот — выше черное месиво, головы и груди нет — листья, пепел, земля.

Леро долго смотрела на Корде, обернулась, посмотрела на корень, куда ее швырнул косоглазый. Откуда она все это наблюдала.

Ей стало гадко, противно, мерзко. Она видела, как эти двое, в трех шагах, насилуют Мету и Корде; слышала каждый вздох, каждый стон, и в сердце с каждым движением все глубже вонзался кол. Она вспоминала себя, свои горячие грезы, как она, наконец, встречает Его, как им хорошо вместе — так хорошо, как никому в Галактике не было, нет и не будет... Как они ночью любят друг друга, нежно и глубоко, а утром уходят гулять в теснину, а с ними мальчик и девочка — сладко спят рядом в комнате...

Леро вцепилась руками в лицо, заплакала, рухнула на колени, в гнилое колючее месиво. Мерзче всего сейчас было вспоминать эти дурацкие упражнения, которые она добросовестно делала, чтобы быть «в форме». Чтобы Он, когда она, наконец, дождется Его...

— Дура... Какой ужас... Какая дура... Какой ведь ужас... Как стыдно... Какая ведь дура, дура...

Леро поднялась со стоном.

— Чтобы больше без глупостей. Никогда. В жизни! Дура.

Едва передвигая ноги, она обошла поляну. От Сагео и от Небола осталось не больше, чем осталось от Корде. Леро постояла, закрыв глаза, удивляясь, почему ей так все равно. Наверно, потому что они — ей чужие. Гуляли, отдыхали, катались. Просто.

Леро стало больно — совсем по-другому. Здесь, в этом ужасном месте, она по-странному резко ощутила свое одиночество. Вообще, в этом мире. У нее никого, никого, никого не было. Самые чужие — родные родители. (Иначе вряд ли она сорвалась бы так «на озера», даже не предупредив никого, просто надеясь потом позвонить-сообщить: «Ма, у нас все в порядке».) А Он? Какой Он! Их не бывает. Глупая маленькая девчонка. Дура. Какая ведь дура... Эти придурки забрали разрядник, даже не застрелиться теперь. Это просто кошмар.

Леро, едва не падая, добрела до капсулы, прислонилась к борту. Постояла, успокоилась, стала чувствовать холод. Кожа покрылась мурашками. Леро задрожала, прижалась плотнее к остывающему металлу. Из салона несло какой-то специфичной гарью; вонь перемешалась с местной тухлятиной, затошнило. Леро упала на корточки, в пепел сгоревших листьев, обхватила себя за плечи, заплакала снова. Потянула влажное платье, исцарапанное колючками, — короткое, даже колен не прикрыть. Изрезанная кожа зудела, а в капсуле не было даже аптечки. Дураки. И получили как дураки.

Сколько она так просидела — она не знала. Очнулась оттого, что кто-то тронул ее за плечо. Она вздрогнула, подняла голову. Рядом как привидение стоял человек — как будто прозрачный, и растворялся во мраке так же, как листья на ветках вокруг. На голове у него был шлем, лицо наполовину закрыто черной пластиной, в которой отражались последние угли костра. В руке он держал какой-то странный разрядник с длинным стволом — такой Леро видела на картинках.

— Ты кто? — спросила Леро, чувствуя, что сейчас упадет под капсулу.

— Вы откуда? — он взял ее за плечи, поставил на ноги.

— Из Восемьдесят четвертого... А ты кто?

— Меня зовут Кламмат. Тебя?

— Леро... Ну, ты кто?

— Их трое?

— Да. Они убежали, туда! — Леро обернулась в лес за капсулой. — Там овраг. Я слышала...

— Я видел.

— Это ты стрелял? Почему ты их не убил?

— Далеко. Рельеф, растительность.

— Ты за ними?

— Да.

— Я с тобой!..

Человек не ответил. Он прислонил Леро к борту, отошел к люку, заглянул в салон.

— Они всё забрали... Ой, а ты где? Какая у тебя маскировка... — Леро, не отпуская ладони от борта, подошла и заглянула тоже.

— Вижу, — он поднял черную полосу на шлем. — Ты, значит, со мной?

— Да! Мне что, здесь оставаться?!

— А как вы здесь оказались?

— Не знаю... Мы вообще не сюда летели.

— Шли.

— Шли?

— Так правильно. Что случилось?

— Откуда я знаю. Сагео сказал, что у нас был левый стабилитрон, поэтому так получилось.

— Левый стабилитрон, — Кламмат усмехнулся. — Как сейчас все легко. Нажал на кнопку — и в другом Секторе. Лет десять назад было трудно представить, что к Переходу допустят туркапсулы. Где вы ее взяли? — он еще раз стукнул ладонью.

— Не знаю... Это Сагео. Он сказал, что перестроить навигатор проще простого. И можно на озера слетать. Без лицензии и без страховки.

— На озера? Ага, понимаю. Шли в Три-восемь-пять. И что?

— Ну, а стабилитрон левый. А что это такое, кстати?

— Бывает два стабилитрона. Модуль-стабилитрон — корректирует погрешности пилота при контроллерном управлении. Управлять без него могут только пилоты класса «А». Если тебе это о чем-нибудь говорит. И стабилитрон фазы, который у вас был левый. При Переходе он стабилизирует активную массу в нужном диапазоне. Чтобы выйти там, куда шел. Вам еще повезло.

— А что? — Леро хлопнула ресницами.

— В таких случаях обычно не выходят. Вообще.

— И куда... Деваются?

— Никуда. Размазывает по Вселенной. Барионная дестабилизация — не знаешь? Повторяю, Переход — не охота на бабочек в Ноль-девять-один. Перенастроить проще простого, — Кламмат усмехнулся с презрением. — Маленькие идиоты, прости.

— Да ладно, знаю. Но главная дура я — что с ними связалась. Но я и так — сижу у себя там одна, как дура... А тут — на озера... Да еще на такие... Хоть с кем-то. Хоть с идиотами. Дура, конечно, да...

Кламмат направился к открытой заслонке.

— Слушай!.. — Леро, морщась от боли колючих листьев, побежала за ним. — А что они хотели сделать? Я так и не поняла.

— Переключить питание аварийного сектора на штатный.

— Ага! Тогда бы хватило пролететь эти триста километров, до этой станции?

— Не уверен. Но у них все равно бы не получилось.

Леро заглянула в отсек.

— Сколько здесь всякого...

— Без схемы ничего не получится. Стандартным тестером уйдут годы. На стенде определишь быстро, но аварийный сектор не рассчитан на марш. Он для аварийных систем — пока сидишь, ждешь патруль. Две недели — за это время, считается, тебя найдут... На триста километров хватить его может, но при идеальных условиях — на самом нижнем ходу. Боковой, встречный ветер — упадешь где-нибудь по дороге. Да и потом... Он и так здесь левый.

— То есть? Откуда ты знаешь?

— Проработал бы суток трое, вместо четырнадцати по нормативу.

— Как это?.. — Леро снова хлопнула ресницами. — То есть, мы что, все равно... Откуда ты знаешь?

— То есть вы то, все равно. А как это — вопрос не ко мне.

Кламмат повернулся к ней, оглядел изгаженное влажное платье.

— Ну что? — Леро одернула платье. — Мы идем? Ты ведь не бросишь меня?

— Я не брошу тебя. За тобой сюда никто не пойдет. Своей капсулой пришлось пожертвовать. То есть отправить тебя никуда не получится. В общем... Ты хорошо представляешь всю ситуацию.

— Я, может быть, дура, только не тряпка. Терпеть умею. Всю жизнь терплю.

— Сколько лет твоей жизни? — Кламмат усмехнулся мягко.

— А твоей?

— Мне нужен тот, кого зовут Хайдег, — Кламмат сбросил с плеч ранец, присел, сдернул клапан, достал плоский пакетик, протянул Леро. — Ешь, и уходим, — он посмотрел на Леро, на окровавленные лодыжки. — Терпеть, значит, умеешь?

— А что делать? — Леро взяла шоколад, вздохнула. Вытерла слезы костяшками пальцев, испачкав лицо землей и кровью. — До свадьбы заживет. Сагео говорил, это еще не джунгли... А зачем тебе этот Хайдег?

— Три года назад, — ответил Кламмат не сразу, — он изнасиловал и убил девчонку. Он и еще кое-кто, втроем. Девушка была своего, капитана.

— Убил... Он и еще кое-кто... Ты ее знал, или этого капитана? А этот... Он с Флота?

— Да.

— А эти двое с ним какие-то... Не знаю, такие какие-то... Клоуны.

— Один вор. Служил в Безопасности. Обманул своих. Пристроили сюда. Здесь, вообще-то, место не для таких, здесь ребята серьезнее. Но для него постарались. Другой тоже любитель женщин. Начинал за здравие — курсант Академии. Академию не закончил, пошел на Флот. В Ноль-восемь-восемь пять лет назад был мятеж, он был там в группе страховки. Бросил манипул, удрал в капсуле, кто остался — погибли. Здесь место тоже не для таких, но из первой зоны он неудачно бежал, а после такого обычно сюда. Они с ним так, на дорогу. Допускаю — он их потом убьет, если сами живы останутся. Мне нужен он. Тот капитан — мой... В общем, у меня с ним кое-какие личные счеты. Поэтому я здесь, и один.

— А девочку, значит, убили...

— Девочка осталась жива, как ни странно. Убили не до конца. Только они об этом не знают. Ладно, об этом позже. Наелась? Листья скоро закончатся, пока терпи. Наступай осторожно, плашмя. Ноги поднимай выше, движения вертикальные.

— Я уже почти наловчилась... Но все равно режут.

— Уходим.

— А эти?.. — Леро обернулась к деревьям.

— Останутся так. Через две недели дожди.

Кламмат опустил на глаза панель, закинул ранец, скрылся за капсулой.

* * *

— Ну вот, опять тучи. А так солнца хочется. Хоть какого-нибудь.

Леро стояла на краю обрыва. Внизу в коричневатой зелени булькала мутная речка. Желто-глинистая вода вертелась водоворотами среди круглых камней, обросших буро-фиолетовым мхом. По топкому берегу росли большие цветы с длинными треугольными лепестками; растение было хищным — на бледно-лимонных листьях Леро увидела целое кладбище насекомых, и свежих, и уже почти разложившихся и усвоенных. От речки поднималась обычная тухлая вонь, смешанная со сладким тяжелым запахом — которым, возможно, цветы приманивали добычу.

Противоположный обрыв зарос белесо-соломенными стеблями; они вились по склону тугими канатами, от хищных цветов на воде до корней наверху — те торчали из почвы под краем обрыва как одеревеневшие многоголовые змеи. Там светлые стебли вползали в сплетение черно-бурых корней, пронзали его и, карабкаясь по чешуистым стволам, исчезали в сумраке зарослей. Наверху, над стеной угрюмого леса, лежало тяжелое угрюмое небо. Желтоватые тучи были так низко, что, казалось, до них можно было добросить камнем.

— Сезон. Днем здесь сейчас тучи, всегда. Ночью нет. Придет кислота — будет наоборот.

— Ну да. Ночью звезды были, какие-то, — Леро отвернулась от обрыва, дохромала до большого камня, упала, прислонилась спиной к холодному мокрому боку. — Какое здесь все мокрое и вонючее. И колючее.

Кламмат подошел к обрыву и стал изучать расселину. Он осмотрел противоположный обрыв, поднял стереомат на шлем, подошел к Леро.

— Привал. Будем лечиться, — он опустился на колени, осмотрел порезы.

— А рассвело быстро, — сказала Леро, также оглядывая сеть почерневших порезов под запекшейся грязью.

— Экватор, — Кламмат сцепил ранец, открыл клапан, достал аптечку.

— А как мы будем перебираться? У тебя веревка?

— Да.

Кламмат достал из аптечки пару баллончиков, из одного смыл месиво глины и крови, из другого покрыл раны слоем белой пушистой пены.

— Как пахнет здорово, — вдохнула Леро. — Только щиплет ужасно, — она зажмурилась.

— Терпи. Вижу, не врешь — умеешь.

— Угу.

— Сидишь десять минут.

Леро зажмурилась, перевела дух, потом открыла глаза, стала смотреть в низкое тяжелое небо, в полосу света, обрамленную колючими кронами леса по склонам расселины. Тучи были неплотные — размазанной массой медленно плыли по небу, похожие на какую-то густую маслянисто-сиренево-желтую жидкость, которая расплывалась причудливыми разводами. Леро вгляделась — в высоте, в прорехах, над тучами, в сиреневатой глубине неба парила черная точка.

— Ой, а что это там?..

— Водородный паук, — Кламмат посмотрел в небо. — Птиц здесь нет, крылатые ящеры уже улетели. Вернее сказать — ящерицы, они маленькие... Миграция перед кислотным сезоном.

— Водородный паук? Это еще что такое? И он, конечно, за нами?

— Нет, просто парит. Вообще спит — сейчас день. Они живут и нападают на открытых пространствах, и не днем. Мы пойдем через горы — еще увидишь, — Кламмат достал блистер, отделил капсулу, протянул. — Глотай.

— А что это? — Леро послушно засунула капсулу в рот. — Вкусно!

— Не ври.

— Вкусно, — обиделась Леро. — Ты, дурак, не понимаешь... Что это?

— Анальгетик, антисептик, стимулятор. Иначе через три часа упадешь. А нам идти, скорее всего, до самой базы, все триста километров, — Кламмат оттянул Леро веко, посмотрел в глаз, тронул лоб. — У тебя температура.

— Угу. Трясет немножко. Зябко ужасно. А дай еще шоколадки.

— Всю не ешь, — Кламмат протянул плитку. — Будет плохо.

— Знаю, пайковый. У нас в капсуле был такой. Его эти забрали, — Леро откусила кусочек, стала жевать, зажмурив глаза. — Вкусно.

— Не ври.

— Не любишь шоколад?

— Нет.

— Дурак ведь.

Леро откусила еще кусочек, снова оглядела провал, лес, небо, масляные облака. Было сыро и как-то по-липкому холодно. Леро сидела и сцепив зубы ждала, когда начнет действовать капсула. Капсула начала действовать очень быстро; дрожь прошла минут через пять, в голове появилась ясность. Ноги под пеной перестали гореть, жгучий огонь превратился в ласковое тепло. Настроение поднялось. Леро откусила еще кусочек, протянула плитку обратно.

— На. Только если не любишь — не трогай. Это мне. У тебя ведь там есть еще что-нибудь? В пайке.

Кламмат достал третий баллончик, нажал дозатор. Пена стекла снежно-белыми струйками в кашу коричневых листьев. На чистой посвежевшей коже засветились розовые полоски.

— Эх ты! — Леро оглядела ступни и голени. — И не болит!

— Это так, просто, — Кламмат вернул аптечку на место, щелкнул клапаном. — Косметика. По идее, обработать тебя следует целиком. Но, повторяю, нам идти, скорее всего, до базы. И нас теперь двое. Так что терпи. И будь готова ко всякому. Будет больно, и не однажды.

— Угу. Знаешь, я так рада, — Леро вздохнула. — Что ты меня не бросил.

— Не понял, — Кламмат, который уже поднялся, чтобы вернуться к расселине, остановился и обернулся.

— Ну-у... Тебе ведь надо... Убить. Этого.

— Да. Я должен его убить, — Кламмат помолчал. — Ты знаешь еще не все.

— А со мной... А я... Я даже стрелять не умею, если что вдруг. Ну, будешь со мной возиться.

— И что?

— Я тут как чемодан без ручки.

— «Чемодан без ручки»? Первый раз слышу. У вас в Ноль-восемь-четыре так говорят? Что это значит?

— Так вроде везде говорят... Или нет?.. Оставил бы меня там. Сказал бы своим. Оставил бы еды немножко... Я бы дождалась. Наверно.

— Во-первых, я тебе уже говорил. За тобой сюда никто не пойдет. Во-вторых, поэтому разговор кончен. В-третьих, — Кламмат отвернулся, сбросил на нос стереомат, — мы своих не бросаем.

— Своих?.. — Леро, хватаясь за скользкий камень, поднялась, добрела до обрыва, посмотрела в мутную речку. — Ты меня первый раз видишь.

— Первый раз, да, — но вижу. В-четвертых, одному здесь... Труднее.

— Даже тебе?

— Мне тем более. Мне надо выжить любой ценой. Мне надо его убить.

— Ну что, — вздохнула Леро. — Туда?

Она махнула рукой в расселину. Кламмат вернулся к ранцу, сцепил с него длинный черный цилиндр с тремя кольцами посередине. Затем подошел к самому краю, пригляделся, положил цилиндр на плечо, чуть повернул кольцо. Из цилиндра ударила тонкая стальная молния, через секунду из-за спины вернулся щелчок; Кламмат повернул другое кольцо, с другой стороны оврага ответил такой же. Кламмат обернулся к лесу — в дерево вонзилась короткая толстая спица. Кламмат повернул кольца дальше; трос с обеих сторон стал собираться. Через десять секунд над пропастью сверкала натянутая струна.

— Здорово! — Леро хлопнула в ладоши. — А как мы по ней?

Кламмат повернул третье кольцо, которое высвободило темляк, провел цилиндр по тросу к обрыву.

— Руку сюда. Волосы осторожно.

Леро просунула руку в темляк. Кламмат довернул первое кольцо. Цилиндр заскользил по тросу вперед; через двадцать секунд Леро спрыгнула в листья на той стороне.

— Ай, колючие... Здорово! — крикнула Леро. — Ловко! Вот это у вас штуки!

— Какие у нас штуки? Что здесь такого?

— Здорово, и замолчи. Как мне ее обратно?

— Просто толкни.

— И она что, сама?..

Леро толкнула цилиндр. Кламмат вернулся к камню, нацепил ранец, снова подошел к обрыву, дождался цилиндр, перехватил темляк, повернул кольцо. Леро смотрела, как Кламмат неторопливо плывет в тяжелом воздухе над глинисто-желтым ручьем и зарослями бледно-лимонных хищников. Наконец он одолел пропасть, соскочил рядом в корни, листья и соломенно-светлые стебли.

— И что теперь?

Кламмат сдвинул кольцо. Трос обмяк, стал убираться в трубку. С обеих сторон подтянулись спицы фиксаторов.

— Они сами? — Леро снова хлопнула в ладоши.

— Сами, — усмехнулся Кламмат, цепляя цилиндр к ранцу. — Леро, тебе сколько лет?

— А что? — обиделась Леро. — Я таких штук не видела никогда. Я даже не знала, что такие бывают. А ты — дурак, ничего не понимаешь.

— Ну, это я понял. Но бывает еще не такое.

— И у тебя оно есть?

— Кое-что.

— Покажешь.

— Если будешь себя хорошо вести.

— Нахал.

— Как ноги?

— Вообще не болят!

— Не ври.

— Ну, немножко... Ну что, мы идем? Дай еще шоколадки.

Кламмат повернулся спиной.

— Желтый клапан. Возьми весь и не приставай.

— А мне некуда положить. Пусть он у тебя лежит. А я буду брать иногда.

Кламмат обернулся и усмехнулся.

— Леро, — он покачал головой. — Ты, все-таки, хоть чуть-чуть понимаешь? Что к чему? У тебя ведь есть голова на плечах. Вы знали, что капсула битая? Ты знала?

— Сначала не знала! Потом стала догадываться. Что что-то не так. Сагео все время ругался. А узнала только когда вышли из Перехода — не там.

— Но ведь знала, что так ехать опасно, вообще?

— Одной дома сидеть, — Леро посмотрела в землю. — А так хоть что-то. Позагорали бы. Там солнце такое ловкое. Я смотрела по видео. Вода чистая. Озера. Искупались бы.

— Ну, теперь здесь искупаешься. Кислота здесь тоже чистая.

— Слушай, а ведь тут как-то живут? Какая-то живность?

— Живут. Еще увидишь. Так что? Они тебе все друзья?

— Ну да. Как бы. Знакомые.

— А родители у тебя кто?

— Торгуют.

— Чем?

— Не знаю, — Леро подняла голову, посмотрела в панель стереомата, улыбнулась. — Дай посмотреть в эту штуку.

— Потом.

Кламмат отвернулся, зашагал к лесу. Волшебный комбинезон растворился.

* * *

Кламмат сказал, что листьев скоро не будет, — так и случилось, и как раз когда терпеть было уже нельзя. Часов через пять низина закончилась, земля пошла в гору. Почва стала каменистой, деревья сменились. Мощные стволы, покрытые чешуей, уступили место гладким, блестящим в полумраке леса как полированный мрамор и похожим своей прямотой на колонны. Кроны на этих деревьях располагались выше; сразу стало просторней, лес перестал тяготить, стало даже как будто легче дышать. Кламмату, однако, это не нравилось; он стал идти осторожнее, то и дело останавливаясь и подолгу вращая стереоматом по сторонам, отражая тусклые блики редких лучей, просочившихся с неба.

Желтые стебли-лианы, которые появились часа за два до оврага и продираться через которые стоило большого труда, исчезли вместе с чешуистым лесом. В новом лесу листья были такие же жесткие, гладкие и блестящие, но светлые — не такие мрачно-ржавые и угрюмо-коричневые; были меньше размером и не такие кинжально-острые. Леро подобрала несколько палых — они были мягче и пахли не так тяжело. Вскоре идти стало опять тяжелее; к гладкоствольным деревьям добавился низкорослый кустарник — длинные тяжелые ветви веером из одной точки корня, с маленькими алмазно-острыми листиками, каких, впрочем, на голых ветвях было немного, и избегать этих лесных лезвий было нетрудно.

Иногда наверху проявлялось небо, и в маленькие колодцы падал медленный вязкий свет. Леро каждый раз останавливалась, смотрела наверх, стояла десять-пятнадцать секунд, давая отдых горящим ногам, сжимала зубы, спешила за Кламматом. Он шагал сквозь заросли, раздвигая длинные ветви кустов, иногда оборачиваясь и поджидая, если Леро чуть отставала. Вокруг вдалеке постоянно что-то гудело, потрескивало, чавкало, но за полдня Леро не увидела ничего живого — даже на расстоянии, мельком, хотя постоянно присматривалась, ожидая, после упоминаний Сагео и Кламмата, увидеть нечто диковинное. Один раз ей показалось, что она, наконец, увидела какого-то черного ящера, но ящер никуда не спешил удрать и потом оказался огромным ползучим стеблем, который стелился в неглубоком ковре листвы и растворялся в полумраке леса.

Лес продолжался и продолжался. Ощущение времени потерялось; казалось, что мир состоит только из этих стволов, листьев и веток, иногда из кустов с алмазно-режущими лепестками, из тяжелого липкого воздуха, который забивал горло так, что его очень хотелось прокашлять, но дышать было так тяжело, что кашлять не получалось — так было всегда и везде, и будет всегда и везде, и больше нигде ничего нет, во всей огромной Галактике, а солнце, простор и воздух предгорий, где Леро родилась и выросла, в неизвестной непонятной дали, откуда их сюда занесло, — просто какой-то сон, какой-то миг озарения — такое иногда бывает, прорывается сквозь череду бесцветных будничных дней...

Леро чувствовала, что сознание начинает терять обычную ясность. Она шла и, чтобы не поддаваться странному оцепенению, внимательно смотрела под ноги, стараясь ступать там, где было меньше листьев, и так, чтобы нога их давила, а не погружалась в слой лезвий, — и следила за тем, чтобы не отставать от Кламмата.

— Слушай, а почему здесь никого нет? — спросила Леро, когда Кламмат остановился в очередной раз. — Вроде кто-то вокруг возится, а нет никого.

— Нас слышно за километр. Спрятаться несложно.

— От нас? Спрятаться? А Сагео говорил — тут есть хищники.

— На этой точке четыре географические зоны. Все базовые — экваториальная, тропическая, умеренная, полярная. Эта — экваториальная. Отличается от трех остальных регулярным кислотным сезоном. В тропиках кислота тоже бывает, но не каждый год и не так резко. В умеренном кислоты нет, там осадки формируются над континентами. Поэтому вся фауна здесь, на экваторе, имеет дополнительный ранг — мегатип, или подцарство. Таких мегатипов два — оседлые и мигранты. Первые — хищные, вторые — растительноядные. Первые адаптированы к кислоте. Там и там классы — членистоногие и хордовые. Среди вторых есть отряд — черепахи, — который адаптирован тоже. Они не прячутся, мы их, возможно, увидим.

— То есть растительноядные уже убежали. А шумят хищные и адаптированные черепахи.

— Растительноядные убежали не все, и хищные пока на охоте. Поэтому у меня, — Кламмат тронул стереомат, — здесь имеется индикатор.

— Ну дай посмотреть!

— Потом.

Вскоре длиннорукие кусты кончились, и вокруг снова остались только гладкие стволы-колонны, которые стали еще тоньше и кроны над которыми поредели и поднялись еще выше. Слой палых листьев тоже поредел так, что идти теперь можно было просто по камням — Леро заплакала от облегчения. Они шли еще часа полтора, когда Кламмат резко остановился. Леро, бредущая почти в спину, устав и предвкушая привал, наткнулась на Кламмата и отскочила.

— Хищные? — она схватила его за локоть.

— Да, — ответил Кламмат не сразу. — Похоже, он понял, что это я.

— Кто он? То есть?

— Хайдег, — Кламмат поднял стереомат, снял перчатку, утер брови.

— Мы их догнали?

Леро оглядела коричневый полумрак. Хотя здесь было далеко не так мрачно, как ниже, видимость пропадала в тридцати шагах. Кламмата, в комбинезоне, не было видно уже в пяти.

— Леро, слушай меня внимательно, — Кламмат щелкнул кольцом на стволе карабина. Зеленый мигающий огонек сменился тревожно-желтым. — Он понял, что я — это я. Я их догнал, и они разделились. Один там, — Кламмат указал стволом влево, — другой там, — он перевел ствол вправо.

— А как ты узнал?

— Эта штука, — Кламмат тронул стереомат на шлеме, — как ты понимаешь, все видит потому что ищет. Я регулярно цепляю сигнал. У них таких два.

— Так просто? — удивилась Леро, оглядываясь. — Кому они нужны, если их можно засечь, так просто?

— Леро, — Кламмат покачал головой, — это мне просто. У меня есть чем. А так возьми попробуй.

— То есть, — Леро смущенно заулыбалась, — они разделились? Значит, засада?

— Значит, засада.

— И значит, тоже охота?

— И значит, тоже охота. Поэтому слушай меня внимательно. Первое. Сейчас для тебя закон только один. Мое слово. Как понял?

— Как поняла?

— Прости, на женщин наши реплики не рассчитаны.

— Ну, я поняла.

— Что поняла?

— Что на женщин.

— И все?

— И про слово.

— Второе, — Кламмат расстегнул клапан воротника. — Видишь?

— А что это? — Леро шагнула ближе и посмотрела на плоскую металлическую коробку.

— Открывается здесь, — Кламмат тронул задвижку. — Если я потеряю сознание и не очнусь через сутки, дергаешь воротник, — Кламмат указал на клапан, — открываешь, берешь «пиявку».

Он открыл коробок. Внутри оказалось четыре маленьких черных диска.

— А что это? — прошептала Леро.

— Прикладываешь к любой артерии. Ты знаешь, где у человека артерии?

— Немножко.

— Вот сюда, например, — Кламмат положил пальцы Леро на горло.

— Это где пульс? Знаю. И что будет?

— Ждешь, пока я очнусь.

— Долго?

— Еще сутки.

— А если... — Леро хлопнула ресницами. — А если кровь?

— Крови не будет. Как понял?

— А что надо отвечать? — Леро улыбнулась.

— Понял вас норма. Или просто — норма.

— Понятно.

— Неправильно.

— Норма.

— Третье.

Он сцепил карабин, протянул Леро. Она отступила на шаг, посмотрела испуганно.

— Держи.

— Мамочка... Я такие разрядники только на картинке видела... — Леро взяла карабин. — Тяжелый...

— Это карабин, не разрядник. А тяжелый не он, а в нем элемент — буферный аккумулятор. Запоминай, — Кламмат тронул пальцем тревожный огонек статус-табло. — Желтый мигает — статус ноль. Неопределено, потеря контроля. Если это в бою — не тратишь время и бежишь без оглядки, выбираешь другую позицию. Желтый не мигает — статус один, готов.

— Как сейчас?

— Как сейчас. Зеленый — статус два. В общем — все функции норма. Здесь значит попал.

— То есть? Он что, сам говорит? Попала я или нет?

— Разумеется. В большинстве случаев цели ты не увидишь.

— А как же стрелять? — Леро хмыкнула, оглядела оружие со всех сторон.

— Мигает красный — статус минус два. В общем — отказ. Здесь значит мимо. Вот гашетка. Сюда палец. Первый ход — до небольшого упора... Жми.

Кламмат отвернул ствол в сумрак зарослей. Леро надавила спуск. В глубине излучателя вспыхнул яркий рубин. Статус-табло ответило синим. Кламмат замер.

— Что-то не так?

— Жми! До конца! Бей!

— Куда?! — закричала Леро.

Она вдавила дрожащий палец. Излучатель вспыхнул горячей звездой. Разряд ушел вперед и влево; в сумраке леса взорвалась белая молния; лес проявился до последнего листика, загоревшись вокруг сказочным строем хрустально-черных колонн. Молния погасла искрами, упал новый мрак; впереди что-то тяжело рухнуло. Леро всмотрелась. Метрах в двенадцати на земле лежала непонятная масса; над ней вился дымок. Леро уставилась на зеленую звездочку статус-табло.

— Попала? — она подняла голову. — Здорово! А что это было?

— То есть понятно, — Кламмат сбросил на нос стереомат. — Синий — статус минус три. В общем — терминат, функция выполнена. Здесь значит фиксация. Белый — внестатусный знак. Значит недостаток данных.

— Данных?

— Да, — Кламмат обернулся к Леро. Зеленый огонек отразился в панели стереомата. — Я говорил, что в большинстве случаев ты не видишь кого атакуешь. Когда бьешь из неактивной зоны в частности. Часто бьешь только по трассам — по интерполяции теплового следа. Иногда тестишь, иногда другого не остается. В таких случаях белый как раз и бывает.

— А сейчас?

Леро повертела карабином, оглянулась на обугленную груду. Потянуло поджаренным мясом, еще какой-то тошнотворной гарью.

— Сейчас в контакте.

— А он сам может за меня стрелять?

— Нет.

— А я думала, оно у вас само все стреляет. Что, если их сразу четверо со всех сторон?

— Прибору все равно сколько, лишь бы хватило энергии для защиты, — Кламмат тронул насадку на макушке шлема. — Но он тугодум. Они, вообще-то, все тугодумы.

— То есть? — засмеялась Леро. — Не догадался, что опасно?

— Не принял такое решение. Это называется эн-ка-о — неполный критерий опасности. Похоже, решил, что масса — в векторе на тебя, при том, что сам в пассивном режиме.

— Ну объясняй уже.

— Активный режим обычно включают для локального боя. Когда контакт с противником визуальный. Все время его держать нельзя, очень энергоемкий. Локальный бой случается редко — его вообще крайне нежелательно допускать... Но режим может быть ни при чем. Он мог определить что-то другое.

— Вот тебе раз, — Леро хмыкнула, оглядев шлем, на котором угрюмо сверкала полоска стереомата. — Значит, себе он подумал, что все нормально. А ты, все-таки получается, ложись помирай? Ну, и на кого же тогда надеяться? — Леро посмотрела на зеленый огонь карабина. — Если никто за меня не стреляет?

— На себя. Ты знаешь, что значат статусы, вот и соображай — этого хватит. У них, — Кламмат посмотрел в коричневый сумрак, — два точно таких же. А от них, — он обернулся к Леро, — в конечном итоге защита только одна — своя голова.

— Да?.. А то мне понравилось... И целиться не надо. А что это было? И откуда оно вдруг взялось? Не было, не было, и вдруг — на тебе! Я даже не испугалась — не успела просто, — Леро еще раз оглянулась на черную груду.

— В общем, как работать в контакте, ты поняла, — Кламмат забрал карабин, подцепил к такелажу. — А что это было — мне неизвестно.

— Все объяснил, в общем... А воняет как, — Леро втянула носом горелый запах, отвернулась.

— И четвертое, — Кламмат сдвинул левый рукав. На запястье на черном материале перчатки замерцал браслет, на котором спокойно светился зеленый огонь. — Если я отключаюсь, он замигает желтым. Если через сутки я не очнусь, а ты не поставишь «пиявку», он загорится красным. Мои примут сигнал. Если «пиявка» будет стоять, он будет ждать еще трое суток. У нас это срок реабилитации, крайний. Но ты столько ждать не будешь. Если через сутки после «пиявки» по-прежнему мигает желтым, берешь мою правую руку, — Кламмат повертел ладонью в перчатке, — снимаешь перчатку, пальцы кладешь на браслет.

— И что? — прошептала Леро.

— Мои примут сигнал. Наши системы рассчитаны сначала на группу. Сначала предполагается, что я не один — обычно в тройке. А ставить себя в одиночный режим я сейчас не хочу, — Кламмат опустил рукав. — Это значит вводить для моих фактор дополнительного отвлечения. Там восемнадцать беглых, — он указал на юг, — против двенадцати наших. Теперь одиннадцати.

Он отвернулся и двинулся дальше.

* * *

Дорога шла в гору, ноги начинали болеть по-другому, вдобавок к порезам, которые снова невыносимо горели. Леро едва ковыляла, терпела из последних сил. Кламмат шел, удвоив внимание; Леро и боялась его беспокоить, и просто стеснялась попросить еще пены. Голова снова наливалась огнем, ужасно хотелось капсулы, но Леро решила, что будет терпеть до последнего, когда действительно станет падать, почувствует, что теряет сознание.

Чем выше они поднимались, тем становилось светлее и чище. Дышать становилось намного легче; Леро с наслаждением вдыхала все тот же протухший, но не такой тяжелый здесь воздух. Зато здесь появилась новая напасть — длинные извилистые лианы, темно-желтые, почти коричневые, спадавшие откуда-то с невидимой высоты и унизанные такими же зубьями, как ветви оставшихся позади кустарников. Беречься новой опасности сил уже не было; прочный материал платья (одежду Леро выбирала в первую очередь по практичности, предпочитая металлизированное волокно, из которого ничего навороченно-модного не сошьешь) каким-то образом защищал спину, грудь и живот — но плечи, руки и ноги разгорались свежими ранами. Леро шла, ничего уже не соображая; наконец ей показалось, что она теряет сознание. Она упала на четвереньки.

— Клам... Не беги так... Я тебя не вижу через три метра уже... Можно я отдохну... Пять минут...

Кламмат вернулся, присел, поднял стереомат, убрал у Леро с лица волосы, посмотрел в глаза.

— Я дойду... Мне только отдыхать иногда... Да еще колючки эти опять...

— Часа через полтора будет нормальное место, привалим.

— Дай таблетку.

— Аптечка под голубым клапаном. Справа, под мышкой.

Он повернулся спиной, Леро достала из-под клапана блистер, отделила капсулу, сунула в рот, проглотила. Кламмат вернул на нос стереомат, поднялся — и тут же рухнул на землю.

— Лежать!

Ствол над головой раскололся белым огнем. Дерево заскрипело и стало медленно падать. Кламмат схватил Леро за локоть и потащил в сторону; Леро, продрав на плече глубокую ссадину, закричала. Ствол обвалился, листья обрушились зелено-коричневым водопадом, затем рухнул огромный ком колючих лиан, все стихло. Сожженный ствол чуть потрескивал. Завоняло влажной тухлой гарью, как от костра на поляне.

— Больно... — Леро заплакала. Силы терпеть закончились. — Дай пены немножко... И давай отдохнем, пять минут... — она лежала ничком, уткнув лицо в глину и кровь на ладонях. Волосы рассыпались по земле, перемешались с горелой трухой. — Я таблетку случайно... — она всхлипнула. — Выпала...

Кламмат не отвечал. Он приподнялся и медленно огляделся. Затем сел на колени, взял Леро за плечи, привалил к упавшему дереву.

— Бьет из неактивной зоны. Причем на пределе, почти из-под внешнего радиуса. Скорее всего, ближе — левый ландшафт, и он пока тестит. Что нам и надо, — Кламмат достал баллончики, блистер с капсулами. — Каждый тест — тоже заряд.

— Клам... — Леро не открывала глаз. Она часто дышала и не могла надышаться. — Так что у тебя с ним за счеты... Еще кое-какие... Личные... Любой ценой... Бросил своих, разбил капсулу...

— Как у тебя платье снимается?

— Обычно... Через голову... Что, не знаешь... Не снимал, что ли, ни разу...

Кламмат раздел Леро, обработал плечи и грудь, бедра, колени, голени, ступни.

— Шрамы останутся... — Леро заплакала.

— Необязательно, — Кламмат спрятал баллончики. — Если успеем в борт-лазарет, обработаем — ничего не останется. Жуй.

Он достал еще одну капсулу. Леро открыла глаза, не в силах пошевелиться, улыбнулась.

— Открой рот. Ты себе язык прокусила, ты в курсе?

— Да?..

Кламмат сунул капсулу.

— Толком ни разу. Пять лет назад... Ты, наверно, не знаешь... В Три-три-один вводили военное положение. Три-три-один — наша зона, и нас, разумеется, всех до последнего... Познакомился там с одной девочкой. На тебя, кстати, похожа. Он тоже к ней.

— А он там зачем? Или тоже из ваших? Был?

— Тоже из наших. Был.

— Ну и ну... А она?

— Не подпустила на радиус, это понятно. А когда там стали стрелять — погибла.

— И что? — Леро открыла глаза, выпрямилась, поморщилась. — Как?

— Леро, ты взрослая девочка. И ты его видела.

Леро хлопнула ресницами.

— Так что ему повезло. Что он протоптал здесь, все эти годы. Но всему на свете приходит конец.

— Я его тоже убью... Давай вместе...

* * *