Я – Товарищ Сталин 3

Глава 14

Асмэра, февраль 1936 года.

Утро, пропитанное жарким солнцем, заливало узкие улочки итальянской колонии Эритреи, где белоснежные здания в стиле ар-деко, с колоннами и лепниной, отбрасывали резкие тени на красноватую землю. Улицы, вымощенные камнем, гудели от шагов: итальянские офицеры в белых мундирах, с золотыми пуговицами, шли, поправляя фуражки; эритрейские аскари, в тёмно-зелёной форме, маршировали с винтовками; местные женщины в ярких платьях, с корзинами фруктов, спешили на рынок. Площадь перед кинотеатром «Имперо», шедевром итальянской архитектуры, бурлила: торговцы предлагали кофе, чьи зёрна, тёмные и блестящие, лежали в мешках; мальчишки, босые, бегали, крича на тигринья; итальянские дамы в шляпках прогуливались под зонтами. Асмэра, на высоте 2200 метров, дышала прохладой, но воздух, сухой и горячий, пробивался со стороны Красного моря, чьи порты — Массауа и Асэб связывали колонию с остальным миром. Дороги, проложенные итальянцами, вились через плато, где поля кофе, зелёные и ухоженные, принадлежали колонистам. Эритрейцы, в поте лица, собирали урожай, их лица, тёмные и усталые, выражали покорность. Вдалеке, на холмах, виднелись деревни тиграи и тигре, с хижинами из глины и соломы, где жизнь протекала медленно: женщины мололи зерно, мужчины пасли коз, дети играли у ручьев. Итальянцы строили школы, больницы, но только для своих; местные, хоть и получали работу, жили в тени расового превосходства, введённого Муссолини. В порту Массауа, где жара была невыносимой, корабли выгружали технику, а эритрейские носильщики, сгибаясь под тяжестью ящиков, переговаривались на тигре, бросая взгляды на итальянских надсмотрщиков.

Полковник Лоренцо ди Сальви, 47-ми лет, близкий друг Родольфо Грациани, командующего итальянскими войсками в Эритрее, шагал по улице в Асмэре. Его фигура, коренастая, в белом мундире с эполетами, излучала уверенность; лицо, загорелое, с густыми бровями, обрамляли короткие волосы с проседью; глаза, карие и цепкие, замечали всё вокруг. Лоренцо, римлянин из знатной семьи, был правой рукой Грациани, отвечал за логистику войск в кампании против Абисинии. Его день начинался в штабе, в неоклассическом здании с мраморными колоннами, где карты, утыканные флажками, покрывали стены, а офицеры обсуждали наступление. Но вечером, устав от бумаг, он искал отдыха в тёмных уголках Асмэры, где местные девушки, за деньги, предлагали утешение.

В доме на окраине, в районе, где итальянцы редко появлялись, жила Зэра, 24-х летняя девушка, тиграи, с тонкими чертами лица и длинными косами. Её дом, глиняный, с низкой крышей, был приютом для офицеров, ищущих развлечений. Зэра, как и многие, жила под гнётом колонистов. Она была завербована советским агентом ОГПУ, представившимся Иваном, за деньги — 500 итальянских лир, сумма, что могла позволить кормить семью целый год. Зэра, ненавидя итальянцев за их высокомерие, согласилась помочь в похищении Лоренцо, видя в этом шанс не только заработать, но и отомстить. Её сообщники — местные эритрейцы, тоже завербованные ОГПУ: Абраха, 30 лет, бывший аскари, высокий, с шрамами на руках, молчаливый, но с твердым характером. Тэкле, 27 лет, худощавый, с бегающими глазами, работник порта Массауа. И Мэаза, 35 лет, торговец кофе, коренастый, с громким голосом, чья лавка служила прикрытием для встреч.

Вечер 15 февраля 1936 года окутал Асмэру теплым воздухом. Зэра, в красном платье, стояла у двери, улыбаясь Лоренцо, чей мундир был расстёгнут.

Комната, с глиняными стенами, освещалась керосиновой лампой; стол, покрытый тканью, был уставлен бутылками вина; в углу лежал матрас, застеленный цветным одеялом. Лоренцо, держа бокал, говорил:

— Зэра, ты единственная, кто понимает нас, солдат. В штабе душно, Грациани требует отчёты, а я… я хочу забыть.

Зэра, наливая вино, улыбнулась:

— Полковник, вы слишком много думаете. Расслабьтесь. Что нового в штабе?

Лоренцо, откинувшись на стуле, вздохнул:

— Абиссиния сопротивляется. Менелик их вдохновляет, но мы их раздавим. Грациани не остановится, пока не добьётся своего.

Зэра, подавляя гнев, кивнула, её пальцы сжали бутылку:

— Вы сильные, полковник. Но местные… они тоже не сдаются.

В дверь постучали. Абраха, в тёмной рубахе, вошёл внутрь, глаза были опущены:

— Зэра, я кофе привёз. Где поставить?

Лоренцо, не глядя, махнул рукой:

— Оставь там, парень. Не мешай.

Абраха, кивнув, вышел, но его взгляд встретился с Зэрой — это был сигнал. В соседней комнате ждали Тэкле и Мэаза, скрытые за занавеской. Тэкле, нервно теребя верёвку, шепнул:

— Мэаза, он пьян. Пора?

Мэаза, сжав кулаки, ответил:

— Ждём, Тэкле. Зэра знает, когда. Если ошибёмся, итальянцы нас повесят.

Зэра, подлив вина Лоренцо, запела на тигринья, её голос, приятный и мелодичный, усыплял бдительность. Лоренцо, расслабившись, закрыл глаза. Зэра, подав знак, выскользнула в соседнюю комнату, шепнув:

— Сейчас. Он почти спит.

Абраха, достав мешок, кивнул:

— Я беру за ноги. Тэкле за руки. Мэаза, следи за улицей.

Тэкле, сглотнув, ответил, его голос дрожал:

— А если он закричит? Русские обещали защиту, но…

Мэаза, хлопнув его по плечу, оборвал:

— Не время бояться, Тэкле. Мы рискуем не только за деньги. Но и за Эритрею.

Они ворвались в комнату. Лоренцо, открыв глаза, успел вскрикнуть, но Абраха накинул мешок на его голову, Тэкле связал руки верёвкой, Мэаза зажал рот. Полковник, брыкаясь, пытался вырваться, но силы покидали его. Зэра, стоя у двери, шептала:

— Тише, братья. Улица пуста, но патрули могут быть близко.

Они выволокли Лоренцо через заднюю дверь, где ждала повозка, запряжённая мулами. Ночь, тёмная и безлунная, скрывала их. Абраха, сидя впереди, правил мулами; Тэкле и Мэаза, с Лоренцо, укрытые одеялами, лежали в повозке. Зэра, оставшись, шепнула:

— Удачи, братья. Я прикрою.

Путь вёл через холмы к границе с Абиссинией, где ждали сотрудники ОГПУ. Дорога, узкая и каменистая, вилась среди скал. Мулы, фыркая, ступали осторожно; теплый ветер нёс пыль. Тэкле, глядя на звёзды, шепнул:

— Мэаза, это правильно? Мы пошли на преступление, но за что? За деньги? За страну?

Мэаза, глядя на связанного Лоренцо, ответил:

— Оба варианта, Тэкле. Деньги — для семей, долг для родины.

Абраха, не оборачиваясь, добавил:

— Молчи, Тэкле. Ты слишком много болтаешь. Думай о деле.

Лоренцо, очнувшись, глухо пробормотал через мешок:

— Вы… пожалеете. Грациани найдёт вас.

Тэкле, вздрогнув, сжал верёвку:

— Он прав, Мэаза. Что, если нас поймают?

Мэаза, ударив кулаком по повозке, сказал:

— Хватит, Тэкле! Мы дойдем до границы. Там нас встретят.

К утру, после шести часов пути, они достигли границы — ручья, за которым начиналась Абиссиния. Два чекиста, в тёмных плащах, с винтовками, ждали в тени акации. Старший, с бородой, на ломаном тигринья сказал:

— Абраха, вы сделали это. Полковник наш. Деньги в мешке.

Абраха, передав Лоренцо, ответил:

— Вы обещали защиту. Если итальянцы узнают, кто это сделал, то мы мертвы.

Чекист, кивнув, махнул рукой:

— Уходите. Мы разберёмся.

Эритрейцы, взяв мешочек с лирами, ушли, их сердца бились от страха и надежды, что деньги помогут их семьям. Лоренцо, связанный, исчез за холмом с чекистами. Асмэра просыпалась, не зная о потере.

В Абиссинии, за ручьём, где граница растворялась в холмах, утренний свет, мягкий и золотистый, пробивался сквозь листву деревьев, освещая узкую тропу, что вилась между скал и колючим кустарником. Хижина, сложенная из глины и веток, с соломенной крышей, едва заметная в зарослях, стояла в тени высокого холма. Её стены, потрескавшиеся от жары, хранили следы проливных дождей. Внутри, холодный пол, был устлан потертыми циновками. Грубо сколоченный стол был завален картами, обрывками бумаги и крошками лепёшек. В углу, за выцветшей занавеской, лежал Лоренцо ди Сальви, связанный верёвками, с мешком, снятым с головы, но всё ещё стянутым у шеи. Его мундир, некогда белый, покрылся пятнами пыли и пота; лицо, загорелое, с резкими чертами и густыми бровями, исказилось от гнева; глаза, горели ненавистью. Сотрудники ОГПУ — трое мужчин в плащах, пропылённых дорогой, занимались делами: Григорий, бородатый, с широким лицом, варил чечевицу в котле над очагом; Павел, худощавый, с острыми скулами и серыми глазами, перебирал донесения, исписанные мелким почерком; Алексей, с короткими светлыми волосами, чистил винтовку у входа, оглядывая заросли. Снаружи стрекотали цикады, шуршала сухая трава, кричали птицы, кружа над холмами; далёкие горы Абиссинии, тёмные и зубчатые, высились на горизонте, их склоны терялись в утреннем тумане.

Лоренцо, рванувшись на циновке, закричал голосом, полным ярости:

— Вы, подлые псы, думаете, я заговорю? Ничего не получите! Грациани раздавит вас всех!

Григорий, помешивая чечевицу, обернулся:

— Кричи, полковник. Здесь только мы, да горы. Ешь, если хочешь жить, а то потеряешь все силы.

Он кивнул на миску с варёной чечевицей, смешанной с кусками лука, и грубую лепёшку, лежавшую рядом. Лоренцо, сжав кулаки, плюнул в сторону миски, его лицо покраснело, грудь вздымалась:

— Жрать вашу бурду? Вы ответите за это! Все вы грязные крысы!

Павел, отложив бумаги, шагнул к нему:

— Твой Грациани сейчас мечется в Асмэре, а ты здесь. Ешь, или мы тебя заставим.

Лоренцо, сжав челюсти, отвернулся, его мысли кружились вокруг побега, и друга. Он представлял, как Грациани, узнав о пропаже, перевернёт всю Эритрею, но верёвки больно впивались в запястья, а хижина казалась ловушкой.

Алексей, у входа, бросил взгляд на Григория:

— Я слышал шаги в лесу. Там местные ходят, не наши. А этот орет слишком громко.

Григорий, добавив дров в очаг, кивнул:

— К ночи уведём его глубже. Лес нас прикроет. Павел, проверь тропу.

Павел, сложив донесения, ответил:

— Если он заговорит, Москва получит планы наступления. Это стоит риска.

Лоренцо, услышав, рванулся вперед, но его сдержали веревки:

— Планы? Вы ничего не узнаете! Грациани уже идёт за мной, и вы поплатитесь!

Григорий, подойдя, присел рядом:

— Полковник, время на нашей стороне. Голод и страх сделают своё дело.

Лоренцо, сжав кулаки, уставился в потолок, его грудь вздымалась, мысли путались. Он вспоминал Рим, службу с Грациани, их разговоры о кампании в Ливии, где они делили одну бутылку вина, глядя на звезды. Теперь он был здесь, в пыльной хижине, окружённый врагами, и надежда на спасение таяла.

В Асмэре, тем временем, солнце поднималось над площадью перед кинотеатром «Имперо», где торговцы раскладывали манго, бананы и мешки с кофе, чьи зёрна блестели, как тёмные жемчужины. Улицы, вымощенные камнем, звенели от шагов эритрейских аскари, чьи винтовки поблёскивали; грузовики, гружённые ящиками с боеприпасами, гудели, направляясь к порту Массауа, где жара душила, а синее море лениво плескалось о причалы, где потные носильщики сгибались под тяжестью груза.

В неоклассическом здании штаба, с мраморными колоннами и высокими окнами, Родольфо Грациани, высокий, с жёсткими чертами лица, короткими усами и морщинами, стоял у карты Абиссинии, его мундир, белый, с золотыми эполетами, был застёгнут на все пуговицы. Темные глаза горели тревогой и яростью. Лоренцо, его друг и правая рука, пропал, не явившись на утренний доклад — впервые за долгие годы. Грациани, сжав кулак, повернулся к адъютанту, капитану Альберто Риччи, 32-х лет, с гладко выбритым лицом и нервными движениями, теребящими край фуражки:

— Альберто, где Лоренцо? Он не мог просто исчезнуть! Что говорят люди?

Риччи, опустив глаза, ответил:

— Командующий, квартира пуста. Служанка видела его вчера вечером, потом он ушёл. Никто не знает, куда.

Грациани, ударив кулаком по столу, крикнул, эхо разнеслось по кабинету:

— Никто? Лоренцо — не мальчишка, чтобы вот так пропадать! Созови патрули, обыщи Асмэру!

Риччи, побледнев, козырнул:

— Уже отправил солдат, командующий. Проверим рынок, окраины, таверны.

Грациани, прошёлся вдоль карты, его пальцы теребили пуговицу. Лоренцо был не просто офицером — он был его другом, с которым он делил кампании в Ливии, обсуждал планы покорения Абиссинии, проводил ночи за вином. Мысли о нападении, предательстве или случайности сжимали его сердце. Он вызвал посыльного, рядового Марио Ферри, худощавого, с каштановыми волосами. Он сказал ему:

— Марио, обойди Асмэру — каждый дом, таверну, рынок, окраину. Найди Лоренцо, живого или мёртвого!

Марио, козырнув, ответил:

— Будет исполнено, командующий!

Марио выбежал на улицы, где солнце палило, а воздух дрожал от жары. Он начал с квартиры Лоренцо, в центре Асмэры, где белое здание с балконом, увитым цветами, сверкало чистотой. Служанка, пожилая эритрейка в цветастом платье, с морщинистым лицом, покачала головой:

— Полковник не ночевал, синьор. Ушёл вчера вечером, так и не вернулся.

Марио, нахмурившись, двинулся к рынку. Он расспрашивал торговцев, но ответы были уклончивы. Старик, с седыми волосами, торгующий кофе, пробормотал ему:

— Итальянцы пропадают, синьор. Ночь опасна, особенно на окраинах.

Марио, не понимая языка, но уловив тон, пошёл к окраинам, где глиняные дома с низкими крышами теснились у холмов. Он стучал в двери, но местные, опуская глаза, отвечали односложно. В доме Зэры, где занавески колыхались от ветра, она, в простом платье, с длинными косами, улыбнулась ему, ответив спокойным голосом:

— Полковник? Не знаю, синьор. Много гостей приходит и уходит.

Марио, чувствуя бессилие, обошёл таверны, где итальянские солдаты пили вино, но бармен, толстый, с потным лицом, пожал плечами:

— Лоренцо? Не видел. Может, у девушек на окраине.

К полудню Марио вернулся в штаб, его рубашка промокла, лицо выражало усталость. Грациани, увидев его, шагнул вперёд:

— Ну, Марио? Где он?

Марио, опустив голову, ответил тихим голосом:

— Командующий, его нигде нет. Квартира пуста, рынок молчит, окраины тоже. Никто не видел.

Грациани, сжав челюсти, ударил кулаком по столу:

— Нигде? Лоренцо не мог исчезнуть! Альберто, созови всех офицеров! Мы обыщем каждый угол!

Риччи, стоя у двери, кивнул, сказав неуверенным тоном:

— Командующий, я отправлю патрули в Массауа. Может, он там?

Грациани, повернувшись, рявкнул, лицо покраснело:

— Массауа? Он не уехал бы без приказа! Найдите его, или я разнесу этот город!

В порту Массауа, где жара была невыносимой, а море лениво плескалось, эритрейские носильщики перегружали ящики, их лица блестели от пота. Патрули, отправленные Риччи, расспрашивали рабочих, но те качали головами, избегая взглядов. Один, молодой, с худыми руками, пробормотал на тигре:

— Итальянцы ищут своего.

В Асмэре Зэра сидела в своём доме, её пальцы теребили край платья, глаза бегали по комнате. Соседка, Фатима, вошла к ней:

— Зэра, город стоит на ушах. Итальянцы ищут полковника. Патрули стучат во все двери.

Зэра, сохраняя спокойствие, ответила ей спокойно, но ее пальцы дрожали:

— Фатима, я ничего не знаю. Пусть ищут. У нас свои заботы.

Фатима, прищурившись, добавила:

— Будь осторожна, девочка. Если они узнают, то не пощадят. Слухи уже ползут по городу.

В лавке Мэазы, за мешками кофе, где зёрна лежали в холщовых мешках, собрались Абраха и Тэкле. Тэкле, нервно оглядываясь, шепнул дрожащим голосом:

— Мэаза, патрули повсюду. Если они дойдут до нас, мы пропали.

Мэаза, сортируя зёрна, ответил:

— Тэкле, хватит ныть! Деньги у нас, дело сделано. Работай и молчи.

Абраха, стоя у двери, добавил:

— Тэкле, держи свой язык за зубами.

Тэкле, сглотнув, посмотрел в пол, его худые пальцы теребили рубаху:

— Я думаю о семье, Абраха. Если итальянцы узнают, что будет с детьми?

Мэаза, хлопнув по столу, сказал:

— Семья будет жить, если мы не будем делать глупостей! Думай о деле, а не о страхе.

В Абиссинии ночь опустилась на холмы, укрыв хижину тьмой. Чекисты готовили переправку Лоренцо глубже в лес, где тропы, узкие и заросшие, вели к другому лагерю, скрытому в чаще. Лоренцо, ослабевший, но не сломленный, кричал:

— Вы ничего не получите! Грациани уже идёт за мной, и вы все поплатитесь!

Григорий, связывая его руки туже, ответил:

— Пусть идёт, полковник. Здесь он найдёт только деревья да горы.

Павел, проверяя тропу, добавил:

— Местные лазутчики могут быть близко. Надо спешить, или мы потеряем его.

Алексей кивнул, его глаза бегали по зарослям:

— Тропа чиста. К утру будем в лагере.

Лоренцо, дёрнувшись, плюнул на циновку:

— Вы думаете, я сломаюсь? Я скорее умру, чем предам!

Григорий, поднеся миску с чечевицей, ответил:

— Умирать не надо, полковник. Ешь, или сил не хватит даже кричать.

В Асмэре патрули продолжали обход. На рынке слухи росли: кто-то шептался о местных, кто-то — о нападении абиссинцев. Грациани в штабе стоял у окна, его тяжелый взгляд скользил по городу. Он думал о Лоренцо, о их службе, о том, как друг спас ему жизнь в Ливии, прикрыв от пули. Он позвал Риччи:

— Альберто, удвой патрули. Проверьте дороги к границе. Лоренцо где-то там.

Риччи, кивнув, ответил усталым голосом:

— Командующий, мы делаем всё что можем. Но город молчит. Может, он в Абиссинии?

Грациани, сжав кулаки, повернулся, глаза горели яростью:

— Абиссиния? Тогда мы найдём его, даже если придётся сжечь ее полностью!