Я, колдунья и полосатый кот

Глава 8

Вспоминая ночной рык, доносившийся тогда, когда меня уволокло в туман, я испытывал подобие ностальгии. Послушал бы его снова, лишь бы в ушах перестали дребезжать вопли травницы. Иногда, казалось, она переходила на ультразвук или какой ещё нечеловеческий диапазон, отчего и голова, и перепонки едва выдерживали.

— Борщёвка ядоносная! Дуботолка скудоумная! Рыло б твоё окаянное напазадирать да пакли выдернуть! — Агриппина явно обзывалась и угрожала, только я и половины не понимал. — За коим лысым бесом сунулся?! Аль просил кто?!

— Вот и разгадка твоего имени обнаружилась! — буркнул я. — Агришься знатно, зачёт! Я её спас, значит, а она меня последними словами полощет! «Спасибо» говорить не приучена?

— Спас?! — травница аж поперхнулась. — Меня?! Ты?! Потетеня глупомордый?! Василий, слышал?

Солнцеликий захихикал, уткнувшись в лапы, затем поднял на меня глаза, зыркнув сквозь прищур так, как умеют исключительно коты. Вроде, просто смотрят, а ощущаешь себя мелким ничтожеством на фоне их хвостатого величества.

— Што хайло захлопнул? Уразумел, што чушь сморозил?

Агриппина подступила ко мне почти вплотную. Ещё чуть-чуть, и носами столкнёмся. Щёки алые, залитые гневным румянцем, рот скалится, выплёвывая упрёки и ругательства, руки сжаты в кулаки. Дураку понятно: сейчас будет бить. Радует, что ухватом не догадалась вооружиться. Или его время не пришло...

Я сделал шаг назад. Без боя не сдамся! Но лучше переместиться поближе к двери: тактическое отступление — это же не поражение, просто один из методов противостояния с противником. Отойду, соберусь с силами, потом как... Дальше я ещё не придумал. Сказал, проигнорировав два предыдущих вопроса:

— Да. Тебя. Я. Из тумана еле живую выволок, иначе бы там и осталась!

Первую оплеуху я пропустил. Перед глазами вспыхнуло, щёку обожгло, в носу почему-то возник запах пижмы. Крепко приложила! Хорошо, не кулаком! Впрочем, один — один, я же ей тоже вмазал в лесу.

— Сильнее травницы себя возомнил! Как язык твой поганый повернулся-то такое ляпнуть?! — Агриппина продолжала меня лупить, ловко пробивая неумелую защиту. — Я верх брала, заклятие читала! Влез, изгадил всё! Што приключится вдругорядь, не ведаю!

Треснула напоследок и, громко топая, выбежала из избы. Не выгнала. Уже радует. Василий метнулся за травницей. То ли успокоить решил, то ли что-то коварное замыслил. Не для хозяйки, само собой. Для меня. Захотел посовещаться, придумать, как меня уморить поизысканнее. Самое гадкое в том, что ни уйти, ни остаться не могу. Пропаду. Прав папаня, хоть признавать это стыдно.

За окном раздался тихий плеск. Видать, в бочку занырнула. Правильно, остудись, красавица! Смой с себя злобу. И мазь заодно.

Внезапно я ощутил, что меня трясёт. Крупно так, рывками, словно я за провода под напряжением схватился. Догнало. В лесу-то испугаться не успел. Слишком стремительно развивались события, для страха времени не оставалось. Оно появилось сейчас. Грудь перестала вдыхать воздух, в горле возникла невидимая пробка, ноги отказались слушаться. Я с размаху плюхнулся на пол, от души приложившись задницей. Боль взбодрила.

Мне срочно нужно выпить, понял я. Где, говорите, у Агриппины бар с хмельными напитками? В подполе? Завалившись набок, пополз к источнику забвения и вдруг увидел то, отчего пропало желание вести себя в доме травницы без должного уважения: крышка подпола была вырвана с мясом. Не помогли ни петли, ни шпингалеты. Я не спросил Василия, как он умудрился выбраться, теперь вопрос снялся сам собой. Появился другой: что же это за тварь в обличии кота, у которой хватило дури вынести крышку, судя по всему, без особого труда?! Царапин и других подобных повреждений на ней незаметно. Выходит, вышиб одним ударом.

К счастью, от дурных мыслей меня отвлекли голоса в сенях. Возвращаются мои мучители!

— ...да он, он, правильно молвишь! — шептал Василий. — Знаю я тощих. Жрут, аки не в себя, жиром не зарастают ни капельки. Ему корову умять — раз плюнуть! Ещё и добавки попросит...

— Што предпримем? Домыслы к обвинению не приштопаешь. На чистую воду б его вывести, признание вытягнуть. На сходе выложим, покумекаем, как змея извести, пока он сызнова тенью не перекинулся и мрак за собой не покликал.

— Есть думка одна, — довольно промурлыкал кот.

Я представил его хитрую рожу, и мои пальцы потянулись к воображаемому горлу. Вот же мурло шерстяное!

— Давай-ка его подпоим! — продолжил Василий. — Я к хмелю стоек, молодяжнек же окосеет знатно, язык развяжется...

— Мнится мне, Васютка, — засомневалась Агриппина, — помыслы твои корыстные. Опять желаешь за воротник заложить да в слюни упороться...

— Помилуй, матушка! — возмутился кот. — Об общем благе радею! Воротника у меня отродясь не водилось! Хлебал горькую, грех не признать, бо на душе кручина лютая. Но нынче, в лихую годину, позволь мой порок позорный на службу селению нашему поставить!

Травница промолчала.

— Я с ним побаю, мол, то да сё, горлица наша осерчала шибко, погорячилась, повиниться желает. Ты ж на стол снеди метни, садовины разной, мерник перевары сыченой, четверть настоек душистых. Ни слова не молви, будто стыдно тебе говорить с Юрой этим. Разомлеет, оклякнет, тады я его в лапки-то и заграбастаю.

Я нахмурился. Вот так, да? Окей, поиграем по вашим правилам! Сделаю вид, что ничего не слышал. Тем более, выпить предложат, накормят, а после я уже Васяна разводить начну. Не верю, что котяра умнее меня.

***

Когда все формальности утрясли и я сделал вид, что повёлся, мы с котом плюхнулись за стол, ожидая, пока Агриппина, порхавшая туда-сюда, организует нам попойку. За околицей надрывался петух. До меня дошло, что наступило утро. Время суток перемешалось с событиями, я потерялся. Как там говорят? С утра выпил — весь день свободен? Отлично!

На белоснежную скатерть запрыгнули глиняные тарелки с росписью, наполненные ягодами, которые я не рискнул есть в саду, молодыми яблочками, зеленью, свежей репой и нарубленной кольцами морковью. Появилась мисочка с маринованными грибами. Шляпки мелкие, ножки тоненькие. Есть жалко. Персонально Василию травница презентовала блюдо с сырой рыбой. Передо мной плюхнула мясное желе или студень. Внутри него я увидел кусочки чего-то белого, предположительно, чеснока. Запах приятный, обязательно попробую. По центру, на потёртую дощечку, Агриппина поставила шкварчащую сковороду, откуда поплёвывалась кипящим жиром яичница с салом. Довершили прекрасный натюрморт три запотевшие литровые бутыли с настойками и бочонок объёмом с ведро, о содержимом которого я не догадывался.

— Я в холодную, — бросила травница. — Кличьте, коль понадоблюсь.

— Юра, плескани-ка мне пенного, — попросил кот, придвинув две кружки и указав на бочонок. — Сам не могу: у меня лапки.

Я наполнил ёмкости, уловив сладковатый запах мёда. Мы чокнулись. Василий влил в себя всю кружку, крякнул, облизнул нос с усами, где осели пузырьки пены. Я пригубил и... Последовал примеру собутыльника, вылакав медовуху до дна. Сахарная, чуть кисловатая, приправленная чем-то похожим на мяту, освежающая и бодрящая.

— Закусим! — безапелляционно приказал кот. — Иначе к полудню под стол повалимся.

Вилок почему-то не было. Я взял ложку, выковырнул кусок яичницы, отправил в рот. Василий привстал, погрузил морду в миску и, урча, втянул несколько долек рыбного филе. Прянул ушами, муркнул, постучал когтем по кружке. Алкаш усатый! Я налил, мы снова выпили, закусили, повторили процедуру. Тело расслабилось. Ни странные тени, ни мордобой с Агриппиной не казались чем-то из ряда вон выходящим. Подумаешь, колдунья... Или призраки какие-то! Может, к ней мама с папой в гости приезжали, я же семейную идиллию разрушил, вмешавшись... Некрасиво!

— А раскрой-ка, Юрок, тайну, — кот приступил к допросу, — откель ты нам на голову свалился?

— Понятия не имею, — признался я. — Точнее, «откель»-то знаю. Из города. Вот как, загадка.

— «Огород» ведаю, «город» — нет... — Василий почесался. — Энто место какое-то, верно?

— Поселение громадное, — пояснил я. — Там автомобилей много, дома высокие, по двадцать пять этажей... Ну, ярусов таких, будто избы друг на друга поставили.

— Двадцать пять?! — кот встрепенулся, едва не свалившись с табурета. — На кой столько?! Мы подклет за ненадобностью не строим, подполом обходимся, бо по вёснам водицей не подтапливает, а у вас хоромами в небеса тычут... Брешешь, поди.

— Доказать могу.

Я достал телефон, порылся в фотках, нашёл селфи на фоне нашего квартала.

— Вот!

Василий посмотрел на экран, отшатнулся, зашипев, и выпустил когти.

— Эй, полегче! — крикнул я. — Расслабься!

— Ты, значится, колдун! — прорычал кот.

— Почему?!

— А как ты посередь штуковины неведомой оказался?

Вон оно что! Испугался селфака моего! Мне, наоборот, он нравится. Классный вышел. Больше всего лайков на него накидали.

— Это просто фотография... — принялся объяснять я. — Как картина. У вас никто разве портреты себе не заказывает? Облик свой не запечатляет на холсте или бумаге?

— Смекаю, про што ты, — Василий успокоился. — Токмо у нас вышивают аль на лубке малюют.

Я приподнял бутылку настойки. Кивок с противоположной стороны стола подтвердил готовность квасить дальше. Бочонок мы уже опустошили, пора повышать градус. Плеснул в глиняные чарки, одну из них придвинул коту. Заворожено наблюдал, как он раскрывает лапу, выпускает из неё здоровенные когти, затем резким движением сжимает, надёжно фиксируя стакан. Интересно, он сразу так умел или из-за пьянства научился?

— Слушай, Васян, — я подлил в мгновенно опустевшую чарку, — почему меня деревенские не тронули? Чужака же первого на вилы поднимают, когда беда случается... Люди напуганы, не знают, что делать, а тут есть отличная возможность выпустить пар... И ей никто не воспользовался. Агри-то, похоже, лишь прикидывается простухой.

— Будем здравы, молодяжнек! — Василий закинулся настойкой и закусил грибочком. — Дело в равновесии, што травницы поддерживают. Испарится оно, и каюк нам! В стужень морозы не лютуют да уброда много, озимые укрывающего. В половодень все луга водицей умываются, а в деревне её ровно столько, штоб огороды не иссохли. Цветень наступает — зелено вокруг, плодородно. Жатень приходит с урожаем богатым. Но энто вкруг селенья нашего. Вёрст пять протопай, сразу в степь плешивую попадёшь. Ни лесов, ни рек, ни ручьёв. Дураков нет себе могилу рыть.

— Неужели все безропотно правила приняли? Вообще никто бунтовать не пробовал?

Я поднёс чарку к губам, выдохнул, выпил. Ожидал горечи или обжигающего вкуса, характерного для спирта. Ничего. Словно ледяной колодезной воды хлебнул. Мгновение спустя во рту начало возникать сложное послевкусие, ягодно-травянистое. Настойка провалилась в желудок, распространяя за собой тепло. Я довольно замычал, схватил бутылку и накатил нам добавки.

— Пытались, да. Годков десять тому. На левом берегу, окромя Новосёлки, Ковыльники стояли. Тамошние возжелали поперёк своей травницы пойти, грозились хату подпалить, коль перечить вздумает. Та молча в короб одёжу попихала, припасов собрала, дворнягу свою прихватила да отчалила неведомо куда. Меньше года прошло, сгинули Ковыльники. Лядо на их месте. Едва остовы изб разглядеть можно. Кто поумнее, по другим селениям успел разбежаться. Самые упрямые ворон с крысами накормили.

Кот помолчал, доедая рыбу.

— Аще травница кого в хорому пустила, он её гостем почитается. Трогать нельзя. За околицей, правда, могли поколотить, кабы поймали до разговора. Теперича пальцем не тронут.

— Зачем, кстати, вы несколькими деревнями живёте? — спросил я. — Собрались бы в одном месте, удобнее же! И поля обрабатывать, и скотину пасти, и растить всякое для пропитания. Колдуний, опять же, сразу три штуки. Магия мощнее.

— Што ты, дурень! — замахал лапами Василий. — Нельзя чары в одном месте накапливать! Беда случится! Там, откуда мы пришли, живых не осталось, бо меры колдовства никто не ведал!

«Интересно, — подумал я, — получается, здесь все неместные?»

Кот, тем временем, приложил коготь к губам, спрыгнул на пол и покрался к печке. Подковырнул половицу рядом с ней, приподнял, вытащил две бутылки. Такие же, как на столе.

— У меня под мостиной тайничок, — шёпотом объяснил Василий. — Давай сюда полные, а пустые ставь рядом с початой.

Я повиновался. Кот приладил половицу на место, вскарабкался на табурет, пробасил:

— Агриппинушка, нам бы добавки снести!

Травница появилась почти сразу. Явно уши под дверью грела. Глянула на стол, ахнула:

— Вы почти три штофа вылакали?!

— Это Юрец всё! — нагло соврал Василий. — Охоч до выпивки оказался, нешто мишка до малины.

Агриппина вздохнула и выставила нам ещё две бутылки.

***

Накидались мы знатно. Только-только по первой приняли, а уже сидим, обнявшись, на лавке. Я не удержался, почесал подбородок коту. Тот зажмурился, потом ткнулся в ладонь носом, протяжно замурчав.

— Понимаешь, — мой язык заплетался, а мысли путались, — я же спас её! Попёрся в лес, пытаясь тайну тумана разгадать, а там голубка наша погибает! Тени жуткие вокруг, лица, глазницы! Того и гляди сожрут... Ну, я в гущу сражения бросился, принялся смартфоном, как мечом-кладенцом, размахивать! Смотрю, отступают. Хватаю Агриппину, тащу сюда, а она мне — по мордасам, обзывает по-всякому... Где благодарность-то?!

— В чащу ты пошто полез? — донеслось из моей ладони.

Усы Василия при разговоре шевелились, щекоча руку. Я хихикнул.

— Меня предыдущей ночью что-то в туман утащило, — я решил, что пора открывать карты. — Очнулся в одних труселях, темно, деревья страшные...

— Потому сызнова отправился? — из-под пальцев выглянул глаз, с подозрением уставившийся на меня.

— Будто вариантов — вагон и маленькая тележка! Из хоромы выгнали, в поле холодно, в лесу жутко. Не увидел бы, что Агри туда же отправилась, наверное, и не дёрнулся бы... Кстати, есть мысли про призраков? Я тебе их показывал на фотографии.

— Шут их знает! — ответил кот. — В себе бы разобраться, не до чертовщины мне...

— С тобой-то что не так?

— Хошь, верь, хошь, нет, Василий Восьмой Солнцеликий раньше тигром был...

— А котом ты для души работаешь? — не удержался я.

Подколка осталась непонятой.

— В теле блохастом заперли, — всхлипнул Василий, — красоты и могущества лишили...

Кот пошарил по столу, не с первого раза нащупав чарку. Мы выпили.

— Ты студнем из лизуна-то заешь. Изумительное лакомство!

— Из чего?! — я пьяно захлопал глазами.

— Из лизуна. Которым муконька рогатенькая муравушку на выпасе в рот сгребает.

Судя по-всему, речь про корову. Блин, вроде, буквы русские используют, а такие слова из них складывают...

Желейная масса на тарелке слегка подтаяла, образовав мелкие капли и микроскопические лужицы. Я с любопытством притронулся к одной из них и еле сдержал крик. Под пальцем было так же склизко, как и в тот раз, когда мою руку облизали в тумане. В голову ударил поток мыслей, образов, догадок... Корова, большой язык, странная слизь, лес, растерзанная туша... Вдруг травница права, и это я убил ни в чём не повинную бурёнку? Не знаю, каким образом, но...

— Давай-ка, Юрок, состязание учиним! — предложил Василий, оборвав мои думы. — Бери бутыль да разливай её по двум кружкам. Кто быстрее выпьет, тому почёт со славой полагаются!

Я поддержал. Загоняться на неприятную мне тему совсем не хотелось. Поэтому я приложился к кружке, заглатывая настойку и пытаясь обогнать соперника. Кто выиграл, я не знаю. Беспамятство накрыло меня раньше.