Когда обе керосиновые лампы погасили, и одна половина обитателей комнаты захрапела, а вторая затаилась, приготовившись к охоте на клопов, я по-прежнему лежала, уставившись в потолок и перебиралась разные варианты спасения России, мной же погубленной.
– Пелагея! Ты спишь?
– А? Что?
– Где живёт Путин? Ты знаешь?
– Откуда мне знать? И зачем тебе?
– Ну… Просто так…
– «Просто так»! Давай спи уже. Хватит болтать.
Я заткнулась. Через минуту к храпящему хору добавилось сопение Пелагеи. Потом – ещё чьё-то… А вот интересно, который час? Кажется, с того момента, как Гапон выступал в чайной, прошло не так уж много времени. Если ресторан работал тогда, когда мы оказались возле него, может быть, он работает до сих пор? Богемная публика любит засиживаться до ночи, чай, не рабочий класс… Я должна попытать удачу! Россия не простит, если я профукаю этот шанс!
Я тихо встала, нащупала валенки, прокралась туда, где лежал материализовавшийся волею таблеток ватник, быстро оделась. Головной платок найти не получилось – да и ладно, ради Родины помёрзну. Вряд ли я действовала настолько тихо, чтобы не разбудить никого, но проснувшиеся, очевидно, были не против того, чтобы в помещении стало на человека меньше. Дверь не закрыла – ключей-то ведь не было у меня!
На дворе была всё та же непроглядная и нескончаемая зимняя ночь. Только, кажется, мороз стал ещё злее, да промозглый ветер с моря к нему добавился. «Сидите дома, пролетарии, сидите дома, не суйтесь к царю!» – так шептала погода. Мне же надо было удержать в тепле всего лишь одного повара.
К счастью, путь от ресторана я запомнила и отыскать его сумела без труда. Окна заведения не светились. Опоздала! На всякий случай я постучалась в уже известную дверь чёрного хода – дверь, на пороге которой какие-то пару часов назад совершила величайшую ошибку своей жизни…
Внутри долго молчали, но потом, после второго уже стука, случилось чудо. Щелкнула задвижка, дверь открылась, и на пороге возникла сонная физиономия юноши-поварёнка.
– Гришка! Привет! Позови Спиридона Иваныча! – выдала я, словно давняя парня знакомая.
– С ума сошли, тётенька? Повар домой уж ушёл. Да и все ушли. Я только в кухне ночую. А если не уйдёте, околоточного крикну, так и знайте.
– Да что сразу околоточного?! Мы с тобою общались недавно! Ведь я же своя! Ну!..
Гришка рассмотрел меня, поморщился:
– А, вы. Да, вспомнил, вспомнил. С заводскими приходили. А что ночью бродите?
– Скажешь адрес Спиридона?
– А зачем вам?
– У меня для него важное сообщение.
– Не такой человек Спиридон Иванович, чтобы незнакомые бабы ему по ночам сообщения сообщали, – рассудительно ответил поварёнок. – Странная вы, тётенька. Полицию позвать бы…
– Да Гришка, ну что ты! Какую полицию?! Думаешь, я тут с бомбой расхаживаю или еду с вашей кухни хочу своровать?! Ну, серьёзно, ну сам-то подумай! Мне Спиридона Ивановича о важном предупредить надо.
– Да о каком ещё важном? Вы, тётенька, спать бы ложились! И мне бы поспать лучше дали!
– О каком, о каком!.. – разозлилась я. Стоять на месте с каждой минутой было всё холоднее, переминаться с ноги на ногу не помогало. Ветер забирался за воротник, ноги между ватником и валенками я уже почти не чувствовала, уши, казалось, вот-вот отвалятся. – Хочу ему сказать, чтоб не ходил завтра! И ты вот не ходи! Стрелять в вас будут!
– Вы же сами говорили, чтоб он шёл.
– Я ошибалась.
– Это называется штрейкбрейхер, – с умным видом сказал парень. – В «Искре» писали про вас про таких. Я всё знаю. Пойду, не найдетесь. И адрес его вам не дам. Он мне тумаков навесит, если узнает, что из-за меня его всякие ненормальные беспокоят. А вы, тётенька, идите, отдохните.
Я вздохнула. Ладно, может быть, ломиться ночью на кухню и спрашивать адрес повара было и вправду не лучшей идеей. В конце концов, я не так уж хорошо знаю Санкт-Петербург начала XX века, чтобы без навигатора, в темноте, найти произвольный адрес. А и нашла бы – не факт, что откроют, не выгонят…
Наверное, лучше завтра прийти пораньше и, так сказать, перехватить Спиридона Иваныча перед самым шествием. Наверняка переубедить его будет не так уж сложно, он и сам ведь не рвался идти…
– Ладно, не стану штрейкбрейхером. С вами пойду. Где встречаетесь-то?
– Нашинские все пойдут от Лавры.
– А во сколько?
– Что значит «во сколько»? После заутрени.
В квартире вдовы Пироговой, куда я вернулась, составив план действий на завтра, дальнейшие события развернулись наихудшим для меня образом. Точнее, не в квартире. Возле входа. В квартиру попасть я уже не сумела. Дверь была закрыта. И внутри меня, нелегальную мигрантку из другого века, никто не ждал.
Я постучала. Потом постучала еще раз. Сильнее. Ещё. После пятого раза на пороге появилась сонная женщина с пропитым лицом и громко послала меня по-матерному, угрожая вызвать полицию совсем не в выражениях читающего «Искру» поварёнка. Я подумала, что это и есть вдова Пирогова, но проверить свою догадку никак не могла, потому что поспешила ретироваться, увидев за ее спиной мужчину с топором. Был то муж или любовник, также осталось навеки тайной.
Итак, я осталась плохо одетая и бездомная. Ночью. В Петербурге. В январе.