Не успели мы выпить половину чайника, как к нам спустилась госпожа Каренина. Судя по ее недовольному лицу, отправляться на Сахалин у нее не было ни малейшего желания. И особенно в сопровождении няни Пушкина.
— Налейте и мне тоже, — вздохнула она, усевшись напротив, и протянула каждому руку. — Каренина.
Когда ей подвинули целую кружку, она вытащила откуда-то маленькую фляжечку, плеснула туда пару капель и махнула все разом.
— Еще…
Ей налили. А потом еще раз. А потом еще… Виолетта с Люсей смотрели на нее во все глаза. В последний раз она просто опрокинула флягу. Забулькало.
— Миша, — толкнула меня в бок Лора. — У нее такой вид, будто она вот-вот бросится под электричку.
— Надо бы с ней помягче… — задумался я, а потом шепнул Виолетте. — Слушай, займи ее, пока все не рассосется.
Допив уже пятую кружку, Каренина устало выдохнула. Она хотела что-то сказать, но тут со второго этажа раздались взволнованные голоса.
— И как они смеют? Приехать в МОЙ дом⁈
За окнами уже мелькали огни фар. Мы выглянули, а я отправил туда Болванчика. Он показал мне технику, много военной техники.
Приплыли. Не стоило гадать, за кем приехали.
— Лора, как там у нас?
Она вывела мне картинку. У моих ворот по-прежнему было столпотворение, а солдаты разгуливали по комнатам, как у себя дома. Обыск шел полным ходом.
Следам за солдатами бегал красный как свекла Андреев, а Бердышев в своей обычной спокойной манере сидел себе на диване да попивал чай. Забавно было, что берцы солдат были свалены на коврик у входа. Все пятнадцать штук.
— Надеюсь, вы ноги моете, товарищи солдаты? Нечего мне тут грибок разводить! — говорил Андреев, пока солдаты в одних носках ходили и заглядывали в каждый угол. — Эй ты, майор! А ну-ка разувайся! Ты в доме самого графа Бердышева! Я не потерплю здесь хождения в грязной обуви!
Что-то забурчав, толстый офицер принялся разуваться. Его товарищ в это время пытался найти что-то в цветочном горшке. Там стоял чей-то давно забытый коньяк.
— Интересно… — проговорила Лора. — Это такой умный? Трофим или Маруся?
— А может, Надя?..
За воротами поместья Пушкина тоже стояли грозные солдаты. Судя по докладу Лоры, среди них было немало сильных магов.
— Так… — сказал я, посмотрев на женщин. — Нужно что-то придумать.
— Всем сидеть! — рявкнул Пушкин, спускаясь с лестницы. — Вы мои гости. Сидите и пейте чай.
— А как же солдаты? — спросила Виолетта.
— Какие⁈ Вон те хлюпики? — и этот гигант расхохотался. — Сейчас пойдут копать котлован, товарищи солдаты. Отсюда и до Кремля! Еще и клумбы помнут! Я только накрыл их от снега!
Выбежав из поместья, этот великий поэт тут же направился к воротам. Я отправил за ним детальку, и заодно одним глазком подглядел, как там дела у Бердышева.
Солдаты уже намылились в мой скромный подвальчик. Андреев не отступал от них ни на шаг. Открыв дверь в подвал, он проговорил:
— Там темно, так что смотрите, куда ступаете.
— Включите свет! — сказал один из солдат.
Андреев пожал плечами и щелкнул выключателем. Свет отчего-то не зажегся.
— Проводка ни к черту, — сказал он. — Если хотите туда спуститься, то смотрите под ноги. Лестница давно истлела.
Солдаты с сомнением поглядяли вниз — в эту непроницаемую тьму подавала, которая, казалось, смотрит тебе прямо в душу. Затем сглотнув, самый смелый направился вниз, освещая себе путь зажигалкой. Остальные, толкаясь направились следом.
— И вернулся среди них только один, — зловещим голосом проговорила Лора. — Седой как лунь!
В это же время у ворот пушкинских угодьев творилась своя история.
— У нас приказ царя! Осмотреть ваше поместье сверху до низу! Нам нужен Кузнецов! — втолковывал Пушкину усатый командир, тряся у него перед лицом какой-то бумажкой с печатью.
Пушкин же выхватил бумагу у него из рук и, не торопясь, пробежался по тексту глазами. Затем, взяв ее двумя руками, порвал на мелкие клочки и швырнул прямо в лицо командиру.
— Как вы смеете⁈ Это приказ самого царя!
Пушкин хохотнул.
— Да пусть хоть самого папы Римского. Если Петр хочет покопаться в моем грязном белье, пусть приезжает лично. У меня как раз завалялась корзина с особым ароматом!
И широко улыбаясь, Пушкин направился восвояси. Уже на крыльце он кивнул своему слуге.
— Пустить ток.
Тот мигом куда-то убежал, а затем с забора посыпались искры. Солдаты едва успели отскочить.
— Это безобразие! — закричал командир. — Мы будем жаловаться!
Пушкин же снова повернулся к солдатам.
— У вас пять минут, чтобы убраться с моей территории. После, я разрешаю солдатам выгнать вас. Если этого будет недостаточно, то я лично спущусь, и тогда вас спасет только Петр Первый!
— В смысле?
— В коромысле!
Солдаты Пушкина начали выбегать из казарм и вставать вдоль забора.
Гости же стояли в непонятках, размышляя, что им делать. Но когда всю территорию усадьбы заполонили люди Пушкина — военные передумали, попрыгали в машины и быстренько покинули территорию усадьбы.
— Так… — выглянув в окно, уперев руки в бока, произнес поэт. — Сидите?
Мы кивнули. Он улыбнулся.
— И хорошо, что тут сидите. Если бы не я, то уже сидели бы в другом, менее комфортном месте.
И хлопнул себя по коленке, он хохотнул своей «отличной» хохме и сел во главе стола.
— Шутка за триста, — сказала Лора, появившаяся в уголке вместе с несколькими барабанами. Исполнив «ды-ды-тыц!», она тут же испарилась.
— Почему я не удивлена? — улыбнулась Люся, глядя на Пушкина.
— А должна была? — хмыкнул Александр Сергеевич и продолжил, — Наверняка, оставили пару шпионов подглядывать за окнами, — сказал, выглядывая наружу. — Мы все прочешим, но до тех пор вам лучше не подходить близко к окнам. Если понадоблюсь, то я наверху — творю!
И насвистывая какой-то простенький мотивчик, он удалился к себе в «поэтическую комнату».
Каренина же с Виолеттой и Люсей принялись разливать чай по очередному кругу. У них уже завелась непринужденная беседа.
— Лора, как там наши? — спросил я, наблюдая, как с каждой выпитой кружкой Каренину начинает все больше клонить в сон.
Изображение тут же переключилось. Я увидел свой подвал, а еще пятеро бедолаг, которые ползали там буквально на карачках. Зажигалка же освещала только испуганное лицо товарища майора.
— Ну как там? Нашли своего Кузнецова? — грохотал зловещий голос Андреева сверху лестницы.
— Нет… — запыхтел командир. — Только соленья…
— Андреев, — крикнул Бердышев, — как будут выходить, пусть захватят банку с огурчиками!
— Слыхали, что сказал Ростислав Тихомирович⁈ Эй ты, боец, банка у тебя за спиной. Только не разбе…
Но было поздно, банка лопнула как снаряд.
— А ведь это Марусины… — вздохнула Лора. — Негодяи. Может, напугаем их?
— Думаешь стоит? — улыбнулся я, наблюдая, как командир входит в портальный зал.
— Это что⁈ — охнул он, освещая стены. — Эй, это что за…?
Но тут зажигалка в его руках неожиданно потухла. Ругаясь, командир принялся зажигать ее, но все без толку. Он оказался в полной темноте.
Дальше наблюдать было не интересно. Они просто шатались по этому подвалу как слепые котята. Как ни странно, но все маги остались наверху и о чем-то спрашивали Бердышева. На жалобные крики забытых в подвале солдат, они никак не реагировали.
Их разговор я не успел подслушать, так как мне поступил звонок из Широковского поместья.
А у этих что? Тоже обыск⁈
— Слушаю.
Через минуту я понял одно — беда не приходит одна. В Широково случился прорыв, и мне очень желательно защищать свой участок стены. Правда, там есть Угольки, но все же они не панацея.
Не успел я выключить телефон, как на него же поступил второй звонок, и на этот раз с Сахалина.
Звонил Эль. Он не стал стесняться с вводными:
— Капец, Миша! Метеориты! Много метеоритов!
— Хорошо, я понял, поднимай тревогу, — вздохнул я и отключился. — Проклятье…
Сжав подлокотники до хруста, я вздохнул. Лора снова предупредила меня насчет расхода энергии, но мне было совсем не до этого.
Итак, мы приплыли. Я застрял во владениях Пушкина, а меня разыскивают по всей стране. Мое поместье переворачивают вверх дном, в Широково прорыв, а на Сахалин упал очередной метеоритный дождь.
Что делать? Ну… Видать, снова придется превозмогать.
— Бегите, глупцы! — рявкнул Толстой и повернулся к Петру Первому.
Подхватив Асю, Федор с Онегиным принялись оттаскивать ее подальше от места готовящейся схватки, а царь с широкой улыбкой пошел прямо на них.
Толстой же пригладил усы и направился ему навстречу. От их поступи все в Кремле подпрыгивало. Онегин с Федором замерли — эти двое были поистине титанической мощи.
— Уступи, старик, — говорил Петр, приближаясь к этому мощному магу. — Твое время давно позади…
— Это я-то старик?.. — хмыкнул Толстой. — Я хотя бы не моложусь, как некоторые.
На лице Петра появилось мимолетное удивление, а затем он обиженно фыркнул и остановился.
— У вас есть лишь одна попытка, Лев Николаевич. Дальше я не буду сдерживаться.
Толстой даже не сбился с шагу. Хрустнув кулаками, он рванул к врагу, но тут Петр выставил вперед ладонь. Вспышка энергии была такой силы, что стены покрылись легкой трещиной. Федора с Онегиным и Дункан отбросило в стену.
Петр даже не шелохнулся — вокруг него бушевали волны энергии. Толстой тоже не двинулся, его борода развевалась, словно пламя.
— Неплохо… — улыбнулся Петр. — А если так?
И он сжал руку в кулак. На этот раз затрещали стены, а с потолка начали сыпаться камни. Федору пришлось прикрыть свою дочь собой.
Толстой же сделал еще один шаг. Затем второй. Его рубаха начала расползаться по швам, а мышцы только еще сильнее набухать.
Он шагал.
— Ох, Лев Николаевич, а вы упорный малый! — хохотнул Петр. — А как же непротивление злу насилием?
— Сейчас узнаешь, что такое насилие… — прошипел Толстой и вспыхнувшая волна силы, сорвала у него остатки рубашки. Бугристые мышцы аж затрещали от натуга.
Еще шаг, и Толстой вытянул руку — до шеи Петра Первого оставалось всего ничего.
— Хорошо, хорошо… — говорил Петр, пока Толстой тянулся. — А если…
— НЕТ! — и тут со спины Толстого показался Федор. Одним прыжком, он врезался в бок Льва Николаевича, и оттолкнул его. Гигант пошатнулся, и этого мимолетного замешательства хватило.
Толстой успел сжать кулак, но шея Петра теперь была недосягаема. Со смехом царь скользнул в сторону, а затем мощным энергетическим ударом поразил Толстого в грудь.
Охнув, Толстой поставил блок, но силой удара отбросила к стене.
— Что ты наделал⁈ — и схватив Федора, он отшвырнул его от себя, как тряпичную куклу.
Петр же смотрел на них со снисходительной улыбкой. Его руки пылали от едва сдерживаемой силой.
— Убить что ли вас?.. — задумался царь, но тут со спины показался Онегин.
Коснувшись его шеи, маг тут же со стоном отдернул руку, будто его ужалили. Петр повернулся.
— Думал залезть ко мне в голову, Женя? Зря…
Этот удар был едва различим глазу. И мощи он был такой, что раздался грохот, а затем пол помещения начал проседать.
Петр скакнул в нишу в стене, спасаясь от падения, а остальные этого сделать не успели.
— Проклятье! — рявкнул Толстой и, перехватив Федора, бросил его к Дункан. — Вытаскивай ее, идиот!
Сам же спрыгнул к Онегину, который неудачно упал под обрушившийся пол. Того не завалило каким-то чудом. Схватив руку Толстого, он поднялся. Рядом приземлился и Федор, держа на руках свою дочь. Ей это совсем не нравилось, но иного варианта у нее не было.
— Все живы? — спросил тяжело дышащий Толстой, а затем посмотрел наверх — в дыру, из которой они только что свалились.
На краю стоял ухмыляющийся Петр Первый. В его руках была папка. В следующий миг царь бросил ее Толстому. А затем молча удалился.
Поймав ее, Толстой посмотрел на Дункан.
— Глупая ты, девочка, — процедил он и сунул папку ей в руки. — Розог бы тебе… Но у тебя есть отец.
Дункан тут же покраснела. Федор же отчего-то заулыбался.
— Потом поболтаете в семейном кругу, — сказал Онегин. — Надо уходить.
Покинув Кремль, они выбрались в тот же самый переулок, где их остался ждать Антон. Как ни странно, но никакой погони за ними опять не было. Машина стояла на месте, а вот Есенин…
Он лежал на заднем сидении, свернувшись калачиком. Лицо выражало крайнюю степень спокойствия.
— Уснул⁈ — охнул Толстой, залезая в автомобиль. Он немедленно просел, кузов громко скрипнул по асфальту. — А ну, просыпайся, балда!
И одним молодецким тычком он прервал богатырский сон Антона. Подскочив, тот больно влетел головой в потолок.
— Что? — почесал он ушибленное место. — Где Виолетта⁈ Где Кузнецов?
— Какой к черту Кузнецов⁈ — засопел Федор, помогая Айседоре сесть в салон их просторного автомобиля. — Помоги, лежебока!
Кое-как усадив Дункан, они расселись, и Онегин завел мотор. Где-то совсем рядом выли сирены. Они поспешили убраться.
— Дали ему простую задачу — сидеть и бдить, а он… — и Толстой, сидящий на переднем сидении, махнул рукой. — Приедем, сделаешь двести отжиманий.
— Но… — заикнулся Антон, но Толстой оборвал его:
— Двести пятьдесят. И на тебе будет сидеть эта милая особа.
— А я то чего⁈ — нахмурилась Айседора.
— Ты теперь не ходячая. Пару дней уж точно. Так что… — и Толстой с широкой улыбкой повернулся к ним. — Будешь помогать мне вправлять этому дурачку мозги. Так, а теперь…
И он перевел глаза на Федора. Взгляд у Толстого был настолько суров, что им можно было разбивать камни. Федор же встретил его взгляд, и даже не поежился.
Толстой проговорил ледяным тоном:
— Потрудись объясниться, молодой человек. И желательно коротко. Зачем ты помешал мне?
— Если бы ты ударил его, вся его сила вырвалась бы наружу, — проговорил Федор. — Не заметил, как потолок начал трескаться? Моя дочь бы погибла под обломками!
Толстой покачал головой.
— А так треснул не потолок, а пол.
— Это ты виноват! — зашипел Федор. — Не смей подвергать мою дочь опасности!
Толстой ухмыльнулся.
— Она всю жизнь живет в опасности. А ты не знал? Эх… А ты куда смотрел, горе-отец? Чего ждал? Я же велел вам уходить!
— Там была охрана… — попытался оправдаться Онегин, но Толстой махнул на них рукой. Как маленькие.
Они молчали довольно долго. Вскоре Толстой спросил:
— Непонятно одно, — сказал он, посмотрев на своих товарищей в зеркало заднего вида. — Почему Петр нас отпустил? И почему отдал это?
И он кивнул на папку, которую Айседора всю дорогу прижимала к груди.
Никто не нашелся с ответом.
— Ну что, нашли своего Кузнецова? — спросил Андреев, осматривая грязные и затянутые паутиной лица бойцов, которые только-только вылезли из подвала. Ползали они там добрые полчаса, а итог — полный ноль.
— Вы его где-то прячете! — крикнул маг с седой бородой. — Это серьезное государственное преступление — прятать изменника!
Граф Бердышев хмыкнул и пригубил еще чаю.
— Прежде чем обвинять меня в укрывании преступника, — сказал он, — неплохо бы найти его. Вы уже закончили?
Их «гости» переглянулись. В усадьбе было все перевернуто вверх-дном. Они умудрились заглянуть даже в конюшни, но и там их ждало полное фиаско. Одно из них — в форме лошадиной подковы — нынче лежало отпечатком на лбу солдата.
— На нет и суда нет, — сказал Бердышев. — А теперь извольте покинуть мои владения. Обо всем этом фарсе утром будет доложено куда следует. Я не потерплю такого оскорбления!
Еще немного потоптавшись, солдаты направились на выход.
— А кто убираться будет? — тут же подошел к ним Андреев. — Пушкин что ли?
Солдаты мигом застыли, а затем посмотрели на командира. А он на мага. Маги же стояли хмурые как тучи и пялились на Андреева, который за минувшие четыре часа обыска умудрился проесть им всю плешь.
Бердышеву даже показалось, что под потолком кто-то хихикнул, но, скорее всего, это шумел ветер.
Наконец, маг с седой бородой сдался.
— Ладно, уберитесь по-быстрому, и…
— По-быстрому только зайцы рождаются, — фыркнул Андреев. — Извольте сами убраться, милейший! Вон!
Он указал ему на дверь. Глаза мага полезли на лоб.
— Да как ты смеешь⁈ Я — представитель царя!
— Валера, пойдем уже… — дернул мага за рукав его коллега, и все принялись по-быстрому обуваться. — Я больше не хочу ни минуты находиться в этом доме!
Обувшись, они выбежали наружу.
Последним ушел маг. Он попытался под конец сделать что-нибудь эдакое, и попробовал пнуть странную пирамидку, расположенную во дворе. Но она была тяжелее, чем кажется, и тот, только больно ударился ногой.
— Еще один такой жест, — крикнул Бердышев, — и будешь чистить снег!
Наблюдая, как солдаты сваливают не солоно хлебавши, Андреев с Бердышевым стояли на крыльце. Затем облегченно вздохнув, оба вернулись в дом.
Упав на диван, Бердышев набрал Кузнецова.
— Они уехали… — сказал он. — А что? Уже знаете? Почему-то я не удивлен. Жду.
И отключившись, граф посмотрел на своего верного слугу. Вокруг них был полный разгром.
— Видать, мой старый друг, нам придется убираться самим…