Глава шестая Семейство Гиласа

— Моему отцу пришлось выплатить за мою мать целых три таланта серебра, — горделиво сообщил Гилас.

— У! — с уважением проговорил я, чтобы что-то сказать.

Три таланта — это вообще, много или мало? В памяти отчего-то застряла цифра, означающая, что талант равен двадцать шесть килограмм и сколько-то там грамм. И запомнилась не из справочников по метрологии, а из сноски в «Таис Афинской» Ефремова. Если взять двадцать шесть килограмм и умножить на три, то получится… семьдесят восемь килограмм. Много. Впрочем, величина таланта менялась. Одно дело эпоха Александра Македонского, другое дело времена аргонавтов. Вполне возможно, что нынче талант составляет килограмм, а то и меньше. Надо бы как-то узнать, но осторожно.

С новыми мышцами работать здровенным веслом оказалось не так и трудно. Главное, привычка нужна. И к труду привычка, а главное, к монотонной работе. Мой напарник, который Гилас, первый день развлекал меня разговорами. Поначалу я радовался — все-таки, не так скучно, но вскоре я начал уставать от его болтовни. А на второй день юнец меня уже достал. Я даже вспомнил ту болтливую нимфу, которую напоили Геракл со своим братом (кстати, не Эхо ли ее звали?), прикинув, что если выпоить юнцу полбурдюка, возможно, он тоже замолкнет? Но представив, как мой сосед и напарник по веслу повторяет каждое последнее слово, пролетевшее над палубой, передумал. С другой стороны, слушать рассказы парня какое-никакое развлечение, а иначе можно просто свихнуться, случая пение Орфея. Голос у аэда неплох, но нерифмованные тексты, исполняемые под музыку, звучали странно. Надеюсь, что привыкну. Говорят, даже к рэпу можно привыкнуть, если слушать его регулярно. Вот и сегодня, с самого утра сосед завел свою шарманку, но на сей раз он избрал темой свою собственную семью и род. Так я узнал, что он происходит из племени дриопов, услышал, что этот народ происходит от самого Кроноса, а его родной отец Тейодамант являлся царем, взявший в жены Эвридику. Не ту, что не смогла выйти из Аида с Орфеем, а тезку.

— Так ты, выходит, тоже царевич? — без малейшей насмешки поинтересовался я. Из тех аргонавтов, про которых читал, как минимум трое могли претендовать на царские короны. Естественно, сам Геракл, по наущению злобной Геры потерявший право на престол, Тезей — царь Афин и Ясон. Сейчас не вспомню, в каком городке должен воцарится наш капитан (ежели, злобный дядька уступит ему престол), потом узнаю. Подозреваю, что Кастор и Поллукс тоже должны стать правителями (или они уже цари?), да и у остального народа (кроме меня!), течет в жилах либо царская, либо божественная кровь. Получается, наш корабль переполнен принцами крови.

— Царевич, — кивнул Гилас. — Правда, чтобы царем стать, мне нужно убить моего дядю.

Дело ясное. Какой-нибудь дядя или другой родственник либо просто убил этого, как его? Тейодамента, либо выгнал из города. Оказывается, было немного по иному.

— Когда Геракл убил моего отца и прогнал наш народ в Арголиду, сделав данниками Аргоса, то мой дядя возглавил переселение. А когда дриопы пришли и основали свой город, его избрали басилеем.

Я призадумался, если не сказать, что обалдел. Отца Гиласа убил Геракл, а парень так спокойно говорит об этом? Мало того, он постоянно демонстрирует свое почтение к герою, едва ли не стелется перед ним, ревнуя к любому аргонавту, заговорившему с Амфитридом. Маскируется? Типа — месть такое блюдо, которое подают холодным. Вот, опять штампы.

— А Гераклу ты мстить не собираешься?

— За что мстить? — удивленно вскинулся Гилас, едва не бросив весло. — Геракл к себе шел, никого не трогал. Он как раз задушил Немейского льва, устал, проголодался, да еще и жертву Аполлону хотел принести, а по дороге ему отец попался, на колеснице. Геракл моего батюшку вежливо попросил — дескать, подари мне одного вола из упряжки, там их четыре…

— Из какой упряжки? — перебил я юнца.

— Какой ты глупый, Саймон. Понятно дело, что из отцовой. Геракл, вместе со шкурой пешком шел.

— А почему вола?

— Так потому что волы в нее были запряжены, как ты не понимаешь? У дриопов коней нет, то есть, раньше не было, в колесницы волов запрягали. Вот, когда отец отказался вола подарить, так Геракл его и убил, а вола в жертву принес, без разрешения.

— А-а… — протянул я.

— Вот тебе и «а», — передразнил меня Гилас. — Я говорю, Геракл два дня льва выслеживал, потом душил, а еще день свежевал. Представляешь, как он устал шкуру драть? Ее же ничего не брало — ни бронза, ни камень. Хочешь — потрогай, шкура у мачты лежит.

Я чуть не брякнул, что надо было стальной нож взять, но прикусил язык. Какая тут сталь, если даже во времена Трои железо ценилось выше, нежели золото? А до похищения Елены Прекрасно еще сколько лет? Кажется, поколение. Да, странное дело. Кажется, Елена и Кастор с Поллуксом были тройняшками, а братья выглядят лет на сорок, а то и на пятьдесят. Значит, к началу Троянской войны ей будет лет шестьдесят — семьдесят пять. Хорошо бабушка сохранилась. М-да…

— Хвала Аполлону, что подсказал брату челюсть выломать, а потом уже ею и свежевать.

— Какому брату выломать? Ификлу, что ли? — переспросил я.

— О, боги-олимпийцы! — возвел очи вверх Гилас. — Ификлу-то за что? Отчего вы посылаете мне такого глупого слушателя?

— А ты, торопыга, по нормальному рассказывай, а не перескакивай с места на место, словно блоха на львиной шкуре, — рассердился я.

— Тогда я вообще говорить не стану, буду молчать, — заявил Гилас.

Мне показалось, что спина Геракла, сидевшего перед нами, слегка дернулась, словно от смеха. А, так полубог тоже слушает и посмеивается.

Гилас дулся долго, минуты две, а может и три. Наконец, устав молчать, спросил:

— Так рассказывать дальше-то?

— Давай, — кивнул я. — Только, начни со льва. Вот, говоришь, придушил Геракл льва и решил снять с него шкуру, а шкуру зверюги не брал ни камень…

— Ни звонкая бронза, — радостно подхватил Гилас и принялся перечислять. — А еще ее ни медь не брала, ни кость, ни твердое дерево, ни раковина мидии.

— Ни твой язык, — хмыкнул я, а Гилас поддакнул: — Ни мой язык…

С лавки впереди нас раздалось ржание кентавра, а сзади тоненько хихикали братья Бореады — те самые, что в накидках, скрывающих горбики.

— Ты опять издеваешься?

— Ни капельки, — покачал я головой. — Я все про челюсть никак не пойму — у кого ее выломали? И что за брат?

— Геракл — брат Аполлону по отцу, по Громовержцу, — терпеливо пояснил Гилас. — И Лучезарный посоветовал брату, то есть, Амифитриаду нашему, чтобы выломал у льва челюсть, потому что зубы у него, у льва, крепче и острее любой бронзы.

— Теперь понятно, — кивнул я. — Значит, после победы над львом…

— Немейским львом, — уточнил напарник.

— Ага. Значит, идет это Геракл по лесу, шкурой машет, а навстречу ему твой отец едет, на колеснице, запряженной волами. Так?

— Не по лесу он шел, а по дороге, а шкура у него на плече висела, а отец не ехал, а остановился, чтобы волов напоить…

— Геракл! — окрикнул я своего друга, а тот, обернувшись в полуоборота, спросил: — Чего тебе?

— Если я твоего воспитанника, или кем он тебе приходится? за борт выброшу, ты очень обидишься?

— Ясона спроси, — отозвался Геракл. — Ясон у нас капитан, он за гребцов отвечает. Только предупреждаю, что Гиласа уже два раза выбрасывали. Один раз я сам, второй раз Тесей не выдержал, хотя он парень терпеливый. Выбросим, а он плавать не умеет, спасать приходится. А спасать — так это весла сушить, останавливаться, время терять. Асклепий его отравить обещал, так тоже не подействовало.

У меня промелькнула мысль о наморднике. Или кляп вставить? А может, мне самому стоит засунуть в уши беруши, как Одиссею у сирен? Так воска нет.

— А чего бы ему одному за веслом не посидеть? — поинтересовался я. — Парень здоровый, справится.

— Когда он один сидит, то песни начинает петь, — хохотнул полубог. — А если Гилас песни поет, то Орфей плачет и рвется в море кинуться и утопиться. А Автолик грозится парню язык отрезать.

А ведь дельную мысль сын главного вора подкинул. Отрезать язык — и, никаких проблем. Увы, Геракл поставил меня с небес на землю.

— Но Гиласу резать язык нельзя, ему еще царем становиться, гимны богам петь.

О, боги-олимпийцы! А мне-то казалось, что на «Арго» дедовщины нет. Вот она, изнанка всего ихнего благородства. Посадят новичка на одну лавку с болтуном, чтобы терпел. Котел неподалеку стоит, может, на голову надеть?

Минут пятнадцать, а может все двадцать, мы гребли молча. Даже Орфей, утомленный пением, устало уселся на лавку рядом с Автоликом и принялся менять струну на кифаре. Слышно, как волны бьются о нос корабля и борта и, кажется, поднимается ветер. Жаль, что не попутный, тогда можно было бы отдохнуть от гребли.

— Так вот, я считаю, что мой отец был сам виноват, — вдруг заявил Гилас.

— В чем именно? — обреченно поинтересовался я.

— Тейодамант нарушил третий закон Хирона, — сообщил юнец и снова затараторил. — Первый закон — чтить богов, второй — чтить отца и мать, а третий — чтить чужеземцев и оказывать им гостеприимство. Мой отец не оказал почестей чужеземцу, отказал ему в подарке для Аполлона, поэтому Геракл его и убил. И не только отца убил, но и его воинов, а потом выгнал дрионов с нашей земли.

Хирон, насколько помню, это кентавр. Он еще и законы писал?

— А ты с Хироном знаком? — осторожно спросил я.

— Откуда? — повел плечами юнец. — У Хирона дети царей живут, которых родители от дядюшек и прочих родичей, узурпаторов власти, прячут, чтобы не убили. Я при отце с матерью рос, мне ни от кого прятаться не доводилось. А нынче, как мой дядька власть захватил, я при Геракле, так это еще лучше, чем при кентавре. Чего я в пещере не видел?

— Копыта, например, — вздохнул я.

— Какого копыта?

— Которым Хирон бестолковых учеников учит за болтовню. Ты о законах скажи. Откуда тебе известны законы Хирона, если ты кентавра в глаза не видел? И что там о чужеземцах?

— О законах Хирона нам Тесей с Ясоном рассказывали, они у кентавра учились. Чужеземцев положено чтить, потому что любой человек сам в любой момент может оказаться чужеземцем. Вот, как с моим народом и случилось. Мой отец царь, стало быть, он отвечает за народ, а народ за него. Не оказали гостеприимства Гераклу, теперь на чужбине маются.

Я призадумался. Понятное дело, что Гилас болтун. Но кто он еще? Просто дурак или законченная сволочь?

— А сам-то ты разве не нарушаешь законы Хирона? — поинтересовался я. — Будь я твоим отцом, я бы в Аиде уже сгорел от стыда.

— Чем же я нарушаю? — удивился парень. — Я отцу жертвы приношу. Недавно Гадесу целого барана послал, чтобы Тейодаманту легче жилось. Тьфу ты, не жилось, а существовалось. Какая тут жизнь, если Белая скала тебе прежнюю память высосет, а вода из Леты все начисто отшибет? Когда «Арго» домой вернется, я дядьку убью, верну себе венец царский, тогда и пойду мстить Гераклу. Не один, а с воинами. Сейчас-то какой из меня мститель? Сейчас меня Геракл одним пальцем перешибет. Да и потом вряд ли я силой с Гераклом сравняюсь, так лучше с воинами пойти.

— А вместе с воинами, то справишься? — спросил я, снижая голос до шепота. А вдруг Геракл, который нас слушает, обидится-таки на парнишку, да и выкинет его с корабля, а спасать не станет?

— Не справлюсь, — уныло сообщил Гилас. — Геракл, он всем героям герой. Но мстить все равно придется.

Геракл, все слышавший, опять слегка повернул голову и сказал:

— Я же тебе говорил, что мстить мне необязательно. Если я Гадесу пожертвую сто быков, а жрецы решат, что моя жертва угодна, то ты можешь не мстить.

— А где ты столько быков возьмешь? — усмехнулся Гилас. — Если только у Авгия стада отобьешь. У него, вроде бы, быков больше всех.

— Нет, к Авгию не пойду, — замотал кудлатой головой полубог. — У Авгия конюшни лет пять не чищены, все в дерьме, так что про скотные дворы говорить? Быки, наверное, давно в навозной жиже утонули.

Ха… Стало быть, Авгиевы конюшни герой не чистил? Или пока не чистил? Намекнуть ему, что ли, про очередной подвиг? Впрочем, не стану. Намекнешь, получится «эффект бабочки» и мифа не будет.

— Гилас, ты мне что-то про отца говорил, и про выкуп, который он за твою мать давал, — решил я сменить скользкую тему. — Вроде, целый талант серебра отдал?

— Три таланта! — возмущенно сказал парень. — Что такое талант за мою мать? Тьфу. А три таланта — это столько же, сколько ты весишь. Представляешь?

Я лишь кивнул и мысленно поблагодарил юнца. Значит, если три таланта это мой вес, а здесь (по ощущениям), во мне около восьмидесяти килограмм, то талант и на самом деле двадцать шесть килограмм с небольшим.

— А знаешь, отчего так много? — не унимался Гилас.

— Откуда мне знать?

— Потому что до свадьбы у моей матушки было шесть любовников, — гордо заявил юнец. — Чем больше любовников, тем больше выкуп.

Теперь уже настал мой черед ронять рукоять весла. Ладно, что Гилас держал свою часть крепко.

— А кто любовников считал? — растерянно спросил я.

— Как это кто? — удивился парень. — Дедушка мой считал, отец матери. Они у него на стене висели, на колышках. Все шесть, медом намазаны, чтобы не сгнили до свадьбы и не воняли.

— Любовники дочери? — окончательно охренел я.

— Не сами, конечно, а их головы, — деловито пояснил Гилас. — Тело-то нужно родичам отдать, чтобы сжечь, а головы себя оставлял. А как отец с матушкой поженились, так после свадьбы и головы вернул. А иначе, бывали случаи, что чужие головы присваивали, чтобы цену за невесту набить.

У меня уже не было сил ни спрашивать, ни слушать. Просто греб, силясь представить, как отец ловит любовников (и любовников ли?) своей дочери, а потом отрезает им головы. Как не старался, не смог.

— Саймон, ты не удивляйся, у дриапов обычай такой, — бросил через плечо Геракл. — Если отец застал дочь с парнем, даже за поцелуем, он вправе его убить и отрезать голову. Чем больше голов накопит будущий тесть, тем почетнее для жениха, и тем больше выкуп за невесту.

— А бывает, что и в постели застает? — зачем-то спросил я.

— Так все в жизни бывает, — отозвался Геракл.

— А с дочерью что?

— А что с дочерью-то? — усмехнулся полубог. — Понятно, что ее убивать не станет. Наоборот, гордиться будут. Подумаешь, с парнем легла. Женщина и должна мужчину любить. А мужчины, они мастера женщин, особенно молодых, обольщать. Нет уж, тут должен мужчина думать — тайно прийти, чтобы ласки сорвать или открыто, со сватовством. А что, у вас нет такого? У нас, в Фивах и Аргосе, тоже никто не следит, чтобы девушка до свадьбы себя блюла. Вот, после свадьбы, все по-другому.

Я снова замешкался с ответом. Что имеет в виду Геракл? У нас, это где? В моем мире? Или в том мире, в том городе, где жил этот Саймон, друг Геракла? В моем-то мире нравы достаточно вольные, и отцы, как я понимаю, нечасто (девчонки-то не совсем дуры), но застают в постелях у дочек чужих парней. Дело-то, как все понимают, житейское. Не исключено, что и папка, в своей молодости, еще до свадьбы, забирался в постель к будущей мамке своих детей. Так что, чаще всего отец делает вид, что ничего не заметил (вдруг здесь будущий зять?), в худшем случае — напинает и выкинет парня. Но чтобы убить? Впрочем, и так бывает, но редко, потому что за убийство можно срок получить и дочка тебя может возненавидеть. Но уж головы-то никак не отрезают и на стенках не держат.

Нет, у нас вольностей хватает, нет запретов, кроме моральных, которые никто не соблюдает. Но я никак не думал, что в Древней Элладе царит такая распущенность. Куда боги-олимпийцы смотрят?

Загрузка...