Вызов

Пучина

«Добудь мне причину, не отдавать тебя алорцам!»«Без проблем! Устрою смерть одного из них». С такими мыслями Ро ковылял до арки, зажимая рану на боку. В полной мере виноватым в смерти капрала он себя не считал, но прекрасно понимал, в какую западню угодил.

Белоголовые, а в особенности ало-класси, жили по принципам товарищества и превосходства над прочими расами. Обиды «своих» они не прощали, а за убийство выстраивались в бесконечную очередь мстителей. Дуэли, как способ разрешения споров, давно запретили, но поощряли как состязание и демонстрацию мастерства. Нередко горячие дурни даже искусство превращали в оружие. Однако бросить вызов можно было только равному, и речь не столько о звании, сколько об опыте и авторитете. Не пристало бывалому бойцу сходиться с мальчишкой, а знаменитому дуэлянту издеваться над слабаком. Так что презренному полукровке-дезертиру можно было не ждать открытых предлогов. Скорее сунут дагу под рёбра где-нибудь за углом, и ни один белоголовый свидетель не сознается, что стоял рядом, когда совершалось возмездие. Братство — это, конечно, хорошо, но не когда ты чужак и за бортом.

Чтобы не думать о сородичах, Ро наблюдал за Кагмаром. Тот встал в проёме арки, очертил её оранжевым мелом, а потом нарисовал на ладони светящийся символ. Что-то предельно простое. Дальше кольцевой раскрутил на пальце ножницы и мотнул головой, разрешая пройти. Портал мог вести обратно в Табурет или на другой конец континента, но выглядел при этом… Никак. Его словно и не было. Впрочем, как и в прошлый раз. Ро с недоверием осмотрел провал, но его подтолкнули. В два шага он пересёк границу и очутился в пристройке у стеклянного моста.

Здесь всё ещё было людно, но лезвий оказалось на порядок меньше. Наверняка зарабатывали серебро, шпигуя еши отборной сталью. На разбитое лицо и раны прибывшего они воззрились с мрачным пониманием, видимо, даже не распознав новичка. Выглядело так, словно Бишак заботы ради ему подсоблял, а не конвоировал.

Следом вошли Сардар с Кагмаром. Последний одной рукой помогал тащить тело погибшего, а второй продолжал вращать ножницы, а потом звонко клацнул ими и сунул в ножны. Повалили непрошенные вопросы, но столпотворение быстро расступилось, пропуская алорского капитана.

— Как это вышло? Докладывай! — приказал Хаспин, но на кольцевого не смотрел.

Он махнул кому-то из подчинённых и присел рядом с капралом, рассматривая разодранное горло. Перчатка для фехтования коснулась щеки покойника, затем легла на безмятежную грудь.

— Еши прорва. Не так, как всегда, — тише обычного и переминаясь с ноги на ногу заговорил Кагмар. — Мы почти зачистили район, как Нила задрали. Ну и это… Никто ничего толком не видел, но они поцапались с новеньким. Скрестили шпаги… Наверное, поэтому Нил отвлёкся и вот…

Капитан взметнул свирепый взгляд снизу-вверх на Роваджи, а потом резко поднялся, чтобы смотреть прямо, и попёр на виновного.

— Ублюдок! Ты петлёй не отделаешься, жалкий ты выродок! — выпалил он на алоре.

Его рука напряглась так, будто её свело судорогой. Капитан наверняка потянулся бы к шпаге, да только убийство раненого сопляка не сделало бы ему чести. Скорее уронило бы в грязь при алчущей публике. Одно дело призвать к порядку, но вершить самоуправство — совершенно другое.

— Полегче, Хаспин, — донёсся негромкий, но командный голос Ристана. Наставник пробирался между глазеющими. Замечая его, наёмники поспешно уступали дорогу. — Мне жаль Нилириса, но давай не принимать поспешных решений.

— Зря стараешься! — фыркнул офицер, но быстро вернул себе образцовую сдержанность. — Этот, — он указал на Роваджи, — трус и предатель. А ещё подстрекатель. В искателях ему делать нечего. А если не веришь мне и характеристике, спроси у него самого. Пусть расскажет, как подставил своего командира. Того, кто ему рапиру с солнцем вручил и, как других, воевать не отправил.

Хаспин выплюнул это с ожесточением, отдал команду позаботиться о погибшем и унёсся по стеклянному мосту, наверняка доложить начальству.

— Чего стоишь? — зыркнул Ристан на Кагмара. — Бегом к Рамифу. Я здесь присмотрю.

Кольцевой заспешил в величественный Табурет так, словно гнался за бесстыжим вором, только-только срезавшим его кошель. Ро проводил нытика тоскливым взглядом, а потом понял, что стоит ссутуленный и поникший. Сил выпрямиться он в себе не нашёл, но хотя бы вскинул подбородок. Наставник осмотрел его, особое внимание уделив ранам, а на лицо уставился, будто впервые увидел. Стоило привыкнуть, что новичка никто ни во что не ставил. Здесь даже у пса настоящего имени не было.

— Ро, ты живой?

Роваджи помолчал и запоздало кивнул.

— Тайр, помоги ему дойти до приёмной у зала собраний. Я догоню, — обратился Ристан к незнакомому наёмнику. — А вы двое задержитесь. Потолкуем.

Последнее адресовалось Сардару и Бишаку.

И Ро повели сначала по бесконечному мосту, затем по залам и коридорам. Шёл он медленно, ковыляя, морщась от боли, но его не торопили. Провожающий халасатец с вопросами не приставал, лишь поглядывал со сдержанным состраданием, пожёвывал губы и качал головой.

В так называемой приёмной дожидался стенающий от негодования Кагмар, чтобы надеть на провинившегося кандалы. Из таких запястье не вытащишь. Изрезанной ладонью было больно пошевелить. Кровь бежала без остановки, капала с пальцев. К стене поставили грубо, в боку закололо. Захотелось упасть — и пусть делают, что пожелают.

— Это обязательно? — угрюмо спросил Ро.

— Рамиф приказал, — пояснил Кагмар. — Сказал: «У нас тут все люди приличные, а этот оболтус не в ладах с руками». О чём это он?

— Да кто его знает, — вздохнул арестованный и уткнулся лбом в стену. Стало получше, но ненадолго.

Браслеты защёлкнули, и теперь запястья были скованны за спиной. Стоять неудобно, а сесть некуда. Вскоре рядом собрались все живые участники вылазки, Ристан и Хаспин с парой сородичей. Все были хмурые, молчаливые, но только один пачкал пол.

— Сожми и не разжимай, — кольцевой достал из-за пазухи чистый платок и сунул в кулак истекавшему.

Сказать было легко, да только пальцы не слушались. Казалось, совсем онемели.

— Это он тебя так? — с налётом жалости шёпотом спросил Кагмар.

— Нет. Это я сам, — ответил Ро, не желая приписывать сдохшему зачинщику чужие заслуги.

— Сдаётся, Рамиф меня ненавидит, — с откровенным сочувствием, но уже к самому себе, пожаловался халасатец.

Кто бы скулил.

Из провала, служащего дверью, показался мужчина в сливовой ливрее и попросил участников инцидента и всех ответственных и причастных войти.

— А я предупреждал, что ты не достоин помилования, — негромко бросил капитан, первым проходя в зал собраний.

Хаспин держал в руках рапиру капрала, словно та была им самим: жаждала присутствовать при вынесении приговора. А может на ней он сконцентрировал всю свою злобу, чтобы внешне казаться бесстрастным. Ро наконец-то разобрался, к какому типу его относить. К самому худшему — искренне верующим. Слепо вобравшим всю эту чушь об избранности и чести. Чистое воплощение алуарского образа мысли. Безупречный представитель вида! Не просто же так в кадетских корпусах с пяти лет муштровали воспитанников. Так они жили до последнего вдоха, сохраняя приверженность нетленным идеям.

Ро опустил глаза, чтобы не видеть ровную спину в котане цвета морской волны. Уже порядком достало захлёбываться. Пришло время идти ко дну.

За провалом находилась короткая стена, которую можно было обогнуть с любой из сторон, а за ней простирался зал с необычным столом, напоминавшим широкое кольцо. Пространство внутри не пустовало: там пылала низкая, похожая на неглубокую миску жаровня. За столом сидели мужчины — человек восемь — и одна женщина. Большинство молчали, но некоторые вели спор. Показалось странным, что их голоса не доносились до коридора, хотя дверей во всей этой крепости не было.

— Ну и о каком порядке среди лезвий может идти речь, если вы сами не можете договориться? — отчитывал кого-то мужчина в строгом кафтане и плаще фиолетового цвета. Не бледный, не смуглый, не бронзовокожий. Не блёклый алорец, не каштановый халасатец, не кудрявый, как ави, но и точно не лед. Темноволосый, но лишь с лёгким загаром. Нетипичное для Мириана лицо выделялось волевым подбородком, резкими скулами и бровями.

— Прошу тебя, громогласный ты наш. Они как раз и собрались, чтобы договориться! — воскликнула роскошная женщина в слишком уж расслабленном платье-халате. Копна чернильно-чёрных волос и светлая кожа могли бы обличить в ней уроженку Кин-килинто-гана, если бы не аппетитные формы и ещё одна разящая деталь. Глаза незнакомки были так же черны, как настигнувшая Крим безлунная ночь, обещавшая сгубить под своим подолом немало невинных жизней.

— Левана, дорогая, — улыбался Рамиф, вызывая тошнотное отторжение. — Сам факт, что мы грызёмся по пустякам, лишь подтверждает слова Де́ксирида. Рыбка гниёт с головы.

Среди представителей невиданных рас рыжий смотрелся уместно. Вот где были настоящие чужаки! Точно пришельцы из каких-то миров. Однако нескольких всё же удалось распознать. Например, Мизара в компании такого же типичного пожилого алорца. Неподалёку от него сидел халасатец примерно тех же лет и ещё один — помоложе, в пышной жёлтой чалме.

— Давайте перейдём к делу, — как раз оборвал спорящих халасатец с благородными сединами на висках. — Вы всё ещё желаете нашего участия?

— Я по-прежнему считаю, что обсуждать нечего, — сказал Рамиф, словно бы борясь с объявшим его раздражением. — Или ты не согласен, Мизартис? Что ж, если мои дела тронули твои нежные чувства, то готов выставить их на всеобщее обозрение. Зовите хоть всех остальных, мне скрывать нечего и торопиться некуда.

— Достаточно и нас, — отрезал колон со спокойствием и терпеливостью. — Не хочу спорить и бросаться упрёками. Надеюсь на вашу мудрость и дальновидность, — Мизар обвёл всех присутствующих взглядом, прежде чем начать: — Капитан, прошу вас.

Хаспин сделал шаг вперёд, с почтением склонил голову, отсалютовал знак верности ало-класси и принялся докладывать. Это была душещипательная история о том, как многострадальный алорский народ чтит законы и традиции. Потом речь зашла о предательстве, дезертирстве и беспринципном отродье-Роваджи, по воле судьбы оказавшемся в стенах Эрхолла.

— Ну и повесьте его, — закатил глаза какой-то тощий и злющий сид — точно богомол, обтянутый человеческой кожей и парчой. Вряд ли он желал ещё хоть минуту участвовать в этом разбирательстве.

— Разрешите продолжить, — не унимался капитан. — Сегодня по его вине погиб капрал Нилирис — верный подданный Алуара, третий год облаченный в синие. Безупречный боец, дуэлянт и янтарный. Стычка на задании.

— А что у нас за это полагается? — спросил халасатец в чалме. — Разве что-то хуже повешенья?

— Вот и я о том. Повесьте его, — повторил тощий злыдень.

— Кто зачинщик? — спросил Дексирид.

— Свидетелей начала стычки не было, — ответил Хаспин. — Нилирис уже не расскажет, а слову обвиняемого верить нельзя. Прошу не упускать из внимания его прошлые преступления, среди которых нарушение клятвы, предательство, воровство…

— Действительно, давайте не обсуждать конкретное нарушение устава, а копаться в ваших личных порядках и законах, — взметнул брови чужестранец в строгом кафтане и воздух словно наэлектризовался от напряжения. — Развели произвол, вот и теряете лезвий.

— Истину глаголешь! — зашёлся одобрением Рамиф.

Но Дексирид оказался не падким на похвалу и посмотрел на рыжего грозно и требовательно:

— И этот ваш дезертир вон тот мальчишка?

— Тот, что грязный и еле дышит? Он самый.

— Я его раньше не видел. Как давно он облачён в синее?

— С сегодняшнего дня, — вперёд прочих отрапортовал капитан. — Достопочтенный хранитель Юго-Востока завербовал его два дня назад, и уже сегодня послал на зачистку.

— Хочу тебя расстроить, Мизартис, но у твоего помощника неверные сведения. Этого оболтуса я подобрал только вчера, — усмехнулся Рамиф, наслаждаясь происходящим, точно балаганным представлением.

— Он хотя бы устав знает? — Дексирид заглянул в глаза рыжему и сразу понял ответ. — Ты отправил его без подготовки? О чём ты вообще думал?

— Он повёл себя неподобающим образом, и я решил его наказать, — буднично и беспечно пояснил Рамиф.

— И какие же проступки так оригинально караются?

Взгляд непременно влиятельного и очевидно опасного мужчины вонзился в обвиняемого. Ро почувствовал себя невероятно глупо. Одно дело показать оскорбительный жест заносчивому сородичу, а другое — рассказать об этом высокочтимому собранию. Наверняка на лице проступило идиотское выражение.

— Прошу меня простить, — резко обратился Хаспин, словно опасался, что хам и наглец всё же расскажет. — Но мы рассматриваем вопрос гибели верного подданного и правосудия.

— Незнание не освобождает от ответственности, — заговорил халасатец с сединами и взыскательно посмотрел на провинившегося: — Лезвиям запрещено убивать друг друга.

— Его убил еши, — не стерпел Роваджи. — Да, мы дрались, но он первый напал. Я защищался.

— Хорошенькое оправдание! — всплеснула руками Левана. — Особенно когда некому подтвердить.

— Вам есть что добавить? — обратился Хаспин к помалкивающим лезвиям. — И давайте без домыслов, чтобы не тратить сапфир.

Все промолчали. Никто не рассказал, как Ро хотел ударить Нила, но и оправдать не пытались. Наёмники следовали негласному кодексу дуэли: ничего не видели, не слышали и не знали.

— Так я и думал, — кивнул капитан и поднял на уровень плеч рапиру убитого. — Слово предателя против мёртвого тела капрала, чья верность не вызывала сомнений.

— А где твоё оружие, оболтус? — обратился Рамиф к подопечному.

Вперёд нехотя шагнул Кагмар и протянул саблю, хотя стоял от сида слишком далеко.

— Ты же сам просил без домыслов, Дихаспиан, — рыжий сложил пальцы в замок и водрузил на них подбородок. — Лучше расскажи мне, почему меч Нилириса в крови Роваджи, а меч Роваджи в останках еши? Мне одному кажется, что это многое объясняет?

На мгновение показалось, что капитан вот-вот согнёт рапиру в бараний рог. Вообще кровь на оружии ничего не доказывала, но кое-кто играл на эмоциях и стремился к пошлой театральности.

— И я же не предлагаю вам его помиловать, — продолжил Рамиф, смакуя каждую фразу. — Пускай умрёт, принося пользу нашему общему миру. А так скорее всего и случится, но, кто знает, быть может, однажды он заслужит ваше прощение. Это гораздо разумнее, чем вешать всех без разбора.

— Мы теперь будем устраивать собрания из-за каждого столкновения в коридоре? — возмутился сид в чалме.

— Ну, хорошо. Предположим, мальчишка попал под раздачу. Но это ведь не оправдывает дезертирство? Струсил однажды — сбежит и завтра, — лоснящимся голосом спросила Левана. — Так пускай алорцы со своими разбираются сами. Разве это не священное правило?

— Какая удача, что он халасатец! — просиял рыжий. — Ты не поверишь, дорогая! Мало того, что он родился на вверенной мне территории, а папашу его никто знать не знает, так они его сами так у себя величали! Почитай — обхохочешься. Ну и не стоит забывать, где я его подобрал. Кто-то теряет, а кто-то находит. На Мириане не так много янтарных, чтобы ими разбрасываться.

— Начните уже договариваться, — недовольно произнёс Дексирид. — Ваши дрязги нас не касаются и тем более не интересуют. Зато устав нарушают все, кому не лень. Где это видано, Рамиф, устраивать резню новичкам? А ты, Мизартис, не хочешь напомнить своему капитану, что важнее сейчас закрывать брешь, а не дешёвые драмы устраивать? И пусть побеседует со своими подчинёнными. Это где видано, чтобы «верный подданный и безупречный боец» нарушал приказы и поднимал шпагу на неоперившихся юнцов?

— Я этого тоже понять не могу, — согласился с ним колон, оставаясь ледяным, как айсберг. — Никто не волен вершить самосуд. И даже слепому ясно, что этот сбежавший со службы мальчишка не осмелился бы напасть на опытного военного. Пусть ему даже и повезло.

— Да что за вздор вы тут устроили! — взорвался тощий злыдень. — Кому какое дело до этого оборванца? А до порядков алорцев? У нас брешь разошлась, и полчища еши уже, небось, на мили вокруг разбежались! А вы тут беседы ведёте! Всем же ясно, что Рамиф снова мутит воду и ворует чужих людей. Кто бы не отказался от новенького янтарного!

— Хо-хо-хо! Какие мы лицемерные! — звонко и очень фальшиво засмеялась вульгарная женщина. — Сам ведь не прочь у меня пурпурного стащить!

— Вы бы посдержаннее при подчинённых, — со вздохом посоветовал халасатец с сединами.

— Да чтобы мисида Бельвейт да не светила исподним! — хохотнул рыжий колдун.

— Рамиф! Я не позволю оскорблять при мне женщин! — прогремел голос Дексирида и где-то высоко над крепостью отозвался гром.

— Да отпустите вы лезвий! Им ещё Крим зачищать, — взмолился сид в яркой чалме.

— Всем всыпать плетей и выгнать взашей! — поддержал общий гомон ещё кто-то.

Спор грянул с новой силой, а меланхоличный слуга в сливовой ливрее молча посоветовал посторонним подождать за отсутствовавшей дверью.

Оказавшись в приёмной, Ро привалился к стене, но стоило ему закрыть глаза, как из краткого забвения вырвал голос Хаспина.

— Это правда? — встретив непонимающий взгляд, капитан приподнял шпагу, которую всё ещё держал навершием вверх. — Ты невиновен? Он нарушил приказ?

— Не знаю, о каком приказе ты говоришь, а насчёт вины, тут как посмотреть, — устало, но честно заговорил Роваджи. — Я мог предупредить, что позади еши. Но я промолчал. Сложно откровенничать, когда в тебя тычут шпагой.

Во взгляде Хаспина тепла не прибавилось. Скорее он посерел от стали и пепла, что всегда обитали в душах военных.

К собственному изумлению Ро стало искренне жаль капитана. Таких, как он, нещадно губила система, но чаще вынуждала калечить других. Впереди маячила славная карьера, возможно вполне заслуженная, но вместе с ней море разочарования и разбитые о скалы убеждения, идеалы и мечты. Хотя, кто знает, возможно тот, кого не один год дразнили полукровкой, точно так же клеймил за осуждаемые им качества других.

— Кагмар, веди свой отряд обратно в Крим. Помогайте четвёртому, — распорядился Хаспин, потом отослал и своих людей, прежде чем снова воззриться на обвиняемого. — А ты не больно-то радуйся. Собрание ещё не окончено.

— Ты видишь хоть толику радости на моём лице? — с усталым презрением выдохнул Ро. Разбитые губы, саднящая щека — было больно говорить, не то что скалиться. Да и повода не нашлось бы.

— Хватит с него на сегодня, — встал между непримиримыми сородичами Ристан. Он всё это время оставался в приёмной, разглядывая пейзаж на картине.

— Я знаю, о чём ты подумал, — заявил ему капитан. — Но я не просил Нила этого делать. Это против моих убеждений.

И это было правдой. Скорее всего он даже настоятельно требовал не обращать внимания на ничтожного выскочку, полагая, что того слопают еши или в итоге выторгует и вздёрнет начальство. Однако не он ли рассказал капралу, что из себя представляет свалившийся на голову новичок? Не он ли обмолвился о его вероломной породе? И, в конце-то концов, по какой-то неясной причине ему не хватило хвалёного алорского самообладания, чтобы пропустить мимо себя оскорбление и не поделиться обидой с другим.

— Я о тебе вообще не думал, Хаспин, — усмехнулся Ристан: невесело, с раздражением. — Но тот, у кого совесть чиста, оправдываться не станет.

— Тебе ли о чистой совести говорить? В любом случае, что бы не решили кольца, десять раз подумай, прежде чем связываться с этим…

Кем именно он не договорил. Из проёма вышел Рамиф, подметая пол своим дурацким плащом и брезгливо обходя места, куда накапала кровь.

— Ступайте пока в башню. Я здесь надолго. Освободи ему руки, и пусть зажмёт рану. Авось не истечёт и не сдохнет, — сказал сид и подмигнул капитану. — Отличное представление, Хаспин! Я ещё хотел отметить, какие у тебя паршивые псы, раз дохнут там, где выживают щенки. Но сдержался. Все и так об этом подумали.

— Время покажет, — металлическим тоном произнёс капитан и пошёл прочь полным достоинства шагом. Такова была маска, под которой он скрывал свои многократно перекованные, но всё же неистребимые чувства.

— Ну, пошли, — позвал Ристан, когда сид удалился.

— Ключи у Кагмара, — угрюмо сообщил Ро.

— Что ж, придётся вспомнить старые трюки, — хмыкнул наставник и завозился с браслетами.

Ему хватило минуты, чтобы расстегнуть их при помощи какой-то спицы и проволоки.

«Такому в армии не обучают», — подумал вор, но оставил мысль при себе.

Они побрели по невероятной крепости, выбитой прямо в скале. За толстыми стёклами окон взметались и падали, закручивались в спирали, словно кольца гигантского змея, снежные щупальца пурги. Белые, свирепые, упрямые и грозные. Прямо как ало-класси. Хотя, Табурет для их портрета годился куда как нагляднее. Скучный, холодный, пустой. Бесконечно монолитный — и кирпичика не приткнёшь. Ро улыбнулся, подумав, что если бы резиденцию Кроя строили под стать халасатцам, то это место походило бы на бескрайний бордель с подушками и кальянами на каждом углу. Уж он-то вобрал в себя многое от обеих культур, но для каждой остался неправильным и чуждым.

— А с совестью у тебя тоже не всё в порядке, — внезапно произнёс Ристан, а поймав взгляд исподлобья, добавил с лёгкой улыбкой: — Спрашивать не стану. Как там? Не моё собачье дело?

Ро почувствовал стыд. Совсем лёгкий и только от того, что наставник не сделал ничего плохого, только помогал, готовя к неминуемому, а он ему только и делал, что дерзил. Стоило извиниться, но с губ сорвалось совершенно другое:

— И что, не спросишь меня, что за история с капитаном?

— Нет. По лицу вижу, ты и сам себя уже наказал. Да и вряд ли удивишь. Если бы белоголовые оставляли своим юнцам надежду на завтра, те не бежали бы за лучшей жизнью в Халасат.

В башне их встретил радостный лай Биша и оханье Даута.

— Ужас какой! Они тебя что, на верёвочку подвесили и еши приманивали⁈

На пылающем лице молодого человека читалось желание отправиться к лезвиям и надавать им… черпаком по макушкам. Вряд ли он мог провернуть нечто подобное.

— Нет, я сам, — покачал головой Ро, в который раз не зная, гордиться собой или желать удавиться.

Снова всё сам. Хорошее и плохое. Чаще, конечно, плохое, но всегда сам. Он медленно опустился в кресло, согнувшись так, чтобы рана меньше сочилась, и уставился на разодранную ладонь. Менестрелем становиться он не собирался, но и вору ловкие пальцы ой как нужны. Увы, теперь они еле сгибались: шевелились только кончики, да и то с трудом. Цена за возможность врезать подонку, а может и за сохранённую жизнь.

— Выглядит скверно, но Рамиф наверняка всё исправит! — попытался подбодрить Даут.

Он притащил миску тёплой воды и чистые тряпки, но то не принесло бы спасения или облегчения. Граненое острие оставляло очень плохие раны. Тогда молодой человек решил, что нужно обязательно скрасить пострадавшему время, и протянул красивое красное яблоко.

Ро взял его по привычке, хотя и не смог бы сейчас есть. Его мутило и подташнивало.

— Ты прости меня, Даут, — негромко попросил он.

— За что? — изумился прислужник.

— За то, что хамил тебе утром. Ты этого не заслуживал, а я, дурак, был не прав. Ты славный парень.

— Ой, да ну брось! — отмахнулся молодой человек и тут же состроил гримасу коварства. — Прощу, если примеришь мой мисидский кафтан!

— Нет, ну не настолько ты славный, — усмехнулся Ро под хихиканье Даута.

— Ты меня тоже прости. Я тебе специй не доложил. Решил, что ты всё равно не распробуешь, — виновато поделился прислужник и протянул второе яблоко Ристану.

Наёмник молча грел соседнее кресло и в разговор не вступал, поглаживая голову пса, блаженно жмурящуюся на его колене.

— Тут ты прав. Я ничего не смыслю в приправах и камнях, — решил поддержать Ро.

— Камнях?

— Ну, ты каким-то камнем хвалился. Из другого мира который.

— А! Это не совсем камень. Сейчас покажу.

Даут убежал к столу и вернулся, вертя какой-то предмет. Две полированные пирамидки из полупрозрачного кристалла прилегали основаниями к металлической пластине, образуя восьмигранник правильной формы.

— Держи и поверни.

Ро взял «камень» и внимательно рассмотрел. Вдоль рёбер пирамидок тянулась тонкая вязь символов. Пластин оказалось две, просто они были плотно подогнаны друг к другу. Малейшего усилия хватило, чтобы их разомкнуть, но лишь на четверть дюйма, а дальше они не расходились, зато крутились в противоположные стороны. Послышались тихие щелчки: один, два, три.

Убранство приёмной вместе с монолитными стенами и окнами под потолком растворилось в ярком, ослепительном свете. Это сияла земля, похожая на испещрённое выбоинами плато. А может то было бугристое непрозрачное стекло, под которым разожгли мириады костров. Гигантский плафон тянулся до самого горизонта, куда ни глянь.

Ро подскочил, ахнув от боли, но тут же потерял интерес к самочувствию вместе с креслом в придачу. Ему подумалось, что он оказался прямиком на какой-то звезде и, стоит посмотреть вверх, начнёт бесконечное падение в непроглядную бездну, но над головой темнело самое обычное небо. На лице невольно застыло диковатое изумление, а взгляд лихорадочно заметался по невероятным угодьям.

Хотелось побежать вперёд, выискивая края светящегося плато, но тихий смешок где-то рядом подсказал, что развернувшийся вокруг простор — вовсе не реальность, а проделки подлых и ужасающе правдоподобных чар.

Раздался новый щелчок, и всё испарилось, возвращая бродягу и вора в несуществующую башню Эрхолла.

— Что это было?

Постанывая, Ро сел и продолжил вглядываться в загадочный предмет, словно надеялся прочитать на нём ответ.

— Это кристалл памяти. Точнее говоря — «ка́эм эн», вот мы и зовём его «камнем», — пояснил Ристан.

— А то, что он сотворил?

— В нём можно удержать образ. Воспоминание, чтобы вернуться к нему снова или показать другим, — наставник рассказывал неспешно и не занудно. — То, что ты сейчас увидел, находится не на Мириане. Это один из ближних миров.

— Мне туда дорога заказана, — с громким сожалением вздохнул Даут. — Горный воздух плохо сказывается на моём самочувствии, и, скорее всего, меня там очень быстро сожрут. А я, знаешь ли, предпочитаю готовить и есть, а не подаваться на ужин.

— И этим ты занимаешься? Ходишь в чужие миры? Искатели — те, кто что-то там ищут? — полились из Ро волнительные вопросы.

— В общем и целом да, — ответил Ристан. — Но большего рассказать не могу. По крайней мере пока.

— Ну, да. Эти правила лезвий, — кивнул вор и вспомнил о неприятном. — Пожалуй, я тебе не подхожу.

Потянулось молчание. Прислужник смотался от чувства неловкости, а наставник не стал никак комментировать. И всё же захотелось с ним объясниться. Или просто не сидеть в тишине, во власти собственных мыслей.

— Я не думаю, что здесь найдётся мне место. Ни здесь, ни где-то ещё, — признался Ро, словно обращался к себе. — Я подвёл важного для меня человека. А теперь уже слишком поздно. Ничего не исправить, и прощения не у кого просить. Пусть меня хоть трижды повесят, этот грех мне не искупить.

— Сейчас прозвучит банальность, — предупредил Ристан, продолжая гладить Биша и почёсывать за ушами. — Очень сложно взлететь, когда груз прошлого тянет вниз.

— Это ты про жизнь или янтарную магию? — усмехнулся вор и тут же пожалел, почувствовав резкую боль в дёснах.

— Да про всё, — хмыкнул наставник. — А янтарь в тебе видится ярко.

— Рыжий говорил, что его кот наплакал.

— Ну, ему, конечно, виднее.

— Летать я пробовал — не вышло. И думаю дело не только в тяжёлой башке. Другое место тоже, знаешь ли, достаточно весит.

Ристан почти беззвучно посмеялся. Скорее покряхтел.

— Рамиф говорил, что язык у тебя острый. А вот про чувство юмора не рассказал.

— Признай он это, и пострадало бы его самолюбие.

— Тоже смешно, но с таким осторожнее. Он не очень-то забавный, как может показаться. Но работать с ним можно.

— Не верю я ему. Нутром чую, гнилой он человек, — высказался Ро прямо и сбавил пыл, чтобы не причинять себе лишних страданий. — На тебя смотришь — ты понятный, а он… И рожа ещё такая, словно сам из какой-нибудь бреши явился. С первой встречи я понял, что он меня не отпустит. Использует, а потом пустит в расход. Теперь-то уж и подавно.

— Тут я тебе не советчик. Решай сам, кому верить и куда податься. Правильного решения всё равно нет. Везде свои подводные камни.

Они посидели в молчании несколько минут. Несколько долгих и томительных минут в ожидании приговора. Перед смертью не надышишься, но можно за всю жизнь наболтаться.

— Расскажешь побольше про эту нашу магию?

— Я знаю мало. У меня она не с рождения. Вот ты должен лучше понимать, — без охоты отозвался Ристан, но потом внезапно заговорил с задумчивой увлечённостью: — Суть в том, что ты умеешь раскачивать хаос. Оттого… Ну… Пожалуй, везучий. Янтарь не столько про пространство, сколько про нарушение правил. Притяжение? Расстояние? Для него это пустой звук, — наставник громко щёлкнул пальцами. — Но в этом-то и опасность. Нет постоянства, опоры. Люди с подобным даром обычно плохо заканчивают, если их вовремя не спасут. В Халасате таких очень мало. Я бы сказал, единицы. А вот с алорцами истинные — настоящие заклинатели янтаря — в свои века порезвились на славу. Белоголовым стоит отдать должное: они с малых лет отсеивают одарённых, чтобы учить иначе. Вот потом и получаются такие, как Нил, и Хаспин, и остальные. Странно, что они тебя проглядели.

Ро не стал рассказывать, каким образом попал в Алуар, но на его лице явно отразились непримиримые чувства.

— Скажу тебе по секрету, — не понижая голоса, улыбнулся Ристан, — все янтарные не чистокровные. А иначе откуда янтарь? Быть может то было два века назад, но в роду у них точно затесался «эк па́лу». Думаю, многие из них это понимают, но не всем удаётся принять и переварить.

— Им не нацепляют повязки? — удивился Ро.

— Не совсем. Их отбирают в детстве, лет в пять или шесть, и держат ото всех отдельно. К таким действительно нужен особый подход, однако это делается ещё и для того, чтобы они сношались только с себе подобными. Так и заклинатели будут рождаться сильнее, и кровь чистокровных не попортится. А если начнут всех поголовно травить, так кто будет поднимать в небо их корабли?

Такого гремящего разочарования Роваджи ещё не испытывал. А топливо дирижаблей тогда зачем? Для отопления⁈ Все привыкли считать, что Алуар всех на Мириане обогнал в науках. А оказалось, то всего лишь обычная магия, а не гениально изобретение светлых умов. Ро приподнял брови и покачал головой. Как же быстро он списал колдовство в нечто обыденное.