Высматривая путь. Том II (СИ)

Часть 27. Эксперимент

Дера влетела в комнату, как ошпаренная, и бахнула дверью так, что аж своды задрожали. Отбросив на пол книгу и злосчастную ветку, она ринулась к бадье и, содрав с тела рубаху, принялась ею же и обмываться. Слезы ручьем лились по щекам, а руки тряслись как у заправского пьянчуги поутру. Она громко всхлипывала и терла ноги до тех пор, пока кожа не покраснела. А затем и вовсе залезла в уже холодную воду и принялась громко плескаться в ней, остервенело вытирая бедра.

Какого черта он вообще принялся такое ей высказывать? Еще и с матушкой сравнил. Что случилось за время его отсутствия? Она ведь ничего дурного не сделала. И, к тому же, они так хорошо попрощались. Да и вообще, ничего не предвещало никакой беды. Но, по обыкновению, Фредерика принялась винить во всем себя. Ну, а кого еще? Правильно ей матушка говорила, что не родился еще тот мужчина, который согласиться тащить на себе такую обузу как она. И ладно если бы красивая была. Так уж коль ничего не умеет, то хоть глаз радует. А она и порадовать ничем не может и помощи никакой не оказывает. Только проблемы на свою голову находит, которые неустанно вешает на шею ведьмака, думая, что тремя тысячами озолотила его с ног до головы.

— Дура! — с отчаяньем выкрикнула травница и громко всхлипнула, заходясь в истерике.

Она безвольно рухнула прямо в бадью, расплескав воду и усевшись на скользкое дно, поджала к груди колени и завыла, словно раненый зверь, не меньше. Мозг отказывался соображать, а тело била крупная дрожь не только от давно поостывшей воды. Живот нещадно ныл, в голове творилось черте что, в груди все сжималось и болело, а мысли сводились только к тому, чтобы кинуться к сумке и оприходовать склянку с ядом. И тогда уж всем станет легче. В первую очередь ведьмаку, который по глупости или по невообразимой доброте нацепил себе на шею «хомут» по имени Фредерика де Бейль.

Рука обессиленно скатилась с колена в воду, а взгляд сам зацепился за красную нить. Воспоминания о наставнице-чародейке приятным светлым лучиком ворвались в затуманенное болью сознание. Дера громко всхлипнула и принявшись икать, внимательно всмотрелась в красный «браслет». Приподняла руку, вытянула перед собой и сощурилась от снова подступивших слез. Стало любопытно, что бы сейчас сказала ей Кейра? Как бы посоветовала поступить? Как же ей не хватало ее присутствия. Она ведь всегда все знала, всегда могла подсказать нужный выход, и, что самое главное, никогда не смотрела на нее свысока. Да, была хамовата и прямолинейна, но всегда обращалась с Дерой, как с равной себе. А еще ей всегда нравились их словесные перепалки с Эскелем, хотя, конечно, больше это походило на то, что Кейра говорила, а Эскель молча пропускал мимо ушей время от времени отвешивая фразу-другую. И пусть они якобы друг друга раздражали, но невооруженным глазом было видно, что злобы в этих самых перепалках никакой не было.

Тоска накрыла травницу с головой. Как же она скучала по тем немногочисленным денькам, когда могла ночи напролет изучать свитки, медитировать в свое удовольствие, завтракать и ужинать за одним столом с чародейкой, слушать ее извечное напускное недовольство, а еще ходить с ведьмаком в поле. Лежать там на подстилке, слушать пение птиц, обниматься и долго-долго упоительно молчать. И куда это все делось теперь? Сейчас она чувствовала себя словно у разбитого корыта. Вот у нее было все, а теперь не осталось ничего. Только боль, обида и напрочь разрушенные мечты.

Ведьмак, тем временем, тащил за ноги какого-то пузатого мужика, который издавал не шибко приятные звуки и пах тоже не ахти. Не факт, конечно, что при жизни он источал лучшие ароматы, но тем не менее. По счету это был уже четвертый, и от мыслей о том, что впереди еще больше десятка трупов, на удивление, страха не было. Скорее наоборот, физическая работа выбьет всю дурь, а еще очистит разум. К тому же, есть время подумать. А подумать было, о чем. Фредерика де Бейль оказалась весьма непростой девкой, коей могла показаться на первый взгляд. Нескладная, со своими причудами, жадная до денег и жутко любящая комфорт травница, на деле была не просто рядовой аристократкой, а самой настоящей дочерью графини, которая, можно сказать, имела определенные отношения с императором, а судя по ее описанию, то и свой личный интерес. Наследница. Конечно ей есть что наследовать от отца и от матери, вот только для чего об этом упомянул ворожей? Словно хотел сделать акцент, словно знал, что ведьмак прочитает между строк. Вот только в таких делах Эскель был не мастак. Не понимал он намеков всех этих и вот этого хождения вокруг да около. Да и про «ширше» не понял. Ему всегда казалось, что он и так не шибко узких взглядом. Куда уж еще шире? И вообще, если хочешь что-то сказать — говори прямо, а не устраивай «танцы». Не исключено конечно, что ворожей и без того сказал все настолько прямо, насколько позволяли ему его видения. Вот только легче от этого не стало.

Признаться, от ворожбы он ожидал немного другого. Каких-нибудь брызг искр, судорог, закатывания глаз и утробного, чужеродного голоса, что вещает будто из потустороннего мира. Ну или хотя бы тряски предметов, метаний и выкриков обрывочных фраз. А не деле этот чудак просто убил ворону, закрыл глаза и начал ворожить. Без танцев с бубном и всего прочего. Даже ничем себя не резанул. Любопытно все же, как разнится магия. Отчего-то Эскель впервые подумал об этом. Трисс колдовала всегда так… феерично? Да, феерично. Ей это слово очень подходит. Махала руками, выкрикивала слова и потом обязательно разверзалось небо и оттуда сыпал огненный дождь или громыхал гром и сверкала молния так, что летели не только искры, а еще и ошметки того, во что она попадала. Кейра же, в отличии от своей коллеги, вела себя тихо. Заклинания читала сосредоточено и почти шепотом. Жесты руками делала вальяжно, словно подавала ручку для поцелуя какому-нибудь ухажеру. Но ничего существенного так и не демонстрировала. По зрелищности, Меригольд в глазах Эскеля, безусловно, лидировала.

Вспомнилось как колдовала Дера. Хоть и магия у нее была нетипичная, но, тем не менее, за полноценное колдовство тоже могла сойти. И было в ней в эти моменты что-то хаотичное, неотесанное в некотором роде. С первого взгляда она совсем не вызывала страха и трепета. Скорее наоборот, было ощущение будто девка просто забавляется, не более. Нет, со временем она может набраться опыта и станет такой же солидной как тот же ворожей, к примеру. Вот только Эскель не был уверен в том, что увидит это. Довезет ее подальше не Север, а там их пути разойдутся навсегда. Решить-то это он может и решил, но пока еще не смирился. Да и от мыслей о том, чтобы «передать» девку другому ведьмаку на поруки и вовсе становилось дурно.

— Мастер! — прикрикнула Ивонна откуда-то справа. — Вы грузите или в думах своих потерялись?

Ведьмак тогда опомнился, огляделся по сторонам и понял, что уже достаточно долго просто стоит перед входом и таращиться в небольшое окошко над дверью. Так что претензия корчмарки была весьма к месту.

— Гружу, — тихо отозвался он и оторопело взглянул на ноги, что торчали из дверного проема.

— Так грузите. А то, так мы за ваш час не управимся. Воняют уже, ироды.

Ивонна обошла телегу и стала проверять добротно ли запряжен конь. А то не хотелось бы, чтобы по пути в чащу что-то оторвалось.

— Это конечно не мое дело, мастер, — снова заговорила она, поправляя хомут. — Но зря вы так с девкой. Хорошая она и вас ждала, а вы как зашли, так с порога начали ее крыть.

— Верно говоришь, Ивонна, — закряхтел Эскель, подтаскивая очередного мужика.

Наклонился, обхватил его поперек тела и закинул себе на плечо. Шагнул вперед, став вплотную к телеге и словно мешок какой, не иначе, закинул того к остальным. Это был пятый, остался еще десяток. Утер взмокший лоб предплечьем и продолжил:

— Не твое это дело.

— Все одно, зря вы так с ней, — все не унималась корчмарка, взявшись регулировать удила.

Ведьмак ничего не ответил. Только скрылся в корчме, а через минуту вышел с девкой на плече. Ох, уж и баба жуткая, Ивонна эта. В такой-то момент затеяла все эти разговоры. Вымученно выдохнув, он закинул труп в телегу и уперся в деревянные борта руками, переводя дух.

— Не лезь сюда, Ивонна. Пока я только прошу.

— Гляди, напугал как, — фыркнула та. — Поживешь в Пацыкивке с мое, вот тогда и погляжу я как ты ведьмака какого-то страшиться будешь.

Эскель усмехнулся, и оттолкнувшись от телеги, направился в корчму за очередным покойником.

— Боевая ты баба, я погляжу, — и без доли улыбки сказал он, пытаясь водрузить на плечо пузатого мужика, который весил пудов десять, не меньше. — Был бы помоложе лет на десять, ох, я бы приударил за тобой.

— А я бы и не противилась. Даже на рожу твою не поглядела бы. Работящий ты мужик, — хмыкнула Ивонна, выглядывая из-за лошадиного крупа. — Пригодился бы мне тут. Сейчас такого днем с огнем не сыщешь. Одни пьяницы кругом.

— После сегодняшнего я сюда ни ногой, — отмахнулся ведьмак, наконец забрасывая тело в телегу.

Корчмарка только хрипло рассмеялась в ответ.

— Как закончим, то верну тебе кроны твои, золотые. За то, что подсобил так, накормлю завтра и напою задаром. И за ночлег денег не возьму.

Эскель ничего не ответил, только коротко кивнул и скрылся в корчме. Ребра ныли так, словно он их вот только сегодня сломал. А что уж говорить обо всем теле? Суставы, спина, да даже башка трещала словно после знатной попойки. Теперь, лишь бы хватило сил со всем покончить и до кровати дойти. К тому же, то что удалось сэкономить пять десятков крон, нет-нет, а душу малость согревало. Хоть что-то хорошее за весь вечер.

Дера и не поняла, как задремала прямо в бадье, сидя совершенно нагая в студеной воде. Торопливо обругав себя за такую небрежность, она быстренько вылезла из нее и кинулась к сумкам, чтобы отыскать последнюю чистую рубаху и отрез ткани, что купила еще в Новиграде.

За окном все еще стояла темень, и Эскеля пока не было. Потому, можно без опаски сделать все необходимое перед сном. Воровато осмотревшись по сторонам, травница с силой рванула ткань, отрывая широкий лоскут и отбросив остальное на кровать, принялась сворачивать его в несколько раз. Манипуляцию провела все ту же, что и в каморе с Ивонной и Ленкой. Развела пошире бедра, засунула поглубже ткань и сжалась так, словно в нужник было невтерпеж. Рубаха, что валялась сложенная на дне седельной сумки, была той, которую ей подарила Кейра после купели. Свою ночную она уже вряд ли сможет использовать. Да и как отстирать столько крови со светлой ткани, Фредерика не понимала. И пусть такую красоту от чародейки было жалко изводить, но выбора у нее особо не было. Таким образом, натянув ее на все еще влажное тело, она покрепче стянула у горла завязки и вздрогнула, услышав, как открылась дверь.

На пороге стоял ведьмак. Бледнее чем обычно, весь мокрый, в пропитанной по̀том рубахе и с таким выражением лица, будто помер кто, не иначе. Фредерика переступила с ноги на ногу, едва не забыв о тряпице между ног, и внезапно поняла, что видеть его она, пока ещё, не совсем готова. Злости уже не было, осталась только обида, но его изможденный вид и ту оттеснил на задворки, выводя на первый план волнение и необычайной силы заботу.

— Ты… — начала первая она, переступая гордость, сглотнула вязкую слюну, немного помедлила, но продолжила. — У тебя что-то болит? Выглядишь ужасно.

— Все болит, — честно признался Эскель и скривившись, сделал несколько шагов, параллельно закрывая рукой дверь. Не забыл, так же, стянуть с плеча сумку и откинуть ее в темный угол у шкафа.

— Трупов больше нет? — Дера внимательно смотрела на то, как он проходит дальше в комнату, и с каким трудом ему даются движения. А еще увидела в ведьмачьих глазах столько неподдельной грусти, что ей и самой стало не по себе.

— Нет, — хрипло ответил он, пытаясь снять рубаху. Вот только руки поднять оказалось очень болезненно.

Даже у такого как Эскель есть свои пределы. И видать один из них, он только что переступил.

Фредерика, не говоря ни слова, подошла поближе и стараясь не смотреть в его лицо, схватилась за рубаху, пытаясь вытащить края из-за пояса штанов. Ведьмак даже и не противился такой ее инициативе. Да и как тут противиться, если он едва на ногах стоит? Повозилась немного дольше, чем хотела, а затем осторожно принялась поднимать ее вверх.

— Я вижу, как тебе больно, — тихо заговорила она. — Я хочу помочь тебе и только посмей меня оттолкнуть.

Эскель ничего не ответил. Только шумно выдохнул и из последних сил поднял руки вверх. Дера сработала быстро и решительно: встала на носочки, потянула рубаху до верха, проверила что голова вышла из ворота и только после этого помогла Эскелю опустить руки. Тогда-то сдержать болезный стон у него не вышло.

Откинув дурно пахнущую тряпку в сторону, травница ужаснулась тому, как посинели его бока в месте, где, по идее, были ребра. Гораздо сильнее чем тогда, когда она увидела их в бадье. Раньше он говорил, что все хорошо, и что это мелочи, ибо — хваленная ведьмачья регенерация. Но на деле оказалось, что никакая регенерация не справляется. И в связи с этим, весьма неожиданная мысль пришла в голову травницы. Она осторожно коснулась пальцами груди Эскеля и прислушалась к его хриплому, тяжелому дыханию. Разум, тут же, услужливо подбросил воспоминание о словах наставницы.

— Ничего не случиться… — прошептала девушка. — Просто ничего не произойдет.

— Что? — ведьмак нахмурился, понимая, что на фоне плохого самочувствия и изможденности, его слух малость притупился.

— Ничего. Хочу тебе помочь, — задумчиво заговорила Дера. — Ритуал жизни. Раны-то он исцеляет, на руке. Значит, в теории, и другие тоже должен?

Эскель только вздохнул и сокрушенно покачал головой. Спорить сил не было, ругаться тоже, а сыпать обвинениями и подавно. И если Фредерика так неожиданно решила поэкспериментировать, то так тому и быть. Лишь бы избавиться от боли этой треклятой, и вернуть телу былую силу. К тому же, чем черт не шутит?

— Ну так что? — она выжидающе заглянула в его глаза.

— Добро. Сделаем как ты хочешь, — хотел ответить спокойно, а по интонации получилось слишком равнодушно.

Дера устало вздохнула и закусила нижнюю губу, не обратив на этот его тон никакого внимания. Ведь, разобраться с причудами ведьмака можно и опосля. Теперь, главное придумать как бы все провернуть.

Для начала нужно вспомнить, что требуется для успешного проведения ритуала. Итак, сначала — начертить символ. По сути этот символ был ничем иным, как границами действия. Следовательно, если уж и чертить его, то нужно сделать это как раз где-то вот тут. Дера провела ладонью по груди, задевая ведьмачий медальон, спустилась к низу живота, затем поднялась к ребрам. Задумчиво пожевала губу и скользнула рукой к правому боку, едва-едва касаясь синяка.

Ну вот, с символом разобрались. Теперь нужно придумать, как бы так насыпать пепел, чтобы он не слетел с кожи. А если его немного намочить? Вот, к примеру, использовать мокрый палец и рисовать им как угольком. Пепел-то будет задействован, просто не сухой. Травница хмыкнула, подумав, что в случае чего, всегда сможет повторить, если окажется что сухость ингредиентов имеет такое большое значение. Осталось дело за малым: корень мандрагоры и воск. И если со вторым все было относительно понятно, то как быть с первым? Обмазать Эскелю все бока? А хватит ли его? Ну, если мазать не так добротно, как она привыкла, то может и хватить. Лишь бы от его количества не зависел конечный результат. Тогда только нужно не забыть запастись им при случае, а то наверняка уйдет вся банка.

Ведьмак только молча стоял, внимательно следил за сосредоточенным взглядом Фредерики и млел от ее осторожных прикосновений. Боги, как же нежно она выглаживала его. Да уже только от этого боль притупилась. Вот только виду лучше не подавать, что ему уж до такой степени приятно. Он ведь здесь находится исключительно по ее прихоти и не более. Но почему тогда она так обеспокоенно смотрит и так навязчиво лезет к нему с помощью? Нет, видимо не просто волнуется. Аристократки во всем видят выгоду. Так было всегда. Да и Ламберт с Геральтом говорили так же. А с их опытом в этом деле, нет причин им не верить. Тем более, учитывая какая у нее матушка, то гены ведь должны где-то взыграть. Поджав губы, он нахмурился. Ну уж нет, не раскиснет он больше до такой степени, как было раньше. Раскусил же ее, плутовку. Не проведет его теперь.

— Ложись на кровать, а я все подготовлю, — спокойно заговорила Дера, и до такой степени серьезно, что от ее голоса у Эскеля мурашки по коже поползли. — Только постель немного в крови. Я испачкала, прости…

Он снова, не говоря ни слова, обхватил себя рукой поперек, ибо было уже совсем невмоготу, и двинулся в сторону кровати. Оперся свободной рукой о матрас и осторожно присел. Сдавленно выдохнул, задержал дыхание и нахмурившись от острой боли, кое-как лег.

Фредерика только проверила свои ноги, чтобы обойтись без внезапного срама и как убедилась, что все в порядке, схватила свои седельные сумки обеими руками и подошла к кровати, присаживаясь на край у ног ведьмака. Хотелось бы сделать ему замечание, что не снял сапоги, но судя по его состоянию, он не то что не захотел, а просто не смог бы. Одернув себя за то, что отвлекается сейчас на такие мелочи очень глупо, Дера вернула свой взгляд на сумки. Мысленно приободрив саму себя, она, принялась доставать все необходимое, выкладывая это прямо на пол. Итак, пепла должно хватить с лихвой, корня, измельченного еще больше половины банки, а огарок свечи достаточно большой. Значит, об ингредиентах теперь можно не беспокоиться.

Прикрыв на мгновение глаза, Дера постаралась сосредоточиться на шумном дыхании Эскеля. Оно почему-то ее очень успокаивало, а значит осталось приложить немного усилий и постараться быстренько выбросить из разума все лишнее, а еще — сконцентрироваться. Первый его хриплый вдох заставил ее затаить дыхание. Второй вызвал приятные вибрации внутри, словно от предвкушения чего-то. А от третьего волоски на руках повставали дыбом. Да, это было оно — то самое чувство, которое посетило ее во время первой медитации. Весьма необычно конечно, что ей удалось ввести себя в работоспособное состояние так просто. Но, подумать об этом Фредерика решила после, как и о многом другом.

Взяв в руку мелок, она повернулась к хмурому Эскелю, который увлеченно высматривал что-то на деревянном потолке.

— Я сейчас начну, а ты пока можешь… не знаю… закрой глаза и просто доверься мне. Понимаю, это сложно. Я ведь все еще так неопытна… но… Кейра говорила, что…

— Сложно, — честно признался он, памятуя о словах ворожея. — Слышал, что говорила чародейка твоя, — сдавленно заговорил он, дыша через раз. — Ничего не произойдет, в случае неудачи.

Из-за того, что он лег, боль усилилась до такой степени, что даже контроль дыхания не помогал. И как бы ведьмак не пытался открещиваться, но сейчас ритуал Деры был единственным средством способным хоть как-то ему помочь. Питать особых надежд не приходилось, но тем не менее, лучше уж это, чем просто терпеть. Хватит с него. И так терпел уже столько дней.

— Ну что же. Начнем.

Решительно кивнув самой себе, Фредерика встала с кровати, прошла чуть ближе к изголовью и упираясь одной рукой в матрас, склонилась над грудью Эскеля. Прикинула как бы так разместить символ и осторожно коснулась мелом его кожи. Конечно волосы на его груди ей немного мешали, но не настолько, чтобы не суметь сделать линию четкой. Пришлось немного сильнее надавить, да так, что мелок начал крошиться. Волнение так и норовило захлестнуть ее с головой, ведь это был ее первый опыт проведения ритуала на живом человеке. Свою руку она в расчет не брала. Да и там все было малость иначе. Как минимум, у нее имелся пергамент и несущественная рана на очень даже видном месте, в отличие от перелома, который поди разбери на каком ребре оказался.

Осторожно ведя мелком, Фредерика постепенно наклонялась к телу Эскеля все больше, чуть ли, не ложась на его многострадальную грудь. Это, конечно, не друидские символы рисовать на стене киноварью. Тут была светлая кожа, и как бы она ни старалась, а символ получался едва заметным. Надеясь, что четкость не сыграет никакой роли, Дера отложила мел прямо на пол и потянулась за банкой с пеплом. К тому же, ведь технически рисунок-то был? Был. Значит нечего себя накручивать. Тем более тогда, когда нужно быть очень сосредоточенной и внимательной.

Бережно сняв с банки веревку и откупорив деревянную крышку, травница вспомнила о том, что должна смочить руку и быстренько метнулась к бадье. Окунула, на всякий случай, всю кисть целиком и поторопилась вернуться к кровати. Взглянула в бледное лицо Эскеля и поджав губы, обмакнула в пепел указательный палец. Приятного, конечно, мало, она ведь так и не разобралась чей это пепел, но что поделать?

— Может быть немного щекотно, — зачем-то предупредила она.

Вот только ответа, как и ранее, не последовало. Но он ей и не нужен был, надо признать. Она уже, осторожно касаясь ведьмака, принялась вырисовывать пальцем ровный контур, стараясь не сильно стирать мел. Поймав себя на мысли о том, что неплохо было бы как-то улучшить ритуал, чтобы иметь возможность проводить его на разных конечностях, а как поднатореет, то и вовсе на всем теле сразу, Дера отстранилась и искренне удивилась тому, какой ровный у нее вышел круг. Даже лучше, чем выходил на пергаменте.

Коротко выдохнув, она отставила на пол банку с пеплом. Ну что же, теперь самое сложное — намазать кореньем кожу так, чтобы ничего не стереть. Нет, она, конечно оставила место для этого, сделав символ настолько большим, что тот задевал шею, бока чуть ли не до спины и спускался аж к низу живота. В таком деле лучше переусердствовать, чем что-то недоделать. Но тревога насчет того, что она сделала все недостаточно хорошо, пока еще оставалась. А как банка с корнем оказалась в руке, Дера вздрогнула от того, какой она была теплой. Изумленно взглянув на нее еще раз, она, на всякий случай, зажала ее в пальцах оставляя серый след от пепла на поверхности.

— Горячая, — тихо констатировала девушка. — Нет, она совершенно горячая. Почему она горячая?

— Я надеюсь, что ты уже бубнишь свое заклинание, — заворчал ведьмак. — Терпеть уже сил нет.

— Прости, пожалуйста, — смущенно шепнула травница. — Я понимаю, тебе больно. Прости. Я почти готова.

— Ничего, — буркнул он в ответ и попытался поворочаться.

— Нет! Лежи смирно! — воскликнула Дера и коснулась ладонью его предплечья.

По телу тут же пошли приятные вибрации, которые теперь ощущались настолько ярко, что Фредерика не выдержала и громко ойкнула, чем вызвала недовольный вздох. Да что с ней происходит, в самом деле? Откуда такая внезапная чувствительность? Может быть все из-за ее «напасти» деликатного характера? Вот только отвлекаться в такой момент, тем более на свои же собственные мысли и страхи, может быть чревато нехорошими последствиями. Как минимум, если у нее с первых двух-трех раз ничего не выйдет, то придется уповать на ведьмачью регенерацию, ибо больше ингредиентов нет. А она, зараза, справляться почему-то не спешила. Исходя из этого, сделав глубокий вдох, травница взяла себя в руки, постаравшись выбросить все лишнее из разума, и зачерпнув как можно больше кашицы коренья пальцами, осторожно принялась наносить ее на покрытые огромными синяками места. Продолжая дивиться тому, какая она горячая. Будто в печи кто разогрел.

Удивительно, но мандрагорового корня хватило впритык. Будь Эскель чуть по шире, пришлось бы думать, как из этого всего выкручиваться. Отставив пустую банку в сторону и предусмотрительно ополоснув руки в грязной воде, что осталась в бадье после многочисленных помывок, Фредерика взяла в руку огарок и неловко взглянула на ведьмака.

— Не мог бы ты… ну… свечу зажечь? — замолкла и чутка помявшись решила добавить. — Пожалуйста.

Тот осторожно приподнял руку и, бросив короткий взгляд в сторону травницы, щелкнул пальцами поджигая почерневший фитилек.

— Спасибо. А теперь, расслабься, — спокойно заговорила Дера, вот только дрожь в голосе оказалось не так просто скрыть.

Эскель сдавленно выдохнул, плотно закрыл глаза и, на всякий случай, помолился пресвятой Мелитэле. Он, конечно, молитв всех этих не знал, но решил сделать это по-своему, как сердце велело, так сказать. И если она такая великая и внимательная к просьбам своих почитателей, то наверняка должна услышать и его. Ведь он совсем не собирался умирать вот прямо здесь и сейчас. Но раз уж такое произойдет, то пусть примет его в свои объятья. Ну или куда она там принимает всех, кто взывает к ней?

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita, — зашептала Фредерика, плавно склоняя свечу, чтобы воск стекал туда куда нужно.

Ее шепот доносился до Эскеля словно эхо сквозь лесную чащу. И звучал он так приятно, как звучит шелест листвы на ветру. Однажды он слышал, как перешептывались наяды на южном берегу озера Вызимы, со стороны Темноводья. Голоса у них были тихие, вкрадчивые, словно обволакивали душу и успокаивали сердце. Тогда он решил заночевать прямо на берегу и долго не мог понять опасны ли эти водные нимфы или нет. Обычно ведь всегда норовили кого-то зачаровать танцами и песнями, но тут были слишком увлечены своими беседами, а еще какими-то побрякушками из камней с озерного дна.

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita…

Вот и сейчас ему стало так же спокойно, словно он снова повстречал наяду. И безмятежность эта усиливалась приятным теплом, что расползалось откуда-то со спины на бока, затем концентрировалось в груди и разливалось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. А когда голос Деры перестал быть различим, ведьмак непроизвольно растянул губы в своей привычной кривоватой улыбке.

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita, — это был последний раз, потому Фредерика вложила в него всю свою уверенность и, если их таковыми можно назвать, силы.

Черный фитиль потух, воск застыл так и оставшись на толстом тельце свечи, а Дера на сдержала облегченный вздох. Если улыбаться удумал, значит все хорошо. И к тому же, воск, едва успевая касаться мандрагоровой каши, тут же превращался в светлые искры, разлетался в стороны, растворяясь в воздухе. А как потребность в нашептывании нужных слов иссякла, Фредерика наклонилась к своим сумкам. Дыхание у Эскеля стало ровным и очень спокойным, поэтому она и сама поуспокоилась. Взяв в руки свой драгоценный отрез, она резко отодрала от него кусок и направилась к бадье, чтобы смочить.

— Эскель? — тихо позвала травница, склонившись над его лицом и придерживая одной рукой свои волосы, чтобы те не перевалились наперед.

Ведьмак кое-как приоткрыл глаза и перевел сонный взгляд в сторону Деры. Она добродушно улыбнулась ему и бегло осмотрела лицо. Бледность никуда не ушла, и шрам был все такой же синюшный, но хотя бы перестал хмурить брови свои.

— Как ты? Что чувствуешь? — она бегло осмотрела его лицо еще раз, а затем выпрямилась, расправила в руках мокрую тряпку и осторожно провела по груди, стирая остатки каши, пепла и мела.

— Щекотно, — едва сдерживая смешок отозвался мужчина.

— Я рада, что ты повеселел, — улыбаясь ответила Фредерика. — Но мне важно знать, осталась ли боль.

Но вопрос этот стал риторическим ровно в тот момент, когда она мазнула рукой по его ребрам, и стерев остатки кашицы, заметила, что под ней не осталось и намека на прежнее посинение. Только едва заметные коричневатые следы.

Эскель сделал глубокий вдох, а затем выдох. Боги, как легко ему дышалось. Он уж и забывать стал как оно, когда от желания дышать не приходится ожидать приступы боли. Сделав, на всякий случай, еще один вдох, он перевел взгляд на Деру. Внимательно всмотрелся в ее глаза, что едва были видны из-под полуопущенных ресниц и скользнул взглядом к сухим, сжатым губам, тут же одергивая себя. И как бы ему сейчас не хотелось броситься на нее с поцелуями, он всеми силами останавливал себя, неустанно проговаривая в уме слова старого ворожея про прихоть.

А как все было стерто, Фредерика отбросила на край кровати измазанную тряпку и осторожно провела рукой по груди ведьмака. Спустилась к ребрам, чутка нажала и всмотрелась в его лицо. Хмурой гримасы не было, одна лишь задумчивость.

— Болит? — решила все же поинтересоваться она, а то мало ли, вдруг он снова удумал терпеть.

— Нет, — тихо заговорил Эскель. — Спасибо. Ты спасла меня.

— Скажешь тоже, — Дера смущенно отвела взгляд. — Это ты спас меня. И не раз. Хоть и не должен был этого делать.

— У нас же был уговор, — заметил ведьмак, переведя взгляд в потолок, понимая, что его неслабо так сморило.

И сейчас он даже рад был тому, что сон начал потихоньку его одолевать. Все же ритуал раны залечил, но усталость никуда так и не делась. К тому же, сколько дней он не спал на нормальной кровати? Пять дней? Или шесть уже?

Понимая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений, Фредерика молча кивнула и склонилась чуть ниже к его лицу. Касаться его грязными пальцами не стала, а только лишь осторожно прижалась своими губами к его, оставляя на них поцелуй. Вот только с ответом ведьмак припозднился, так как Дера уже отстранилась и, напоследок, оставила мягкий поцелуй уже на его лбу.

— Отдыхай, — шепнула она, заметив замешательство в его взгляде. — Ты заслужил хороший сон, — не без улыбки добавила и отстранилась.

Затем, без какой-либо задней мысли, прошла к изножью кровати и не говоря ничего, принялась стаскивать с Эскеля сапоги. Тот в край смутился и опешил. Привстал на локтях, благо тело уже позволяло, и только собирался отогнать сердобольную девушку, как та взглянула на него таким теплым взглядом, что он тут же растерял весь свой энтузиазм.

— Не обольщайся сильно. Это только сегодня, — лукаво улыбнувшись, заговорила она.

Тогда и он не смог сдержать улыбки. Усмехнулся и завалился обратно на подушки, чувствуя, как травница справилась вначале с одним сапогом, затем взялась за второй. Боги, кому расскажет — не поверят. Его раздевает баба, при чем не из-под палки, а сама, добровольно и из самых лучших побуждений. Хотя какая из Деры баба? Аристократка она, девка голубых кровей. Вот уж точно — жизнь крайне непредсказуемая штука. Простого ведьмака охаживает дочка графини туссентской. Сюжет достойный самой лучше баллады, как есть. И мало того, как управилась, так еще отыскала покрывало шерстяное и укрыла ему ноги. Эскель тогда вообще готов был защипать себя до смерти чтобы удостовериться, что это не очередной его сон. Вот только этот самый сон пришел очень внезапно. Именно тогда, когда тело окончательно расслабилось на мягком матрасе и согрелось от шерстяного покрывала.

Да и сама Фредерика долго не возилась. Спрятала остатки своих принадлежностей в сумку, вооружилась вторым покрывалом и осторожно устроилась у ведьмака под боком к нему спиной, стараясь его сильно не тревожить. Сомкнула глаза и подсунула под щеку ладонь. Вот только сна не было ни в одном глазу.

Комментарий к Часть 27. Эксперимент

Бечено