Высматривая путь. Том II (СИ)

Часть 18. Из одной лишь любви не построишь дом

Судя по тому, что сквозь щели между дверных досок перестали пробиваться солнечные лучи, второй день заточения подходил к концу. Да, Дера уже приноровилась определять приблизительное время суток таким нехитрым способом. Вот только от этого умения легче не становилось. Эскель обещал вернуться на второй день, но его все не было. Нехорошие, злые мысли навязчиво затмевали собой весь разум. Да и если бы только разум. Душа тоже была не на месте, словно предчувствовала что-то. А что самое дурное, помимо томительного и тревожного ожидания, так это то, что сложно было на что-то отвлечься. Копаться в сумках особого смысла не было, вступать в сомнительные диалоги с эльфкой — тем более. Потому, лежа скрюченной в своем углу, Фредерика продолжала медленно впадать в безнадежное уныние. А как тут не впадать, когда перед глазами на протяжении двух дней видишь одну темень и слабый свет свечи. Не считая, конечно же, сгорбленной фигуры эльфки, которую хлебом не корми, а дай чем-то запустить в свою вынужденную соседку. К счастью, помимо того, чтобы унижать и проявлять агрессию, она удивительно много времени проводила за столом, а Дере просто некуда было смотреть, кроме как на неё, и даже в глубине души восхищаться ее трудолюбию. Восхищается своим истязателем, Боги, до чего же она докатилась? Вот только Мэйв уже который час была сама не своя. И за неимением большого разнообразия Фредерика неслабо заинтересовалась ее необычным поведением.

Эльфка, выставив на стол зеркальце, даже не поскупилась зажечь еще одну свечу. Она уже достаточно долго приводила в порядок свои длинные вьющиеся волосы, монотонно водя по прядям гребнем. Дера невольно залюбовалась ими. А как тут не залюбоваться, если они своим блеском напоминают шелк? К сожалению, она не смогла разглядеть их в полной мере, чтобы оценить красоту, но отчего-то сомнений в том, что они великолепны, не было. А когда та закончила с волосами, то с нескрываемой гордостью разделила пряди так, чтобы острые кончики ушей были особенно заметны, и принялась приводить в порядок брови, глаза и губы.

Тонкий аромат благовоний Фредерика почувствовала сразу и едва сдержалась, чтобы не чихнуть. В последнее время, кроме земли и сырости, она ничего такого и не нюхала толком. Да и к своему несвежему, кисловатому запаху уже привыкла настолько, что запах эльфской косметики показался ей очень раздражающим в своей инородности. Стало любопытно, куда же так собирается ее надсмотрщица, но спрашивать девушка не стала. Судя по ее кропотливой подготовке, возможно на встречу с мужчиной. И эта мысль по какой-то причине показалась ей весьма забавной. Подумаешь, что двести лет отроду, а половые сношения есть половые сношения.

Заметив внимательный взгляд из темноты, Мэйв фыркнула и нацепила на шею любопытную подвеску, что по форме напоминала каплю или петельку. Так и не рассмотреть сразу. Даже непонятно, из какого материала она была сделана, но блестела привлекательно даже в таком приглушенном свете. Последним штрихом было нанесение на губы какого-то особого средства, после которого они будто стали чуть больше, а затем эльфка поднялась на ноги, поправив широкий подол своей юбки.

— Если увижу тебя на моей кровати, накажу, — она с должной любовью провела рукой по волосам, пропуская сквозь пальцы пряди.

Травница даже не ответила. Только моргнула, мол, поняла и хватит с нее. Нет, мыслей лезть на постель этой стервы у нее не было, да и, признаться, кроме как об Эскеле она ни о чем другом не думала. Но эта угроза все равно заставила кожу покрыться мурашками. Мало ли что эта полоумная сделает с ней. Может ведь избить, отрезать волосы или того хуже — оттяпать пальцы или уши. А в таком ослабленном состоянии она вряд ли сможет что-то противопоставить разошедшейся эльфской стерве. Но даже это не так сильно страшило Деру, больше пугало, что она совершенно не знала, чего от Мэйв ожидать. И может, то она себе напридумывала всякого из-за расшатанных нервов и длительного заточения, но те угрозы, что сыпались изо рта «старухи» отчего-то очень плотно засели в памяти.

— Вижу, что поняла, breoga, — хмыкнула Мэйв. — Сиди в своем углу до моего возвращения. И если по приходу я обнаружу тебя в другом месте…

— Накажешь, да, — отозвалась девушка и обреченно вздохнула.

Веки сами опустились, а горло сковал спазм. Плакать совершенно не хотелось, нет. Само как-то получилось. Да и себя отчего-то стало до боли жалко. Дера хотела всхлипнуть тихо, но не вышло. Внезапно накатившая истерика начинала набирать обороты, а травница только обхватила себя руками, повозилась и, повернувшись лицом к стене, зажмурилась. Какая же она все-таки слабая, вот иначе и не сказать. Осталась на каких-то несколько дней одна, а уже готова умереть от отчаяния, беспомощности и жалости к себе.

Эльфка раздраженно выдохнула, отпустив несколько ругательств в сторону содрогающейся Деры, и торопливо покинула землянку, не забывая напоследок смачно хлопнуть дверью. Нет, запирать ее чем-то смысла не было. Ведь куда эта непутевая сбежит? Да никуда. Будет ждать своего мутанта, пока не дождется, и слезы лить так вот гаденько, раздражающе хлюпая носом. Но только ни о какой-то мерзкой beanna нужно сейчас думать. Сегодня их с Гроностаем вечер и вся ночь. Потому лучше сосредоточиться на этом.

Путь в убежище командира был недолгий. Достаточно миновать небольшой костер, у которого, казалось, собрался весь лагерь, и двинуться на север. Там, под большим дубом, из множества досок и мешковины был сооружен настоящий дом, не меньше. Конечно не уютная землянка, но тоже весьма неплохо. Учитывая, что с помощью таких нехитрых материалов эльфу удалось добиться чуть ли не полноценного уединения. А пока Мэйв шла, предвкушая как бы распорядиться этим самым уединением, наслаждалась тем, как остывшая после полуденного солнца почва приятно холодит ноги, какие великолепные ощущения дарит мягкая трава, что сминается под босыми ступнями, и как будоражит прохладный ветерок, заставляя кожу покрыться мурашками. Подумать только, она сейчас чувствовала себя девчонкой, совсем еще юной и неопытной, что тайком бегает на свиданки. И это чувство захватывало дух, заставляло внутри все трепетать и улыбаться как дурочка. Определенно, все дело в их с Гроностаем «магии». Да, именно так называла Мэйв это ощущение приятной тревоги. Когда спустя столько лет бежишь на встречу с таким же трепетом, как бежал впервые. Хорошо, что осталось еще немного, каких-то пару шагов, и они снова закроются в своем мирке ото всех. Великая Богиня свидетельница, как отчаянно Мэйв любила эти моменты. Жаль только, что их становилось все меньше. Но нет, она не злилась, даже и не думала. Просто Гроностаю не становилось лучше, а она не хотела требовать от него больше, чем он мог дать ей в данный момент. К тому же в таких вещах не стоит быть эгоистом.

Тонкие женские пальцы, потемневшие из-за долгой работы с вайдой*, коснулись неровного обреза ткани, что служила дверью, и плавно отодвинули ее в сторону. Светлые карие глаза тут же отыскали сгорбленную фигуру эльфа, который неторопливо и с нарочитой невозмутимостью набивал курительный табак в чашу тонкой трубки. В воздухе витал запах можжевельника и смолы, а Мэйв лишь раздраженно фыркнула, но внутрь все равно зашла, плотно прикрыв за собой ткань. Она окинула придирчивым взглядом его растрепанные темные волосы, легкую полуулыбку на губах, распахнутый ворот дублета, что оголял добрую половину гладкой груди, не забывая подольше задержаться на монотонных, ужасающе отточенных движениях рук.

— Как жаль, что я не успел к твоему приходу, — с утрированным огорчением в голосе заговорил он.

— Я почти верю, что тебе жаль, — усмехнулась Мэйв. — Не удивлюсь, если ты специально решил меня таким образом позлить.

— Не правда, — Гроностай улыбнулся и качнул головой.

— Я тебя умоляю, мы ведь не первый день знакомы, — перебросив через плечо вьющиеся пряди, эльфка двинулась к чему-то накрытому подобием ковра.

Хотя откуда у скоя`таэля ковры? Но со стороны это «нечто» вполне могло сойти за полноценное кресло, например, ну или лежанку. Тут смотря насколько хватит фантазии. С деланной осторожностью усевшись, она откинулась чуть назад, упираясь ладонью в твердую поверхность позади себя, и осмотрела едва обжитую обитель. Тяжкий вздох, полный грусти, сдержать не удалось. Подумать только, а ведь когда-то у них был дом. И вполне себе традиционный, по меркам Aen Seidhe, конечно же. И может быть, в других обстоятельствах из них могла бы получиться неплохая семья. А какую-то сотню лет назад, возможно, даже появились бы дети. Но эти мысли были слишком смелыми даже для такой спесивой эльфки. Мэйв и себе с трудом могла признаться в таких невероятных «позывах», а что уж говорить о Гроностае. Хотя, возможно, он и сам подумывал изредка об этом всем. Тем более, с его простым, но волевым нравом из него мог бы получиться хороший отец. Он умел быть терпеливым, когда от него это требовалось, мог быть неравнодушным и понимающим. Ровно так же, как мог отсечь голову одним взмахом меча или казнить dh’oine с особой жестокостью, так что излюбленные ухищрения Йорвета с его муравейниками показались детской забавой.

— Мэйв.

Тихий голос эльфа заставил ее встрепенуться и вскинуть брови. Она взглянула на него так, будто увидела впервые в жизни.

— О чем ты так задумалась, minne me [любовь моя]? — в сочетании с такими ласкающими слух словами его игривый, с некоторой издевкой, голос звучал особенно возбуждающе.

— Fao te [о тебе], — она почти не слукавила.

А затем на ее губах расцвела улыбка, заставляющая Гроностая улыбнуться в ответ. Вот только получилось это у него несколько вымученно. И от глаз Мэйв это совершенно не скрылось. Потому, не теряя драгоценных секунд, она поднялась на ноги и в несколько шагов оказалась прямо перед своим возлюбленным. А он ведь только хотел приложиться к своей трубке, но вместо этого поднял взгляд, упираясь им в стянутый жилеткой стан. С некоторой задумчивостью рассматривая вышитые на ней цветы, он не сразу осознал, как эти самые цветы оказались ближе, а тонкая женская рука коснулась его щеки, убирая в сторону длинные пряди, заводя их за острое ухо. От его кожи шел жар, заставивший эльфку нахмуриться и скользнуть пальцами к влажному лбу. Небольшая лихорадка ее совсем не удивила, но раздражение скрыть не удалось.

Гроностай знал, что сейчас непременно начнутся стенания, которые всегда переходят в крики. А тратить время на такое, ему казалось жутко неуместным расточительством. По этой причине, отложив в сторону трубку, он выпрямил спину, раскинул колени в стороны и, сжав рукой бедро, что было скрыто за широким подолом, приманил свою женщину ближе.

И Мэйв хотела бы возмутиться, вот только его прикосновения сбили весь ее запал. Она уложила ладони на его плечи, с силой сжимая их, словно в доказательство того, что так просто она не уймется. На что эльф лишь хохотнул и пристроил обе руки на тонкой талии. Большими пальцами он огладил ее живот, с задумчивостью рассматривая его.

— Как бы я хотел, чтобы у нас были дети, Мэйв, — тихо, почти вкрадчиво заговорил он.

А от его слов в груди эльфки все перевернулось, а сердце и вовсе замерло. Она до хруста сжала пальцы и вымученно выдохнула.

— Даже двое. Мальчик и девочка. И чтобы девочка обязательно была похожа на тебя. Такая же неуемная и заносчивая. Как бы я хотел, чтобы у нас был дом, Мэйв.

Он все не унимался, а она уже поджимала губы, с трудом сдерживая всхлип. Нет, она не стыдилась своих слез. Да и перед кем тут стыдиться? Перед Гроностаем, который за те долгие годы, что они провели рука об руку, уже достаточно насмотрелся? И ей до боли в горле хотелось крикнуть всем известным богам о том, что несправедливо лишать их такого простого счастья. Они что, так много просят? Непозволительно многого хотят? Конечно нет! Так почему они не могут жить так, как все? Встречать вместе рассветы, честно работать, растить детей и непременно умереть в один день, но только после того, как увидят своих внуков. Обида и злость нахлынули так сильно, что сдерживать их больше не представлялось возможным. Слезы покатились по ее худым щекам, скапливаясь на остром подбородке и капая на макушку эльфа, что с нескрываемым благоговением всматривался в ее живот, не прекращая оглаживать его. Ее чуть подрагивающие руки скользнули вверх по его шее. Пальцы запутались в темных длинных прядях, а из груди вырвался надрывный стон. А когда ловкие мужские пальцы коснулись крюков на ее жилетке и начали расстегивать их, Мэйв и вовсе зажмурилась, сморгнув при этом оставшиеся слезинки с ресниц.

Гроностай видел все, но молчал, продолжая справляться с одеждой. Да и нужны ли они им, эти слова? Сколько уже десятков лет он говорит ей одни и те же признания в любви, что и самой эльфке уже порядком опостылели? Но, даже несмотря на то, что все уже было и все приелось, он все равно с той же самозабвенностью хотел ее. Каждый раз касаясь так, словно впервые. И каждый чертов раз внутри все сжималось в томительном ожидании их близости. Да, той пылкости уже не было, но менее желанными друг для друга они за сотню лет не стали. Хоть и многие в их возрасте уже давно отказались от любовных утех. Одни в силу того, что это перестало их интересовать, вторые из-за потери влечения к кому-либо, а кто-то по более «утонченным» причинам. Но Гроностай и Мэйв, не обращая ни на кого внимания и даже не пытаясь хоть как-то постыдиться того, что ведут себя как подростки, с удовольствием предавались любви, не пытаясь корить себя за это. Да и жаль тратить на всю эту чушь время, которого и без того у них осталось немного. И пусть это было весьма иронично, но даже те, кто в полной мере не могут познать старость и имеют такой, казалось бы, огромный запас времени, все равно страшатся его потерять или потратить впустую.

Внезапно стало легче дышать, а юбка с шумом упала на пол, окружив собой босые ноги. От предвкушения низ живота свело легким, пока еще едва ощутимым спазмом. Она попыталась стянуть с него дублет, но он не позволил, одним лишь движением пальцев распустив завязки на ее рубахе. Мэйв легко отстранилась, сделала шаг назад, сугубо символически придерживая ворот рубахи. А когда оказалась на должном расстоянии, то опустила руки, оставаясь совершенно нагой. Она всегда так делала — заставляла любоваться собой. А затем наслаждалась его липким взглядом, полным желания и неподдельного восхищения, что отражалось в расширенных зрачках. Словно пыталась доказать самой себе из раза в раз, что она все еще желанна и красива.

Он провел взглядом по ее соблазнительно светлой коже, оценил небольшую округлую грудь и плоский живот, но спуститься ниже пока не решился. Нет, он должен держать себя в руках и растянуть удовольствие как можно дольше, тем более сделать это не так уж и сложно. Он ведь не малец с бушующими гормонами, право слово. Отчего сделал глубокий вдох и прикрыл на мгновение глаза. К тому же хворь заставляла его быть особенно внимательным к своим ощущениям, чтобы не испортить весь момент внезапным приступом.

— Me hel’wett, Gronostaj, [я хочу тебя, Гроностай.] — едва слышно прошептала эльфка.

От этого голоса по его коже пошли мурашки. Мэйв всегда переходила на Старшую Речь в моменты особо сильного возбуждения. И эта ее забавная особенность казалась ему ненормально привлекательной. Он бы и рад броситься на нее и с упоением предаться любви, если бы не сиплый кашель, заставивший согнуться и прижать ладонь ко рту. Эльфка мгновенно поспешила к нему, но была остановлена взмахом руки.

— Нет, — прохрипел эльф, отчаянно хватая ртом воздух.

— Лекарство, любовь моя, — она, даже не обращая внимания на какие-то запреты, сделала несколько уверенных шагов и упала на колени у его ног. — Ты принимаешь мое лекарство?

С кашлем совладать удалось, но только дышать выходило с трудом. Он прикрыл глаза и закивал, выталкивая из легких воздух со свистом и хрипом. Мэйв нахмурилась, обхватив ладонями его лицо.

— Дыши, — зашептала она. — Ровно и спокойно. Сейчас пройдет.

Гроностай был удивительно послушен и спустя мгновение-другое все в самом деле прошло. Новый вдох был гораздо глубже и спокойнее предыдущего, а теплые прикосновения Мэйв действовали очень расслабляюще. Эльф всматривался в янтарные глаза перед собой и лишь облизывал губы, сглатывая подкатившую к горлу кровяную слизь. Как странно и удивительно. Чахотка убивала его медленно и мучительно, а эти глаза, что были напротив, наоборот, внушали давно позабытое чувство счастья и покоя, а еще надежду. Да, надежду на то, что все еще может получиться. Там, в Дол Блатанне, что под Синими Горами. Там у них еще может быть нормальная жизнь. Та, о которой они оба так мечтали.

Мэйв сдавленно выдохнула и нежно увлекла его в поцелуй. Его губы были чуть влажные, но ужасающе теплые. И плевать она хотела на все. На болезнь, на dh’oine в ее землянке, на Дол Блатанну. Лишь бы иметь возможность вот так целовать его всегда, когда она этого пожелает. Он отвечал ей медленно, откровенно смакуя каждую секунду их незатейливой близости. Это была его женщина, его единственная и самая сильная любовь, его обожаемая Мэйв. И пусть никто не понимал ее, и пусть все сторонились, осуждали, издевались, для него она была самой невероятной, самой желанной, самой родной.

Она скользнула пальцами по его шее, тут же прижимаясь к часто вздымающейся груди своей, обнаженной. А затем, сдавленно выдохнув, она отстранилась, касаясь своим лбом лба мужчины. Опустив глаза, эльфка облизнула влажные от поцелуев губы и горячо зашептала:

— Я никогда, слышишь, никогда тебя не оставлю.

— Я знаю, любовь моя. Я знаю, — он провел кончиком носа по изгибу ее переносицы, поднялся выше и оставил на лбу легкий поцелуй. — Даже если я умру, помни, что я все равно останусь рядом с тобой. Богиня не позволит мне уйти вот так и бросить тебя в одиночестве. Я всегда буду рядом, Мэйв. Обещаю.

— Я уйду вместе с тобой…

Гроностай едва заметно улыбнулся и провел ладонью по спутанным вьющимся волосам.

— Глупая птичка, — его губы скользнули к виску, оставили влажный поцелуй и опустились на скулу, затем к приоткрытым губам. — Успеешь еще умереть. Живи.

— А если нас не примут в долине? Что тогда? — она сжала пальцами его раскинутые в стороны колени и придвинулась еще ближе.

— Позволь мне волноваться об этом, — эльф скользнул взглядом по тонкой женской шее, затем ниже, к аккуратной груди. — Сейчас я хочу лишь наслаждаться тобой, а не говорить о том, что будет потом.

Мэйв чуть склонила голову в сторону и подалась вперед, смяв его губы в длительном нежном поцелуе. А когда она закрыла глаза, то окружающий мир поплыл. Подумать только, ведь уже сколько раз она целовала его как угодно: страстно, нежно, требовательно и с остервенением; а всегда было ощущение, будто это их первый поцелуй. Мысль о том, что больше такого мужчину она не встретит, неприятно кольнула в груди, заставляя прерваться и отстраниться.

Но он подозревал, что она снова предалась неуместным мыслям, потому лучше будет ее просто отвлечь. Что он и сделал, обхватывая рукой тонкую женскую талию и прижимая к себе теснее. У них, безусловно, еще вся ночь впереди, но предаваться чему-то, помимо наслаждения друг другом, эльф считал недопустимым.

А ночь и впрямь уже была не за горами. Солнце окончательно спряталось за горизонт, а первые звезды на все еще сероватом небе красиво оттеняли его приятный глазу цвет.

Эскель сдавленно выдохнул и приоткрыл глаза. Боль в ребрах тут же дала о себе знать, а тело и вовсе отозвалось ноющим чувством из-за истощения. Сегодня он потрудился на славу, хотя и не помнит большей половины того, что происходило. Последнее, что запечатлелось в его памяти, — это тело обездвиженной королевы главозглазов за спиной, саднящее от длительной рвоты горло и две особи, что надумали явиться в качестве поддержки. Как он с ними совладал, даже и представить не мог.

Очнулся только теперь, полностью обнаженный и лежащий в воде на берегу Понтара. Поразительно, что утопцев поблизости не было. Но, видать, это обусловлено чрезмерной активностью инсектоидов в пределах леса. Тем и лучше. Должно же быть хоть что-то хорошее во всем произошедшем? Пошевелив левой ногой, ведьмак облегченно вздохнул. Хвала богам, что яд его не парализовал. Значит, «Белый мед» справился, а организм не спасовал перед такой убийственной дозой отравы. Единственное, что теперь вот приходится стирать вещи и отмачиваться в реке. Ведь облитому испражнениями главоглаза с ног до головы в близости от Деры появляться не стоит. И без того еле оклемалась от инфекции своей, так не хватало теперь еще и отравить. Откинув голову на гладкий камень, что так удачно расположился за спиной, Эскель снова прикрыл глаза. Если верить кривым крестам на карте, то в запале он уничтожил еще целых пять тайников. Жаль только, что Пугг погиб вот так глупо. Хороший был тролль, сговорчивый и относительно мирный, хоть и туповатый.

Напрягая все еще нежелающий работать как положено мозг, ведьмак нахмурился. С остальными тремя тайниками он в состоянии справиться к полудню, не раньше. Это если все пройдет без сучка и задоринки. А значит, к вечеру он вернется в лагерь и можно будет отправляться в сторону фактории. Осталось дело за малым: не отыскать в лесу очередного громадного инсектоида и не вляпаться в перепалку с каким-нибудь чертом или бесом. Мало ли кто тут еще по округе ошивается.

Устало вздохнув, Эскель едва-едва пошевелил пальцами на руках и ногах. В нагретой дневным солнцем воде лежалось очень приятно и хорошо. Потому не лишним будет немного прикорнуть и вместе с тем восстановиться, а после, ночью, двинуться к следующему тайнику. И пусть в темное время суток все твари привыкли активничать и выходить на охоту, ведьмак знал, что такой риск сейчас в состоянии себе позволить. К тому же разве был у него выбор? Он обещал Дере вернуться через два дня, а уже вот пойдет третий. Скоя’таэли — это тебе не опасные инсектоиды или вурдалаки, но извести Фредерику они вполне себе были в состоянии. А зная то, как она любит отчебучить что-то эдакое, то шибко расслабляться нельзя было.

*Вайда красильная — растение, из которого изготавливают синий краситель и которое используют как антибактериальное средство и при лечении инфекций верхних дыхательных путей.

Комментарий к Часть 18. Из одной лишь любви не построишь дом

Бечено