Вышедший из ночи (СИ)

Глава двадцать седьмая

«Жалкий человечий род! Люди, возомнившие себя хозяевами мира, из-за вас я заперта во тьме! Нарушала закон высших сил, не отрицаю, но разве высшие силы сами не являются законом?! Хаос, лишь его признаю я! Всё остальное созданное, написанное, сочинённое кем-то. Я не хочу подчиняться, принимать правила, с которыми не согласна, жить по системе установленной не мной. Я сама — закон! Я — тьма, богиня кошмаров. Даже смерть не властна надо мной. Так почему же… как попала сюда, в эту тюрьму? Ах да, бросилась сюда за своей любовью, желая вернуть, не дать Ему сгинуть в вечной темноте… или в свете. Когда Он был на границе миров, у меня почти получилось дотянуться до него, и в этот момент Смерти удалось запереть меня в бездне. Его случайно затянуло сюда… А ради чего Смерть предала нашу любовь? Ради людей.

Ты, запертый здесь, вынужденный блуждать в лабиринтах тьмы сотни лет, прежде чем умрёшь и обретёшь покой, неужели до сих пор любишь Смерть? Жалкий, несчастный воин, человек, смертный! Ненавижу тебя! Но я выберусь на свободу и не прекращу поиски, пока Ты не обретёшь покой, пока не кончится твой срок блужданий в темноте, я буду искать тебя. Я люблю тебя…

Где же ты, милый? Где же ты?

Мрак и холод блуждают вокруг. Пламя, ветер, кружатся в вальсе. Молнии пронзают несуществующее небо, яростно рвут на части тяжёлые тучи. Громовые раскаты силой своей крушат гранит и мрамор под ногами моими. Даль, бесконечная даль повсюду, куда ни глянь. И вдруг исчезает земная твердь, падает небо, и всё, что недавно было здесь, уступает место темноте. Затем всё повторяется. Пламя, красное, синее, зелёное, белое, словно осенние листья вбирают в себя ветра. Поднимается яростный рёв, верх и низ уже неразличимы, всё превращается в огненный смерч. Даже сторон света нет, здесь бесконечность, сказала бы, пустота, но ведь есть я, пламя, ветер и моя любовь, которую я делю со Смертью…

Вот бездна опять меняется. Мраморные плиты зависают в воздухе, с пропасти поднимается огонь, с небес, пронзаемых молниями, падают чёрные, ледяные капли, прожигающего насквозь камни, дождя…

Отомстить Смерти, покарать людей, добиться абсолютной власти, вот моя цель.

Вэриат, мой сын, где же ты? Тебя так давно нет. Услышь мой зов, приди! Отчего-то так трудно теперь проникнуть мне в твой сон. Такое бывает, это не страшно, ведь знаю, услышишь мой голос и найдёшь меня. А пока… Пока я буду искать мою любовь.

Коль мне порой так тоскливо, как Ему здесь не сойти с ума? Смерть, стань ты смертной, не будь мне помехой на пути к власти, было бы легче отыскать нашу любовь. Сестра, знаешь, я тоже желаю Его вернуть».

«Что толку вести разговоры самой с собой? Или это от скуки? Хотя, вряд ли богине кошмаров может быть скучно», — на плиту из чёрного мрамора опустился вихрь, и сразу же по краям весящей в пустоте плиты со стальным звоном вспыхнуло синее пламя.

«Рьян, Западный ветер, приветствую тебя».

Сгустилась тьма, и приняла вид трона, спинка которого состояла из острых железных пик. На трон опустилась Карнэ. Её чёрные вьющиеся волосы постоянно шевелились, напоминая змей. Синие глаза сверкали, как звёзды, а белая кожа была словно мраморная. Прекрасное воплощение тьмы взирало на одного из ветров, и во взгляде этом читалось, нет, не презрение, что можно было ожидать от Карнэ, а готовность к игре, лукавство, нетерпение и предвкушение словесной схватки, так как перед ней находилось то существо, которое Карнэ считала практически равным себе.

«Мрачно здесь у тебя, — Рьян принял своё человеческое обличье, и скептически осмотрелся. — Зачем ты звала меня? Мне стоило большого труда проникнуть в твою тюрьму. До сих пор не могу понять, это твой личный кошмар, приобретший такую форму, или же мы действительно в бездне?»

«И то, и другое, видимо, — ответила Карнэ, и оглушительные раскаты грома вторили её словам. — Я ждала тебя, хозяин дорог, но думала, что ты прибудешь быстрее».

«Уж прости, дела были», — вспышка молнии осветила Западный ветер, свет прошёл сквозь него и на мгновение Рьян стал бел, как серебро.

«Я звала тебя, чтобы заключить с тобой сделку», — Карнэ откинулась на спинку трона и на губах её появилась коварная улыбка, похожая улыбка промелькнула и у Рьяна, только в ней ещё была видна и некая издёвка.

«Той, которая заперта в бездне, есть, что предложить вольному ветру?»

Карнэ помрачнела, но потом звонко рассмеялась и волосы её, как два чёрный крыла, взмыли в воздух. Локоны переплелись друг с другом и Карнэ, глубоко вздохнув, ласково улыбнулась своему гостю.

«Смешно, я знала, что ветра умеют шутить. Я могу предложить тебе саму бездну… Ты одно из тех воплощений, которые древнее людей, которые пошли от сил природы, а не от людского сброда, поэтому для таких, как ты, некоторые законы высших сил недействительны. К примеру, ты можешь рушить города, погребая под руинами их жителей, стоит тебе только захотеть. Почему бы тебе не стать союзником моим? Я выберусь отсюда и тогда, для тебя, оставлю вход сюда открытым. Что тебе просторы неба да клок земли, когда в твоём распоряжении будет… бесконечность? Ты станешь выше, могущественнее своих братьев! Если захочешь, даже подчинишь их себе. Воплощение ветра разделено на четыре части, так неудобно! Вам бы действовать вместе, но тогда, одновременно поднимается буря, цунами, смерч и ураган. Четыре ветра так отличаются друг от друга, и потому у каждого свои владения. Зачем тебе делить с братьями землю? Я предлагаю тебе большую власть. Взамен лишь преклонись предо мной».

Рьян рассмеялся, даже немного согнулся от смеха, и от богини кошмаров всё больше начал исходить холод.

«Ты ветру предлагаешь связать себя договором, ветру предлагаешь кому-то служить! Зачем мне это? Я вполне доволен своим положением. И находиться в разрушенном мире, а при тебе он таким и станет, мне не хочется, как, в прочем, и в бездне. Я помню время, когда тебя ещё на свете не было и, поверь, на земле было светлее. А когда началась твоя война со Смертью, не один я был рад, что Смерти, прежде чем запереть тебя здесь, удавалось сдерживать тебя пару сотен лет. Как думаешь, перейду я на твою сторону?»

«Я предлагаю тебе власть…»

«Ответь, зачем мне она, и я подумаю» — холодно произнёс Рьян.

Карнэ поднялась, трон исчез. Её ноги почти не касались камня, но по мрамору под её шагами с треском расползались глубокие трещины. Края мраморной площадки запылали столь ярким красным пламенем, что Рьяну пришлось прикрыть глаза от пышущего в него жара. Воплощение тьмы подошло к древнему созданию, и заглянула в его глаза.

«Власть, ради власти, — ответила Карнэ. — Зачем тебе она? Может, чтобы почувствовать пьянящий вкус силы, восторга, охватывающего тебя от осознания того, что ты можешь вершить судьбы других. Клокочущей в груди радости от полученного тобой могущества и облегчения от сброшенных оков закона, правил и предрассудков. Не зависеть от норм, установленных кем-то. Я предлагаю тебе свободу!»

Глаза Карнэ сверкали. Она выжидающе, свысока посмотрела на Рьяна. Карнэ была готова услышать его согласие.

«Свобода при мне, не я нахожусь в заточении у ненависти ко всему миру!»

Когда она услышала это, всё вокруг померкло и самому ветру, в этом ужасном скоплении темноты, не было видно ничего, даже своей собственной руки вытянутой перед собой.

Рьян не слышал своего дыхания, не понимал, где находится Карнэ, и если для Ветра странно, но возможно ничего не видеть, то не слышать ни звука ему казалось до этой минуты невозможным.

Желание покинуть бездну, это единственное, что в тот момент овладело им, так как страшно ему не было. Он попытался принять свой естественный вид, но человеческие черты не хотели спадать, а ноги примёрзли к мрамору, что становился всё холоднее.

И вот Рьян ощутил, как кожа его покрывается тонкой корочкой льда, и острые ледяные иглы пронзают его насквозь. Ветер закрыл глаза и с трудом вдохнул сухой воздух бездны, хотя воздуха, как такового, там и не было. Ему, наконец, удалось обратиться в вихрь и взмыть ввысь. Вспыхнул огонь ярко-синего цвета. Рьян увидел Карнэ, сидящую внизу на троне, под которым двигались глыбы мрамора и лава. Шипящая и жгучая лава, рекой разливалась у ног богини.

Пламя неслось в Рьяна, и ветер было решил сбить огонь, направить его к богине кошмаров, раздуть его, сделать разрушительнее, но у него ничего не вышло: болью прошло сквозь него пламя, и капельки крови, не долетев вниз, испарились от жара огня. Рьян не упал, он взмыл ещё выше, но раскат грома сотряс воздух, и Ветер отбросило в сторону.

«Можешь и не быть моим союзником, не выполнять моих приказов, — Карнэ произнесла это тихо, но голос её звучал отовсюду, — я так же согласна дать тебе то, что предложила, если ты поможешь мне отыскать человека, который блуждает здесь, во тьме и страхе. Для тебя границы миров размыты, ты скорее, чем я, можешь найти Его. Если откажешься, я сделаю так, что ты пожалеешь о своём решении».

«Я не стану помогать тебе! Преступать через законы, идти против Смерти и естественного порядка вещей! — Рьян опустился к Карнэ и с презрением глядя на неё, продолжил: — Ты угрожаешь мне, воплощению ветра, силе, древнее тебя, и смеешь ставить условия? А всё ради чего и по какой причине? А я скажу тебе: все твои беды из-за ненависти. Почему ты так ненавидишь людей? Не потому ли, что в тебе самой есть человеческая часть? Твой отец был человеком и предки твои. А если ты уничтожишь весь людской род, то перестанешь ощущать себя частью их мира, ты будешь одна, а значит — единственная в своём роде. Жалкая… тьма», — выплюнул он последнее слово, после чего исчез, оставив Карнэ гореть в своей злости.

И, охваченная языками огня, богиня кошмаров, глядя в никуда сквозь завесу жара и искр, произнесла:

«Я отомщу тебе, Западный ветер. Совсем скоро тебя коснётся кара моя. Есть способ и с ветра сбить спесь. Не прощаю тех, кто разочаровал меня».

Бездна заиграла красками, сменяющимися тьмой. Карнэ продолжила блуждать в лабиринте своей тюрьмы.

«Прости меня, милый мой, прости, — шепнула она, и злость в её глазах сразу же сменилась невероятной тоской, — я думала, что уговорю Рьяна, и мы оба в скором времени получим свободу, но не вышло. Где же ты? — голос её дрогнул, и Карнэ, прижав к сердцу руку, закрыла глаза. — Надо же… как давно я не слышала своего сердца, — улыбнулась она. — Виновен в том, что оно так больно забилось Ты, моя любовь».

А бездна всё больше поглощала её, делая частью себя — темнотой.