Вверх по течению

30

Санаторий действительно оказался очень комфортабельным, хотя и небольшим, но со скромным обаянием настоящей неброской роскоши. Чувствовалось, что над дизайном тут поработал выдающийся художник в соавторстве с ландшафтным архитектором. И это всего лишь гостевой дом загородного охотничьего дворца кронпринца. Отапливался этот дом печками типа «голландок», и на каждого из полусотни пациентов нашлась в нем отдельная теплая комната. Селили сюда исключительно выздоравливающих фронтовиков.

Вокруг располагался прелестный парк в «диком стиле», по которому свободно бродили ручные косули, вымогавшие у всех гуляющих подачку, обычно в виде подсоленного хлеба или печенья. Если не дать, то может такая зараза и боднуть. А рожки у них острые. Или укусить… Спасались от них в беседках — туда копытные рэкетиры опасались заходить. А прибить их рука не поднималась из-за уважения к принцу.

Вежливый, вышколенный персонал офицерского госпиталя здесь также имел своеобразный отдых от госпитального конвейера. По очереди. Месяц через месяц. Постоянными были только завхоз с небольшой командой истопников, дворников, поваров и прачек и начальник санатория.

За парком располагался загородный дворец кронпринца с сокращенным персоналом — многие на фронте. Егеря — так все.

В моей комнате нас двое. Я и мой денщик — гвардии старший канонир Тавор Горлеш. Он из первой команды «шпального» шушпанцера. Ох и материл он при мне его изобретателя на чем свет стоит. И холодно в бронепоезде, и дышать нечем — дымно, гарью несет, и уши болят, и вооружение инвалидное. Заодно поведал мне про краткий боевой путь первого в этом мире БеПо.

— Всего три боя у нас было, командир. — Это я настоял, чтобы он ко мне так обращался, ибо слишком длинный у меня теперь титул, пока выговоришь, забудешь, что сказать хотел. — Как по шаблону. Выскочили во фланг царцам и давай лупить по ним из всего, что у нас есть. В том числе и из винтовок. Как боеприпас кончился — отход. Каждый раз на одном и том же месте. Вот на третий раз они там батарею и поставили на обратном скате так, что ее с пути нам не видать. Попали в поезд всего раза три или четыре. Но нам хватило — все же пять дюймов, командир, это пять дюймов. Тем более не шрапнели, а бризанта. Уважительный снаряд, я вам скажу. Командира нашего в его высокой будке первым делом ухлопали, упокой его ушедшие боги. Неплохой человек был. Не злобный. Механик с паровоза сам догадался задний ход дать и тем всех оставшихся спас. А то бы всем нам там хана настала.

Я сижу в беседке, в удобном кресле на колесах, закутанный в тулуп, свежий воздух вдыхаю. Он тут вкусный. Особенный. Напоенный ароматами ранней весны, когда солнышко уже припекать стало, а снег только-только начал таять под ним. Небо уже ясное. Весеннее.

Четвертый день как я тут. Уже потихоньку ходить начал. С помощью Тавора. Рана моя почти зажила — так, нашлепка бинта на пластыре еще осталась. В основном меня раскармливают по особой диете и глюкозу колют. Отхожу я от тюремного заточения. И все удивляюсь волнам собственной судьбы, что бросает меня то вверх, то вниз, а то опять вверх. А ведь желание мое было просто отсидеться на полигоне всю эту чужую войну. Пусть в скуке, пусть в глуши… Не вышло.

Забыл я, что инициатива в армии наказуема. Кто предложил — тот и делает. Так что пора Тавора отправлять в мою полигонную избу за чертежными принадлежностями. Бронепоезд рисовать для короля. Нормальный, стальной. Не слезет с меня король, раз оседлал, не тот он человек. Не захочешь вспоминать — напомнит ненавязчиво.

Только сейчас от меня ушел майор из Ольмюцкой гвардейской артиллерийской дивизии особого могущества. По приказу короля он рассказал мне о их славном боевом пути. Попутно про себя удивляясь, кто я такой, что король ко мне целого майора в качестве кота-баюна посылает, — это у него прямо на роже написано было.

Нормально они воевали. Тут мне даже подсказывать было нечего, все они сами как надо придумали. Понастроили от основного пути кольцевых веток, по которым вели горизонтальную наводку тяжелых орудий самой платформой. А вперед высылали корректировщика с телефонным аппаратом. Вдоль всего железного пути от фортов до города теперь кабель телефонный прикопан. Через определенное расстояние будочка, где подключиться к нему можно, ну и дальше — «барышня, две тыщи две нули». И основному движению они так не мешали совсем. Умные люди.

Сейчас встану, пойду на ужин. А на ночь Тавор мне будет «тискать рóман» про княгиню Милолюду, основательницу династии ольмюцких Бисеров, которая, оставшись без мужа с малолетними детьми на руках, сама взяла в руки меч и повела народ против соседей, раскатавших губу на ее земли. Время было такое: все против всех — средневековье. А уже ее сын, Бисер Великий, окончательно всех покорил и стал первым ольмюцким королем. Княгиня сама короновала его перед своей смертью. Оттого даже в самые темные средние века в этом королевстве народ больше воли имел, чем где бы то ни было, кроме совсем свободных горцев, что короли на него всегда опирались в злую годину — и против захватчиков, и против зарвавшейся собственной знати. И в империю королевство это вошло как конфедерат, имеющий право выбирать императора, а не нагнутый вассал.

И вот так каждый день. Немного пройдусь по парку, и голова кружиться начинает. Тогда денщик подкатывает кресло, которое возит за мной, и катит меня на нем в облюбованную беседку.

Там меня, щурившегося на теплые лучи яркого, уже слегка пригревающего солнышка, и застали новые посетители. Не заметил я, как задремал, разомлевши.

— Не вставайте, фельдфебель, — первое, что сказал высокий полковник, войдя в беседку.

Судя по аксельбанту — адъютант. Моложавый. Лет тридцати пяти. Аристократ, естественно, мать его. По роже видно породистой. Обшлага темно-синие. Интендант.

Сопровождающие его офицеры отошли шагов на десять и закурили, приступив к привычному для них ожиданию. Служба у них такая.

— Не вставайте, фельдфебель, — помахал полковник рукой. — Я сам присяду, с вашего позволения.

И сел на лавочку, предварительно оглядев ее на предмет чистоты. Но тут за этим следят строго, и визитер остался доволен.

— Вас я заочно знаю. А мне позвольте самому представиться. Йозе Гроткау, полковник административной службы. В настоящее время личный адъютант кронпринца.

Я удивленно поднял бровь. С чего это такие заявочки? Визитеры с Олимпа к бедному (ну, ладно, с некоторых пор — богатому) фельдфебелю на излечении?

— Король донес до нас выданное вам поручение и связанные с ним ваши обширные полномочия. А мы обязаны, — вот так вот, ОБЯЗАНЫ они, охудеть не встать, — оказать вам полное содействие в этом проекте. Я имею в виду все наше управление тылом, которое возглавляет лично генерал-майор кронпринц Бисер Ольмюц. И мне хотелось бы услышать ваши пожелания в этом.

Ни много ни мало… Круто взялся его величество за мою тушку. Думает одним бронепоездом фронт прорвать. Ну, я прорву… А успех развивать кто будет? Пушкин? У меня пехоты в БеПо будет не больше полуроты. Разведка да охрана. Остается только как-то потянуть сейчас время, а там проснемся — разберемся…

И промямлил от неожиданности:

— Наверное, еще с пару недель я не смогу плотно приступить к этому проекту, господин полковник, но… — я слегка замялся, подыскивая нужные слова. — Я над ним думаю.

— Ну, пока вы выздоравливаете, то, вероятно, мы бы смогли что-нибудь заранее для вас организовать. Чтобы не терялось время. На войне оно дорого.

— В таком случае, господин полковник, мне в первую очередь нужна будет группа инженеров в качестве расчетчиков и конструкторов отдельных узлов. Обязательно энтузиастов, потому как работать придется на износ. Перед своим отпуском я оставлю им эскизный проект и техническое задание с соответствующими тактическими характеристиками. Не обязательно это должны быть военные инженеры. Могут быть и гражданские, к примеру, преподаватели и студенты Политехнического института, имеющие бронь от призыва. Главное, чтобы они хотели создавать новое. То, что раньше никто не делал.

Полковник вынул блокнот и стал записывать, что я говорю. Потом задал уточняющий вопрос:

— Каких специальностей вам нужны инженеры?

Тут я ответил сразу, потому что с того завтрака в тюремной камере постоянно думал, кого мне можно и даже нужно будет припахать к этому проекту. Один я его никак не потяну. Грамотешки не хватает. Все же я агроном и зоотехник, а не инженер. В технике я разбираюсь, конечно, но только в той, что в армии была да у нас на хуторе. И то в обслуживании и эксплуатации, а не конструировании.

— В первую очередь те, кто работает с двигателями, и паровозостроители. — Я говорил, а адъютант записывал. — Потом оружейники, как по пушкам, так и по иным стрелковым системам. Морские инженеры по вращающимся башням. Путейцы, знающие подвижной состав и как его ремонтировать. Связисты. Мастера по пошиву амуниции… — наткнувшись на недоуменный взгляд полковника, пояснил: — Та, что есть, никуда не годится. Обитаемая среда в бронепоезде очень сильно отличается от таковой в поле. В худшую сторону. Длинные полы мешают, голову надо защищать от ушибов… Летом там душно, зимой холодно. Погреться-освежиться негде. При этом ничто не должно мешать движениям. И последнее — нужен интендант толковый, хорошо знающий, где и что лежит на складах длительного хранения в городе. Да и вообще как начальник тыла бронепоезда.

На его вопросительный взгляд я тут же ответил:

— Я не верю, что нам дадут оружие, которого не хватает на фронте. Поэтому я бы с удовольствием осмотрел экспериментальные системы, от которых армия отказалась по разным причинам, но которые хранятся на складах.

— Откуда вам это известно, фельдфебель? — В голосе полковника зазвучал металл подозрения.

— Господин полковник, я все же на полигоне служил, — улыбнулся я и продолжил: — А вот как вернусь из отпуска, появится необходимость в заводе или хотя бы в хорошо оборудованном депо, где придется строить это БеПо.

Такой вот каламбур.

— Простите, не понял последнего слова, — оторвался полковник от блокнота.

— БеПо — сокращение. Бронепоезд прорыва.

Полковник удовлетворенно кивнул.

— И место потребуется для коллектива инженеров, оборудованное чертежными столами, — продолжил я качать требования, раз такая пруха пошла под ручку с шарой. — Какими — я дам эскиз. Но его надо будет запатентовать. Это точно новинка. Пусть патентуют этот, скажем так, «инженерный центр» в имперском комитете, потому как во время войны он пригодится многим предприятиям. Чертить станет удобнее и быстрее.

— Хорошо. Все это будет сделано до вашего выздоровления, — кивнул полковник, засовывая блокнот в карман. — Можно один нескромный вопрос?

— Можно, — улыбнулся я, потому как уже хотел ответить распространенной в Российской армии поговоркой: «Можно Машку за ляжку, а в армии говорят „разрешите“», — да вовремя прикусил язык.

— Как вам удается выдавать такие революционные идеи в технике? Вы же нигде до армии официально не учились. И у вас не было частных учителей, насколько мне известно.

— Многих это интересует? — бросил я пробный шар.

— Многих, Кобчик. Очень многих, — полковник не стал строить из себя секретоносителя. — Особенно контрразведку. Даже ее обновленный состав усиленно этим интересуется.

— Скажу как на духу, — запустил я очередную легенду о смышленом горце. — Именно потому, что у меня совсем не было учителей, которые бы мне с детства вдолбили, что так делать нельзя, у меня и рождаются такие мысли, когда я делаю что-то для себя новое. Просто вижу, где что можно улучшить там, где обученный просто проходит мимо, потому как он твердо знает, что этого делать нельзя, и убежден, что не получится. В кузне мне это помогало. Еще сны мне снились… — повторил я старую шарманку для инженер-генерала Штура. — Кошмары… И сейчас иногда снятся…

— Например? — полковник аж подался немного вперед от нетерпения услышать некое откровение.

— Например, как я командую фронтом… — выдержат паузу и спросил, понизив голос: — Кошмар?

— Кошмар, — согласился со мной адъютант кронпринца.

И мы оба весело заржали, каждый про себя представив такое явление… фельдфебель Савва Кобчик на командном пункте, и вокруг спесивое имперское генеральё навытяжку. «Яволь, майн фельдфебель!»

— А прямо сейчас у вас в чем потребность? — не отставал визитер.

— Тетради и карандаши, господин полковник. Хоть у меня и хорошая память, но я давно понял, что мысль не записанная — мысль наполовину потерянная.

— Вам все доставят, — пообещал он.

— И еще карту железных дорог. Желательно хотя бы пятикилометровку. Обозреть местность, где предстоит действовать.

— Умеете читать карты? — удивился он в очередной раз.

— Обижаете, господин полковник. Я же все-таки фельдфебель. И в армию скоро год как поступил. Было время научиться.

— Приятно было познакомиться, — полковник, вставая с лавки, протянул мне руку для пожатия. — Не вставайте. Я еще пришлю к вам портных, чтобы они сшили вам новую полевую форму. Старая, как оказалось, в окопах никуда не годится. Неудобная, да и демаскирует, а от этого большие потери в личном составе.

— Вы будете смеяться, господин полковник, но мне прямо сейчас пришла в голову идея, — я показал на снег и лес вдали. — Маскировочный костюм для солдат в лесу. Белые чехлы на штаны и серая куртка.

— А почему не целиком белый? — переспросил меня адъютант второго в королевстве человека. — На фронте разведчики сами давно себе маскировочные халаты шьют. Из белых простыней.

— А посмотрите вдаль, — показал я на лес. — И представьте на этом фоне идущие белые фигурки.

Я подождал, пока он себе все это представит. Все же военный и должен иметь развитое воображение.

— А теперь представьте, что у этих фигурок сливаются штаны со снегом, а серая куртка сливается по фону с серым зимним лесом. Совсем другая картинка? А?

— У вас, Кобчик, действительно несколько отличный взгляд на мир, чем у нас, — задумчиво пробормотал полковник.

— Это потому, господин полковник, что я первый рецкий горец, которого вообще об этом спросили. И в этом заслуга инженер-майора Вахрумки. Если бы не он, то я до сих пор бы махал лопатой в стройбате. И был бы до сих пор неграмотен. Зачем грамота землекопу?

— Ну да… — задумался полковник.

— А еще просьбу можно? — спросил я. — Шкурную…

— Шкурную? — не понял полковник.

— Да, шкурную… для собственной шкуры, так сказать. Мне бы хотелось, господин полковник, выкупить с полигона кобылу по кличке Ласка. Привык я к ней… Да и жизнь она мне спасла.

— Думаю, это небольшая проблема, — обнадежил меня адъютант перед прощанием.

Я задумчиво смотрел вслед группе офицеров, которые неторопливо шли по рыжей дорожке толченого кирпича по направлению к замку кронпринца и что-то оживленно обсуждали. Наверное, меня. Странное это чувство — находиться в центре внимания больших начальников. Неуютное.

Скорее бы кончалась эта чужая для меня война.

Уйду на дембель.

Сяду у себя на горе — красиво у нас там, и буду ковать то, что людям потребно.

Запросы у меня небольшие. На них я всегда заработаю.

И главное, что на моей горе никакие Тортфорты меня не достанут. А попробуют, так места там глухие…

А тут… Где-то читал я… У кого? Сейчас не помню… «Возле трона — возле смерти». А что, похоже. Разошлись мы с курносой боками впритирку…

И еще припомнилось русское народное кондовое: «Жалует царь, да не жалует псарь».

Хорошо, что еще выздоравливающие герои ко мне пока не пристают с общением. Считают меня непригодным по здоровью к их играм. Да и не курю я. А основной клуб у них — курилка.

— Командир, пора на процедуры, а то как бы нам на ужин не опоздать, — подал голос денщик.

Вот кто тут как рыба в воде. И с прачками он на короткой ноге, и с другими денщиками. Всегда в курсе всего.

— А что сегодня у нас на ужин? — откликнулся я.

— Для вас, командир, впервые будет нормальный ужин, — улыбнулся он. — Человеческий. Не каша-размазня, а сочный кусок жареной печенки.

— Тогда вези скорее, — приказал я. — Печенку я люблю.

И канонир неторопливо покатил мое кресло через парк в сторону столового зала.

А в ясном предзакатном небе, вызывая у меня щемящее чувство утраты, плыл огромный черный дирижабль. Тот самый. С двумя гондолами. Скелет которого я видел в ангаре у Гурвинека. Знать, построили уже, облетывают. Быстро они…

Скоро врагов бомбить будут.

А я тут на земле…

Рожденный ползать…