Вверх по течению

12

Вечером, когда я начистился, наблистился и уже гладил через мокрую тряпку тяжеленным чугунным утюгом на угольном нагреве парадку перед наведением на нее последнего лоска, появились в дортуаре довольные лесовики в парадной форме с иголочки, которая сидела на них, как хороший фрак на денди из английского кино. Даже завидно стало… У меня-то стандартный фабричный крой, даже не индпошив, а у них форма от гвардейских кутюрье. Не хухры-мухры!

Довольные сослуживцы по секрету сообщили мне то, что начальство от нас утаило, решив, видимо, сделать сюрприз. Но что можно утаить от гарнизонных портных? Вот и мне лесовики шепчут сразу в два уха:

— Завтра, Савва, у нас аудиенция у самого ольмюцкого короля Бисера Восемнадцатого. Говорят, нас награждать будут, типа того, что мы первые герои на земле королевства в этой войне.

— Чем награждать-то? — не понял я. — В любом случае я бы предпочел деньгами.

Ну как не понял. Понял. Хотелось конкретики.

— Это только ушедшие боги знают, чем наградят. А ты сам-то как? Потом с нами дальше едешь?

— Нет, — просветил я товарищей по поводу моих неожиданных планов. — Я оформил перевод в Ольмюцкую армию. Буду тут теперь при штабе груши околачивать. С Вахрумкой.

— Тю-у-у… — разочарованно протянул Йозе. — Это неинтересно. Никакой тебе героики… Никаких трофеев… Никаких наград…

— Сам сказал, что завтра нас наградят, — пожал я плечами.

— Этого мне мало. — Глаза молодого заблестели от азарта и алчности. — Я Рыцарский крест хочу. Чтоб на шее болтался и всем сразу виден был. Да чтобы с мечами и бриллиантами. Да «трофеем». И к фамилии чтоб добавили «верт».

Кароль дал Йозе подзатыльник.

— Охолонись, малыш, а то быстрее получишь десятиграммовый свинцовый привет на лоб, чем Рыцарский крест на шею. До него еще две степени Солдатского креста надо выслужить. А их просто так никто не дает.

— А Солдатский крест нам завтра дадут. Я это чую-у-у! — воскликнул возбужденный Йозе. — Мужики, вы только представьте, как нам все парни завидовать станут, а все девки сразу ноги раздвигать, как только нас увидят.

— Орден сутулого с закруткой на спине ты получишь, — усмехнулся я и обратился к старшему: — Кароль, ты сводил бы односельчанина тут в городе в бордель, а то ему моча в голову ударяет не по-детски.

— Вот еще, деньги на шлюх тратить, — насупился Кароль. — Все равно что в речку выбросить. А податливую прачку найти времени у нас нет.

— Ну, коли ты не желаешь, так я его сам свожу, — отставил я утюг на подставку. — Сам уже давно без бабы. Напрягает это и на нехорошие подвиги тянет. Утюг кому-нибудь нужен, пока в нем угли горячие? Если да, то сами каптенармусу этажа потом отнесете, — и стал развешивать китель на плечики, а штаны на спинку кровати. — Спать хочу, сил нет…

— Так еще отбоя не было, — заметил Кароль.

— А у нас и фельдфебеля нет, чтобы его прокричать, — возразил я. — Вечер поздний. Тремать нас в казарме некому. Вы как хотите, парни, а я на боковую. Только вы лампу со стены снимите, чтоб мне в глаза не била.

Снилось мне, что я бегу под разрывами снарядов, взметывающих в небо фонтаны земли, лезу через колючую проволоку по накинутой шинели, а винтовка — гадина длинная, все цепляется ремнем за колючку.

Наконец перелез и сразу обеими ногами попал в «путанку» тонкой проволоки на земле и упал как подкошенный. А над головой ударил вражеский пулемет, и пули, чирикая воробышками, густо летят над моей головой. И такой меня ужас пробрал, что впереди еще два ряда колючки гадской осталось. А у меня ноги стреноженные.

Наши откатились назад. Атака захлебнулась. Один я остался между кольев колючего заграждения перед самыми вражескими траншеями.

А мне по-русски кричат из ближних окопов:

— Эй, имперец-перец, ползи сюда. Тебе у нас в плену хорошо будет: каша березовая, сало козлиное и молоко из-под бешеной коровки. Зато кажон день по три раза!

И здоровый солдатский ржач вдогон…

Тут наша артиллерия как дала шрапнелью, и в мою спину штук десять пуль вонзилось одновременно. Больно так…

Проснулся в холодном поту. Перекрестился машинально. И первый раз в этом мире молитвенно подумал о таком.

«Господи, а кто там, с той стороны фронта-то? Вдруг русские? И вообще, есть ли здесь Россия как таковая? И если есть, то я, получается, власовец?»

Грустно стало от такой перспективы.

В конце концов решил, что пора заняться мне местной географией, а там… будет день — будет пища.

Королевский дворец ничего особенного собой не представлял, разве что большой он был. Но далеко не Зимний, не Царское Село и даже не Гатчина. Вот дворец армейского штаба, в котором мы были вчера — тот точно в будущем станет памятником архитектуры уровня списка ЮНЕСКО.

Королевский дворец в Будвице — это здание в два с половиной этажа с полуподвалом. На уровне мостовой невысокие вытянутые окошки с решетками. Высокий первый этаж — до окон голова не достает, и сами стрельчатые окна не меньше трех метров в высоту. Нормальный второй этаж. И квадратненькие оконца низенького третьего — помещения для слуг, наверное. С улицы дворец неказист, разве что веселенько окрашен по штукатурке в нечто оптимистически бирюзовое на фоне белых межоконных простенков. Даже не скажешь, что тут сам король живет.

В плане дворец напоминает букву «П», или, как говорили в старину, «построен покоем» в три корпуса. Внутри «буквы» не парк, а ровный плац, уложенный большими квадратными плитами из похожего на диабаз камня. На этом плацу ежедневно происходит развод королевской гвардии. Сам не видел, но шепчут, что это красивое зрелище. Наверное, вроде того, что в Лондоне у английской королевы — видел как-то по телику. Пафосно. Для привлечения туристов самое то.

От казармы нас везли, как больших бар, — на хорошей пролетке с кучером в гвардейском лазоревом мундире, фетровой треуголке с галунами и белых штанах. В сопровождении так же обмундированного фельдфебеля. Фактически — лейтенанта, учитывая, что в королевской гвардии чины считаются старшинством на два класса выше армейских. Все чинно, благородно. Извините… Подвиньтесь… Только после вас…

Даже строить нас фельдфебель не пытался.

Удивительно…

Высадив нас внутри дворцового плаца около ажурных чугунных ворот, фельдфебель приказал нам идти за ним одной шеренгой и повел по широкой наружной лестнице на главный этаж между двумя рядами гвардейцев в красных мундирах. Те, как только мы ступили на лестницу, взяли винтовки с примкнутыми штыками «на караул», и где-то за нашими спинами глухо забили барабаны, а вскоре к ним визгливо присоединились фанфары.

Однако почет нам оказали даже не по первому классу, а по высшему.

Рассматривая дворец, я сильно удивился, как внутреннее убранство может не соответствовать внешней скромности здания. Внутри царила даже не роскошь, а самое отвязанное расточительство, которого я никогда не понимал. Однако все было сделано со вкусом и очень красиво.

В тронном зале нас поставили в центре зала в один ряд с двумя генералами и капитаном… простите, уже инженер-майором Вахрумкой.

А многочисленная расфуфыренная до не могу придворная публика жалась к стенам и окнам. Причем женщин в этой толпе наблюдалось больше, чем мужчин.

В глазах у меня рябило. Несмотря на высокий расписной потолок и большую кубатуру зала, чувствовалась некоторая духота. И вообще я был несколько не в своей тарелке. Не знал, как себя вести, куда ступать и что говорить… Даже не сразу отреагировал на шепот, раздавшийся около моего уха.

Высокий человек в обильно расшитом золотом белом мундире до колен, с золоченым посохом в руках из-за спины шептал мне инструкции:

— На короля сверху вниз не смотреть, ни за какие части тела не хватать, руку не лобызать. Если король протянет ладонь для рукопожатия, то ответить на него нежно. Вас много, а он один. Если все будут его величеству давить ладонь, то отдавите ее напрочь. Если понятно, то не кивайте головой, а слегка пожмите плечом.

Я пожал.

— Прекрасно. Когда вас назовут, то вы четко выходите на середину зала и останавливаетесь в трех шагах от трона. Особо топать не следует, вы не на плацу.

Я снова дернул плечом.

— Молодец. Удачи. — И он уже что-то шептал Йозе, видимо, те же инструкции, что и мне.

Сам монарх по сравнению с придворным окружением показался даже обыденным. Низенький, толстенький, с обвисшими щеками мужик не молодого уже возраста в красной мантии поверх синего гвардейского мундира, в белых панталонах до колен, белых чулках и черных башмаках на высоких каблуках и с золотыми пряжками вышел, держа спину настолько прямо, что казалось, аршин проглотил. Но, посмотрев на большую массивную золотую корону со сверкающими крупными самоцветами, я подумал, что и сам бы так вышагивал, чтобы ее с головы не потерять.

Дамы присели в глубоком реверансе, а мужчины склонили головы. И оставались в такой позе, пока монарх не подошел к трону. Однако садиться на него он не стал.

Следом за королем, дождавшись, когда тот займет свое место, вышла королева Недвига — сухонькая, плоскогрудая, преждевременно состарившаяся женщина с морщинистой тонкой шеей. Драгоценностей на ней висело не меньше килограмма. И все блестело.

Ей оказали те же почести, что и монарху.

Третьим вышел наследник престола — тридцатилетний кронпринц с «оригинальным» для Ольмюцкой династии именем Бисер. В белом мундире гвардейского генерала. С землистым цветом лица и заметными мешками под глазами.

Ему также оказали положенные почести.

«Бедные дамы, — подумал я. — Им постоянно приходится не только приседать, но и стоять в этой неудобной раскоряке, пока августейшая фигура не займет свое место у трона».

И я пожалел их.

Раздался зычный голос, напоминающий эхо из бочки, и церемония награждения началась. Первым из нашего ряда вызвали генерала с языколомательной фамилией, и король надел на него через плечо широкую бело-красную ленту командора ордена Бисера Великого с мечами. Как я понял из поздравлений монарха, это был командир отогузского армейского корпуса, которому удалось остановить прорыв цугульской армии восточного царя, что произошло буквально на днях к югу от того места, где я строил полевой укрепрайон.

Вторым наградили Вахрумку. Тоже орденом Бисера Великого, но только на шею. «За новаторство в области полевой фортификации и создание в рекордные сроки прекрасного укрепрайона, который уже получил положительные отзывы от обживающей его ольмюцкой пехоты». Не знал я, что наши окопы уже сдали в эксплуатацию… Видать, враг приближается, сбивая имперские завесы.

Третьим был я, вышедший на негнущихся ногах, излишне громко чеканя шаг по драгоценному узорному паркету, и вообще немного не в себе.

Король обычной английской булавкой приколол мне на грудь треугольную черно-белую ленточку, на которой болталась бронзовая фитюлька, именуемая Крестом военных заслуг с мечами. Для публики объяснили, что сия награда дадена мне «за спасение офицера на поле боя и ликвидацию вражеской разведки».

Вот так вот: ни много ни мало — «ликвидации вражеской разведки». Бедный враг, смирись и ляг! Кобчик на подлете!

После вручения награды король спросил меня:

— Я слышал, ты перевелся в мою армию?

— Так точно, ваше величество, — гаркнул я, стараясь, чтобы прозвучало браво.

Возможно, даже несколько громче, чем полагалось, потому что король, скривив рот в улыбке, демонстративно поковырял в правом ухе указательным пальцем.

— Ого! — воскликнул он, вынув из уха палец и подняв его вверх. — Точно так же орал мой фельдфебель в мои кадетские годы.

Придворные подхалимски захихикали. А некоторые дамы зааплодировали веерами по ладоням.

— Так тому и быть, — продолжил король свою речь. — Поздравляю тебя фельдфебелем… э-э-э…

— Кобчик, — громким шепотом подсказали монарху.

— Кобчик, — повторил монарх уже громко.

— Рад стараться, ваше величество, — рявкнула моя тушка, ожидая продолжения беседы.

Но король уже махнул рукой, подгоняя следующего награждаемого.

Оба лесовика получили по такому же кресту, как и я. С той же формулировкой.

Справедливо. Воевали мы вместе.

Последним вышел к трону второй генерал из нашей шеренги. Но этого король просто поздравил со званием генерал-лейтенанта. И руку пожал.

Каждое награждение сопровождалось магниевой вспышкой фотографа, который скрывался под черной тканью за треногой своего аппарата.

Затем всем награжденным и августейшей семье расфуфыренный лакей в бордовой бархатной ливрее с золотыми галунами предложил на золотом подносе по бокалу белого вина. Удивительно, но больше никому в зале такого не досталось, и мы все выпили за здоровье короля и за ту честь, которую он нам оказал. Говорил от всех награжденных отогузский генерал на хорошем имперском языке.

На этом все закончилось.

Лакей осторожно, но настойчиво отобрал у нас хрустальные бокалы и испарился.

Дамы присели враскоряку.

Мужчины склонили головы.

Королевская семья в обратном порядке удалилась в двери, расположенные за тронным возвышением.

Церемониймейстер своим золоченым посохом настойчиво указал нам на дверь.

На внешней лестнице снова ударили барабаны, загудели фанфары, жахнули холостым залпом две старинные медные мортиры на крыльях лестницы, и гвардейцы вновь взяли винтовки в нашу честь «на караул».

Генерал чем-то отвлек Вахмурку на крыльце, а все тот же гвардейский фельдфебель, появившись из ниоткуда, торопливо посадил нас в коляску, на которой мы приехали сюда. Но на этот раз спросил:

— Куда вас доставить, господа кавалеры?

Я недолго думая брякнул:

— В хороший бордель по вашему вкусу.

Фельдфебель удовлетворенно хмыкнул и приказал кучеру доставить нас в «Круазанский приют», но сам остался на месте. С нами в карету не сел.

— Ох и напьюсь я сегодня… — заванговал Кароль под перестук копыт по брусчатке, когда мы выезжали с плаца на проспект.

— Ты, главное, зеркала не бей, — посоветовал я ему.