Вторая попытка

Глава 8

Эту песню Высоцкого Вадим знал наизусть, полностью. Рассказывал как стихотворение, с выражением. Тема была для уголовников – алкашей очень даже понятной, можно сказать – родной. Сначала на лицах у Шпаны и Карташа было написано сплошное удивление. Потом они расслабились, заулыбались. На словах « а какой-то танцор бил ногами в живот», Шпана залился смехом, на его глазах выступили слёзы. Карташ тоже постанывал от смеха.

Когда Вадим закончил декламировать, из-за края нар, высунулась улыбающаяся рожа Шплинта:

– Я эту песню слышал, когда последний раз на свободе был. Мы у соседа бухали, там на магнитофоне Высоцкого крутили. Я запомнил только «песни орал, голым скакал и отец говорил у меня генерал». А ты вообще всю знаешь! Ништяяяк! Может продиктуешь помедленнее, я бы в блокнот переписал?..

– Сгинь! Я же сказал, – не подслушивать! – Шпана наконец отдышался.

– Ну Вова! Мы же не виноваты… У Бурого такой голос, что наверное, в соседних хатах слышно, – из-за края нар высунулись ещё две стриженые головы. – Он так здорово причёсывает. Всем же интересно.

– Ладно, стихи можно слушать. – Шпана намного растерялся. – Но к личному базару не прислушиваться!

– Само собой…

– А ещё чё-нибудь можешь? – повернулся Шпана к Вадиму. – У тебя в натуре ништяк получается. – И шёпотом добавил, – Бурый бы так не смог.

– Пожалуйста. – Вадим на секунду задумался. – Только это не Высоцкий. Слушайте.

После ухода на пенсию, Вадим около десяти лет проработал в компании «Ригли», развозил по Екатеринбургу жевательную резинку. Поменял за это время десяток машин. Но во всех авто радио было настроено на любимую радиостанцию «Шансон». На Сергея Трофимова, как на исполнителя, Вадим впервые обратил внимание благодаря этой песне про свадьбу. Впервые слушая её на перекрёстке, Вадим даже прозевал момент переключения светофора на зелёный, о чём ему через долю секунды напомнили разноголосыми сигналами возмущённые водители сзади. Купив в ближайшем киоске компакт-кассету с понравившейся песней, Вадим уже к вечеру знал её наизусть, попутно отметив для себя, что у Трофима много хороших песен.

Рассказывая нараспев весёлую историю об Андрюхиной свадьбе, Вадим краем глаза отмечал повышенное внимание слушателей, появляющиеся у края нар улыбающиеся головы новых зрителей и в то же время обдумывал, как бы перевести разговор на необходимость личной встречи с самим собой. То есть с опером Рагозиным. Если просто заявить, что ему надо поговорить с «кумом», это, мягко говоря, вызовет подозрения, а точнее, – народ его просто не поймёт. Начнутся всякие домыслы, сопоставления. Кто-нибудь обязательно выдвинет версию, что Бурый работает на оперчасть, а сейчас чего-то испугался, прикидывается потерявшим память, что бы свалить с этой зоны. Причём выдвинут эту версию скорее всего кто-нибудь из агентов, которые сами и «стучат», чтобы прикрыть свою задницу.

Закончив, Вадим рассеянно выслушивал восторженные оценки и комментарии слушателей и настойчивые просьбы «выдать» ещё что-нибудь

– Подождите. Времени у нас до хрена, расскажу всё, что знаю, только тут у меня одна мысль возникла, – Вадим понизил голос и доверительно зашептал Шпане, – Понимаешь, Вова, у моего друга Рагозина кроме брата, который здесь работает, была ещё и младшая сестра, которая погибла в тридцать два года. То есть получается, что она ещё жива. И мы можем её спасти. Предупредить, чтобы в определённое время она избегала конкретных поступков. Её смерть была такой дикой случайностью, что мне кажется, её легко можно предотвратить.

– Ты чё!. Кто тебе поверит? – Шпана недоверчиво покачал головой. – Сам прикинь, – приходит к оперу какой-то зек, который из зоны не вылазит и начинает предсказывать будущее. В лучшем случае тебя в дурку отправят..

– Рагозин младший как раз и поверит. Я же знаю много подробностей из жизни его родни. Могу описать, где находится в Москве и как выглядит изнутри квартира его брата. Или дом в деревне, где живёт его мать. Я гостил там как-то с неделю. Имена, отчества его близких, соседей. Можно про Брежнева сказать. Он то точно сегодня умрёт. Завтра это подтвердится, тогда точно поверит. Я даже знаю, что ему нужно передать, чтобы он бросил все дела и сразу прибежал сюда. Например, передать ему привет от его отчима и школьного друга, я знаю их имена и фамилии. Здесь в Пуксинке их никто не знает, кроме его самого. И ещё, мужики, вы сами то уже верите, что я не Бурый?

– Ну, в общем то.., – Шпана растерянно пожал плечами, – по-другому как-то это всё и не объяснишь. А если Брежнев действительно именно сегодня копыта откинет, то тогда, в натуре, получается, что ты или какой-то пророк, или из будущего.

– Самое интересное, что я не знаю, как долго я пробуду в этой шкуре. Вадим постучал себя в грудь. – Может это навсегда, а может там наверху, – он показал пальцем в потолок, Шпана и Карташ машинально задрали лица вверх, – спохватятся, что косяк упороли и сразу вернут всё назад. Поэтому надо успевать, пока есть возможность.

– Сдалась тебе эта кумовская сестра, – Карташ равнодушно зевнул, – ну помрёт и помрёт, делов то…

Вадим только открыл рот, чтобы возразить, как его опередил Шпана:

– Ты чё буровишь, – зашипел он возмущённо на Карташа, – у меня тоже сестра погибла в молодости, я тогда на малолетке чалился, муж её по пьянке ножом ударил, козёл! Никак его встретить не получается. Я освобождаюсь, – он сидит. Он на воле, – я у хозяина. И на зоне встретиться не получается, он сейчас где-то под Ивделем чалится. Попадётся, козёл, – сразу ноги из жопы выдерну. Была бы возможность отыграть всё назад, я бы его ещё в молодости замочил бы, когда он только начал к Галке подкатывать.

– Тут та же история, – тоже муж и тоже по пьянке. – Вадим даже обрадовался неожиданной поддержке. – Да и причём тут «кумовская она сестра или нет! Во-первых она сестра моего друга. А во-вторых, если есть возможность спасти чью-то жизнь, то почему бы и не сделать это? Или хотя бы попытаться?

– Да не, – Шпана прикурил новую сигарету, – это он брякнул не подумавши. Помнишь прошлой зимой… Да.., ты же не помнишь… Прошлой зимой, когда Кандыба под лёд провалился, Карташ сам чуть не утонул, его вытаскивая.

– И ещё, мужики, если мне поверят, я думаю, можно было бы многого избежать, что было плохого в стране за это время. Например: в 1986 году взорвётся атомная электростанция в Чернобыле, это под Киевом. Радиация накроет большую территорию Белоруссии, Украины и России. Сколько народа погибнет, сколько будут вынуждены бросить свои дома со всем барахлом и уезжать подальше. А государству какие убытки… Вот если бы хотя бы это удалось предотвратить, – и то вперёд.

– Ни хрена себе, – посерьёзневший Шпана переглянулся с Карташом, – если это и вправду так будет, то тебе самому надо в КГБ пробиваться, лишь бы поверили.

– Вот я и говорю. Там ещё много чего интересного намечено в истории на ближайшие тридцать лет, что можно было бы исправить. Я вам потом расскажу, это поинтересней будет, чем стихи Высоцкого. А начинать надо немедленно, с вашего «кума». Дайте листок бумаги, я напишу, от кого ему привет передать, что бы сразу вызвал.

На протянутом тетрадном листке Вадим написал: «Срочно передать оперу Рагозину, что осуждённый Бурдаков хочет с ним переговорить о Юденкове Владимире Семёновиче и Мусафарове Зуфаре Зиннуровиче».

– У тебя даже почерк другой, – взглянув на листок, сказал Шпана, – не Бурого почерк. – Он показал листок Карташу и тот согласно закивал головой.

Шпана сложил листок вчетверо, спрыгнул с нар, подошёл к двери и крикнул в глазок:

– Кислый, подойди к первой!

– Чё хотел? – Кислый как будто ждал под дверью.

– Срочно передай «куму» Рагозину, – он сунул в глазок записку, – там написано. По телефону или лично его найди, только надо очень срочно. Понял?

– Харэ. Щас сделаем.

Шпана ловко забрался обратно на нары:

– Ну чё, Валера, пока тебя на выход не дёрнули, расскажи ещё чё-нибудь интересное. Чем вы там в будущем занимаетесь? Какие песни поёте? На Луну, наверное, летаете запросто?

– Нет, на Луну так больше никто и не летал пока. Видимо смысла нет. А в космосе постоянная станция висит, там наши и американцы вместе работают вахтовым методом. Ездят туда как на работу. К этому как-то все привыкли. «Героев» уже давно за это не дают. Песни в основном одна хрень. Алла Пугачёва всю эстраду оккупировала. Лучшими певцами считаются её родственники, любовники и кто сумел к ней в друзья пролезть. Правда уже два – три года она сама не поёт, сразу стали другие появляться, не хуже. Многие пришли из шансона…

– Откуда? Из шам…?

– Шансон. Ну это французское слово, авторская песня значит. Как Высоцкий, например, сам сочиняет, сам поёт.

– Под гитару?

– Не обязательно. И под оркестр могут и с ансамблем, и…, в общем по разному.

– И все песни такие, как у Высоцкого?

– Ну почему… всякие. И про любовь и про жизнь, да вообще на любую тему. Ну вот, например, Елена Ваенга:

напел Вадим первое, что пришло в голову, в точности повторив ритм и интонации Ваенги.

– Кто курили?

– Это художники такие, известные, Ван Гог, Матисс, Дали, испанские, кажется, или французские.

– А что они употребляли? – Глаза Карташа светились от любопытства.

– Абсент. Вино такое, вроде портвейна. Смысл в том, что они хоть люди и знаменитые, прославленные, а ни что человеческое им не чуждо.

– Такие же бродяги, как и мы, – заключил Шпана, и Карташ утвердительно закивал головой. Сравнение им явно понравилось.

Тут, лязгнув замками, распахнулась дверь камеры.

– Осуждённый Бурдаков, – на выход! – скомандовал узкоглазый солдат с буквами ВВ на погонах и красной повязкой на рукаве.

– Смотри, как быстро Кислый сработал, – удивлённо протянул Карташ.

– Тут скорее не Кислый, а Валера в цвет попал с фамилиями, – уточнил Шпана, – ну давай, спасай ему сестру.

Вадим спрыгнул с нар, с помощью Карташа нашёл свою куртку, бушлат и вышел из камеры.

– До конца и направо, – подсказал направление Кислый, стоявший в коридоре и озадаченно поглядывавший на Вадима.

«Да, вот тебе, что называется информация к размышлению», усмехнулся про себя Вадим, – с чего это такая рыбина, как Бурый, сам добровольно запросился на приём в оперчасть, да ещё ссылается на какие-то незнакомые фамилии». Кислый уже мог, не вспомнив сам, кто такие Юденков и Мусафаров, уточнить у нарядчика, что таких в зоне нет и в последнее время не было. А непонятное всегда пугает.