Вторая попытка

Глава 12

– Слышь, бугор, – негромко обратился к Шпане Дапа, одевая на нос очки с замотанной синей изолентой дужкой, отчего сразу стал похож на умную сову из мультика про Винни-Пуха, – я что-то побаиваюсь, если у Бурого в голове непонятно что творится, где гарантия, что у него там не переклинит окончательно? Кинется на кого-нибудь, нам ведь его всей хатой не удержать. Может ему, от греха подальше, в санчасть лечь?

– Не, я не думаю, – Шпана посмотрел на Вадима, – скажи им, Валера, что у тебя даже и в мыслях нет кого-то трогать. Так ведь?

– Если меня никто не будет трогать, то и я никого не трону, – пожал плечами Вадим.

– Ага, тебя обидишь! – хохотнул сидевший на верхних нарах осуждённый с глубоким щрамом на правой стороне лица. – Забыл, как ты летом всю бригаду в реку загнал?

– Я же говорю, – ничего не помню! А что это за история? Расскажите, может чего вспомню.

Народ оживился. Событие прошлого лета, выбивающееся из колеи скучных и однообразных дней зековской жизни, сейчас, через несколько месяцев воспринималось с юмором и бахвальством, хотя в тот момент, когда оно происходило, всем участникам было явно не до смеха.

Шпану, начавшего рассказывать, постоянно перебивали дополнениями другие бригадники, тесным кружком обступившие сидевшего за столом Вадима. Некоторые дополнительные детали и уточнения вызывали дополнительное оживление и смех. Вадим, чувствуя себя главным героем, только смущённо улыбался.

Всё началось с того, что один из бригадников по кличке Резаный, видимо, который со шрамом на лице, решил с размахом по-человечески отметить своё сорокапятилетие. По мнению большинства граждан Советского Союза, погулять с размахом, – это организовать крупную пьянку с музыкой и женщинами. Зеки тоже являются гражданами своей страны, поэтому по-другому это мероприятие себе не представляют. В связи с отсутствием женщин и ограниченностью средств, размах заключался в изготовлении повышенного количества браги, чтобы хватило на всех Поэтому Резаный передал Шпане заранее заготовленные дрожжи и сахар, достаточные для изготовления полной фляги браги – тридцать шесть литров. Во избежание досрочных покушений на содержимое фляги, она была спрятана в механизации у друга Шпаны – кузнеца по кличке Малыш. Этого добродушного двухметрового здоровяка, отбывавшего десятилетний срок за убийство, Вадим помнил хорошо. Он принципиально не употреблял спиртного из опасения «раскрутиться» на новый срок, так как во хмелю становился, мягко говоря, буйным. Единственная его пьянка на свободе после очередной отсидки закончилась тем, что он ударом кулака в лоб убил заспорившего о чём-то собутыльника. За что он и «мотал червонец» и очень об этом сожалел, тем более, что не помнил даже причину ссоры.

Брага доходила в кузнице на чердаке в тёплом месте возле трубы. Сам кузнец выпить её не мог и никого к ней не подпустит. Поэтому такое решение бригадира было правильным и продуманным.

В назначенный день Шпана договорился с разгрузчиками, чтобы на эстакаду второй бригады было выгружено леса по минимуму. Это сделать было легко, так как в летний период древесины на лесобиржу поступало недостаточно, и разделочные бригады буквально рвали друг у друга лес, чтобы хоть немного заработать.

Утром бригада накинулась на работу с удвоенной энергией, и уже через час эстакада была пуста. Расположившись на солнышке, осуждённые бригады дружно распили за здоровье именинника первую порцию браги из четырёх трёхлитровых банок, закусывая салом с чесноком, специально припасённым для такого случая.

Когда банки опустели, Шпана, разлив по кружкам остатки, и прихватив с собой Карташа, направился с банками к Малышу за второй порцией. Оставшиеся бригадники, дожидаясь их, не спеша закусывали, смакуя угощение, потихоньку хмелея.

Бурый накатил со всеми пару кружек, плотно закусил, после чего блаженно вытянулся на куче хвороста и, закинув руки за голову, задремал в ожидании продолжения банкета.

Сидевшие рядом с ним два бригадника – азербайджанца, о чём-то тихо переговаривались на родном языке. Потом разговор у них начал набирать обороты, явно переходя в ссору. Оба вскочили и начали выкрикивать друг другу какие-то оскорбления и угрозы на непонятном для остальных языке, яростно размахивая руками. Бригадники с интересом наблюдали за развитием ссоры, пока кто-то лениво не процедил:

– Что вы орёте, как бабы на базаре? Что у вас рук нет, что ли?

Оба, как по команде, вцепились друг в друга, пытаясь нанести удары головой и коленками. В какой-то момент, потеряв равновесие, они упали на мирно дремавшего Валеру Бурого. Тот вскочил, как подкинутый какой-то невидимой пружиной и, толком не проснувшись, нанёс два точных сокрушительных удара в челюсти, послав обоих драчунов в глубокий нокаут.

Остальные, чтобы его успокоить, со словами: «Валера, ты не так понял, сейчас тебе всё объясним», – попытались его удержать от дальнейшего добивания азеров, кто-то при этом схватил его за рукав куртки.

Но Валера понял только одно: на него накинулись всей бригадой! Выяснять причину было некогда. В затуманенном алкоголем мозгу сработал инстинкт самосохранения. Оглянувшись, он выдернул из кучи хвороста увесистую двухметровую дубину и, размахивая ей над головой как хворостиной, пошёл на толпу. Теперь тот же инстинкт сработал у остальных. Битые жизнью и не раз бывавшие в различных переделках уголовники по сверкающему бешенству в глазах у Бурого мгновенно сообразили, что тот, кто попытается что-то объяснить словами, рискует остаться не только без зубов, но и без мозгов.

Поэтому вся бригада, не сговариваясь, дружно рванула в сторону естественного наклона местности, то есть – к реке, Бурый – за ними. Раз убегают, – значит чувствуют свою вину.

Возвращавшиеся в этот момент с брагой Шпана и Карташ увидели, как из-за бригадного домика выбежали почти все их бригадники и, преследуемые Бурым, за несколько секунд преодолев около пятидесяти метров, с разгону влетели в прохладную ещё воду реки, поднимая брызги и страшно матерясь.

Шпана аккуратно опустил на землю рядом со стоящим с отвисшей челюстью Карташом свои банки и поспешил к бригадникам. Бурый в это время, стоя на берегу, выкрикивал сплошные междометия и мат, поочерёдно тыкая дубиной как указкой на находившихся по горло в воде мужиков. Когда он засёк боковым зрением приближающегося бригадира, в его глазах замелькали, наконец, признаки просыпающегося сознания. По инерции ещё раз махнув дубиной, он зашвырнул её на середину реки и повернулся к бригадиру.

– Что случилось, Валера? – Спросил Шпана, дружески взяв его рукою за плечо.

– Да я не знаю, Вова, чего они на меня накинулись. Лежал спокойно, никого не трогал, – с трудом переводя дыхание, ответил тот.

Когда дубинка со свистом пролетела над головами у мужиков, они как-то сразу почувствовали облегчение и заговорили все одновременно, осторожно выбираясь на берег. Из их гомона Шпана быстро понял, что произошло.

– В общем непонятка получилась, – подвёл итог Шпана, как бы объявляя инцидент исчерпанным. – А азеров наших ты случайно не убил, Валера?

– Не знаю… – тот растерянно пожал плечами.

Когда все вернулись к месту застолья для продолжения банкета, выяснилось, что один из пострадавших – Гусак (от фамилии Гусейнов) – отделался двумя выбитыми зубами и даже, хоть и с трудом, но смог продолжить участие в пирушке. Со вторым – Керимом было сложнее. Он при падении хорошо приложился головой о бревно, и стоя на коленях, периодически блевал, ничего не соображая.

Обсудив собственный богатый опыт получения травм, народ безошибочно поставил диагноз – сотрясение мозга.

– В общем, так, – Шпана обращался ко всем бригадникам, – смотрим внимательно и запоминаем. Вот так он шёл, здесь поскользнулся, так упал. Все поняли? Это так, на всякий случай, если будет проверка, чтобы не было разногласий. А тебе, Валера, как провинившемуся поручим подогнать сюда тепловоз и отправить пострадавшего в санчасть в жилую зону. Пить, я думаю, тебе не желательно. И не только сегодня, а вообще. Все слышали? Этому больше не наливать!

– Да я и сам не хочу! – пробормотал виновато Бурый. – Так ведь действительно можно убить кого-нибудь ни за что.

После отправки пострадавшего банкет продолжился, но Бурый только закусывал.

Сейчас, рассказывая эту историю в камере, Шпана со смехом вспоминал некоторые детали:

– Представляешь, Валера, там, возле реки, когда я взял тебя за плечо, такое было ощущение, как будто схватился за паровоз, – все мышцы были как чугунные. Я подумал, если бы тебя в этот момент ударили бы топором, то топор, наверное, рассыпался бы. Вот, что значит бешенство!

– А Дапа, – со смехом добавил Шплинт, – чуть что, так он самый старый в бригаде. А тут рванул так, что в речке первым оказался. И самое главное, при этом брагу в кружке не расплескал, в речке допил по горло в воде, – закончил он под всеобщий хохот.

– Я пожалел, что у меня секундомера с собой не было, – подлил масла в огонь общего веселья Шпана, – вы там все мировые рекорды по бегу побили.

Всю эту картину от начала до конца наблюдали с эстакады работяги соседней пятой разделочной бригады. Поэтому история о том, как Бурый всю бригаду в реку загнал, быстро расползлась по всей зоне, обрастая новыми, иногда совсем фантастическими подробностями. На Бурого и до этого посматривали с уважением, хотя он в конфликты старался не вступать, в «авторитеты» не лез, к группировкам не примыкал. Все, кому надо, знали, что в своё время при переводе с «малолетки» во «взрослую» зону Валера до смерти заколотил одного громилу, попытавшегося его унизить, за что и получил второй срок. Силу в любой зоне уважают.

После последних событий самые влиятельные «авторитеты» попытались подтянуть Бурого поближе к себе, чтобы использовать в качестве «торпеды» при необходимости. Но Шпана, обладавший природным чутьём, изворотливостью и даже некоторыми дипломатическими способностями, сумел отклонить все эти поползновения и убедить Валеру остаться в его бригаде. А добиваться от Бурого чего-то силой даже авторитеты не решились.

Как ни странно, но это событие сплотило ещё сильнее и без того довольно дружную вторую бригаду. Люди здесь ощущали себя единой семьёй, отношения внутри бригады были вполне братские. А наличие в бригаде такой яркой личности, как Бурый, как бы усиливало ощущение защищённости. Тем более, что Шпана старался формировать бригаду по принципу землячества. Сам будучи свердловским, он всеми правдами и неправдами перетягивал в бригаду земляков, знавших друг друга по свободе или имевших общих знакомых. Но иногда начальство делало ему «подарки», навязывая с этапа кого попало, вроде этих двух кавказцев.

– А что стало с этими… пострадавшими? – спросил Вадим, когда оживление в камере несколько улеглось.

– Керим в себя так толком и не пришёл. – Шпана равнодушно пожал плечами. – Месяц пролежал в санчасти, потом его куда-то отправили. В общем, что с ним, мы даже не знаем. Да, собственно, и не интересовались. Гусак осенью откинулся по звонку. Ему тут перед освобождением родичи привезли золотую монету, чтобы зубы вставил вместо выбитых. Вот ему наш лучший зубной мастер Цыбульский и сделал красивые золотые зубы из латуни.

– Не из латуни, а из рандоля, – поправил Шпану Карташ под взрыв хохота.

– Какая нах… разница!

– Рандоль медленнее окисляется, чем латунь. – серьёзным тоном возразил Карташ, что опять развеселило народ.

– Короче, греет он сейчас жопу на солнышке родного Кавказа, мандарины виноградом заедает, если опять не сел, – закончил Шпана. – А монета долго тут гуляла по зоне, – продавали, проигрывали, потом ушла куда-то на посёлок вольным в обмен на водку. Кстати, вечером в тот же день меня вызвал в кабинет наш опер Рагозин и рассказал всё подробно, что произошло. Такое впечатление, как будто он вместе с нами сидел и бухал. Но, молодец, сказал, что уголовное дело возбуждать не собирается, всё прокатит как производственная травма. Поручил мне самому собрать объяснения с бригады, что мы и сделали.