Вторая попытка

Глава 4

Как ни напрягал Вадим память, но операционная – это было последнее, что он помнил. Он знал, что операция длится не более получаса, наркоз рассчитан на сорок минут, и он должен очнуться в реанимации. Но, – оказался в какой то зековской камере, да ещё и в чужом теле.

Вадим так много читал о случаях реинкарнации, что вполне допускал возможность переселения души из одного тела в другое. Но там во всех случаях душа умершего переселялась в тело новорожденного. А здесь… Если допустить, что он умер во время этой в общем то пустяковой операции, то почему его душа переселилась в тело взрослого человека. Произошёл сбой в какой то мистической божественной программе? И куда делась душа из этого тела?

Вадим мысленно позвал про себя: « Эй, Валера, ты где?» – Надеясь, что в мозгу отзовётся чужой голос, но ничего не услышал. Может, душа Валеры переселилась в его тело? Вот будет номер, когда очухается после операции. Поди, притихнет. осмотрится, и будет жить вместо Вадима на его пенсию, заработанную нелёгким трудом. На свободе то по любому лучше, чем в тюрьме. Тем более работать не надо, – пенсия приличная. Квартира, машина есть, заботливая жена накормит вовремя и постирает. Живи да радуйся.

Прикинуться потерявшим память… А ведь для него самого это, пожалуй, лучший вариант. Хотя бы на первое время? Интересно, кто этот человек в теле которого он находится? Вадим приподнял над одеялом обе руки, сжал кулаки. Ничего себе кувалды! Провёл ладонями по груди, пошевелил плечами, напряг и расслабил мышцы. Ощущалось молодое здоровое налитое силой тело с крепкой мускулатурой. Впервые за последние годы нигде ничего не болело, не ныло, не покалывало, не пощипывало! Даже зубы, проверенные языком, по всей вероятности, были все целы! Хоть что то положительное в этой ситуации.

На нижних нарах кто-то закашлялся, ругнулся вполголоса и заскрипев досками, спустился на пол. Послышались шаркающие шаги, потом что то брякнуло и зажурчало.

«Кто-то на парашу пошёл, поссать, – догадался Вадим. – Интересно, а какое место во внутрикамерной иерархии занимает этот Валера, в тело которого я вселился?» Насколько Вадим разбирался в этом вопросе, на верхнем ярусе в камере располагались те, кто поавторитетнее, на нижнем – мужики попроще, под нарами, понятно, – «петухи», если такие вообще есть в камере. А может тут вся «хата» петушиная?

От этой мысли Вадима передёрнуло. Хотя с такой богатырской фигурой, как у Валеры, в петухи попасть маловероятно. За редкими исключениями… Дальше. С краю у стены обычно располагались главные люди в камере. Это мог быть бригадир, если здесь действует принцип бригада – камера, как было когда-то в ИТК – 22 позже объединённой с ИТК – 14, где Вадим проработал до пенсии. Или это мог быть криминальный авторитет камерного или более крупного масштаба. Рядом обычно располагались ближайшие друзья. Таким образом, подвёл итог своим размышлениям, Валера тут в камере на главных ролях, – если не самый крутой, то где-то рядом.

– Открытая зона, выходим строиться на завтрак! – Продребезжал динамик на стене.

«До чего же всё знакомо», – подумалось Вадиму.

Между тем сонная камера начинала оживать. То один, то другой сокамерник зевая и почёсываясь, выбирались из под одеял и направлялись к перегородке у противоположной стены, где по всей видимости находилась «параша». Рядом с перегородкой на стене висел рукомойник, но к нему из всех подошёл только один худощавый зек. Он долго мыл руки, тщательно намыливая их куском хозяйственного мыла, лежавшего рядом на полочке.

– Чё, Шплинт, опять всю ночь Дуньку Кулакову гонял? Грехи отмываешь? – Съехидничал чей то негромкий голос с нижнего яруса нар.

– По себе судишь, Карзубый, – вяло вполголоса огрызнулся Шплинт, вытирая руки полотенцем.

– А чё, я иногда за ночь два раза успеваю, – довольно хохотнул тот же голос невидимого Карзубого.

– А сегодня сколько успел? – Шплинт уселся на лавку возле стола и начал сворачивать самокрутку.

– Сегодня спал без задних ног. Весь день на эстакаде корячился. Сцепы шли один за другим. Шпана с кем то увязал… И древесина то хорошая.

– Можно подумать, ты один у нас баланы катаешь, а остальные смотрят, – процедил Шплинт, блаженно затягиваясь дымом. Камеру наполнил густой запах махорки.

– Да нет, все пахали, – стушевался его собеседник. – Бугор у нас молодец, умеет договариваться, весь хороший лес вчера к нам попал. Две нормы дали. Что будем делать, когда Шпана откинется…

За дверью послышался грохочущий звук, как будто кто то катался на самокате. В дверь что то стукнуло, в круглом отверстии посреди двери мелькнул чей то глаз, и послышался громкий шёпот:

– Эй, кто там? Маляву примите. Шпане от Германа. Шплинт подскочил к двери, ловко выхватил просунутый в глазок небольшой бумажный квадратик, развернулся лицом к нарам, и глядя на Вадима, который лежал подперев кулаком голову и внимательно наблюдал за событиями в камере, спросил:

– Бурый, не спишь? Толкни Шпану, тут малява ему.

– Да не сплю я, – кудлатый, лежавший справа от Вадима, откинул одеяло, рывком сел и протянул руку, слегка наклонившись вперёд. – Давай сюда. И свет включи, пора уже, не видно тут ни хрена.

Шплинт метнулся к стене, щёлкнул выключателем. Но ещё до того, как помещение залил яркий свет, Вадим ошалело уставился на соседа.

Рядом с ним сидел на нарах осуждённый Захожий Владимир Маркович по кличке Шпана. Особо опасный рецидивист, бригадир разделочной бригады №2. Причём абсолютно такой, каким его и помнил Вадим. Лихорадочно соображая, Вадим прикинул, что Шпана освободился в начале восьмидесятых, он – Вадим, тогда ещё учился заочно в академии МВД на втором или третьем курсе. И когда он был на сессии в Свердловске, Шпана вместе с таким же бывшим зеком по кличке Царапанный нашли в миллионном городе в какой именно гостинице остановился их бывший начальник и завалили к нему прямо в гостиничный номер «с визитом вежливости». Планы у них были конечно стратегические с дальним прицелом. А что – подкупить молодого опера, потаскать его по кабакам, подсунуть девок. Глядишь, – стал бы своим, «ручным». Можно было бы решать через него какие то проблемы в зоне, братву «подогревать». Но дальнейшее развитие эти планы не получили. Царапанный через несколько месяцев по пьянке повесился. А Шпана регулярно приезжал в посёлок Пуксинка, где располагалась родная колония. «Грел» братву и для прикрытия привозил по заказу техрука какие-то дефицитные запчасти.