СОКРОВИЩЕ «ЧЕРНОГО ПРИНЦА»


Рассказ Павла Норова


От редакции

«Известия ЦИК» сообщают: «В продолжение 1923-24 гг. Эпрон (экспедиция подводных работ особого назначения на Черном и Азовском морях), несмотря на большие затраченные средства и энергию, не смогла обнаружить места гибели английского парохода «Черный Принц», погибшего в числе многих других английских и французских судов во время шторма 2 (14) ноября 1854 года у Балаклавы. Эпрон, путем водолазного аппарата особой конструкции, обследовал на внешнем рейде Балаклавы площадь в 3–4 квадратных километра с глубинами до 100 метров. Было найдено много обломков деревянных судов, но железного корпуса «Черного Принца» обнаружено не было. Направо от выхода из Балаклавы в море была найдена мачта из тикового дерева, принадлежность которой «Принцу» была более или менее точно установлена.

«Расширение программы работ Эпрона в 1925 г. не позволило уделить достаточного внимания дальнейшим розыскам этого парохода. Однако, к поздней осени удалось выделить маленькую водолазную партию, которой было поручено произвести обследование береговой полосы по обе стороны от выхода из бухты, где глубины дают возможность производить работы в обычных водолазных костюмах.

«17 октября 1925 года, совершенно неожиданно, налево от выхода из бухты, почти под самой башней «Дон», которая хорошо видна с пароходов, идущих на южный берег, на глубине 17 метров были обнаружены выступающие из грунта старые паровые котлы и части набора железного корпуса. После непродолжительных раскопок, водолазная партия убедилась, что это место и является могилой легендарного парохода: никаких сомнений быть не могло, так как «Черный Принц» является единственным паровым судном с железным корпусом из всей погибшей эскадры и никаких других таких же судов у входа в Балаклаву с тех пор не погибало.

«Обследование места гибели «Черного Принца» указывало на то, что корпус парохода, вероятно, разбитый очень основательно, погребен под песком и обломками скал, во время свежей погоды нередко свергавшихся в море. План дальнейших работ по разгрузке и подъему судна заключался в значительных работах по выемке грунта и освобождению частей судна из-под каменных глыб. Эти работы требовали значительных средств — нескольких сот тысяч рублей.

«Хотя работы по подъему «Черного Принца» с технической точки зрения не представляли каких-либо затруднений и являлись для наших водолазов довольно простыми и легкими, экспедиция до последнего времени не считала целесообразным приступать к ним ввиду отсутствия каких-либо документов или точных сведений о действительном нахождении на этом пароходе большой суммы золота.

«Эпрон не располагал излишними средствами для этой рискованной операции, а Наркомфин, вполне резонно, не изъявлял желания выбросить несколько сот тысяч рублей без сколько-нибудь твердой уверенности получить золото..

«20 июня с. г. Эпрон заключил договор с японской водолазной компанией «Синкай Когиосио Лимитед», предоставляющий ей право производства дальнейших работ по подъему и разгрузке парохода «Черный Принц». 28 июня Совнарком СССР разрешил японской компании приступить к производству операций, предусмотренных заключенным договором.

«Перед заключением договора японской компании была предоставлена возможность обследования своими водолазами места гибели парохода, указанного Эпроном, и поэтому Эпрон не берет на себя никакой ответственности за успех предпринятой японской компанией операции.

«Эпрон считает для себя особенно ценным получение возможности подробно ознакомиться с порядком и методами подводных работ, которые практикуются у японцев. Необходимо отметить, что техника производства подводных работ у японцев обладает значительными достижениями, совершенно неизвестными на Западе. В то время, как в Западной Европе завоевание морских глубин идет по линии создания жестких водолазных костюмов и их усовершенствования, японцам удалось, путем создания системы особой тренировки водолазов, ограничиться весьма простыми, но чрезвычайно оригинальными приспособлениями, дающими возможность производить работы на больших глубинах с несравненно большим успехом, чем это мы наблюдаем на Западе. Два года назад г. Катоака — директор упомянутой водолазной компании — сумел выполнить рекордную работу по спасению ценностей в сумме до 12 миллионов рублей с английского парохода, затопленного немецкой подводной лодкой во время империалистической войны в Средиземном море, на глубине около 85 метров.

«Несмотря на короткий срок, прошедший с момента вступления договора в действие, работы по подъему, под руководством 15 японцев-специалистов, начались уже в первых числах августа. Техническое оборудование, выписанное из-за границы, прибыло.

«Можно поэтому предполагать, что ближайшие два-три месяца принесут нам полную разгадку «Черного Принца».

Помещаемый ниже рассказ Павла Норова, написанный специально для «Всемирного Следопыта», отвечает тому большому интересу, который вызывает тайна «Черного Принца». В рассказе развернута тема одного из многих случаев «охоты» за этими полулегендарными сокровищами…

_____
I. В Балаклавской бухте

В знойный июньский полдень, когда солнце бьет отвесными, ослепительными лучами, Балаклавская бухта кажется голубым озером. Резко очерченным полукругом поднимаются вокруг озера террасы гор, усеянные белыми домиками. И снизу кажется, что домики эти висят друг над другом и лепятся по скалистым отрогам, как причудливые гнезда птиц.

В городке тишина. Все спрятались от жаркого южного солнца. Только неутомимые рыбаки-греки возятся около лодок. Они недавно вернулись с рыбной ловли и теперь выгружают из глубоких трюмов рыбу.

Когда солнце приблизится к закату, на набережную явятся балаклавские хозяйки закупать рыбу. И тогда будет здесь шумно: рыбаки будут запрашивать до изнеможения, хозяйки будут торговаться до седьмого пота с криками, визгами и проклятиями. Горяч южный народ! Но теперь стоит тишина.

Балаклавская бухта глубоко врезалась в материк в форме удлиненного овала. Она надежно закрыта со всех сторон, и только в южной части ее виднеется узкий выход на внешний рейд, точно горло бутылки.

Превосходная бухта! Для малых судов порт — лучше не выдумать: тихий, глубоководный. Но проход — предательский, точно подстерегающий корабли с неосторожными лоцманами. Одно неверное движение руля — и катастрофа в свежий ветер неизбежна.

На языке черноморских моряков «свежий ветер» — совсем особое понятие. Когда сорвется норд-ост и, окрасив темно-зеленые волны Черного моря в белый цвет, заставит кипеть вокруг корабля воду, как кипяток в котле, тогда приветливая Балаклавская бухта превращается в опасную ловушку. И горе кораблям, которые попытаются искать спасения в ее водах. Предательский выход из бухты окаймлен высокими, нависшими над морем, скалистыми берегами, словно нарочно устроенными для кораблекрушений.

Недаром Балаклавское взморье еще с древних времен было местом классических кораблекрушений. На дне его каменистого рейда лежат сотни кораблей. Финикияне, греки, генуэзцы, римляне, турки и, позднее, англичане, французы, итальянцы — все эти народы оставили здесь свои корабли.

Это древняя морская усыпальница, которая среди мировых морских кладбищ уступает разве только знаменитому Саргассову морю и берегам Новой Земли, куда подводным течением сносятся остовы погибших кораблей…

Такие мысли пробегали в голове молодого помощника командира водолазной команды, Ивана Васильевича Резцова, который стоял на высокой скале, над самым выходом из Балаклавской бухты, и смотрел на внешний рейд.

На рейде шли водолазные работы. Около черного низкобортного водолазного баркаса виднелись два сильных парохода с могучими лебедками.

— Какого черта эти американцы ищут? — прошептал Резцов, впиваясь зоркими глазами в знакомую картину водолазных работ. Вся его крепкая, мускулистая фигура напряглась, точно для прыжка; на загорелом лице с сильно развитой нижней челюстью проступило хищное выражение, а волосатый кулак ударил по выступу скалы.

— Не добьешься ничего у дьяволов! — со злобой заключил он. — Ну, да я узнаю! Археологи?! Как бы не так…

Резцов отвернулся от волновавшей его картины и крупными шагами пошел по каменистой тропинке, назад в город.

II. Что искали американцы?

Дело было в 1892 году. В Петербург, в морское министерство, поступило ходатайство «Американского Общества морских изысканий», поддержанное Вашингтоном, о разрешении Обществу произвести с научно-археологическими целями исследование некоторых бухт южного побережья Черного моря.

Ходатайство начало ходить по инстанциям и, вероятно, это «хождение по мукам» затянулось бы надолго, если бы догадливые янки не зашелестели вовремя банкнотами.

Когда банкноты с солидным количеством тысяч долларов были вручены по соответствующим инстанциям, канцелярское «хождение» круто изменило свой медлительный характер и приобрело необычайную резвость. Немедленно была получена подпись самого министра. «Дело» взлетело в «высочайшие сферы» и получило пометку:

— «Одобряю».

И полетели к севастопольскому морскому начальству бумаги с предписанием:

— «Оказать всякое содействие американскому обществу для его изысканий и дать в его распоряжение водолазную команду из севастопольского порта».

Правда, севастопольское морское начальство тоже не вчера родилось на свет. И потому американским банкнотам пришлось шелестеть еще раз. Но, как бы то ни было, к изысканиям американцы были допущены с большой любезностью.

— К вашим услугам… — сказал седой начальник порта. — Хоть все Черное море обшарьте… Нам не жалко!

Американцы вежливо улыбались и заявили, что их интересует в настоящее время Балаклавская бухта и прилегающий рейд. На водолазную команду согласились, а когда приехали на место, то оказалось, что из Англии прибыло два специальных парохода и своя водолазная команда. А русскую просили «пока подождать»…

Командир водолазной команды, морской офицер Хохлов, который значительно больше любил исследовать крымские кафе-шантаны, чем морское дно, оставил команду на помощника. И на прощанье сказал ему:

— Вы, дорогой мой, того, — оставайтесь стеречь американцев, а я поеду по делам службы в Ялту.

Помощник Резцов козырнул начальству и сказал:

— Слушаю-с!

А про себя подумал:

«Знаем мы твои «дела службы», — они в шелковых чулках ногами дрыгают»…

Был он человек завистливый, жадный и решительный, но скрытный.

Теперь он каждый день смотрел на эти изыскания издалека и терзался мыслью, что американцы что-нибудь ценное со дна выгребут. И пройдет это мимо него, мимо жадного резцовского рта. Он давно мечтал разбогатеть как-нибудь этак экстренно, чтобы бросить беспокойную службу и пожить широко.

Шагая домой, Резцов продолжал думать:

«Хоть тресну, а дознаюсь, чего ищут проклятые американцы!»

И вдруг мелькнула у него мысль:

«А ведь, надо мне поговорить с дедушкой Прониным. Ему восьмой десяток пошел, он многое помнит. Эта старая морская крыса должна очень много знать! Обязательно поговорю!»

И приняв это решение, Резцов зашагал быстрее, хотя жгучее солнце так и палило своими лучами в этот полуденный час.

III. Дедушка знает многое, да не все говорит

Маленький домик дедушки Пронина стоял почти рядом с тем помещением, где расположилась водолазная команда.

Был он, собственно, даже не дедушка, а прадедушка. У старшей его внучки был уже маленький ребенок. Жил старина в Балаклаве со времен очаковских и покоренья Крыма. В севастопольскую кампанию был морским канониром, много потом всяких должностей прошел по морскому делу. А теперь благодушествовал на покое в своем домике, но все же в огороде копался. Крепкого дерева был старик.

Резцов столовался в семье Прониных и даже слегка ухаживал за хорошенькой Варей, младшей из внучек почтенного ветерана.

Обедали здесь по старинному, в два часа. Глава дома, Степан Иванович Пронин, по древности лет ел больше тюрю из редьки с квасом. Ел и похваливал:

— Самая настоящая еда — от нее человек долго живет!

Резцов решил поступить политично. После обеда он посидел с Варей; поболтал, пока старик отдыхал. И явился к нему в самый удобный момент, когда Степан Иванович выспался и попыхивал в садике трубочкой.

Завязался разговор.

— Ты спрашиваешь, чего ищут американцы в рейде? — говорил Степан Иванович, пуская густую струю крепкого дыма сквозь белые усы. — Известно, чего — денег. Человек всегда денег ищет. Потому жаден он и неразумен. Да…

Резцов насторожился.

— Каких денег, Степан Иванович?

Старик усмехнулся.

— В нашем Балаклавском рейде, брат, много денег лежит. Клады огромаднейшие на дне моря хранятся. Где ишут-то?

— От острова на восток… с милю…

— Ну, и вышли дураки! Не там ищут. В этом месте, действительно, погибло около тридцати кораблей. В пятьдесят четвертом году… Да не те…

Резцов так и загорелся от жадного нетерпения, и срывающимся голосом спросил:

— А где же, Степан Иванович?



Дедушка Пронин, Севастопольский ветеран, крепкого дерева старик…

Старик хитро прищурился и посмотрел на него все еще зоркими глазами:

— А тебе-то что, дружок? Ведь ты искать не собираешься?

Резцов съежился и побагровел.

— Да нет… — пробормотал он. — Я так… из любопытства…

И, оправившись, заговорил смелее.

— Я все собираюсь, дедушка, вас просить рассказать мне про Севастополь кую кампанию. Если вас не затруднит, конечно; вы ведь все помните…

Дедушка тихо засмеялся.

— Да, память еще не отшибло пока. Даже лучше помню, что было пятьдесят лет назад, чем недавно. Если любопытно — послушай; расскажу, пожалей, что было в пятьдесят четвертом. Страшный был этот год. Ну, а один день — второе ноября — тот всех страшнее был. Восьмой десяток около Черного моря живу, чай, лет сорок, поди, плавал по нем, а такого шторма не запомню. Гневное наше море по осени и к зиме, а тут уже такое было, что сверх всякой меры хватило.

Дедушка Пронин раскурил трубку и продолжал:

— В те поры я был на морской службе канониром при береговой батарее. Служба тогда, при Николае первом, была лютая — по двадцать пять лет сроком. Моей службе шел год седьмой, и попался я в севастопольскую кампанию. Сильной рукой шел на нас неприятель— англичанин, француз, итальянец, турок — навалился силой. Для дессанту пригнали четыреста судов. Сначала высадили шестьдесят пять тысяч войска, обошли Севастополь с востока. А тут, слышим, еще дессант привезли на двухстах судах паровых. И вытянулись в кильватерную колонну вдоль всего берега, от Качи до Балаклавы. Наша батарея стояла у Карантинной бухты, и была у нас неприятельская эскадра под обстрелом.

В начале октября подошли англичане к Севастополю. И до чего хитры— псы! Большие у них были парусники, а паровые суда малые. Так они сняли все мачты с больших судов, чтоб меньше прицелу было. Пришвартовали к парусникам пароходы, да так, ползком, и подошли к Севастополю.

Открыли такую пальбу по городу, что небу стало жарко. Стоял на море штиль, и от дыма на рейде ничего не было видно. Двадцать тысяч ядер по городу выпустили. А убили семьдесят человек.

Мы отвечали калеными ядрами. Накалим ядро до-красна, да так в пушку и сунем. Чтобы пожар на корабле произвести Сожгли кое-какие. Но им это ни по чем. И не дрогнули.

На море мы с ними ничего не могли сделать, потому наш флот был почти весь парусный, а их почти сплошь паровой. Затопили мы свои корабли у входа в Северную бухту, с остальными спрятались в Южную. И засели там, как мыши в норе.

Первого ноября выглянули из брустверов[1]) на море. Смотрим — силой подходят. В две кильватерных[2]) колонны пароходов и баркасов вытянулось в сотню. Стали на якорь становиться. На завтра высадка. Ну, значит, будет нам работа, а потом, того и гляди, и самих нас прихлопнут.

Только к вечеру, смотрим, командир наш веселый ходит, говорит:

— Ребята! Быть завтра большой буре. Барометр сильно падает. Достанется англичанам при дессанте на орехи!

Ну, мы себе намотали на ус. Значит, бить будем орудиями. Снаряду припасли достаточно. Вышел я в первой ночной смене, посмотрел на барометр — батюшки! Совсем упал — на великую бурю. И назначил меня командир в эту ночь пройти к Балаклаве лазутчиком. Возвращаюсь я — зги не видать… Небо черное, воздух душный — буря надвигается. А через час поднялась такая, что и мы свету не взвидели на берегу. Минареты сносит прочь, дома которые расшвыряло, с которых крыши посносило, палатки в лагерях унесло. А в море? Ад кипучий стоит!.. Вода побелела, волны, как горы, ходят, а на рейде такая толчея поднялась, что страх берет. Суда с якорей рвет, мачты ломает. В первый же час с десяток паровых судов оборвалось с якорей, бросило их на скалы и разбило, как яичную скорлупу. Другие повернули носом к морю, дали полный ход парам, чтобы уйти в открытое море. Смотрим, загорелись сердечные от перегрева котлов… Заживо горит народ… Тысячи людей бросаются в море и тут же тонут — где выплыть!..

— Ну, впрочем, и нашим в те поры приходилось не сладко! — продолжал старый боцман, — генералы нас одолели! Каждый на свой манер мудрил, а людей не жалели. Недаром тогда солдаты про генералов песню сложили. До сих пор наизусть ее помню. Наши солдаты ее пели тогда.

И старик, не без огонька, дребезжащим голосом пропел такую солдатскую песенку [3]):

Долго Рревский генерал

К Горчакову приставал:

«Князь, займи ты эту гору,

Не вступая со мной в споры, —

Я отказа не снесу,

В Питер тотчас донесу».

Горчаков собрал совет.

Генералы, съев обед,

Гору штурмовать решили,

И Липранде предложили

Лишний крест приобрести —

Войско на бой повести.

Но Липранде:

«Нет, атанде!..

Тут нам умного не надо,

Вы назначьте-ка Реада,

А я не пойду,

Лучше малость подожду!»

Генералы рассуждали,

Диспозицию писали;

Вышло гладко на бумаге,

Да забыли про овраги.

На Федюхины высоты

Нас пришло всего три роты,

А в атаку ту, в штыки —

Вышли целые полки.

— Вот как нашего брата тогда крошили! — уже сердито закончил старый боцман. — Народ был крепостной, для господ генералов — дешевле скота…

Старого моряка взволновали эти воспоминания. Он встал со стула и заходил по садику. Резцов спросил:

— Ну, а что же, батареи в корабли стреляли?

Старик нахмурился.

— Нет. О стрельбе тогда забыли… — и тут же добавил сурово:

— Разве в гибнущих людей можно стрелять? Это уж не солдатское будет дело, а разбойное. Мы — не генералы!

Резцов криво усмехнулся, но промолчал. А старый моряк закончил так:

— Погоди! Я схожу, достану свою памятную книжку, тогда расскажу, какие суда тогда погибли, спасая самое дорогое для них судно, которое звалось по английски «Блек-Принц». По русски значит: «Черный Принц».

И старик ушел в домик.

IV. Как погиб «Черный Принц».

Вот что рассказал Резцову старый боцман, изредка заглядывая в старинную книгу в переплете из телячьей кожи.

«На внешнем рейде в этот день погибло тридцать пять судов. Первым сорвался с якоря американский паровой транспорт «Прогресс». Он протаранил по пути еще три судна, а затем всех четверых бросило на скалы и разбило в щепы. Далее налетел на скалы корабль «Сити-Лондон». Его капитан, Левис, во время удара схватился за канат, и его раздавило в лепешку между скалой и судном. Громадное американское транспортное судно «Вулкан», где была тысяча солдат, выбросило четыре якоря. Через короткое время все цепи оборвались, и судно бросило на скалы с такой силой, что оно разлетелось в щепы. Вест-индский пароход «Мельбурн», который вез бочки с ромом, так стремительно кинуло на берег, что семь человек экипажа ракетами вылетели на верхушку скалы. Остальные погибли, раздавленные сотнями бочек рома, плававшими среди людей.

«Но большой, совершенно новый винтовой пароход «Блек-Принц», который вез самый ценный груз — двести тысяч фунтов стерлингов золотом (жалованье войску) — англичане решили спасти во что бы то ни стало. Громадной силы машины позволяли ему некоторое время бороться с ураганом. Он держался против урагана силой всех своих машин, дав им полный ход. На этом корабле был лучший английский моряк — капитан Гудель. Но ураган был слишком силен, и, когда больше нельзя было держаться, капитан Гудель решился на последнее средство: он приказал срубить все мачты, чтоб облегчить пароход.

«И этот маневр его погубил. Такелаж одной из мачт упал на винт, запутал его, и машина перестала работать.

«Разом сорвались все якоря, и корабль понесло на скалы. Капитан Гудель объявил экипажу, что теперь всякий может спасать свою жизнь. И сам бросился в кипящую пучину моря.

«Три раза бросало «Черного Принца» на скалы. Четвертым ударом ему пробило бок, и пароход пошел ко дну со всем экипажем. Из полутораста человек спаслось только шесть-семь матросов и мичман Конгреф. Так погибли все сокровища «Черного Принца».

«Только одному пароходу «Авон» удалось проскочить через узкое кипящее горло в Балаклавскую бухту. По пути этот пароход протаранил и утопил несколько судов. Его бросало, как щепку, из стороны в сторону. Но сам он спасся».[4])

…………………..

Резцов прослушал живой, образный рассказ старого моряка с напряженным вниманием. Закончив, старик выколотил трубочку и после минутного молчания добавил:

— Тогда же я заметил и нанес на карту то место, где затонул «Черный Принц». На моих глазах дело было.



Английский флот перед Балаклавой во время шторма 14 ноября 1854 года.
С картины И. К. Айвазовского. Грав. Пястушкевич. 

Резцов с притворным равнодушием спросил:

— И карта в этой книжке?

— Да…

— Любопытно! Вы могли бы, дедушка, теперь продать свой секрет американцам очень дорого.

Старый моряк покачал головой.

— Не продам. Пусть умрет со мной. Золото портит людей. Пусть себе лежит на дне моря. И так уж много крови пролилось из-за золота. План этот возьму с собой в гроб.

Резцов вздохнул и искоса посмотрел на старика. А тот спрятал книжку в глубокий карман и мирно продолжал курить трубку.

Ну, вот тебе, сынок, история «Черного Принца». Теперь понял, что ищут американцы?..

— Да… Понял…

* * *

С этого дня Резцов потерял покой.

«Как? Сокровище так близко, можно сказать, под руками, а старый дурак умрет и похоронит с собой план места, где затонул «Черный Принц»! Не бывать этому никогда! Надо пойти на все, но план добыть. Но как добыть? Украсть книжку Пронина не так легко — старик зорок и крепок еще, зря у него ничего не валяется. Убедить его поделиться своей тайной? Пустая надежда! Старик упрям и, главное, совсем не жаден на деньги; скопил себе кое-что и доволен. Нет! Тут нужно придумать что-нибудь похитрее!»

И вдруг Резцова осенила мысль, от которой он пришел сразу в веселое настроение:

«Варя выручит!»

До сих пор он лишь слегка ухаживал за внучкой Пронина, Варей. Теперь он решил «заняться» этой девушкой «всерьез».

Сказано — сделано. Следующая неделя прошла в усиленной артиллерийской подготовке. И в тихую, лунную ночь, когда волнует и томит южный воздух Крыма, свидание завершилось горячим признанием в любви.

На одной из скал Балаклавского берега они сидели в полном одиночестве и тишине. Резцов шептал:

— Ну, Ванюшя, это решено! Ты теперь моя невеста! Только пока дедушке ничего не говори…

Варя удивилась.

— Почему, милый?

— Да потому, что мне нужно еще выполнить ряд разных формальностей. Понимаешь — я офицер инженерных войск, надо взять разрешение начальства, ну там реверс[5]), может быть, придется внести. Словом, это долго рассказывать — не поймешь; через месяц все устрою и тогда формально объявим.

Девушка опечалилась.

— А пока?

— Ну, а пока будем, конечно, видеться. Неужели я утерплю хоть денек без тебя?..

Провожая Варю домой, Резцов думал:

«Ну, за месяц я тебя так приручу, голубушка, что ты для меня что угодно сделаешь»!

И офицер самодовольно закрутил черный, жесткий ус.

V. Удача идет навстречу Резцову.

Третий месяц возились американцы на рейде, а дело у них, видимо, подвигалось туго.

Теперь обследование морского дна передвинулось от острова к береговым скалам Балаклавы. И тут, на глубине около 90 метров, погибли два водолаза. Тогда вспомнили о русской водолазной команде, отданной в распоряжение компании. Командир команды получил приглашение «пожаловать на американский пароход».

Командир Хохлов был занят в это время обследованием симферопольских ресторанов; приглашение принял его помощник— Резцов. Он давно этого ждал. Хотелось ближе посмотреть, что делают эти загадочные «морские археологи».

Резцов пришел в водолазную команду и здесь отобрал партию лучших водолазов:

— Незамай, Кривенко, Осипов!

Вытянулось три молодца: Незамай — плотный, чернобровый, с богатырской грудью и добродушным лицом, сухой и сильный Кривенко, и Осипов — плечистый и рослый. В водолазы берут только очень сильных людей, привычных к морю.

— Ребята! — крикнул Резцов с наигранной веселостью. — На работу сегодня!

— Есть, ваше благородие! — гаркнули водолазы.

— Американца выручать. У него дело разладилось. К часу соберите все в порядке. Осипов — ты старшиной будешь…

Часа через два водолазный баркас подвалил к американскому пароходу. Резцов прошел к капитану. В кают-кампании его ждали капитан — седой, бородатый англичанин, и два бритых американца. Один из американцев заговорил по русски, выбирая слова и часто останавливаясь.

— Ви командер водолазни команди?

— Да.

Американец объяснил, что на последних работах они потеряли двух своих лучших водолазов, и теперь временно прекращают работы, до приезда новой партии из Америки. Суда они отведут к Севастополю, а русской команде дают следующее поручение: обследовать рейд балаклавского побережья и наметить приблизительно места затонувших судов, вне района, уже обследованного ими.

— Чтобы не терять времени до осенних бурь, — объяснил американец.

За эту работу, на которую назначался месяц, американцы обещали команде особое вознаграждение в тысячу долларов. Резцов быстро сообразил всю выгоду этого предложение для его планов.

«Это как раз то, что мне сейчас нужно — подумал он. — В этот месяц надо все кончить». И он немедленно выразил свое согласие. Тут же было подписано соглашение на двух языках: английском и русском. Резцов получил аванс в пятьсот долларов.

На другой день американцы снялись с якоря и отплыли, а русская водолазная команда принялась за работу. Командира Хохлова Резцов известил письменно, на что получил в ответ телеграмму:

— «Дуй белку в хвост и в гриву. Благословляю!»

Видимо, телеграмма писалась неунывающим командиром под веселую руку.

Водолазы были очень довольны американским дополнительным вознаграждением. Работа закипела. Резцов, сам опытный водолаз, разбил предполагаемую к исследованию часть залива на правильные секторы. Водолазный паровой баркас должен был передвигаться по составленному Резцовым плану, и попутно наносить на особую карту все, что найдется на дне.

В первый же день Резцов решил, что опустится сам, взяв с собой водолаза Незамая в качестве помощника.

На баркасе все приготовили для спуска. Четыре человека стали у двух нагнетательных насосов, снабжающих водолазов воздухом по резиновым трубкам, двое других заняли места у сигнальных веревок.

Первым одели в водолазный костюм Незамая, а вторым Резцова.

По двум лестницам они спустились на морское дно. Стоял яркий солнечный день, и вода была прозрачна, как растопленный сапфир.

VI. Водолазные работы.

Глубина достигала тридцати метров. Оставаться под водой можно было часа полтора.

Дно было каменистое. Резцов огляделся и пошел по дну. Он увидел множество корабельных обломков; кузова судов, килями вверх, лежали на дне, покрытые перламутровой сеткой раковин и моллюсков.

Резцов оставил Незамая у первого кузова. Заранее было условлено, что Незамай обшарит первое попавшееся им судно, а Резцов пройдет подальше, насколько позволит длина сигнальной веревки и воздушной трубки.

Над водой было жарко. А здесь, на глубине тридцати метров — прохладно. Так всегда бывает при спуске на морское дно.

Резцов коротко дернул сигнальную веревку один раз. Это означало на водолазном языке:

«Я на грунте. Чувствую себя хорошо».

И действительно, Резцов почувствовал теперь сильный подъем, хотя обычно под водой водолазы испытывают несколько угнетенное состояние духа, которое проходит сейчас же, как только их вытащат наверх.

Незамай ворочался, как подводное чудовище, около затонувшего судна — он искал входа внутрь, чтобы доложить затем командиру об увиденном. Резцов два раза волнообразно потряс сигнальную веревку. Это означало:

«Потрави веревку и трубку».

Тут же, почувствовав, что веревка и трубка подались — смело двинулся вперед. Условлено было заранее, что по-травка может дойти до ста метров — в этом радиусе Резцов и решил произвести свои обследования.

Резцов легко пошел по морскому дну. Каждая свинцовая подошва его водолазных «галош» весила около десяти кило, да свинцовые грузы — спинной и грудной— по сорока кило каждый. Но здесь, на тридцатиметровой глубине, этот груз не чувствовался. Без него водолаза выбросило бы наверх, как пробку из бутылки забродившего кваса.

На морском дне стоял зеленоватый полумрак, в котором привычный глаз водолаза разбирается легко метров на 5–6 вокруг. Каменистое дно было густо усеяно раковинами. Блестящая поверхность их давала отраженный свет. В некоторых местах было совсем темно — здесь скопились обломки погибших кораблей. Резцов пошел к этим темным пятнам, беспрестанно требуя дальнейшей «потравки» сверху.

VII. Решение на дне моря.

Подводная жизнь мало интересовала Резцова, усердно исследовавшего обломки погибших кораблей, в надежде наткнуться на остов «Черного Принца». Но в этом обширном морском кладбище не так легко было сразу ориентироваться даже привычному и опытному водолазу.

Обломки затонувших судов виднелись во многих местах. Обломки эти густо затянуло моллюсками. А скелеты людей, отшлифованные как слоновая кость, с обрывками одежды, — говорили о том, что здесь некогда произошла трагедия со многими человеческими жертвами.

Захваченным с собой острым топором Резцов отбивал моллюсков, толстой корой облепивших корпуса судов, чтобы прочесть имя погибшего судна.

«Все не то! — с досадой думал он. — Нет, так его не найдешь, хоть целый месяц ищи. Надо знать точнее место…»

Его мысли были внезапно прерваны резким рывком сигнальной веревки. Старшина сверху спрашивал:

«Как себя чувствуешь?» И вслед за этим два раза веревка затряслась волнообразно. Это означало:

«Не ходи дальше. Шланг весь вышел».

Резцов, увлекшись поисками, зашел дальше условленного района. Шум в ушах стоял сильный. И внезапно Резцова охватила злоба. Он слишком долго пробыл под водой. И даже на его крепкий организм это подействовало — глухое раздражение накатывалось на него.

«Дурак! — подумал он. — Разве так ищут? Надо во что бы то ни стало достать книжку с картой у старика… через… Варю… Или… — он мрачно задумался, — если она не захочет, так я сам достану. Хоть убью, а достану…»

Резцов быстро пошел к месту подъема, где уже стоял наготове водолаз Незамай, сигнализируя что-то наверх, и отрывисто дернул сигнальную веревку три раза:

«Поднимай наверх. Выхожу».

То же сделал и Незамай.

Наверху водолазов освободили от тяжелых одеяний. Оба немедленно легли на палубу ничком, и лежали так с полчаса, отдыхая.

Когда Резцов переоделся в форму, старшина Осипов почтительно доложил:

— Ваше благородие пробыли два часа. Мы уж думали, не случилось ли чего? Сигнализировали Незамаю — так тот успокоил: здоровы.

Резцов угрюмо выслушал его и резко сказал:

— Осматривал дно. Дай карту! — И нанес на память место, где находил обломки и остатки погибших кораблей англо-французской эскадры. Потом так же угрюмо заявил старшине:

— Теперь будете каждый день работать по размеченному плану секторами. Понимаешь? — и он указал пальцем на расчерченную карту.

— Докладывать мне каждый вечер. Я буду наносить. А работу — ведите пока сами.



Обозначения на рисунке: 1 —буйки; 2— нагнетательные насосы; 3 —якорные цепи: 4 —лестница для спуска водолазов; 5—канаты, на которых опускают водолазов; 6—резиновые трубки для подачи воздуха (кишка).

Умный матрос первой статьи, старшина Осипов, сдержанно ответил:

— Есть, ваше благородие! Справимся! В эту пору погода штилевая. Работа легко пойдет.

Резцов внимательно посмотрел на него и отчеканил:

— Незамая спиши с баркаса. Пришлю приказ. Будет при мне вестовым.

Старшина Осипов про себя удивился: лучшего водолаза в команде, и вдруг — вестовым! Чудаки эти, господа офицеры! Но строго держа дисциплину, вслух сказал:

— Есть, ваше благородие!

Резцов съехал на берег на маленьком паровом вельботе, захватив с собой Незамая.

Сегодня на дне моря им было принято твердое решение: не терять теперь ни одного дня. Итти самым быстрым темпом к цели, чтобы успеть все закончить в данный американцами месячный срок. Незамай должен будет ему помочь. Из всей команды он выбрал этого добродушного, сильного детину, производившего впечатление человека скромного и молчаливого. Да и водолаз он отличный.

— Надо его обработать, не посвящая, конечно, ни во что, — решил Резцов, выскакивая из вельбота на пристань в Балаклавской бухте.

VIII. Простые души обрабатываются.

— Ты понимаешь, Незамай, — внушительно говорил Резцов в своей канцелярии при казарме водолазной команды, — что я тебя приближаю к себе. Значит, оказываю доверие. Можешь ты это понимать?

Незамай скромно стоял, вытянувшись у притолки. Он отвечал без запинки:

— Есть, ваше благородие. Мы это могим понимать. Даже вполне.

— Кто ты? — продолжал Резцов, пуская сигарный дым спиральными кольцами в воздух. — Простой матрос второй статьи. А я офицер. Вот кончишь свой срок службы, и если верно будешь мне служить, я тебя могу устроить… того… вообще… недурно…

Резцов сам не знал, куда он собственно может устроить Незамая, но простодушный матрос уже отвечал с веселой готовностью:

— Есть, ваше благородие! Так что покорно благодарим.

— Ты человек холостой?

— Так точно.

— Ну, вот и отлично. Будешь моим вестовым, а Андрейчука я спишу на баркас. У него язык бабий — болтает много лишнего. А я хочу, чтобы мой вестовой был не болтун, не шатун… Чтобы язык за зубами держал, — уже строго повышая тон, сказал Резцов. — Мало ли что господа офицеры делают! Чтоб молчок — понимаешь?

Незамай охотно согласился.

— Есть, ваше благородие. Чего языком трепать зря?

— Ну, так вот, — заключил Резцов. — Теперь сходи-ка ты к Прониной барышне, Варваре Сергевне, да отнеси ей эту записку. Знаешь ее?

Незамай добродушно усмехнулся.

— Чернявенькая из себя… Внучкой будет дедушке Степану Ивановичу… Знаем…

— Только, смотри, отдай так, чтобы никто не видал. Понял? И особенно дедушка.

— Есть! Сделаем в плепорцию.

Резцов передал записку, и когда Незамай ушел, задумался.

«Это будет решительный ход. Чорт возьми, надо бить наверняка! Если Варя согласится украсть эту проклятую книжку— дело в шляпе. Если нет — сорвалось дело. Без этого плана надо целый год тут шарить по дну, да и то не найдешь… Будь, что будет — дело ставлю ва-банк! Кончится месяц, вернутся американцы— тогда искать уже не так свободно будет. Да может, и откомандируют назад, в Севастополь… Одним словом, это единственный счастливый случай. И его прозевать? Отказаться от этих денег? Двести тысяч фунтов стерлингов золотом — два миллиона! Что на них можно сделать? Богачом жить, уехать, чорт возьми, за границу, бросить эту проклятую, опасную службу. Незамай будет мне помогать — одному нельзя за это дело взяться… А Варя? Она и вправду думает, что я женюсь на ней… Ха! Ха! Дудки, голубушка! Но пока — пока надо взять себя в руки… Терпенье! Терпенье!»

Все эти мысли бурно и беспорядочно проносились в голове Резцова. И он не заметил, как в комнату тихо вошел Незамай и прошептал:

— Ваше благородие! Извольте принят писульку от барышни…

Резцов схватил записку из рук вестового и прочел два слова:

«Приду, милый…»

Через час, перед закатом, Резцов стоял на выступе скалистого отрога, близ Балаклавского рейда, и ждал Варю. Это было постоянное место их встреч. В сонной Балаклаве мало находилось охотников гулять по этим крутым тропинкам. Но если не находилось здесь туристов и обывателей-охотников до прогулок, то встречались «охотники» другого сорта — балаклавские контрабандисты. Здесь, на малодоступных для береговой стража местах, они прятали товары, доставляемые им в темные ночи на турецких фелюгах, и отсюда потихоньку сплавляли их дальше.

Христо Беретос, главарь шайки греков-контрабандистов, в эту минуту сидел в узкой расщелине скалы и наблюдал за шагавшим взад и вперед Резцовым. Христо скрипел зубами от злобы. Как стемнеет, ему должны сюда доставить товар на специально приспособленном блоке по канату с моря. Этот чортов малый может помешать. Кого он ждет?

В эту минуту Христо увидел, как из-за поворота скалы быстро вышла в белом платочке Варя и побежала к молодому человеку. Грек тихо зацокал языком:

— Це! це! це! Внучка старого боцмана! Чего им здесь нужно? — И насторожил чуткое ухо.

Резцов прерывающимся голосом говорил:

— Дорогая, теперь судьба наша в твоих руках. Ты понимаешь, мне дано такое важное поручение от этих американцев — обследовать рейд и наметить, где лежат затонувшие суда. Если я выполню это хорошо, меня ждет крупная награда и повышение по службе. И тогда наша свадьба обеспечена.

— Какое счастье! — лепетала Варя, прижимаясь к Резцову. — Милый, дорогой мой…

Тот сурово отстранил ее.

— Но я этого не могу сделать.

— Почему? Почему же?

Резцов трагическим жестом ударил себя в грудь.

— Я спускался сегодня на дно… Осматривал… Здесь работы хватит на год… И тогда — прощай и награда и повышение… Прощай и наша свадьба!..

Варя тихо заплакала и прижалась опять к Резцову.

— Милый, что же делать? Чем тут я могу помочь?

Резцов заговорил убедительно и властно:

— Можешь! Затем я тебя и вызвал. Если хочешь нашей свадьбы — помоги.

— Я все сделаю, — горячо воскликнула Варя.

— Слушай! У твоего деда, в его памятной книге, записан подробный план расположения погибших кораблей. Надо его достать.

— Так попросим у него…

Резцов усмехнулся.

— Я просил. Не дает и не даст. Твой дед — старый чудак. Он помешался на том, что это его тайна, которая должна умереть с ним.

— Я его упрошу! Дедушка меня любит и сделает это для моего счастья. Я открою ему, что ты мой жених.

Резцов крепко сжал ее руку:

— Нет! Этого нельзя делать ни под каким видом. Ты глупенькая, Варюша. Надо это сделать по другому.

— Как же?

— Взять эту книгу.

Варя тихо вскрикнула и бессильно опустилась на выступ скалы.

— Как взять? Тайно?

— Ну, да!

— Значит, украсть?..

Резцов резко захохотал:

— Не делай глупых драм, Варя. Дело идет о нашем счастье. Не украсть, а взять всего на час. На один час! Я сниму копию с планов и верну книгу тебе. Ты ее положишь на место, и никто никогда не узнает об этом. Поняла?

Варя чуть слышно ответила:

— Поняла…

За выступом скалы, в узком ущельи, Христо не пропустил ни одного слова из этой беседы. И когда молодые люди пошли по дороге к Балаклаве, он выразительно зацокал:

— Це! це! це! Тут что-то неспроста! Надо последить…

Багряно-золотистое солнце окуналось в море, словно собиралось нырнуть туда. Розоватые лучи яркими бликами побежали по гладкой водной поверхности, точно дарили море последними ласками уходившего солнца. Быстро спускалась южная ночь.

Далеко внизу, на море, гудел глухой шум волн. Его прорезал протяжный свист. Христо выполз из своей щели и три раза прокричал совой… Где-то среди камней заскрипел блок.

IX. Буек поставлен.

Через три дня Резцов сидел, запершись на ключ, в своей комнате и жадными, внимательными глазами пожирал страницы старой книги в кожаном переплете. Тут же сидела Варя и тревожно рассказывала:

— На наше счастье дедушка вчера вечером вынул книгу и стал туда что-то писать. Я поглядела, куда он ее прячет, — в железную шкатулку. Ключи он всегда в кармане пиджака носит. Лег он сегодня после обедав саду отдохнуть — смотрю: пиджак висит на гвозде. Схватила ключ, открыла шкатулку, вынула книгу… и ну бежать к тебе. Уж как положу назад — и сама не знаю…

Резцов не слушал ее. Он судорожно перелистывал страницы, ища нужного плана. Быстро пробежал глазами несколько планов, набросанных старым боцманом — и вдруг чуть не вскрикнул от радости. Сверху одного плана стояла надпись:

«Место гибели парового судна «Черный Принц» в 1854 году, по показаниям очевидцев, по сей карте».

Здесь был нарисован план внешнего рейда с выходом из Балаклавской бухты. Тщательно зарисованы все мысы и выступы. И в одном месте поставлен черный крест. Внизу — пояснительная надпись:

«От левого крыла выходного жерла бухты по внешнему рейду отойдя сто сорок шагов. Прямо на взморье против Красного мыса сажен сорок. Пошел вверх килем после трех ударов о скалы».

Резцов быстро записал эти слова, скопировал план и быстро перелистал книгу до конца. Дальше шли отметки о совершенно неинтересных ему авариях. Он глубоко вздохнул, точно сбросил с себя стопудовую тяжесть, и протянул книгу Варе.

— Беги скорей… Клади на место…

Варя удивилась:

— Так скоро? Только и всего!

Резцов радостно рассмеялся:

— Только и всего, дорогая! Беги скорей! Наше счастье близко…

Варя убежала, а Резцов кликнул Незамая, велел приготовить паровой вельбот [6]) и взять с собой самый сильный морской телескоп.

А пока готовили вельбот в бухте, он быстро зашагал к внешнему рейду, взобрался на выступ крутого берега и принялся отмеривать ровными аршинными шагами отмеченное в книге расстояние. Когда место было найдено, он подошел к выступу крутого берега, возвышавшегося на несколько десятков метров над морем, нагнулся — и увидел внизу гладко отполированный волнами острый мыс темно-красного цвета.

— Не соврал старик! — радостно прошептал Резцов и впился глазами в море. Его наметанный «морской глаз» быстро определил приблизительное расстояние в сорок сажен на взморье.

«Так вот где ты, голубчик, находишься? Мой дорогой «Черный Принц» со своими затонувшими сокровищами… А дураки американцы ищут тебя в трех километрах отсюда! Хе! Хе! Хе!».

Он засмеялся тихим, внутренним смехом человека, который уже протянул руку к сокровищу и знает, что оно ему принадлежит. Потом, почти бегом, пустился к бухте, перескакивая через камни, как горный козел. Он чувствовал такой подъем духа, что готов был прыгнуть прямо вниз, но во время себя сдержал и быстрыми шагами подошел к вельботу.

Незамай с телескопом стоял на юте и ждал начальника. Резцов вскочил одним прыжком на трап и отдал приказ в машину:

— Вперед! До полного!

Вельбот ринулся из бухты, пролетел ее стрелой, вылетел на внешний рейд и описал большую дугу влево от выхода Затем, замедлив ход, подошел почт вплотную к Красному мысу. Отсюда прямой линии Резцов отмерил нужные сорок сажен и коротко сказал:

— Якорь!

Загремела якорная цепь. Вельбот замер на месте, тихо колыхаясь на мелкой волне. На море стоял штиль. Солнце прошло зенит, но бросало все еще жаркие лучи. Далеко маячил водолазный баркас; там шли работы. Резцов взял сильный морской телескоп и стал вглядываться в глубину. Но видно было только метров на двадцать, а дальше шла муть.

— Незамай! — крикнул Резцов. — Смерь-ка глубину…

Незамай скоро доложил:

— Так что шестьдесят метров, ваше благородие! Глыбко будет…

— Брось буек! — распорядился Резцов.

И пока шли приготовления, он раздумывал:

«Надо будет это дело поумнее обставить. По команде объявлю, что начну сам обследования от выхода из бухты— для скорости. Это ни у кого не возбудит подозрения. Потом надо будет удалить людей с вельбота — механика и кочегара. Сам их заменю. Перенести сюда нагнетательный насос небольшой, два водолазных костюма. Кроме Незамая никого нельзя брать — разболтают».

В это время раздался голос Незамая:

— Есть буек!

Резцов приказал машине тихий ход и поплыл вдоль берега. Он слышал от кого-то из старожилов, что есть в крутых балаклавских берегах хорошо скрытые пещеры, которыми прежде пользовались контрабандисты. Надо было найти такую на всякий случай, если придется временно спрятать сокровище.

Острыми глазами он обшаривал крутые, каменистые берега и, наконец, нашел полукруглую щель — вход в пещеру.

«Ну, теперь дело в шляпе!» — весело подумал Резцов и полным ходом двинул вельбот во внутреннюю бухту.

X. На борту «Черного Принца».

Все было исполнено, как по писаному.

Водолазная команда ничуть не удивилась, когда узнала, что помощник командира решил сам заняться изысканиями с другой стороны рейда.

— Видно тоже заработать хочет долларей, — решили водолазы, которых очень интересовала награда американцев.

Прибывший на короткое время командир Хохлов тоже одобрил намерение своего молодого помощника.

— Работайте во славу Америки, — изрек неунывающий моряк между двумя стаканами портера в комнате Резцова. — Кстати, из американской ассигновки выдайте мне сотню долларов. И запишите на счет ревизии водолазных работ.

Резцов охотно выдал командиру сотню долларов — ему хотелось скорее его спровадить. Капитан Хохлов не засиделся— в Ялте начинался «бархатный сезон», и он отбыл туда с первым же пароходом.

Теперь надо было приниматься за дело быстро и энергично. В тот же день Резцов вышел на вельботе на место, отмеченное красным буйком. Он взял с собой Незамая, полное водолазное снаряжение и двух помощников к насосам.

— Я спущусь первым, — сказал он Незамаю, — а ты спускайся, когда я дам сигнал. На такой глубине долго не проработаем.

Быстро снарядился и, сгорая от нетерпения, погрузился в воду. На этот раз он был вооружен топором, сильным ручным электрическим фонарем с вольтовой дугой и воздушными аккумуляторами за плечами, состоявшими из трех прочных стальных цилиндров, скрепленных скобами. Этот воздушный аккумулятор был снабжен сжатым воздухом с давлением до 40 атмосфер. Аккумуляторы эти позволяли водолазу не зависеть от воздушной резиновой трубки и давали ему возможность свободно передвигаться под водой.

Аккумуляторный аппарат нужен был теперь потому, что Резцов собирался взобраться внутрь погибшего судна. Резиновая трубка могла здесь запутаться.

Аппарат весил в воздухе десятки кило, а в воде всего 12 кило. Резцов с трудом спустился по стальной лестнице, укрепленной у борта вельбота, и облегченно вздохнул, очутившись в воде. Он довольно быстро пошел вниз, и через минуту — две очутился в лесу густой тины. Он догадался теперь — почему морской телескоп не взял дальше двадцати метров в глубину.

И когда Резцов ступил на дно, прорезая телом густую, вязку массу тины, он понял, что тут будет много возни. Но сокровища «Черного Принца» были слишком заманчивы. И он решительно дал наверх первый сигнал:

«На грунту!» И сейчас же второй:

«Трави канат!»

И тотчас двинулся вперед, пробираясь сквозь тину, закрывшую стекло шлема и ослепившую его. Бешеными усилиями пробирался водолаз вперед, и вдруг наткнулся на острый выступ. Чуть не упал, но поднялся и ощупал встретившийся предмет. Ясно — это киль корабля. С новой энергией двинулся вперед, держась бортов облепленного тиной корабля. И, холодея от ужаса, подумал:

«Его всего облепила тина… Не проберешься внутрь»…

Взволнованный, он задышал глубже и почувствовал сильнейший шум в ушах. Слишком велик был напор воздуха в легкие. Он умерил его приток, дышаться стало легче.

Сделал еще несколько энергичных усилий и, наконец, выбрался из тины. Дернул сигнал два раза, волнообразно:

«Трави дальше!»

И уже спокойно пошел вдоль киля погибшего судна. Большой паровой корвет лежал на боку, без мачт и такелажа, весь обросший ракушками. Только носовая часть застряла в тине, а остальной корпус был ясно виден в этой зеленой полутьме на каменистом дне.

Резцов взял себя в руки и начал методически работать. Прежде всего он добрался до носа, все время травя сигнальную веревку, и здесь принялся старательно обчищать топором то место, где обычно помещается имя корабля. Теперь он свободно работал в тине. Он уже привык к ней и следил лишь за тем, чтобы не засосало сигнальной веревки. После недолгой работы топором он начал различать выпуклые буквы, и при свете электрического фонаря, укрепленного на шлеме, ясно прочел надпись:

«Black Prince» 

Резцов почувствовал внезапно сильный звон в ушах и одновременно затрудненное дыхание. В голове его мелькнуло:

«Со мною обморок!»




При свете электрического фонаря, укрепленного на шлеме, Резцов ясно прочел надпись: «Черный Принц»… 

И последним усилием воли он быстро задергал сигнал тревожными рывками.

На вельботе старшина прочел сигнал со дна:

«Тревога! Подымай скорей!»

Резцова подняли наверх, сняли с него шлем, освободили от тяжелого водолазного костюма.

Резцов лежал ничком неподвижно и постепенно приходил в себя. Незамай жалостливо качал головой.

— Глыбко спустились, ваше благородие…

Очнувшись, Резцов, однако, бодро вскочил и отдал команду:

— Передвинь буек на тридцать метров ближе к берегу по прямой. Здесь тина.

Незамай. бросился исполнять приказ, а Резцов усмехнулся и подумал:

«Обморок? Нет, это не глубина довела меня до обморока, не давлений, а ты, мой дорогой «Черный Принц!» Когда я увидел тебя впервые воочию, то узнал воплощение всей моей мечты. Как же тут не случиться обмороку?..»

Вельбот передвинулся на тридцать метров ближе к берегу по прямой. Тут же поставили и буек.

XI. В кабачке «Кошачий Глаз».

Там, где Балаклавская бухта делает свой первый внутренний загиб, упираясь в стену полуразрушенной древней постройки, едва ли не времен генуэзцев, — стоял хорошо известный балаклавцам кабачок «Кошачий Глаз».

На облупившемся портале входа красовался грубо намалеванный кот с зелеными глазами, и около него бутылка. Виноградная лоза густо обвила эту убогую постройку, придав ей живописный вид.

Любознательные туристы частенько заходили сюда, чтобы выпить маленькую чашку ароматного и крепкого турецкого кофе и посидеть в прохладе виноградных лоз в знойный день.

За прилавком неизменно стоял хозяин-грек Аристид Хриносанофецко, а прислуживала его дочь Калипсо — красивая, но довольно грязная и косматая девица.

Все это было так — днем. Но лишь только спускалась темная, южная ночь, как гостеприимный вход запирался и в боковой двери — узкой, как щель — появлялся зеленый фонарь: он светил в чернильную тьму, точно глаз сказочного кота, и какие-то тени, одна за другой, крались к зеленому фонарю и неслышно пропадали в щели. Если же зеленый фонарь не горел — это означало тревогу. И тогда безлюдно было около кабачка.

Это был притон балаклавских контрабандистов. Здесь они сбывали товар.

В тот вечер, когда Резцов впервые вступил на борт «Черного Принца», — зеленый фонарь горел весело и призывно. И движение теней около щели было оживленно.

Аристид принимал гостей у прилавка. Вся его смуглая физиономия с давно небритой густо-черной щетиной, которая начиналась от глаз и лезла в уши — сияла гостеприимством. Косматая Калипсо еле успевала раскупоривать и подавать на столы вино. Контрабандисты пировали. «Улов» был богатый.

В скрытую каморку, которая имела выход в ущелье, сносились тюки с драгоценными смирнскими тканями. Громадная выгода этого дела была в том, что драгоценные ткани достались почти даром: доверчивый турок, хозяин фелюги, в пути нечаянно «утонул». Такая «удача» бывает не каждый день. И потому пир шел горой. Колючий Аристид уже подумывал о том, что сегодня не хватит запасов его погреба, когда вошел главарь шайки Христо, нахмуренный, озабоченный. Сев за крайний столик, в углу, он кивком пальца подозвал хозяина.

Два друга сидели за столом молча, пили черный кофе. Потом закурили дорогие сигары.

Колючего Аристида разбирало зверское любопытство. Христо узнал что-то важное; нужно, чтобы он первый заговорил, — тогда верх будет его, Аристида. Если же Аристид первый проявит любопытство — тогда ясно, что возьмет верх Христо и постарается высосать из него всю кровь раньше, чем даст заработать хоть один золотой.

И потому оба молчали и курили.

Аристид, в качестве хозяина, счел долгом вежливости заговорить о только что сделанном деле. Разговор шел по-гречески.

— Большая удача! Тут может очиститься… — и Аристид стал быстро считать, точно в голове у него помещался арифмометр. Христо равнодушно слушал. Дал выболтаться другу до конца и сухо сказал:

— Интересны не те дела, которые сделаны, а те, которые еще можно сделать.

Аристид сжал в колючий комок свою физиономию и захихикал почтительно.

— Да, да, да… Но смирнская ткань— это то же золото.

Христо хмуро ответил:

— Но еще лучше взять чистое золото…

Аристид судорожно заерзал на стуле и не выдержал. Задыхаясь от волнения, он прохрипел:

— Есть дело? Говори… Говори…

Христо выдержал долгую паузу и, когда жадный Аристид был доведен до белого каления, веско уронил:

— Да! — и тут же, взяв строгий хозяйский тон, заговорил тихо и раздельно:

— Нужно будет двух молодцов на «мокрое» дело. Наши не годятся. Таких, чтоб шли на все…

Аристид съежился и посинел от натуги.

— Какое дело-то? — прошептал он, наклоняясь к другу.

Христо коротко отрезал:

— Найди людей сперва… — И вышел из кабачка.

XII. Незамай выручил.

Три дня дул норд-ост, и в море была «свежая погода». Водолазные работы прекратились.

Резцов с утра сидел в казарме и злился. Для такой опасной работы на большой глубине необходим был полный штиль. Малейшая неосторожность старшины у сигнальной веревки и насоса могли стоить жизни водолазу.

Он не ходил эти дни к Прониным. Лишь Варя забежала на минутку сказать, что ей удалось незаметно положить дневник в дедушкину шкатулку… Но Резцов встретил ее сурово: надобность в девушке миновала, и его грубое сердце не дрогнуло, когда Варя тихо заплакала.

— Отчего ты так сердит?

— Не реви! Терпеть не могу женских слез! Разве не видишь, какая погода, — работать нельзя.

Он нетерпеливо, в десятый раз бросил взгляд на барометр и заметил вдруг, что стрелка начала подниматься.

— Наконец!

Резцов быстро выпроводил Варю и бросился к рейду.

Погода прояснилась. Последние тучи быстро убегали к востоку. Из их темной толпы внезапно вырвался золотой шар — яркое солнце — и радостным светом залил все еще не успокоившееся море, кудрявое от мелких барашков. Наступала мертвая зыбь.

— Незамай! — гаркнул Резцов во всю силу могучих легких. — Готовь вельбот! — и снизу, с бухты, донеслось ответное слово:

— Есть вельбот!

Через полчаса вельбот вылетел на рейд, в толчею мелкой зыби. А еще через полчаса Резцов в полном облачении водолаза давал последние инструкции Незамаю и двум матросам: не спускать глаз с сигнальной веревки. И быстро спустился на дно.

На этот раз он сразу отыскал остов корабля. Корвет лежал на боку, и пришлось сделать лишь несколько шагов, чтобы наткнуться на широкую пробоину в подводной части. Резцов внимательно проверил респиратор[7]) цилиндров. Дышалось легко, лишь в ушах стоял обычный шум. Он дал наверх сигнал:

«Потрави!»

И смело двинулся в пробоину корабля. Прошел среди покрытых ракушками обломков к машинному отделению. Здесь лежало два костяка с лопатами около них — кочегары у топки.

Осторожно пролез через обломки и наткнулся на груду скелетов, валявшихся в беспорядке. Здесь все было затянуто, как густой кисеей, мелкими, блестящими ракушками и молюсками.

Резцов осторожно, все время требуя сигналом «потравки», двинулся к носу корабля. Он, опытный моряк, знал, что ценности всегда хранились в большой командирской каюте, которая обычно была на носу, под мостиком, где сосредоточивалось управление судном. К этой каюте он и шел, равнодушный ко всем подводным зрелищам. Он шагал через пушки, которые теперь стали зелеными от ржавчины, через груды кортиков и ружей, точно поспешно сброшенных командой перед гибелью судна.

Наконец он добрался до носовой части. Капитанская каюта была завалена обломками, которые приняли форму чудовищных, неведомых подводных зверей, замерших в момент бешеной схватки.

«Эге! Да здесь работы дня на три», — подумал Резцов, и двинулся обратно. Он решил поручить черную работу очистки входа в заветную каюту Незамаю. А когда все будет готово — он спустится сам и довершит дело.

Резцова подняли наверх. Он отдохнул и призвал к себе Незамая.

— Вот, братец… даю тебе работу. Внизу лежит корвет. В носовой части завал обломков — надо очистить вход. Это для американцев, значит… Будет награда сверх полученного.

И стал давать подробные инструкции.

Незамай внимательно выслушал и тут же стал облачаться в костюм водолаза.

Когда его спустили, Резцов сам сел у сигнальной веревки. Прошло добрых двадцать минут, когда Незамай дал сигнал:

«Тяни на верх!»



Прошло добрых двадцать минут, когда Незамай дал сигнал: «Тяни наверх!»

С водолаза сняли скафандр. Он был бледен, как полотно, и тяжело дышал. Около часа лежал на животе — приходил в себя. А потом встал, подошел к Резцову и доложил с добродушной улыбкой.

— Так что — все готово, ваше благородие! Очистил!

Резцов сделал удивленные глаза.

— Как? Все? Сразу?

— Так точно!

— Ну, брат, и медвежья, у тебя сила. Я думал, дня на три будет работы…

— Постарался, ваше благородие. Хоть трудненько было…

И, наклонившись ближе к Резцову, сказал пониженным голосом:

— Каюту прихлопнуло обломками — как заперло. Как вошел туда, увидел— три стальных сундука стоят. Зеленью покрылись…

Резцов похолодел.

— Ну? Дальше что?..

— Крепко заперты мудреными замками заморскими. Видно, казна лежит. Что будем делать с ними?

Резцов овладел собой и сухо приказал:

— Ладно. Там видно будет. А теперь не болтай. Молчи, как рыба.

И приказал сниматься с якоря. Пока вельбот снимался, Резцов угрюмо думал:.

«Теперь придется ввести вдело этого болвана. Эх, прогадал — надо было самому заняться очисткой. Проклятая барская привычка чужими руками дело делать. Вот теперь изволь брать компаньона! Впрочем…»

Мозг Резцова усиленно заработал в поисках выхода из создавшегося положения. Он не заметил, как из-за утеса, показалась лодка с тремя людьми, дала скрыться вельботу, остановилась на месте пуска водолаза и долго кружилась здесь, точно искала чего-то…

XIII. Незамай обработан.

Вечером того же дня Резцов призвал к себе в комнату водолаза Незамая, крепко запер двери и сказал ему:

— Садись, друг. Мне надо с тобой серьезно поговорить.

Простодушный Незамай смутился.

— Что вы, ваше благородие… мы постоим…

Резцов сильной рукой усадил Незамая на стул и заговорил раздельно и ясно, точно отрубая каждое слово:

— Теперь мы с тобой товарищи. Забудь о моем чине. Перед нами важное дело, которое можно сделать только вдвоем. Я наткнулся на то, что ищут американцы. Если сделаем чисто, большая будет нам награда. Но по команде этого объявить нельзя. Нагрянет севастопольское начальство, и тогда достанутся нам только рожки да ножки. Понял?

Незамай внимательно и напряженно слушал слова Резцова, и в его сердце росла тревога.

Он служил четыре года матросом во флоте, где царила неумолимая и жестокая дисциплина; два года был водолазом уже сверх срока, и теперь давно мечтал о том, чтобы уволиться и поселиться в своем селе, расположенном у гирл Днепра. Там ждала семья — отец, мать, братишки меньшие… Да еще ждала черноглазая дивчина Ганна, которая обещала быть его женой, когда он кончит службу и вернется домой. Бедность была дома; на водолазной службе можно было подработать побольше и принести домой. Желанья его были скромны — скопить сотни две-три рублей. А тут вдруг большая награда, да дело-то опасное… Как бы под суд не попасть? Тогда — прощай дом, прощай Ганна — закатают в Сибирь, если еще под расстрел не подведут. Барину хорошо, он вывернется, а матросу — крышка!

Незамай опустил глаза и молчал.

— Что же ты молчишь? — уже нетерпеливо воскликнул Резцов. — Понимаешь в чем дело?

Незамай с усилием заговорил:

— Понимаю, ваше благородие… Да… боюсь…

Резцов сдержал усилием воли волну бешенства, подступавшую к горлу, и заговорил — опять спокойно:

— Во-первых, брось всякие эти «благородия». Забудь, что я твой начальник. Говорю тебе — мы товарищи. Во-вторых, если боишься, значит, не понял. — И Резцов вдруг переменил тон, с деланным весельем ударил по плечу Незамая, достал из буфета бутылку коньяку, налил два стакана и один из них поднес матросу.

— Выпьем, брат! Легче будет говорить!

И чокнулся с водолазом.

От угощенья, по понятию Незамая, нельзя было отказаться. И после трех четырех стаканчиков крепкого коньяку беседа пошла по иному. И даже как-то незаметно стерлась та крепкая грань, которая всегда отделяла офицера от матроса.

А когда бутылка подходила к концу, а на столе появилась другая — и самое дело представилось уже в совершенно других тонах: стоит только рискнуть, а барин во какой ловкий — он поможет, в случае чего, вывернуться… А Резцов между тем говорил:

— Тут, брат, дело чистое. На ять! Главное, чтоб начальство не пронюхало— жадное оно до денег. И сейчас дело по своему обкургузит.

— Правильно! — подтвердил Незамай заплетающимся языком. — Начальство известно уж… Дошкурит…

— Американцев мы обдерем, — продолжал Резцов. — За указание тысяч двадцать, а то и тридцать возьмем. Пятерку тысяч тебе, а остальные мне. Ха! Ха! Ха! Здорово?

У Незамая даже дух захватило от такой суммы. Пять тысяч! Куда их девать-то?! И он блаженно помотал головой; мысли начинали мешаться: то выскакивала бритая американская морда с громадными пачками денег, то появлялся остов погибшего корабля, из которого выглядывала черноглазая Ганна сидевшая на стальном сундуке. И смеялась, и кивала ему…

Последним видением была красная физиономия Резцова: он укладывал матроса на диван.

Так и заснул Незамай в офицерской комнате мертвым сном, сраженный крепким коньяком.

XIV. Сокровища «Черного Принца».

С этого вечера Незамай стал безмолвным слугой и верным помощником Резцова в задуманном им деле.

Резцов давно наметил одну пещеру, скрытую в каменных складках скалистого берега; здесь образовалось тихое глубокое озерцо. Он посетил его на другой же день, взяв гичку[8]) без гребцов, и еще раз ее осмотрел. Место было удобное и скрытое от любопытствующих глаз. Здесь можно было спрятать что угодно…

В голове Резцова созрел такой план: все сокровища, которые найдутся на борту «Черного Принца», он свезет сюда и опустит на дно этого подземного озера. Лучшего хранилища, по его мнению, нельзя было придумать. Отсюда можно будет брать их постепенно или сразу, как позволят обстоятельства. Ведь надо после этого происшествия еще выполнить целый ряд формальностей: либо взять отпуск, либо совсем выйти в отставку — словом, так или иначе, но освободиться от службы, чтобы тогда действовать уже на свободе. Правда, в этом плане было одно нежное место — Незамай… Без компаньона в этом деле не обойдешься — один на дно не полезешь. Незамай с того памятного вечера был уже свой человек. Простоватый парень, но прямой и честный. Резцов его раскусил. Совершенно не входило в его планы посвящать водолаза в самую сокровенную сущность дела. Но так уж вышло — он увидал то, чего не должен был, в сущности, видеть. Делать нечего: надо было взять Незамая временным компаньоном, с тем, чтобы потом от него все же избавиться. В таких делах лишние свидетели— очень опасная вещь…

Незамай теперь ходил за Резцовым, как верная собака за хозяином. Он ничего не подозревал — верил всецело. «Такая уж натура цельная, — усмехаясь, думал Резцов, — уж если поверит, то до гроба».

Предстояло выбрать тихую, темную ночь, чтобы начать дело. По команде было объявлено, что изыскания передвинулись дальше; буек сняли и передвинули паровой вельбот на полкилометра дальше, на запад. И в темную, тихую ночь, когда люди спали в казармах, а Незамай дежурил по наряду, Резцов спустился в бухту. Взял весельную лодку, которую Незамай заранее оснастил водолазными принадлежностями, и на самом тихом ходу бесшумно вышел на рейд.

Захвачены были сильные подводные электрические фонари для водолазов, динамитные патроны для подрывных работ. Резцов предусмотрел все до мельчайших подробностей. Неслышно приплыли на место, отмеченное новым, под цвет воды, буйком. Первым спустился Резцов, а Незамай стал у сигнала — внимательный и настороженный.

Когда Резцов очутился на дне корпуса «Черного Принца», он зажег электрический фонарик, укрепленный на лобной части шлема, и смело вошел в свободный теперь проход к каюте. Здесь стояли три больших стальных сундука.

Резцов прикрепил динамитный патрон близ замка сундука, протянул провод, отошел на всю длину его и нажал кнопку. Взрыва не услышал. Он знал, что на такой глубине и не услышит его. Приходилось проделывать это и раньше.

Вернувшись в каюту, он увидел на стальной стенке сундука большую, лучевидно расходящуюся трещину. Ударил по ней коротким, острым ломом раз, другой и сильнейшим ударом — в третий… Крышка сундука отскочила. Лом пробил замок, уже поврежденный динамитным патроном. И так как сундук лежал на боку, как и весь корвет, то немедленно из него посыпались крепко завязанные мешки из плотного просмоленного холста. Один лопнул, и золотым потоком хлынули из него монеты— крупные, старинные дублоны[9]), сверкавшие под яркими лучами электрического фонаря.

У Резцова на секунду захватило дух. Он пошатнулся и схватился за дверь каюты. Но тут же крепко взял себя в руки и принялся разбивать мешки и считать их. В этом сундуке уложено было двадцать мешков. В воде они весили немного. Резцов захватил четыре мешка, крепко обвязал их веревкой, захлестывая морские узлы.

Теперь он работал методично и уверенно, всеми силами сдерживая волнение. Перекинув мешки через плечо — два пришлось сзади, а два спереди — он дал сигнал наверх:

— Тяни!

И тут же почувствовал, что отделился от судна и медленно поплыл вверх.

Очень труден был подъем на лестницу. В воздухе сказалась вся тяжесть снаряжения и мешков с золотом. И только исключительная сила Незамая вывезла. Он схватил Резцова за плечи и втащил его в лодку.

Стояла густая тьма. Огней нельзя было зажигать, чтобы не привлечь внимания с берега. Но и в темноте Незамай понял, что Резцов нашел что-то ценное. Мешки упали с глухим звоном.

Матрос быстро освободил Резцова от шлема, и когда тот отдышался, топотом, волнуясь, спросил его:

— Нашли клад?

Резцов молча кивнул головой и прохрипел:

— Дай отлежусь немного… Потом стану у насоса — полезай теперь ты…

Он был под водой двадцать минут, но устал так, словно пробыл там много часов. Сдерживаемое волнение отняло много сил, да и глубина была большая.

Для скорости решили водолазных костюмов не снимать. Шестипудовый груз давил даже этих исключительно сильных людей. Так велико было их волнение, которое они скрывали друг от друга, что говорить они могли только отрывистыми фразами, почти шопотом…

Чередуясь друг с другом, четыре раза спускались они на дно и через три часа девятнадцать мешков с золотом лежали на борту лодки. Остался один, последний, который лопнул и высыпал из своих недр золото. Надо было и его подобрать.

Оба почти выбились из сил. Частое опускание на большую глубину, даже при всех принятых мерах предосторожности, утомило почти до дурноты. Резцов достал флягу с коньяком и передал Незамаю:

— Выпей…

И сам отхлебнул почти половину. Стало немного легче. Потом вручил Незамаю крепкий кожаный мешок, куда прятал обычно инструменты.

— Ну, теперь спустись в последний раз. На сегодня довольно будет.

Незамай спросил хриплым шопотом:

— А куда же мы все это спрячем?

Резцов, которому коньяк вернул бодрость, усмехнулся. Но усмешки этой Незамай за темнотой не увидал.

— Вот вылезешь, так узнаешь. Спрячем так, что никто не найдет, — сказал он.

Когда Резцов остался один на борт лодки, накачивая насос и следя за сигнальной веревкой, он услышал вдруг, среди ночной тишины, сквозь глухой рокот прибоя волн об утесы, жалобный крик совы. Резцов вздрогнул и тут же крепко выругался:

«Кричи на свою голову, проклятая!».

Но тут же услышал сквозь глухой шум прибоя тонкий протяжный свист, который шел уже, видимо, с моря.

«Точно иволга кричит», — угрюмо подумал Резцов. И тут же забыл об этих звуках, увлеченный совершенно другими мыслями. Машинально качая воздушный насос, думал:

«Пожалуй, больше и не возьмешь оттуда ничего. Еще два сундука осталось… Больно трудно достается… Довольно, будет и этого. Сколько тут золота? На всю жизнь хватит с избытком. Надо спрятать понадежнее. Да, что еще нужно сделать? От Незамая избавиться…»

Лавина бурных хаотических мыслей быстро промчалась в голове Резцова. Он почти не заметил, как задергалась сигнальная веревка, требуя подъема.

«Никто из команды не знает, что мы выехали сюда… Свидетелей нет… Об исчезновении Незамая можно будет сообщить рапортом. Да и кто будет заботиться о простом матросе?!.»

Сигнальная веревка задергалась очень часто и резко — водолаз требовал немедленного подъема.

«Связать себя свидетелем на всю жизнь… Нет! Нет!..»

Резцов стиснул зубы и решительным движением вынул нож. Ощупью нашел трубку, подававшую воздух, и… перерезал ее.

Сигнальная веревка, намотанная на локоть Резцова, бурно задергалась. Уже спокойным движением Резцов обрезал и ее, и глубоко вздохнул — точно сбросил с плеч тяжелый груз: 

«Концы в воду!..» 

ХV. Последняя ночь.

В каменной стене скалы виднелось небольшое, полукруглое отверстие. Это был вход в пещеру с подземным озером.

В темноте нелегко было найти пещеру. Ослепительные лучи прожекторов со сторожевой вышки обшаривали море, а этот уголок прибрежной полосы оставался в полной тьме.

Резцов осторожно греб, нащупывая время от времени концом багра каменную стену. Поставил лодку перпендикулярно к узкому проходу в пещеру, нагнулся — и сильным движением багра вогнал нос лодки во входное отверстие. Потом, хватаясь руками за выступы каменных стен, быстро продвинул лодку вперед.

Через минуту проход расширился. Резцов зажег электрический фонарик. Высокие своды осветились мягким, голубоватым светом. Это был отраженный свет от тихих вод озерка.

Резцов действовал спокойно и уверенно. О погибшем Незамае он совершенно не думал. Все его внимание было занято драгоценными мешками с золотом. Внимательным взглядом он еще раз оглядел пещеру. Своды ее уходили ввысь и здесь закруглялись в форме купола. Гладкие стены из темно-красного гранита выступали местами отрогами. В неверном свете фонаря эти выступы казались фантастическими чудовищами, прицепившимися к стенам.

Резцов взглянул на часы:

«Два часа… До рассвета еще долго… Все успею сделать и вернусь так, что никто не увидит…»

Он отвел лодку багром вглубь пещеры, в намеченное ранее место. Укрепил канат за выступ и принялся за работу. Надо было затопить мешки на дне озера. Резцов осторожно зацепил багром первый мешок и стал опускать его на дно…

…………………..

Тем временем у входа в пещеру колыхалась на волнах лодка контрабандистов. Христо шопотом давал последние инструкции двум молодцам с темными лицами, в рваных рубахах. По сигналу все легли на дно, и лодка проскользнула в пещеру, где находился Резцов.

…………………..

Резцов был так погружен в выгрузку мешков, что не заметил, как скользнула лодка. Он услышал звук выстрела и почувствовал резкую боль в спине. Хотел закричать — и выплюнул густую струю крови. Пуля Христо пробила ему легкие. Он вскочил и, задыхаясь, выплевывая кровь, схватил револьвер.



Резцов был так погружен в выгрузку мешков, что не заметил, как скользнула лодка. Он услышал звук выстрела и почувствовал резкую боль в спине… 

По узкому берегу к нему бежал полуголый, мускулистый человек с ножом в зубах. Ослабевшей рукой Резцов нажал спуск… Гулкий выстрел… промахнулся…

В эту же минуту со звериным воем бросились на него двое оборванцев, свалили на дно лодки и крепко прижали к оставшимся мешкам.

Христо, скрипя зубами, нагнулся к Резцову и вонзил ему в сердце изогнутый турецкий кинжал, повернул его и держал до тех пор, пока не увидел, что Резцов перестал дышать…

…………………..

…Когда выглянул бледный рассвет — сильно засвежело…

По темно-зеленому морю с бесконечными белыми гребешками промчались мелкие барашки. Прибрежная полоса закипела яростным прибоем, и когда солнце преодолело темные тучи и выкатилось над горизонтом — казалось, чье-то могучее дыхание пронеслось над морем.

Грозно загудел ветер. Пробежав по воде, он точно гигантским стальным плугом пропахал море. Заходили большие волны. Сталкиваясь рядами, они боролись друг с другом, как взбесившиеся косматые звери.

Заревел шторм. Стаей испуганных птиц бросились рыбачьи шхуны, спасаясь от урагана…

…………………..

… Отчаянно боролась со штормом большая, черная турецкая фелюга с темными, просмолеными парусами.

Старый Абдулла, опытный моряк, десятки лет возивший контрабанду, не боялся бурь. В такую «свежую погоду» легче избежать преследования. Он стоял на корме фелюги, как бронзовое изваяние. Рука точно приросла к рулю, твердо направляя судно, которое то ныряло в водную пропасть, то взбиралось на водяную гору. Абдулла давно уже шел на одном штормовом кливере[10]). Все другие паруса были убраны.

Везли ценный груз. Христо с двумя своими людьми глубоко запрятал мешки с золотом в трюм. И теперь все трое бесстрашно помогали турку бороться с ураганом…

Бешеным взрывом ветра изорвало последний кливерный парус. Руль вышибло из рук турка и бросило его на борт. Он упал с криком.

Христо, как зверь, бросился к рулю, но не успел добежать, как фелюгу положило на бок и залило.

Новый бешеный порыв перевернул фелюгу, как скорлупу, и она исчезла в кипящей пене моря…

Загрузка...