Все бури

Глава 20. Путь домой

«Родится только один», — билось в голове у Мэренн, и она без сил опустилась на каменистую почву Дома Камня. Земля перевернулась местами с ярким голубым небом, а между ними увиделись далекие фигурки, приближавшиеся с каждым мигом. Тело скрутило и вывернуло горькой зеленью, а потом глаза Мэренн наконец закрылись.

Она пришла в себя нескоро.

Мэренн с трудом разлепила веки: она была в палатке, но палатке не волчьей, серебристо-серой, а желто-золотистой. Забавный восьмигранник, выступающий из круга, висел в центре шатра, бросая на волчицу невесть откуда взявшиеся солнечные зайчики. А так все как в палатке у волков, только вместо шкур — вязаные пледы, а лавки и стол из светлого резного дерева.

— Мэллин, она же совсем ребенок, — произнес кто-то рядом. Голос был женский, обманчиво мягкий, полный скрытой силы. Глаза до конца открываться не собирались, и Мэренн решила притвориться спящей, послушать, что о ней говорят. В конце концов, ничего плохого она не делала! Да, она спала, почти спала! Что-то долго спала, просто так долго, что отлежала руку.

Она осторожно пошевелилась, устраиваясь поудобнее, одновременно стараясь не показать, что движение это осознанное.

— Вынесет ли Мэренн дорогу? — голос принца был привычным в чужой обстановке, наверное, поэтому был таким приятным на слух.

— Пока не знаю. Бедная девочка! Хрупкая, словно статуэтка изо льда. Может, послать вам повитух? — мягкий женский голос неприкрыто звенел беспокойством. — Не мне тебе говорить, Мэллин, но исцеление наша вотчина, волки умеют прекрасно ломать.

— Не уверен, что мой братец это одобрит. Хотя всякое может быть, Лианна. Он с ней какой-то странный… Другой. Может, счастливый? — Мэллин присвистнул. — И насчет ломания! Между прочим, правильно сломанное заживает быстрее и лучше, а если все вокруг только исцелять, можно залечить до смерти любого бессмертного.

— А ты все такой же невоспитанный! — ответила означенная Лианна, но без особой сердитости.

— Это все потому, что воспитать меня невозможно, не мне тебе говорить, Лианна, скольким и скольким не удалось данное, со всех сторон благое, начинание, — Мэллин то ли шутил, то ли хвастался, как обычно, бестолково. — И открывает список этих неудачников, кто бы ты думала? Сам Джаретт Великолепный! Поэтому, я бы не стал так уж на твоем месте расстраиваться, не ты первая в светлых землях, не ты последняя, кто безуспешно пытался! Зато за Джареттом стоять в списке неудачников не так и обидно, а?

Мэренн все же приоткрыла веки: единственная Лианна, известная при Благом дворе, принадлежала Дому Солнца, который, в свою очередь, не конфликтовал ни с кем открыто, но и заключать союзы не стремился. Насколько Мэренн была в курсе политики — этот Дом стоял наособицу в основном потому, что в незапамятные времена древней истории являлся правящим. Солнечную королеву Мэренн никогда не видела, слышала только по маковку Вороньих гор бредней о странных детях Дома Солнца. Вдобавок, как волчица ни чуралась сплетен, но даже она была кем-то по-приятельски осведомлена, будто Лианну с Мэллином связывают не исключительно дружеские узы.

— О, прекрати набивать себе цену, Мэллин, мы в курсе, в курсе, что ты особенный. Скажи лучше, почему наш король не со своей королевой? — в голосе Лианны прозвучал скрытый гнев, и Мэренн чуть было не подскочила, готовясь защищать мужа, позабыв о том, что она якобы спит. — Ты знаешь, как он ей нужен!

— Мой брат нужен всем, особенно сейчас, когда Дома готовы перегрызть друг друга за новые земли! А его они боятся. Это удобно, хоть и неприятно, — что-то хрустнуло, видимо, Мэллин нашел где-то обожаемое яблоко. — Ну что за кислятина, Лиа? Я вроде бы давно тебе сказал, что мне по душе сладкое!

— Матерь-яблоня засохла, как и ваш дуб. Так что пробавляйся кисленьким, — Лианна вздохнула. — В том-то и беда, что нам, женщинам, для счастья нужен только любимый, а вам — целый мир. Вот и думаешь, какой поводок хорош — короткий или длинный… а когда решаешь, что поводок не нужен вовсе, тебя упрекают в равнодушии.

— Лианна! — вскричал Мэллин. — Вы же помирились! Или твой избранник снова взялся демонстрировать редкостное непонимание всего? У него такие приступы раз в две тысячи лет? Может, ему напомнить, как пришлось расстроить на-тот-момент-ни-в-чем-особо-не-повинного, фух, еле выговорил, Фордгалла?

Настроение беседы переменилось, хотя Мэренн не сказала бы, почему — от воспоминаний из древности или упоминания древесного Лорда. Лианна вздохнула близко, прошелестела платьем, и солнечный блик снова проскакал поперек лица Мэренн. Со стороны Мэллина хрустнуло, донесся дразнящий яблочный запах.

— Мне-то можешь сказать, Лиа, поверь, мой опыт в семейных драмах поболее твоего.

— Мы не помирились, потому что не ссорились, и хватит о нашей семье. Я уже вдоволь наговорилась с Джаредом, — Лианна вздохнула тяжелее. — Давай об этой юной и храброй волчице. Надо же, заложить собственную жизнь ради спасения мира!

— Ха, кто-то готов был отдать собственную жизнь ради Дома, тут, знаешь, дело не в масштабах, — Мэллин снова похрустел. — Обычно дело в том, что кое-кто ищет повод героически сгинуть, раз жить в счастье отныне невозможно. Мне напомнить тебе, с чего такое начинается?

— Я ошибалась, и жестоко. Не ошиблась бы она!

Лежать неподвижно становилось все сложнее. Как Мэллин мог так говорить с королевой чужого Дома! Как Мэллин вообще мог так говорить!

— Так что с дорогой? — деловито перескочил Мэллин с темы на тему.

— Жаль, что я не могу лечить, как раньше, Проклятье, сам знаешь… Но я приготовлю травы. Они снимут тошноту и придадут сил, — в голосе королевы звучала полная уверенность в лучшем, так что у Мэренн отлегло от сердца, до того чувство оказалось всепроникающим. — Как бы я хотела еще ребенка! Моя девочка так быстро выросла! Помнишь, Мэллин, когда мы были молоды, то вспоминали Грезу. Сейчас волки вспоминают времена до падения Проклятия, когда все жили, как в сказке, сочиненной про нас верхними… А Мэренн красивая, тоже как из той сказки. Какие чудные у нее будут дети!

— Родится только один, — глухо, будто не своим голосом произнес Мэллин.

Мэренн вздрогнула, но этого, кажется, никто из собеседников не заметил.

— Что? Что за ерунда, свет души ярко горит у обоих!

Кажется, от слов Лианны в палатке стало жарко. Мэллин не отвечал.

— Кто посмел?! — казалось, сам воздух сейчас воспламенится от слов солнечной королевы.

— Ты знаешь, кто может посметь. За детей вступился сам Кернуннос, но даже он не может выторговать целых три жизни у серых капюшонов, — невесело ответил Мэллин. — Мы все умрем, если ты помнишь. Разумеется, ради снятия Проклятия. Печально для ши это осознавать, однако мне кажется, срок почти вышел. А знаешь, а я за девочку! Всю свою жизнь мечтал о личной принцессе! Ну, раз с тобой не получилось… Была еще одна арфистка, но это печальная история. Оказалось, что ее подослали друиды, так что мое сердце разбито навсегда. Или ты за мальчика? Тебе, в отличие от меня, нравятся принцы, даже те, кто прикидывается другом навеки, точа нож за спиной. А тут… Наследник, готовый наследник для снятия Тени! Так что, ты за мальчика? А девочка ум…

— Не-е-ет! — выкрикнула Мэренн, вскакивая с постели и распахивая глаза. — Не отдам! — и сама удивилась своему дикому крику.

— Умница, — захлопал в ладоши Мэллин. Стоящая рядом женщина в золотистой одежде, с отливающими желтым светом волосами и карими глазами задумчиво разглядывала Мэренн, а Мэллин продолжал:

— Знаешь, злость и гнев — очень полезны для волков. Куда лучше, чем равнодушие и апатия. Ты валяешься уже неделю, ничего толком не ешь и даже не отзываешься на имя. Похвально, конечно, но с самобичеванием пора прекращать!

— Неделю? — изумилась Мэренн, не отнимая рук от живота. Дыхание прерывалось, холодный пот градом лился по спине.

— Се-е-емь дней, — растопырил левую ладонь Мэллин и поднял вверх два пальца правой. — Моя прекрасная волчья королева, целых семь дней ты лишала нас своего общества. Это почти тянет на измену короне, но ты в этой короне и спишь, так что, я прямо теряюсь!

— Ты знал, что она не спит, — горько произнесла Лианна, шагнула к Мэренн и осторожно положила ее на постель.

— Я? Ни сном ни духом, — Мэллин состроил удивленное лицо. — Откуда бы мне, Лианна?

— Потому что ты вечно суешь свой любопытный нос куда никто не просит! Ложитесь, моя королева. А ты убирайся отсюда, пока я тебя не испепелила! — обернулась Лианна к принцу. — И не возвращайся без владыки!

Мэллин вышел молча, на цыпочках, поклонившись на прощание и цапнув яблоко из широкого блюда на столе.

Онемевшая от удивления Мэренн легла, покоряясь мягкости рук Лианны. Послушно выпила горький настой, вкусный бульон и заснула с облегчением.

Проведя две недели у подножия Драконьего хребта, армия Дома Волка готова была к возвращению в цитадель. Дома поутихли, пусть ненадолго. Майлгуир не обольщался победой. Его жизнь достаточно давно превратилась в каждодневный труд, который не давал миру рухнуть и только. Движения вперёд тоже не было, владыка Благого двора видел это лучше многих. Дети почти не рождались, магия и любовь давно превратились в отраву… Не погубит ли он Мэренн?

В Доме Волка его поглотят дела. Поэтому, когда Лагун, глядя непривычно смущённо, попросил время, король волков согласился. Возможно, он не видел чего-то лишь потому, что был с этим чем-то слишком близко, как не может путник у подножия увидеть вершину горы. «Выживет только один», — билось в голове, мешая сосредоточиться, лишая возможности думать. Он не был уверен ни в чем, и был рад продолжить свое нежданно-негаданное счастье. Непривычно тихая Мэренн расцветала от его внимания, и Майлгуир, признавшись ей во время спасения, вновь открывал душу. Рассказывал о детстве, о тех местах, где побывал когда-то. О потерянных друзьях: неблагом Лорканне и морском царе Айджиане.

Гранья переругивалась с Антейном, а тот так радостно соглашался со всем, что предлагала дочь лэрда.

— И не мечтай о свадьбе!

— Как прикажешь, любимая!

— Даже не думай, что уйду из охраны! — сердилась Гранья.

— Да, дорогая, — соглашался Антейн.

— И ребенком будем заниматься вместе! Ты готов менять пеленки?

— Конечно, — очень серьезно отвечал Антейн и прикладывал руку к груди.

— И… И это вообще все ничего не значит! — фыркала Гранья.

— Я с тобой полностью согласен!

— Ты невыносим! — восклицала Гранья и убегала жаловаться Лагуну.

Майлгуир затемно посетил палатку Лианны, наступив на горло своей гордости. Солнечная королева поздравила с будущими детьми, заставив Майлгуира передернуться. Он покрутил слова друидов так и этак, послушал, что говорит Лианна, и понял, что по закону ничего не решить…

Всегда оставалась малая вероятность, что фраза заклятья допускает разные трактовки, но на этот раз друиды сказали весьма определенно, и Майлгуир не знал, как решить, чем сторговаться, через что выкупить у судьбы еще одну жизнь.

А теперь бродил по полю битвы, ставшему долиной смерти.

Кормак неотрывно следовал за владыкой, хоть Майлгуир и говорил, что после всего произошедшего защита ему не нужна. Начальник стражи подозрительно вглядывался в каждую статую, словно ожидая, что они готовы ожить и напасть.

Проклятие друидов застало воинов Дома Камня в разгар битвы. Кто-то замахивался копьем, кто-то лежал на земле или бежал… Майлгуир сам не знал, зачем решил пройтись по этому кладбищу, в которое превратилось поле у Драконова хребта.

Восходящее солнце облило каменные фигуры кровавым светом смерти. Поднялось, посветлело, а Майлгуир все ходил и думал. Кормак преданно шел след в след и даже не ворчал.

Как действует проклятие? От чего умирают те влюбленные, на пальцах которых загораются кольца истинной любви? Сейчас они даже не радуются: надежда снять проклятие любовью давно умерла. Ши не болеют, но с кольцами не живут долго. То наткнутся грудью на кинжал, то упадут так, что лишатся головы. То уснут — и не проснутся.

Люди всегда считали ши мастерами уловок, и не без оснований, так почему ему, королю Благих земель, не воспользоваться тем преимуществом в слове, что дали друиды, сами того не подозревая? Конечно, опасность была, и опасность большая. Да и получится ли? И чем аукнется?

Должно получиться! Тем более что другого пути у него нет.

— Мой король, — осторожно позвал Кормак.

Майлгуир опомнился и разжал руку, сжимавшую его плечо. Король задумался, а синяк останется у верного слуги немалый. Кормак бы вытерпел и перелом, да окликнул короля понятно почему — из-за него самого. Все знали, как не терпел владыка собственную вспыльчивость. Алан тоже имел дурную привычку подставляться под тяжелую длань короля, каждый раз потом мучившегося раскаянием.

Майлгуир вздохнул, окидывая взглядом каменное кладбище. Смерть, кругом одна смерть! Значит, надо отдать все ради жизни.

Время часто проделывает странные штуки, то собираясь в катушку, то растягиваясь в тонкую нить.

Три недели, которые волки провели у Драконьего хребта, Мэренн пролежала, собираясь с силами. После пробуждения ей не давали даже вставать, но Мэллин понял, насколько непривычное безделье сжирает молодую волчицу, и, поговорив с Лианной, разрешил визиты. Утром приходил Майлгуир, вместе с мужем они гуляли чинно — недалеко и медленно — а потом король уводил королеву в палатку. Супруг искусно прятал тревогу с беспокойством, и это еще больше волновало Мэренн.

Лекари Дома Солнца приводили в порядок тело и разум Мэренн, да так, что она сама не узнавала себя. Собственная кожа, которую Майлгуир уподоблял молочному нефриту, теперь на самом деле соответствовала его комплиментам. Волосы, которыми Мэренн была недовольна — тяжелая коса плохо сворачивалась, норовя вырваться на свободу — внезапно стали мягкими и послушными, а странный воронов отлив приобрел серебристый блеск. Глубокие тени, залегшие под глазами, исчезли. Румянец не появился, но лицо, потеряв потустороннюю синеву, приобрело живой вид. Майлгуир все подмечал и даже улыбался иногда. Что не мешало ему вновь пропадать. К этому следовало привыкать, но Мэренн никак не могла.

Мэллин развлекал Мэренн, беспрестанно прося то раскосые глаза для девочки, то широкие брови для мальчика. Мэллин рассказывал истории, связанные с новыми знакомыми Мэренн, и королева могла поклясться, умудрялся приврать, хотя всеми законами ши любая ложь была строго наказуема и беспощадно запрещена. Невозможно было поверить, будто Фордгалл когда-то был настолько захудалого рода, что надеялся присесть на солнечный трон, вместо своего родного — лесного. Или, например, будто Майлгуир, ее строгий супруг, был в детстве пойман и наказан за попытку кражи королевы, своей матушки, из покоев. Еще более странно смотрелась история про солнечную королеву, матушку нынешней, ее охоту на драконов и неблагих. Вместе с историями Мэллина выгоняла Лианна, говоря, что больной нельзя так много смеяться. Смех Мэренн, впрочем, сам часто замирал, когда она вспоминала о том, что за выбор перед ней поставили древние боги — и зачем они его поставили?

Однажды зашла Гранья со словами, что отец требует ее присутствия в Укрывище.

— Я думала, что ты будешь рядом… — огорчилась Мэренн.

— Я тоже, но папа… — отвела глаза Гранья. — Он и так не в себе после ухода мамы. А так он обещает не убивать Антейна. Ну, хотя бы сразу. — пожала она плечами. — К тому же я первая избавлюсь от этого пуза! — обрисовала она огромный живот, существовавший пока только в ее воображении. — Да, лекари Лианны все просчитали. Тебе придется мучиться дольше.

— Это ты в яблочко, — грустно улыбнулась Мэренн.

Гранья уехала первой, со счастливым Антейном и важным Лагуном.

Лианна давала советы, рассказывала о собственной беременности, и Мэренн ощущала себя как в бою, только без доспеха. Было странно — волчица плохо сходилась с другими ши, особенно женщинами, но с солнечной ощущала себя легко и свободно. Сейчас, когда ее жизнь вновь поменялась, вроде бы даже определилась, Мэренн чувствовала себя одновременно счастливой и тревожной. Как могли столь противоречивые чувства уживаться вместе, ей было непонятно. Впрочем, она понимала — волчица по имени Мэренн еще слишком мало жила, чтобы знать все, или даже просто большую часть этого «всего». Для некоторых знаний, правда, в историю ши или политические интриги погружаться было вовсе не обязательно. Она впервые видела так близко Лианну, солнечную королеву, и лорда Фордгалла, часто приходившего к ней. Все, даже первые лица Благого мира — после Дома Волка, разумеется — были почтительны и приветливы с Мэренн. Улыбчивый лесной лорд с мягкими повадками — больше почтителен, а солнечная королева — больше приветлива. Приходили многие и многие, кого Мэренн даже не знала.

Однако лорд Фордгалл приходил чаще прочих. Лесные считались если не противниками, то основными соперниками волков в делах Благого Двора, и Мэренн приходилось сдерживать собственное недоверие, беседуя с общительным лордом Фордгаллом.

— Времени у меня мало. Я хочу признаться, королева Мэренн. У меня тоже есть дети, так что я знаю, что такое любовь, — вкрадчиво произнес он в последний их разговор. — С ними сложно, как и с их мамой. Но без нее еще сложнее. Знаете, если бы наши Дома породнились, миру в Светлых землях почти ничего бы не угрожало. Что вы скажете на это? Разве вы против мира?

— О, я только за. Однако я против навязанных браков. Если наши дети понравятся друг другу, то, разумеется, я буду не против их союза, — слова она выбирала тщательно.

— Стерпится-слюбится, разве нет? — в голосе лесного было столько надежды, что отказаться казалось невозможным.

— Нет, — тихо ответила Мэренн, стараясь не потеряться в чужих и своих желаниях.

— А вы правда достойны своего супруга, — сверкнул глазами лесной и погасил улыбку. — Я горжусь вашим мужеством. Вы знали, что королевские отпрыски Дома Волка неприкосновенны? В прямом смысле этого слова. Никто не сможет прикоснуться к ним под страхом смерти. Ваши дети будут очень и очень одиноки, это та-ак печально… Но не печальнее того, что вы стали женой ши, который продолжает настолько чтить свою первую жену, что создал комнату в ее честь.

— Что? — прижала ладони к щекам Мэренн.

— О, кажется, я сказал лишнего, забудьте. Я был бы рад погостить в Черном замке и стать вам опорой…

— Но черный замок открыт всегда и для всех!

— Вы снова не знали… Наш владыка закрыл доступ на два года! Даже волкам. Конечно, у вас всегда охраны на три войны, хотя это как-то слишком. А я бы так хотел бы увидеть рождение наследника! Мальчик, что может быть лучше? Или нет? — прищурился он. — Говорят, можно попросить о милосердии луну, но для этого нужно забраться повыше. На башню снов, к примеру.

— Мне не слишком понятны и приятны ваши слова, лорд Фордгалл, однако я благодарю вас, — встала Мэренн, утишивая сердце. — Вы правы, уже объявлено о завтрашнем отъезде, и мне действительно надо отдохнуть перед дорогой.

Неудивительно, что в ту ночь Мэренн снились кошмары. Этайн, о которой она думать не могла без содрогания, и неприкосновенность королевских волчат. Надо поговорить с супругом, неужели все это правда?

Наутро больше всего ей хотелось прижаться к Майлгуиру, забыться и все забыть, но в шатер заглянул его брат.

— Ваше величество, — церемонно начал Мэллин.

— Я бы просила, чтобы ты называл меня Мэренн, — так поторопилась сказать, что перебила. — Еще не хватало, чтобы и ты…

— Хорошо, моя королева, я попытаюсь. Обычно умные вещи говорит Джаред, а я дурачусь, но в его отсутствие мне приходится исполнять все роли. Я скажу тебе на ушко, что моего братца одолели бесчисленные вопросы Благого Двора, ибо его наиболее живые, пока, представители рады урвать свой кусок от каменного пирога, но он просил передать, что придет как сможет.

Мэренн поникла, остро почувствовав свое разочарование. Муж на то и муж, чтобы поддерживать жену, пусть она знала тогда, давно, как в прошлой жизни, чьей женой соглашается стать.

— Так вот, о чем я хотел поговорить с новой королевой Благого Двора, — Мэллин не заметил или сделал вид, что не заметил, вместо сочувствия или обычной своей шутки, переходя к делам. — Теперь у тебя, юная и храбрая волчица, появится куча друзей и обожателей из всех Домов. У тебя будут просить милости, ведь ты королева, а значит, стоишь над законом, ибо ты — само милосердие. Не разбрасывайся им. Не стоит давать повод думать, что доброта и любовь — это слабость.

— А это так? — спросила Мэренн больше от удивления. Когда ожидаешь от ши смеха и веселья, странно слышать серьезные мысли.

— Это сила, — Мэллин улыбнулся, совсем легко и мимолетно, не меняя общего тона беседы. — Иначе, как говорит советник, кто бы разрешил ей стоять над Словом? Я к тебе по смежному поводу. Беречь свое милосердие для достойных прекрасно, но почему возвращаешь все подарки?

— Я пока не сильна в политике и могу ошибиться, приняв дар от Дома за личную вещь, — Мэренн стало жгуче стыдно: за столько времени бездарного валяния в кровати не разобраться хотя бы в основах!

— Молодец, правильно мыслишь. Ничего страшного, мой брат просто убьет дарителя, покушающегося на его личную жену, хи-хи. Держи, это алмазы, — не успела Мэренн испугаться, как Мэллин достал из поясного кошеля и развернул черный бархатный сверток. — Майлгуир вспомнил то, чем не занимался Луг знает сколько веков. Вернее, одну или две тысячи лет. То есть примерно…

— Оно прекрасно! Он сделал это для меня? — изумилась Мэренн, не вникая в пространные рассуждения о времени и разглядывая сверкающие капли сережек, а также искрящееся колье. Невесомое серебро скрепляло адаманты, не утяжеляя их.

— Конечно. Столько ночей не спал!

— А я уж решила…

— Не нужно тебе падать духом, Мэренн. Трудно выкарабкиваться из мира теней, поверь. Но если кто и должен жить, так это ты! Ты, потому что жизнь приходит с такими как ты, у кого горит сердце и огонь в глазах. Кто полон безрассудной отваги и не знает смерти! Те, кто несет жизнь этому миру, потому что они и есть — сама жизнь!

— Но… — вздохнула Мэренн, смутившись от слова Мэллина. — У него была Этайн. Мне кажется, он все еще ее любит! А со мной он так отстранен. Мне кажется, я лишь создаю ему досадные проблемы.

— Моя дорогая обожаемая жена моего брата! Хочу сказать тебе одну ужасную тайну! Я, кто видел Мидира с Этайн! Майлгуир будет счастлив только знаешь с кем? С Мэренн! И знаешь, если для этого вам нужен свой собственный мир, то его стоит создать ради этого!

— Тогда мне пора одеваться — и в дорогу? — погладила Мэренн украшение.

— О да, нам пора возвращаться домой. Знаешь, волчушка, не особо доверяй Фордгаллу. Не думай, что все желают тебе только добра.

— Ты хочешь сказать, что лорд Фордгалл — наш враг?

— Нет! Выражаясь словами советника: это утверждение противоречило бы политике нашего Дома. Дом леса — наш самый сильный союзник…

— Но ты не сказал: «самый преданный». Да, я это уже поняла. Он вчера заводил речь о браке между нашими детьми.

— Пускает корни где может!

— Он сказал про комнату Этайн.

— Это все в прошлом, волчушка. Фордгалл — та еще тварь. Что за мерзкий пенек! Нет, я ругаюсь не потому, что я не люблю лесных, я вообще мало кого люблю из нижних.

— Нижних? — не удержалась Мэренн.

— Так нас называют люди, Что, не была наверху ни в один из праздников?

— Не было нужды, — дернула плечом Мэренн. — Наведенная любовь — обман вдвойне. Мы же так привлекательны для верхних лишь из-за того, что мы — ши. Это как-то обидно, правда?

— О, умница! А как тебе Лианна?

— Решил сменить тему? Ты влюблен в нее? — решилась Мэренн.

— Я менестрель! — послал Мэллин воздушный поцелуй. — Я влюблен в каждую красивую женщину, которая находится рядом со мной.

— А если их будет двое? — подозрительно спросила Мэренн, пряча под черноту бархата искристость адамантов.

— Ты вновь смотришь в корень! Буквально на этот Лугнасад их оказалось именно две, и обе — прекрасны! И обе остались очень довольны.

Мэренн поняла, что еще очень молода, и словесные игры пока не по ней: кровь прилила к щекам от смущения, и она не нашла слов для ответа.

— Все-все, не буду смущать твою невинность, — развел руки Мэллин. — Скоро прибегут служанки, будут готовить тебя к королевскому выезду. Лианна, уезжая к себе в Золотую башню, предоставила свою повозку. Сказала: путешествие на лошади может тебе повредить. Тебя еще тошнит?

— Немного, — помедлив, согласилась Мэренн, еле погасив желание поспорить. На коне было бы привычнее, однако ей теперь надо думать не о себе.

— Да, именно, — произнес Мэллин, так пристально смотря на Мэренн, будто читал ее мысли. — Будем подкладывать еловые ветки даже там, куда не собираемся упасть, — неожиданно серьезно сказал он. — Прости моего брата, у него правда было дел выше неблагой башни. Ну я пошел…

— Подожди! — удержала его Мэренн. — Скажи, как может сбыться это предсказание?

— Хоть как.

— А если я убью себя, когда родятся дети? — тихо произнесла Мэренн.

— Мне жаль будет расстаться с тобой. Это будет глупо, так как ничего не изменит. Один ребенок в один год.

— Прекрати это повторять! — зажала уши Мэренн.

— Я этого не говорил, — удивился Мэллин. — Кто? Кто сказал тебе?

— А разве друиды не сказали? — уклончиво ответила Мэренн, и Мэллин присел рядом.

— Послушай, может, они говорили что-то лично тебе? Брат звал их, но они не приходят к нему. Видимо, злятся, что он закрыл доступ в Черный замок — вот поэтому мы поспешим туда. Там ты будешь в относительной безопасности.

— Так он правда закрыл Черный замок?

— Всем — на два года. Друидам — очень давно. Если они приходили к тебе, расскажи об этом.

— Я думала, это кошмар сегодняшней ночи. Слишком я ждала и боялась их увидеть, — опустив глаза, произнесла Мэренн. — Я просила о жизни для своих детей! Обещала отдать что угодно!

— Но друид наверняка сказал, что если ты не отдашь ребенка — погибнут все трое, те, чьи жизни выторговал сам Кернуннос?

— Жертва, — прошептала Мэренн. — Кажется, они твердили о жертве, замешанной на любви. Это то, что спасет ваш мир, это то, что я хотела. Но я не хочу!

Ее колотило. Мэллин неожиданно наклонился, потрогал что-то на полу, покрытом золотым тканым ковром, потер пальцы.

— Серый пепел. Все неймется гадам!

— Что?! Кто-то и правда был здесь? Они ведь опять просили ребенка!

— Жертва, Мэренн, чтобы принести хоть какую-то пользу, должна быть добровольной и, желательно, непреднамеренной. Так что выше нос, и не хорони никого раньше времени!

— Но я не могу! — воскликнула Мэренн. — Как, скажи, как мне спасти моих детей?..

— Эй, куда подевалась та храбрая девочка, что заставила влюбиться моего брата? — начал Мэллин, но тут дверь шатра шелохнулась, и легкую ткань отодвинул Майлгуир.

Мэренн закрыла лицо руками.

— Мэллин, ты расстроил мою жену?

— Похоже на то.

— Выйди, — рыкнул Майлгуир.

Послышался быстрый топот. Видимо, король был сильно зол.

— Мэренн, все может случиться, но… послушай меня и поверь мне, — сказал Майлгуир и прсел рядом: постель заскрипела от тяжести мужского тела. — Когда-то мне пришлось… Я уж стоял перед выбором, стоит ли весь мир жизни одного ребенка.

— И что? — Мэренн оторвала ладони от лица.

— Не стоит, — тяжело уронил Майлгуир, и Мэренн, заплакав, прижалась к его груди.