Тормарский витраж. Книга 1. Время скитальцев

Осколок четвертый. Погоня. Глава первая. Барка «Болотная тварь»

Тони, Тони, старый ты греховодник, как ты посмел помереть и бросить свою жену одну в этом паскудном мире⁈ Как посмел ты, окаянный, оставить ту, которую обещался почитать и оберегать⁈ Да и женушка твоя не лучше, все мечтала о непонятном, воображала себя умной, да рукастой, да талантливой — но жизнь все взяла да и расставила по местам.

Мы с тобой редкие дураки, Тони. Многого желали да малого достигли, да и то рассеялось пылью, разлетелось по ветру, ушло, словно круги на воде. Ушло и вовек не вернется…

Так горько размышляла Джованна Сансеверо, полулежа на жестком тюке в глубине душного вонючего трюма соляной барки, что почти неощутимо ползла вниз по течению. Содержимое тюка давило в спину, от спертого воздуха свело глотку, но Джованна лишь смутно ощущала все эти неудобства. Тяжелая, словно сотни блоков камня, тоска согнула плечи и отодвинула телесные скорби прочь.

В трюме было полутемно. Слышался приглушенный массой груза плеск воды в борта, скрип железной цепи, на которой покачивался крошечный фонарик со слабенькой оплывшей свечкой да изредка мощные всхрапывания: неподалеку, упав голым пузом на соляной мешок, сладко, словно на мягчайшем тюфяке, почивал Йеспер Варендаль. Кожаная куртка, замаранная грязью и травяной зеленью, сползла с его спины, и Джованна видела старые, почти изгладившиеся полосы шрамов. Она смутно помнила дни, когда эти шрамы выглядели совсем свежими, но тогда она не интересовалась, откуда они взялись. Просто мазала купленной у аптекаря мазью, пока Антонио толковал в подсобке с Танкреди. Меньше знаешь — крепче спишь.

Танкреди. С него все началось, с лиса-искусителя, поселившего в сердце Тони веру в то, что Сансеверо способны на нечто большее, чем честно плавить лунные стеклышки для окон и выдувать разноцветные бусины. Сейчас Джованна, пожалуй, плюнула бы в смеющиеся зеленые зенки и послала бы наглеца куда подальше. А то и по роже бы двинула и плевать на все последствия! Ну, может, случай еще и представится… Надо было сразу стеречься, как только она прознала, что на самом деле этот то ли мошенник, то ли наемник, то ли невесть кто — знатного рода. Восьмой сын герцога, как никак. Или девятый? Даром что из захолустного герцогства на краю карты, коего и название-то сразу не вспомнишь, но сын герцога. Законный. Правда, теперь вроде бы уже седьмой (или восьмой?) брат нового правителя, что сути не меняет.

А эти двое… Он ведь тоже пришли от Танкреди. Что они для него? Что он им наобещал?

Женщина (кажется, Фран) не спала — это Джованна знала точно. Она сидела чуть в стороне, загородившись тюками так, что вся ее фигура оставалась скрытой тенью. Лица ее Джованна так и не рассмотрела толком. На погосте было некогда, а после незнакомка старательно куталась в плащ. Вела она себя почти бесшумно, но Джованна видела, как медленно поворачивается лезвие узкого кинжала, который Фран не выпускала из рук. Она крутила кинжал, медленно, размеренно, минута за минутой, час за часом, и Джованна постепенно привыкла к ощущению того, что в паре пьед от нее обретается кто-то с обнаженным оружием и неясными намерениями. Сама Джованна словно погрузилась в тягучую полудрему. Счет времени прервался: она не могла сказать сколько часов провела вот так приткнувшись на тюке.

Не было прошлого, не было будущего. Да и настоящего толком не существовало: только плеск воды, надсадный скрип цепи и тоска в сердце.

Тони, Тони, старый ты дурень…

Послышались тяжелые шаги, дверца люка откинулась на петле, и в трюм по лесенке спустился Рико ду Гральта. Он всю ночь провел на палубе, время от времени заглядывая в нутро барки. Небритый, помятый, он окинул усталым взглядом трюм и, убедившись, что с прошлого визита, ничего не изменилось, склонился над спящим Зубоскалом.

— Йеспер, — позвал он. — А ну, просыпайся!

Варендаль не соизволил. Тогда Рико взял его за плечо и осторожно, вполсилы, потряс. Подействовало — Варендаль открыл глаза.

— А-а, Рико, дружище! — протянул Йеспер, моргая и улыбаясь. — А пожрать не принес?

Круглое лицо Рико, и без того не блещущее радостью, помрачнело.

— Пожрать⁈ — негромко переспросил он, и Джованна внезапно уловила скрытую угрозу в низком спокойном голосе.

— Ну да! — весело отозвался Йеспер. — Живот подвело со сна.

— А жрать ты, Йеспер, сегодня не будешь, — угрюмо объявил Рико. — И мы, по твоей милости, тоже. Если, конечно, у тебя не завалялись деньги.

— Так у тебя же были⁈

— Были. А теперь все они у капитана. Как думаешь, почему мы прошли две ночные пристани, не причаливая? А провоз у нас, если ты забыл, без прокорма.

— Ну, это все пустяки, — беспечно заявил Йеспер, потягиваясь. — У тебя есть серебряные пуговицы. И пряжка на ремне. А у Фран есть сережки с янтарем и…

Лицо Рико темнело с каждым словом.

— А у тебя, Варендаль, — вдруг отчетливо произнес он, поднося кулак к лицу собеседника. — Есть золотые зубы.

Улыбка сползла с лица Йеспера.

— Зубы нельзя, — пробормотал он. — Зубы мне Саламандра пожаловала…

— Ри, — раздался голос из-за мешков. — Не надо. Не пугай его.

— Только ради тебя, солнышко, — проворчал Рико и, разжав кулак, бесцеремонно сдернул Йеспера с мешка на пол. — Вставай уже, горе мое голодное. Пошли на палубу — разговор есть.

Йеспер покорно поднялся на ноги и, почесываясь и отряхиваясь, поплелся вслед за старшим товарищем.

Сквозь люк сочилось предрассветное свечение.

Они остановились у борта барки. Дым, который лежал над Реджио, за городом чуть рассеялся: лесистая возвышенность правого берега загораживала котловину с тлеющими торфяниками. А встречный фассарро приносил иные запахи.

Но болота были и здесь: весь левый берег являл собой равнину, где приземистые холмики чередовались с рытвинами, полными стоячей воды, камыша и неверной топкой грязи. Здесь, разделяясь на множество рукавов и потоков, впадал в Ривару ее приток — Десс. Вода — мутно-серая, полная илистой взвеси и клочьев тины — несла «Болотную тварь» вниз по течению. Парус, увы, не помогал реке: он был бесполезен и потому свернут на рее.

Гребцов на барке сейчас не было: прижимистый владелец нанимал полную команду только в Фортьезе, когда надо было подняться против течения. Назад такие временные гребцы сплавлялись на груженых плотах из арантийской сосны, пригоняя древесину и возвращая себя к устью Ривары, чтобы вновь наняться на суда, идущие в верховья.

Вахтенные матросы, управляясь длинными шестами и кормовым веслом, следили, чтобы барка двигалась в фарватере, держась подальше от мелей. Несло влажной тиной. По берегам надрывались лягушки.

— Правда, деньги кончились? — спросил Йеспер, приглаживая пятерней всклокоченные волосы.

— Я, что, монеты рожаю, что ли? — проворчал Рико. — Найди, если сможешь.

— Ты что такой дерганый сегодня? — участливо поинтересовался Варендаль. — Не выспался?

— Я не спал. Я думал.

— И что надумал, мудрец?

— Нужно убираться прочь от реки, — проговорил Рико.

Йеспер сделал круглые глаза.

— Ты не тронулся часом, дружище? — участливо проговорил он. — На солнышке не перегрелся? Река — самая надежная в здешней местности дорога. Торный тракт, можно сказать. Да, неспешно, зато удобно. Солнышко греет, вода тебя несет, а ты сидишь себе поплевываешь с борта…

Он продемонстрировал, как это делается.

— И выследить нас на этом торном тракте, как с борта плюнуть.

— Да кто ж нас выслеживать-то станет⁈ — искренне удивился Йеспер.

Рико слегка сжал ладони на планшире.

— Да неужто некому? — негромко спросил он.

— Ладно, — Йеспер поморщился, словно укусив лимон. — Есть, конечно. Но, слушай Рико, все пустое. Не морши лоб — тебе не идет. Смотри проще. С Торо, конечно, косо-криво вышло, но пока он оклемается, пока развяжется, пока сообразит, что да как — мы уж у границы будем. Тут всего пара-тройка ночей.

— А Бравенте?

— Что Бравенте? Он же не знает, что Джованна покинула город. Кто его переубедит?

— А если объявятся твои банковские знакомцы?

— А они вообще свалили незнамо куда! Потеряли они меня, стервецы.

— А если…

— Да, что ж ты как старик столетний! — взорвался Варендаль. — Заладил! А если! А если! А если тебе завтра на темечко молния свалится⁈ Или чайка нагадит! Что мы, мало передряг видели⁈ Не из такого дерьма вылезали! А ты подумал, как Джованна на своих двоих потащится⁈ Она и так еле дышит, а ты ее по буеракам погонишь⁈ Лошадей-то взять негде и не на что!

Последнее соображение показалось Рико разумным. Он медленно кивнул, признавая правоту доводов Йеспера, и тот моментально удвоил натиск.

— Вот, сам же понимаешь! Что ты вечно думаешь, прикидываешь⁈ Спятить же можно! Расслабься ты наконец! Не догонит никто… а если и догонят, нам же проще — вода же кругом! Ты лучше за Фран следи. Как бы она чего не вытворила…

— А что за мной следить, Йеспер? — раздался внезапно голос за его спиной. — Что я малое дитя? Или, может, я безумна?

Варендаль вздрогнул всем телом и торопливо спрыгнул с фальшборта.

Франческа шла по палубе. Она избавилась от плаща и отстегнула рукава платья и оттого в предрассветном полумраке казалась легкой невесомой тенью. Платок был с рассчитанной небрежностью наброшен на плечи, волосы на эклейдский манер не заплетены, а лишь перетянуты алой шитой серебром лентой.

Один из матросов, что работали у кормового весла, одобрительно цокнул языком. Рико обернулся и ответил ему таким выразительным взглядом, что малый стушевался и вернулся к своему делу.

— Что ты… что ты, Фран, — смущенно пробормотал Йеспер. — Никто такого не говорил. И не думал. Язык мой — враг мой. Забудь.

— То-то же, — произнесла она. — Лучше присматривай за старой джиори. Она, кажется, вовсе нос повесила.

Над водой пронесся низкий, гудящий звук.

— Водяной бык, — приложив ладонь ко лбу, предположил Рико. — Они обычно гнездятся в топях и низинах.

— Наверно, — согласилась Франческа, дотронувшись до фибулы, где в золотом овале тоже красовалась птица — длинноногая клювастая цапля в полете. — Как называется городок?

Она указала на правый берег. Там, на фоне серого светлеющего неба вырисовывался силуэт кампанилы и очертания крыш.

— Читта-как-его-там, — явно радуясь перемене темы, протараторил Йеспер. — Явно дыра дырой.

— Читта-Менья, — поправил Рико. — Бенито сказал, что здесь мы точно пристанем к берегу. И простоим долго. У него дела, разгрузка, погрузка, торговля… Часов восемь, а то и больше, потому что в полдень никто из матросов за работу не возьмется. Такая потеря времени…

— Ри, я тут подумала, — Франческа разжала кулак. На ладони у нее лежали серебряные серьги, сделанные в виде солнц с вставкой-сердцевиной из темно-рыжего янтаря и позолоченными лучами. — Я тут подумала: не пора ли и впрямь пустить их в дело…

— Нет уж. Начнем с пуговиц…

— Э! — встрял Йеспер. — Вы чего, умники⁈ Спрячьте свои цацки и предоставьте дело мастеру! Прежде чем расстаться с благородными металлами, испробуем иные методы…

Рико и Фран переглянулись. Особого энтузиазма великодушное заявление Зубоскала не вызвало.

— Что скажешь? — едва слышно спросил Рико. — Давай его в трюме закроем?

— Может, дадим еще один шанс? — ответила Франческа. — Если что, я ему уши надеру.

— Так и быть. Но последний раз. Йеспер! — окликнул его Рико и, когда тот подошел ближе, добавил зловещим шепотом, чтобы не услышали матросы. — Только попробуй что-нибудь спереть!

Читта-Менья был обычным реджийским городком, какие разбросаны в долине Ривары по лесистым красным склонам правого берега. Над стенами и черепичными крышами борго понимался купол основательного приземистого храма Благого Антэро и кампанила. Выше виднелись башенки старого замка, сейчас окрашенные в размытые рассветные тона. Зелени здесь было немного, но всяко поболе, чем в серости столицы.

Пока швартовались, солнце вынырнуло из-за края болотистой равнины. На кампаниле ударил колокол, призывая к утренней молитве. Начинался новый день последнего месяца жаркой тормарской весны.

Ловко перепрыгнув через борт барки на пристань, Йеспер подмигнул Рико и Франческе, одернул куртку и, держа под мышкой сверток мешковины, деловитой уверенной поступью направился по дороге к борго. В свертке побрякивало.

Первым делом он спросил у встречного носильщика, где в Читта-Менья кузница. Получив неясный тычок пальцем в сторону, он однако не сбился с дороги, свернув в предместье, и довольно быстро обнаружил искомое заведение. Подмастерья как раз разводили огонь. Вызвав сонного кузнеца, Йеспер развернул мешковину и предъявил тому маленькую коллекцию отобранного у грабителей оружия.

— Берешь?

Кузнец покопался в железе.

— Приличный только вот этот, — заявил он, указывая на тесак, ранее служивший Ланцо. — Остальное дрянь.

— Не надо. Дубинка тоже ничего, — возмутился Йеспер. — Вон как удобно по руке ложится. А за лом тоже платят.

Спустя пару минут препирательства стороны пришли к взаимовыгодной, пусть и не слишком высокой, цене. Сделка была заключена, кузнец отсчитал деньги, и Йеспер, освободившись от лишнего груза, зашагал дальше, за стены борго, нисколько не беспокоясь о страже, что только-только отворила ворота.

Все в здесь было, как и в любом другом реджийском городке. Мощеная булыжниками дорога вывела Варендаля на маленькую площадь, где журчал фонтан. Красотой стиля сооружение не отличалось, вместо статуи здесь была лишь каменная водяная лилия с истрескавшимися и кое-где оббитыми лепестками. Зато, как удивленно заметил Йеспер, умываясь под падающими струями, внутри фонтанной чаши были даже не монеты, а набитые бляшки серебра. Здешнее начальство следило за чистотой воды. И ведь никто не зарится!

У фонтана уже стояла, препираясь, кучка женщин и девушек. Все они только что вышли из храма после краткой утренней службы и, расхватав заранее оставленные у порога ведра и кувшины, спешили занять место в очереди — водица, набранная при только что вставшем светиле, считалась самой лучшей.

Йеспер с добродушной усмешкой следил за этой толкотней, высматривая красивые юные личики, пока не получил слабенький тычок в бок. Удивленный донельзя, он обернулся.

— И ведь не помолился, поди, а уже пялишься, как кот на сметану, — с укоризной сказала сухенькая морщинистая старушка в черно-зеленом одеянии сестер-целительниц.

— Грешен, матушка, — весело отозвался Йеспер. — Чего тебе?

— Колесо у тачки выскочило. Поможешь?

Она указала на лежавшую на боку тачку, возле которой возилась другая старушка, собирая выпавшие узлы и свертки.

— Если вишневую смолу за здравие зажжешь, то отчего не помочь?

Дело оказалось плевое. Йеспер в два счета поставил колесо обратно, от души наддал ногой, чтоб крепче держалось, и благие сестры принялись грузить свой скарб в тачку, готовясь двигаться дальше.

— За чье имя смолу поджечь? — спросила старушка.

— За рыжего-бесстыжего, — рассмеялся Йеспер. — Не промажешь.

Старушка махнула на него рукой: иди, мол, трепло! Ее товарка укоризненно погрозила пальцем. Йеспер заржал и возвратился к делам насущным. На краю площади как раз разворачивал лоток подмастерье пекаря, выкладывая из корзины еще горячую выпечку. Йеспер купил самый большой каравай, сдобные булочки, потребовал завернуть съестное в чистое полотно, взял узел и уже развернулся, чтобы уйти прочь…

И вдруг почувствовал, что галдеж у фонтана как-то поубавился.

На площади стояла женщина. Она, как видно, только что вышла из переулка, ведущего в верхнюю часть города. Женщина обнимала себя за плечи, словно утро было по-осеннему зябким, и вся ее фигура казалась излучала тревогу и печаль, неуместную среди этой мирной жизненной картинки.

Платье женщины — светлое, расшитое мелким речным жемчугом, было дорогой ткани, но устаревшего покроя и небрежно зашнурованное. Темные волнистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам и почти закрыли лицо.

Женщина шагнула вперед, и Йеспер с удивлением заметил, что она босая, словно крестьянка.

Толпу у фонтана разнесло в стороны, словно по мановению руки. Все примолкли, переглядываясь. Благие сестры перестали толкать свою тачку к воротам.

Женщина приблизилась к фонтану, и капли воды тут же щедро осыпали ее одежду и волосы. Подол платья волочился по влажной мостовой. Покрытые пылью босые ступни моментально стали грязными.

— Что это с теткой? — спросил Йеспер у подмастерья. — Пошла, что ли?

Конечно, он знал, что это не так. Никто и никогда не позволил бы пошедшему вот так запросто разгуливать у городским улицам и заражать своим жутким безумием окрестный люд. Скорее всего тетка бы и переулок не успела пройти до конца. До первого метко брошенного камня. До первой стрелы в спину.

Нет, здесь было что-то иное.

— Чирей тебе на язык! — тут же откликнулся торговец. — У нас здесь такой дряни не бывает, слава Девяти. Обычная она, просто в уме поврежденная. Но так на то причина есть.

На площадь из переулка вышел человек. Среднего роста, немолодой и загорелый, одетый без изысков, но при рыцарском поясе, оружии и с должностной цепью на груди. Торговцы примолкли. Йеспер напрягся.

Человек долго смотрел на женщину, бродящую вокруг фонтана. Оглядел площадь. Внезапно взгляд его уперся в Варендаля.

— Эй, рыжий! — окликнул его рыцарь. — Подойди-ка!

Йеспер заставил себя не спеша, без видимой опаски приблизиться. Позвали и позвали, эка невидаль… чего честному человеку бояться…

— Ты ведь не здешний?

Иногда можно и правду сказать, вспомнил Йеспер слова Рико. Попытка не пытка.

— Я приплыл на барке, джиор, и скоро поплыву дальше. Поднялся в ваш уютный город, чтобы купить еды на доро…

— Не здешний, — прервал его рыцарь. — И скоро уедешь прочь. То, что нужно. Новое лицо, которое быстро исчезнет. Ты все дела здесь сделал?

Йеспер кивнул, остро чуя, что пришла пора убираться прочь.

— Вот, держи! — мужчина снял с пояса кошелек и к изумлению Йеспера вытащил из него две монеты, одна обычный реджийский диллс, другая — непривычная, квадратная, но со спиленными остриями углов. — Подойди к той женщине у фонтана и отдай ей вот эту монету. Диллс можешь забрать себе в уплату за услугу.

Йеспер в недоумении огляделся, сильно подозревая, что его разыгрывают. Но лица женщин были серьезными. Подмастерье пекаря слегка кивал. И все они чего-то ждали.

— Я должен что-то сказать? — уточнил Варендаль.

— Нет, ничего. Она сама будет говорить. Будет нести чушь. Ты соглашайся. А когда она смолкнет — иди прочь и выкинь из головы все сказанное.

Йеспер неторопливо убрал диллс к своим медным монеткам в кошель. Положил узел с выпечкой на ступеньку храма. Странная квадратная монетка казалась тяжелой, словно была из камня. На миг мелькнула мысль — отказаться и дать деру.

— Не бойся, — грустно улыбнулся мужчина. — Она тебя не тронет.

— Кто здесь боится? — Варендаль подбоченился. — Сделаю, джиор.

Женщина стояла очень близко к чаше фонтана, спиной к собравшимся на площади. Когда Йеспер приблизился, она даже не пошевелилась и вряд ли вообще заметила его появление. Йеспер легонько кашлянул, обозначая свое присутствие. Без толку.

— Джиори, — тихонько позвал Йеспер, остановившись так, чтобы водяные брызги приятно освежали лицо, но не замочили излишне куртку. — Джиори, меня послал…

Тут он сообразил, что не знает, кто именно его послал. Муж, брат, другой родич? Да, какая разница… Следовало быстрее сделать дело и проваливать.

— Джиори, — снова начал он.

Никакого ответа. Женщина продолжала всматриваться в чашу фонтана.

— Джиори, вы не это ищете?

Йеспер шагнул вперед и подставил под струи раскрытую ладонь с монетой.

Она бережно взяла монету с ладони Йеспера, сжала в кулаке и мягким плавным движением подняла голову, встретившись взглядом с Варендалем.

Йеспер отшатнулся, словно от удара. Он рванулся, но глаза не отпустили. Они держали крепче, чем любые путы, не давая сойти с места, отвернуться, опомниться.

Он смотрел в эти глаза, и, казалось, погружался в черную бездну отчаяния, и с каждой секундой проваливался все глубже и глубже. Сейчас он был, точно тот беспомощный бродилец, пойманный в сети силы, превосходящей его собственную. Его захлестывало острое ощущение беспомощности и одиночества, затягивая в водоворот сердечной боли.

Он смутно различал лицо своего противника. Женщина не была молода — лет тридцати, а то и больше, не была она и красива: тонкое скуластое лицо с ранними морщинами у рта, бледная, словно снег, кожа и почти бесцветные тонкие губы. Ничего, что привлекло бы Йеспера раньше, ничего, что привлечет, если он вырвется из этого плена. Но сейчас они были связаны крепче, чем родичи, сильнее, чем любовники.

Йеспер начал понимать, что еще чуть-чуть, и он пропадет. Кровь била в виски с такой силой, словно вот-вот прорвет оболочку плоти и хлынет наружу.

— Пощадите меня, джиори, — прошептал он, стараясь своей сбивчивой речью прервать течение этой черной реки, — Я тону, так дайте мне выплыть…

Он не надеялся на понимание, но женщина опустила голову, и наваждение исчезло. Черные воды успокоились.

Понимала ли она сама, на что способна? Знали ли те люди на площади?

— Кто вы, джиори? — трясущимися губами выдавил Йеспер.

— Никто, — ответила она. — А ты? Ты пришел найти ее?

— Её⁈

— Она там, — прошептала она. — Там. Ты пришел найти ее? Скажи, ты пришел найти ее?

Пальцы ее впились в запястье Йеспера с неимоверной для такой тонкой руки силой. Сейчас кость треснет, подумал Варендаль.

— Э-э, джиори, — пробормотал Йеспер. — Да… наверно…

— Она там, — продолжила женщина. — Они ищут, они снова ищут. Я знаю. Они не прекратят искать. И ты не прекращай. Она там. Я вижу ее ночами, когда открываю глаза. Ты умеешь открывать глаза? Это страшно, да?

Йеспер чувствовал, что его знобит. Умеешь открывать глаза…

— Да, — признался он. — Я умею открывать глаза.

— Ты найдешь ее? Скажи, найдешь?

Этим глазам было невыносимо лгать, но Йеспер попытался.

— Я не лгу, джиори, — произнес он. — Я обещаю, что найду… скажите лишь, что?

— Поклянись своим отцом и своей матерью, своей сестрой и своим братом, своей невестой и своим домом!

Какая легкая клятва… Йеспер кивнул.

— Тогда возьми, — она неожиданно лукаво улыбнулась и, встав так, чтобы каменная лилия загораживала ее от взглядов, украдкой вернула монету Йесперу. — Помни: она не твоя. Не моя. Как не мое солнце, не твоя луна. Она там, где течет река без имени, там, где вода не отражает звезды, там…

Она внезапно умолкла. Просто остановилась, прервав фразу, словно забыла все слова на земле. Это напомнило долгий отзвук оборвавшейся струны. Вот только струна хлестанула по пальцам, до крови разрезав кожу.

— Джиори? — прошептал Йеспер.

Она смущенно, но словно непонимающе улыбнулась и пошла прочь от фонтана. Загорелый мужчина шагнул навстречу, будто ожидал такой развязки.

На Йеспера он и не смотрел. Чужак сделал свое дело и мог убираться на все четыре стороны.

Варендаль поспешно сунул голову под струи фонтана, словно желая смыть наваждение. Вынырнул, протер глаза, побрел прочь с площади…

— Парень! — будто сквозь туман услышал он голос старушки с тачкой. — Парень, пожитки свои забыл!

Когда он вернулся на пристань, здесь уже вовсю делались дела. Сновали туда-сюда грузчики с мешками и тюками, пересмеивались матросы, истошно блеяла забредшая на причал белая коза, и возились в пыли куры. Словом, все были заняты.

Сам капитан Бенито — степенный бородач в шикарном сине-зеленом дублете — стоял на пристани в компании пары таможенников, перебирая какие-то бумаги. Йеспер прошмыгнул мимо, надеясь, что чиновники, увлеченные чтением, не обратят никакого внимания на пассажира, и направился к раскрытому люку в трюм.

— Йеспер!

Из-за палубной надстройки выглянула Франческа. Йеспер тут же изменил направление.

Здесь было сейчас, наверно, самое спокойное местечко на судне. Борт, обращенный к реке, никого не интересовал. Франческа устроилась на скамье и благодушно взирала на волны, небо и противоположный низкий берег.

— Загоришь, — заметил Йеспер, усаживаясь рядом. — Нос покраснеет.

— У меня кожа привычная, — отмахнулась она.

По другую сторону от Франчески, ссутулившись, сидела Джованна Сансеверо. Не сказать, чтобы она была весела и довольна жизнью, но и помирать сию минуту вроде бы не собиралась. Между женщинами на тряпице лежал порезанный сыр, стояла миска с сушеными фигами и большая глиняная кружка с чистой водой.

— Ого! Где взяли? — спросил Йеспер, водружая свой узелок рядом с миской. — А я-то спешил…

Он вытащил из миски фигу, подул на нее и сунул в рот.

— У джиори Сансеверо остались деньги, — пояснила Франческа. — Немного, но завтрак Рико раздобыл.

— А сам он где?

— Ушел размять ноги.

Франческа легким движением выпустила из рукава кинжал и принялась бережно нарезать хлеб, с явным наслаждением вдыхая теплый сытный аромат.

Некоторое время все молча ели: Франческа, расслабленно и очень аккуратно, Йеспер задумчиво, а Джованна медленно, словно через силу заставляя себя глотать.

Наблюдая за ней, Йеспер отвлекся от своих невеселых мыслей и решил задать вопрос, который давно его занимал.

— Джиори Джованна, а все же, что там стряслось, на мосту?

— Не знаю, — отрезала Джованна. — Память отшибло.

— Как так? — поразился Йеспер. — Совсем?

— Напрочь, — сварливым голосом подтвердила женщина.

Йеспер открыл было рот, чтобы попытаться снова, но Франческа легонько дернула его за рукав, призывая умолкнуть. Словно желая отделаться от расспросов, Джованна встала и поковыляла подальше на корму, где и остановилась в одиночестве: тощая, словно жердь, в грязной рабочей робе.

— Платье бы какое, — заметил Йеспер. — Женщина в мужской одежде вызывает вопросы. Если она, конечно, не Эрмелинда Гвардари. Неужто она и впрямь ничего не помнит?

— Сомневаюсь, — сказала Франческа. — Скорее не доверяет. Она крепкий орешек. Танкреди предупреждал.

— Вот пусть Танкреди и раскалывает, — решил Йеспер. — Одной левой.

Он хохотнул, довольный невольной остротой. Франческа даже не улыбнулась.

— И не стыдно тебе, — произнесла она с неожиданной серьезностью. — Бросил своего господина одного, со сломанной рукой, да еще и веселишься на его счет.

Йеспер опешил.

— Фран, да что ты? Я не бросил… он сам отпустил. Ты же знаешь: он же, словно Блудный лис. У него десять жизней — девять и одна запасная…

Щеки Франчески вспыхнули.

— Не смей так говорить, — с неожиданной злой горечью произнесла она. — Ни у кого нет десяти жизней, Йеспер. Когда же ты это поймешь?

Она поднесла к губам кружку и сделала глоток, словно надеясь, что вода остудит ее гнев.

— Ну вот, — расстроенно протянул Йеспер. — Я тебя обидел. И сам не понял, чем именно. Я дурак, да?

— Ты не дурак. Ты пятнадцатилетний подросток, который никак не поймет, что давно стал взрослым. Рико считает, что Танкреди тебя разбаловал.

— А ты? Тоже так думаешь?

Франческа вздохнула и ничего не ответила. Наступило долгое молчание. Наконец Йеспер покусал губу, поскреб пальцем скамейку и негромко проговорил:

— Фран, послушай… Я все собирался спросить… ты когда-нибудь встречала кого-то такого… ну… такого, как ты?

— Такого, как я? Что ты имеешь в виду?

— Ну… ты понимаешь…

Франческа поморщилась, скользнув взглядом по платку.

— Да. Однажды встречала. Давно.

— И… как?

— Если вкратце: меня попытались убить.

— И что?

— Как видишь, я жива. Почему ты спрашиваешь?

Йеспер поерзал на скамье.

— Понимаешь, я, кажется, встретил кого-то, подобного мне. Не совсем такого, но я прямо чую, что это то самое. Только много сильнее. Много-много силы, много-много боли. Очень страшно.

— Что⁈ — Франческа подалась к нему. — Где⁈ Ты уверен?

— Здесь, на городской площади. Она…

Йеспер внезапно замолк и прислушался. Затем, к изумлению Фран, вскочил с места, сцапал сдобную булочку и побежал прочь. Остановился, развернулся, схватил еще одну булочку и исчез за углом надстройки.

— Толкай! Еще толкай! Ой, парень, какой же ты молодец!

Заинтригованная Франческа встала и осторожно выглянула из-за надстройки. Удивленно приподняла брови.

— Это что-то новенькое, — пробормотала она.

Зрелище было и впрямь непривычное. Йеспер Варендаль обретался на палубе в компании двух пожилых монашек и груженой тачки, да не просто вступил в разговор, а, словно радушный хозяин, привечал гостий: расчистил им местечко среди сваленного на палубе груза, удачно пристроил тачку у борта и теперь потчевал женщин сдобными булочками.

Высокая сестра-целительница была явно несколько огорошена таким внезапным гостеприимством, однако, угощение приняла и теперь сидела, бережно отщипывая кусочки пропеченного сдобренного травами теста, и не спеша отправляла их в рот.

Ее товарка вела с Йеспером такую оживленную беседу, словно они век были знакомы. Франческа прислушалась.

— И не сомневайся, парень, — уверяла сухенькая монахиня. — Доброе ты дело сделал. Она же с местными-то уже и не говорит вовсе. Если б не ты, она б не один час вокруг фонтана бродила. А так, джиор Раньер ее под белы ручки домой проводил. Она и успокоилась… до следующего раза, несчастная душа.

— А он кто, муж ее? — спросил Йеспер.

— Раньер-то? Нет, он наш подеста…

Франческа улыбнулась, глядя, как слегка дернулась щека Йеспера при слове «подеста».

— Эмилия ее звать, — вставила высокая сестра. — Эмилия из Торнаторе. А по мужу была Витале из усадьбы Витале.

— И давно она такая? — спросил Йеспер.

— Давно, — маленькая сестра-целительница задумалась. — Да лет с десяток.

— Больше, — заметила высокая сестра и кинула кусочек булочки воробьям на пристани.

— Да как же больше? Что ты такое говоришь, сестра Доротея?

— То и говорю, сестра Клара, — спокойно отозвалась ее товарка. — Это в тот год было, когда большой колокол сам собой звонил. Еще старая сестра Летиция, свет ее душе, говаривала, что не к добру…

От взгляда Франчески не укрылось, как внимательно Йеспер вслушивается в эти расчеты.

— Твоя правда, сестра Доротея, — согласилась сухенькая сестра. — Запамятовала я.

— Так что же случилось-то? — спросил Йеспер.

— Случилась, парень, страшная и странная история.

— А вы расскажите. Я, матушка, до страсти люблю жуткие байки. Да и делать-то все равно нечего. Когда еще поплывем.

Пожилая сестра-целительница и сама была не прочь развлечь и себя, и собеседника. Ее подруга казалась довольно равнодушной, но не стала протестовать.

— Жили когда-то на том берегу Ривары…

Франческа подощла поближе и встала так, чтобы оставаясь в тени надстройки, слышать весь разговор.

— Жили когда-то на том берегу Ривары, — повторила сестра Клара. — две семьи, Торнаторе и Витале. Не сказать, чтобы очень знатны, но и не простолюдины. Не сказать, чтоб слишком богаты, но и не голь перекатная. Земли-то на той стороне топкие, плодородия большого нет, но кое-что можно и выручить. Делить семьям было особо нечего: границей владений был Десс, там межи не перенесешь. Завидовать да кичиться друг перед другом тоже особо было нечем. Но однако ж, случилось такое с давней поры, что пробежала меж семьями кошка царапучая, а то и вовсе прополз болотный ящер.

То Витале через Десс переправятся да у Торнаторе овец угонят, то Торнаторе у Витале поле подожгут. До убийства разве что не дошло, но сломанных костей и разбитых носов не считал никто. И так продолжалось много лет. А ежели, парень, жить с оглядкой, то жизнь свою вовсе запустишь. А тут еще неурожаи. Словом, оскудели и Витале, и Торнаторе. И, видать, до того надоела им вся эта вражда, что решили они раз и навсегда утрясти свои вопросы, помириться и начать жить по-человечески.

— Ишь ты, — удивился Йеспер. — Да разве такое бывает? Вражда, она же сердце сушит.

— Это если кровная, — заметила сестра Доротея. — А они до настоящей крови не дошли. На пороге остановились, у самой дверцы в бездну.

— И что же дальше?

— В одно утро явились они с берегов Десса в Читта-Менья. Третейским судьей они избрали Раньера-старшего, отца нынешнего подесты. Очень уважаемый человек был. Сели в храме, чтобы боги лучше слышали, договорились об возмещении ущербов и над алтарным камнем Благого Антеро пожали друг другу руки. А чтобы упрочить соглашение о мире решили, что дочь старого Торнаторе Эмилия выйдет замуж за молодого Джино Витале. Ну, и сразу день свадьбы назначили.

— Дайте догадаюсь, — встрял Йеспер. — На свадебном пиру Витале перерезали Торнаторе. Или наоборот.

— Где ты только такой гадости набрался, парень? — поморщилась сестра Клара. — Здесь же не дикость южная. Справили они свадьбу и зажили. И достойно зажили. Спокойно. Люди прямо дивились.

— Так где же страшное-то? — слегка разочарованно спросил Йеспер. — Ну, кроме достойного ярма семейной жизни.

Высокая сестра-целительница слегка ухмыльнулась на его слова.

— А страшное и странное, парень, случилось по осени.

— Случилось это, парень, по осени, — повторила сестра Клара. — В тот год лето было засушливое. Не как сейчас, конечно, нынешнего-то жара и не припомнить, но все равно — Десс обмелел, так что крестьяне и без брода перебирались — воды по грудь только и было. Болота, помнится, воняли страшно — как ветер переменится, так в Читта-Менья и дышать невозможно было. Настоятельница велела нам, сестрам, обитель окуривать, чтобы какая зараза не прилипла.

— Они и сейчас, поди, воняют, — заметила сестра Доротея. — Просто ветер не с той стороны. Ты не отвлекайся.

— А как осень началась, — пропустив мимо ушей замечание товарки, продолжила сестра Клара, — то зарядили дожди, мелкие, противные. И начались туманы. И вот в такой дождливый день в город прибыл гонец из-за Ривары к господину Раньеру-старшему и привез послание от своего господина, старого Витале. Тот звал подесту с сыном на семейное торжество в честь окончания сбора урожая. И вот в назначенный день, оба Раньера со слугами переправились через Ривару и отправились в усадьбу Витале.

Дорога была неважная, а день с и с утра был туманный, а под вечер и вовсе словно пелена легла на Ривару. Помню и в городе было, как в молочной каше, а уж на том берегу и вовсе ни зги не видно. И как говорил после господин Раньер, пропустили они в том тумане нужный указующий столб, а после, как видно, свернули не туда и заблудились напрочь. Уж и сумерки пали, а после и ночь настала, а они все кружили по полям и низинам. Пару раз чуть в грязи не утопли, промокли все, замерзли. Говорили, что туман был такой, что факелы гасли, не выдерживая влаги. Кричали, но никто не отзывался. В конце концов решили остановиться и ждать, пока не рассветет.

И так они промаялись на одном месте еще незнамо сколько. И вдруг словно бы переменилось что-то вокруг: раз — и исчез туман, словно и не было никогда. И стала ночь прозрачной, будто вода в засеребренном источнике. И оказалось, что совсем близко они от усадьбы Витале — рукой подать. Они, разумеется, туда поспешили — мол, сейчас и обогреемся, и вино горячего выпьем.

Подъехали к воротам — а те настежь. Слуг нет, даже псов нет, а Витале волкодавов держал — рыкнут и сердце в пятки упадет. Дверь в дом тоже нараспашку, и огни потушены. Только луна светит. Раньер-старший почуял неладное — велел зажечь факелы и обнажить оружие. Зашли внутрь: в зале столы для пира расставлены, блюда с яствами остывшими стоят, кубки наполнены, а людей нет — никого. И во всем доме никого.

Сестра Клара помолчала, словно давая слушателю время представить всю зловещую картину. Франческа поежилась, будто сама на миг оказавшись в непроглядном тумане. Йеспер поковырял пальцем колено.

— Что же дальше? — спросил он. — Что предпринял подеста?

— Обошел еще раз дом, поискал, не видать ли где следов крови да драки. Но ничего такого не нашел. После вышел на двор и там ждал до утра. Едва рассвело, как он отправил одного слугу в город за подмогой и собаками, другого — в усадьбу Торнаторе — узнать, не являлись ли хозяева. А сам вместе с сыном отправился на болота — искать. Да только ничего не добился. Слуга, отправленный к Торнаторе, вернулся с вестью, что в усадьбе остались лишь две женщины-служанки да малый мальчишка. Остальные, мол, как ушли с господами на пир, так и не вернулись. Когда прибыла подмога из Читта-Меньи, то псы оплошали — бестолково кружили по двору, скулили и следа не взяли. Но подеста был человеком упорным и поиски не прекратил. Обшарили всю округу от берегов Ривары и устья Десса до болот. Зашли и в сами болота, насколько позволила погода. День за днем искали и вот когда уже отчаялись, то нашли.

Сестра Клара снова сделала многозначительную паузу, но момент испортила сестра Доротея. Она бросила птицам последние крошки булочки и мрачно произнесла:

— Она сама вышла.

— Да откуда ты знаешь, сестра Доротея? — возмутилась такому бесцеремонному вторжению в историю рассказчица. — Мне это, между прочим, сам отец Матео рассказывал.

— А мне настоятельница, — отрезала сестра Доротея. — А ей — сам господин Раньер-старший.

— Что ж, если ты лучше знаешь, так рассказывай дальше сама, — поджала губы сестра Клара.

— А что рассказывать? — сестра Доротея явно не имела ни призвания, ни желания плести витиеватые кружева слов. — Вышла она. Чуть ли не из самого сердца топей. Одета в то платье, что ты сегодня видел, и босая. Ноги в кровь сбиты. И молчит. Ее, разумеется, в город привезли, сестер-целительниц призвали, лекаря привели, а она молчит. День молчит, два молчит, неделю молчит. Сам примо-квестор из Реджио приезжал, и тот ни слова не добился.

Йеспер вздрогнул при упоминании страшного своего врага.

— Он ее… не пытал, надеюсь? — выдавил он.

— Раньер бы не позволил, — отрезала сестра Доротея. — Говорил примо-квестор со всей строгостью, он человек жесткий, но ничего такого не было. Так и отбыл, отступившись.

— Прямо не верится, — пробормотал Йеспер. — Чтобы Бравенте отступился.

— Уж поверь. Сначала Эмилию определили под кров нашей обители, но не задалось. Ушла. Как — никто и не понял. А когда стали искать — оказалась, сидит у фонтана, вся мокрая, и держит в руке ту странную монету. Раньер-младший подошел, она вздрогнула и монету обронила. Он поднял, отдал. Вот тут-то она заговорила.

— И что говорила?

— Бессмыслицу. Он пытался дознаться, куда ее родня подевалась, да куда там. Только ясно стало, что совсем у нее с умом тяжко. А она снова замолчала. Подеста ее к себе в дом забрал, дабы не пропустить, если у нее прояснение начнется. Но она все молчала.

— А спустя какое-то время снова сбежала, и снова к фонтану, — добавила сестра Клара. — Так постепенно и приметили, что коли она сбегает, то надо сделать, как ты сегодня.

— А отчего же подеста сам ей монету не отдал? Для чего я понадобился?

— Так она, если один и тот же человек по второму кругу монету отдаст, вопросы странные задает и плачет сильно. Мается. Вот Раньер и выискивает кого новенького.

— Странная история, — Йеспер покреб пальцами небритую щеку. — Куда ж они все делись? Это ж куча народу. Неужто никакого следа не осталось?

— Ни следочка. Три года выждали, как полагается, отслужили малый обряд — как по безвестно сгинувшим, а через трижды три и большой — как по умершим. А Эмилия так и осталась на попечении подесты. А когда Раньер-старший скончался, то его сыну это бремя досталось. Так-то, парень.

Йеспер снова задумчиво почесал щеку.

— Да уж, много дурного творится под солнцем и луной, — пробормотал он.

Франческа была с ним совершенно согласна. Она и сама могла рассказать не одну страшную историю. Печальная судьба неизвестной Эмилии заставляла погружаться в собственные воспоминания, а уж этого Франческа нисколько не желала. Ей нравилось жить — здесь и сейчас.

Желая отделаться от тягостного чувства, она отвернулась от сидевшей у борта компании и перевела взгляд на берег. И тут же улыбнулась.

По пристани шел Рико.

Если бы ду Гральта пожелал двигаться скрытно, из этого все равно ничего бы не вышло. Понимая, что прятаться бесполезно, Рико шел в открытую, расправив плечи, уверенно и с достоинством. Приветственно кивнул капитану и чиновникам, неспешно поднялся по сходням и окинул взором палубу.

Если он и удивился, обнаружив Йеспера в столь странной компании, то виду не подал.

— Доброго дня, сестры, — поприветствовал он женщин. — Надеюсь, мой помощник не слишком вам докучает? Он великий болтун, кого угодно заговорит.

— О нет, добрый джиор, — откликнулась сестра Клара. — Он спасает наши души от знойного уныния. Ибо, как говорил Аврелиан Ботернский, достойный собеседник подобен кувшину воды в день зноя.

— Но я его у вас украду, — он шлепнул Йеспера по плечу. — Пойдем-ка, дружок, обсудим дела насущные. Простите, сестры.

Они направились на корму. Сестры, оставшись одни, чуть помолчали, а затем сестра Клара вполголоса произнесла:

— Вот, а ты говорила: жулик. Вон у какого представительного джиора служит. И сам добрый малый.

— Добрый, — изрекла сестра Доротея и веско припечатала: — Но жулик.

Франческа слегка улыбнулась и отступила назад — все так же легко и неслышно.

— Что ты втирал бедным женщинам? — спросил Рико. — Надеюсь, не уговаривал отдать тебе содержимое кружки с пожертвованиями как самому достойному претенденту?

Лицо Йеспера изменилось. Он звонко шлепнул себя по лбу.

— Да как же я сам-то не додумался! — простонал он. — Такая идея…

— Ну, так прибереги до следующего раза. Если представится. А сейчас серьезно… Ты уже завел знакомства?

— Скорее они завели его, — заметила Франческа, приблизившись. — Знакомства и приключения. Йеспер погрузился в местные семейные истории.

— Как погрузился, так и вынырнет, — Рико потянулся и зевнул. — Жаль, что здесь появились эти сестры.

— Что тебе сделали две милые старушки? — проворчал Варендаль.

— Ничего. Но пока они здесь, мы не сможем использовать вот это. Только не разворачивай целиком.

Он протянул Франческе упакованный в мешковину сверток, который держал под мышкой. Женщина тут же сдернула край мешка.

— Рико! — изумленно прошептала она. — Это же плащ сестры-молчальницы. Где ты это взял⁈

Йеспер тоже сунул нос в сверток.

— И эти люди запрещают мне все на свете, — заявил он, закатывая глаза. — Признайся, Фран, это у него такие фантазии, да?

— Да как-то не замечала, — пробормотала Франческа.

— Вообще-то это для джиори Джованны, — заметил Рико, отбирая сверток. — чтобы не сверкала своими рабочими штанами в приличном обществе.

— А ничего попроще не нашлось? Ты что, увидел, как в монастырском саду белье на веревке сушится, и перелез через забор? Не верю — под тобой забор развалится.

— Это самое надежное. Никто не пристанет.

— А ты представляешь, что будет, если ее поймают в таком виде?

— Если ее поймают, то ее в любом виде ничего доброго не ждет. А потому — пусть идет в трюм и не высовывается, покуда не отплывем. А я составлю ей компанию — потому что сейчас, как лошадь, засну стоя. Фран, солнышко, ты присмотри здесь — остаешься за старшую.

— А я? — с деланной обидой спросил Йеспер.

— А ты как всегда, за капризного младшего братика. И учти: по поводу кружки с пожертвованиями я пошутил.

До отплытия больше ничего интересного не случилось. В назначенный час ударил колокол, барка отшвартовалась и неторопливо заскользила дальше по Риваре.

Йеспер все так же болтал со старушками, но Франческа уже не слишком прислушивалась к беседе. Занятая своими мыслями, она сидела на корме барки, наблюдая, как скрываются вдали башни Читта-Менья, и снова тянется высокий пустынный берег.

Сестры-целительницы сошли вечером на маленькой пристани селения Реджано. Йеспер стащил тачку на причал, за что удостоился искреннего благословения от сестры Клары и одобрительного кивка от сестры Доротеи. Старушки повлекли свой скарб прочь, барка вскоре отчалила, а Йеспер все стоял и смотрел, как две фигурки взбираются по белой тропе на горку, постепенно теряясь в сумраке.

Франческа, очнувшись от своей задумчивости, подошла к Варендалю.

— Ну, и где наш командир? — поинтересовался он.

— Только проснулся, — ответила Франческа. — Велел передать тебе, что теперь весь путь до Виоренцы будем дежурить по очереди. Мы трое, разумеется. Старую джиори в счет не берем. Кто-то должен быть на палубе. До полуночи будет его время. Дальше — твое.

— Он никак не уймется, — вздохнул Йеспер. — Твой ушастый ежик — несусветный зануда, Фран.

— Тогда я тоже зануда. Мы должны смотреть в оба, Йеспер, если не желаем проснуться с ножом, приставленным к горлу. Не желаю повторения кладбищенской драки.

Она снова потянулась к фибуле, но, словно сделав над собой усилие, остановила руку.

— Ты сегодня совсем странный, — заметила она.

— Я все думаю о той женщине на площади, — признался Варендаль. — Ты ведь все слышала?Неужели никто за эти годы не понял, что она такое? Неужели люди такие неподатливые? Такие глупые?

— Чтобы понять, нужно знать. Откуда этим горожанам знать…

— Ты вот меня раскусила сразу, чуть не с первого взгляда. Что бы ты сказала, увидев ее…

— Ты же знаешь, я давно все ощущаю иначе, — проговорила она. — Но, да, может быть, я и почувствовала бы. А может, и нет.

— Я не успел закрыться. Просто не ждал ничего подобного. И я бы не смог отразить… вернуть назад. Не смог ударить. Это было бы ужасно. Жуткий выбор — быть мошкой в паутине или стать пауком-убийцей.

Франческа поморщилась.

— Неизбежный выбор. Но ты не паук, Йеспер. Уж поверь.

— Ты меня понимаешь, — горько сказал Йеспер. — Только ты. Ну, и Танкреди еще. А Рико думает, что я конченый идиот.

— Он понимает больше, чем ты думаешь, — вступилась за мужа Франческа.

— Вряд ли. Он… Он нормальный, Фран. Ты замужем за потрясающе нормальным человеком, и это замечательно.

— Да, — сказала Франческа. — Это замечательно. Спокойной ночи, Йеспер.

После была ночь. Рико слегка удивился, когда почти сразу после полуночи Варендаль сам, не дожидаясь, пока его растолкают, появился на палубе. Немного поболтав, они разошлись: ду Гральта спустился в трюм, а Йеспер расстелил куртку и улегся, положив под бок чикветту.

Так он лежал, наблюдая, как серебрится сквозь облака лента звездной Реки и прислушиваясь к плеску воды и дальним голосам ночи. Когда же ночь стала выцветать, превращаясь в сумерки, он поднялся на ноги.

— И куда это ты собрался?

На палубе стояла Франческа. Лицо ее, освещенное белым кормовым фонарем, казалось странно бледным. Багряный платок туго обтягивал плечи. Она пристально смотрела, как Йеспер заворачивает в мешковину чиквету и вешает сверток за спину.

— Куда собрался? — повторила она.

Йеспер улыбнулся.

— На тот берег, Фран. Я просто посмотрю на те места. Барка идет медленно. Я нагоню. А если вы доберетесь до Виоренцы раньше, расскажи все, что слышала, Аррэ. Он-то дознается, где собака порылась.

— Мы могли бы вернуться позже. Все вместе.

— Я не могу уйти, не проверив.

— Почему?

— Понимаешь, я ей пообещал. Я поклялся.

— Чем же, конченый ты идиот? — вздохнула Франческа.

— Всем, чего у меня нет.

Зубоскал ждал, что она попытается остановить его, но Франческа молчала. Серая вода колебалась и звала. Наконец на востоке начало разливаться зеленовато-желтое свечение — предвестие нового солнца.

Франческа безмолвно смотрела, как Зубоскал залезает на край планширя, глядя на свинцовую воду и волнистую линию левого берега.

— Я Йеспер Ярне Варендаль, — прошептал он. — Я всегда держу слово.

И прыгнул.