Вознесение гор

Глава 5

Даниэл протянул почти сотню ярдов, прежде чем его вырвало в кусты в стороне от тропинки. Мир вокруг него будто кружился, и время от времени у него случались вспышки сверхвосприятия.

«Что со мной не так?»

Он болел в прошлом, но никогда не чувствовал ничего подобного. Стоя на коленях в подлеске, он блевал, пока его желудок не опустел совершенно. Когда тот наконец расслабился, Даниэл отполз на несколько футов, прежде чем перевернуться, растянувшись на траве. Теперь всё стало казаться нормальным. Его сердце больше не колотилось, а вспышки — или галлюцинации, или чем они там были — вроде бы прекратились.

Даниэл подождал ещё пять или десять минут, прежде чем снова встать на ноги. Он подумал было вернуться за своей цистрой, но беспокоился, что ему придётся объяснять своё странное поведение. Признание того, что первой его реакцией на поцелуй с Кэйт была рвота… он не видел, как это можно было растолковать с положительной стороны.

Воспоминание о поцелуе заставило его сердцебиение снова участиться, но на этот раз то было просто от радости. Он даже в самых смелых своих мечтах не представлял, что результатом его визита к Сэйерам станет что-то подобное. «Она поцеловала меня в ответ!»

Воспоминание о её губах отозвалось в нём дрожью, и ему пришлось заставить свои мысли потечь более заурядным руслом.

Когда он добрался до дома, мать не теряя времени устроила ему допрос:

— Ты как-то жутко рано вернулся.

— Ты послала меня только за пряжей, — сказал он в свою защиту.

— И где пряжа? — спросила она.

— Э-э…

— Ты и цистру оставил, так ведь? — заметила она. — Ты что, настолько спешил вернуться к своей работе?

— Мне кажется, я приболел, — сказал он ей. — Меня затошнило вскоре после того, как я туда добрался. Поэтому я и вернулся так внезапно.

— Тебя вырвало?

Даниэл кивнул.

Хэлэн положила ладонь ему на лоб:

— Жара у тебя вроде нет. Она заставляет тебя настолько сильно нервничать?

— Нет! Мам, я Кэйт с детства знаю, — возразил Даниэл, чуть приврав.

— Тогда иди полежи, — сказала она ему.

— Я уже чувствую себя лучше, — неуверенно сказал он. — Я обещал Папе, что уберусь в сарае, когда вернусь домой.

— Ложись, — приказала она. — С этим ещё успеется.

Два дня спустя Даниэл всё ещё был в постели. У него начался жар вскоре после того, как он послушался совета матери. Теперь жар пошёл на убыль, но Даниэл ощущал себя измочаленным и уставшим. Единственной светлой стороной всего этого было то, что мать всегда готовила куриный суп, когда он болел.

«Жаль, однако, что мне приходится болеть, чтобы его получить. Он наверняка был бы ещё вкуснее, будь я здоровым», — подумал он.

Голоса в другой комнате предупредили его о присутствии в доме кого-то ещё. Несколько секунд спустя его мать сунула голову в комнату, одарив его знающей улыбкой:

— У тебя посетитель, Даниэл.

Она исчезла прежде, чем он смог спросить, кто это был, но вскоре после этого дверь снова открылась, и вошла Кэйт, неся поднос с очередной порцией супа его матери.

— Я пришла принести твою цистру, — объявила она, — но твоя мать сказала, что тебе нездоровится.

Даниэл предпочёл бы, чтобы она не видела его в таком состоянии. Он вполне мог вообразить, как должен был выглядеть со стороны.

— Внезапно накатило, — сказал он, тщетно пытаясь причесать волосы пятернёй.

— Ты не виноват, — заверила она его. — Слышал новости?

Он покачал головой.

— В день твоего визита… после обеда в Колне появился надзиратель, — шёпотом сказал она, будто одна только эта тема могла призвать к ним надзирателя.

— Появился?

— Ну, он проехал по деревне. Говорят, что он время от времени останавливался, и просто глазел вокруг, будто что-то искал, — пояснила она.

— Кого-то, — сделал наблюдение Даниэл. — Они всегда ищут «кого-то».

— Однако он никого не забрал, — добавила она. — Согласно Элис Хэйс, он оставался там почти час, перемещаясь по улицам туда-сюда, но потом просто уехал.

— Как он выглядел? — спросил Даниэл. Уже не один год в Колне не бывало надзирателей, и многие из более молодых людей никогда их не видели.

Кэйт протянула ему суп и ложку, рассказывая об интересующей её теме:

— Меня там, конечно, не было, но Элис сказала Маме, что у него были карие волосы и глаза. Он был одет в толстую кожу, что-то вроде охотничьей одежды, но с иным покроем.

Она пустилась в описание странных узоров, вырезанных на коже, и явное мастерство, с которым та была сшита:

— Она говорит, швы было сложно заметить, а ещё у него меч был коричневым.

— Коричневым?

— Муж Элис, Том, на самом деле подошёл поговорить со всадником, но когда он приблизился, тот обнажил свой меч. Тут-то он и увидел, — объяснила Кэйт. — Она говорит, что меч даже не выглядел металлическим — если уж на то пошло, он казался сделанным из тёмно-коричневого дерева, отполированного и отшлифованного до похожей на клинок формы.

— Странное дело, — прокомментировал Даниэл. — Мистера Хэйса не ранили?

— Нет, он сразу же отступил, и надзиратель убрал меч. Надзиратель так и не сказал ни слова, — закончила она.

Даниэл вяло подумал, не его ли искал надзиратель. В конце концов, он был молод, как и большинство людей, которых забирали надзиратели. Он также определённо думал кое-какие грешные мысли тем утром. Его щёки покрылись румянцем, когда он вспомнил их поцелуй. Тут он отвёл взгляд, беспокоясь, что она каким-то образом сможет прочитать его мысли, если он снова посмотрит в эти зелёные глаза.

Они ещё немного поговорили, прежде чем она наконец встала, чтобы уйти:

— Мне лучше вернуться домой.

Ему было грустно, что она уходит, но он не мог найти правильных слов, чтобы выразить свои чувства:

— Ладно, — это было лучшее, что он смог сказать.

Она остановилась:

— В тот день, когда ты ушёл…

— Дело было не в тебе, — сразу же ответил он. — То есть, не в этом. Я просто не хотел, чтобы ты видела, как мне стало плохо.

Кэйт внезапно выдохнула, будто всё это время задерживала дыхание:

— Отрадно слышать. Значит, это не было… плохо?

— Нет! — выпалил он немного резковато. — Это было чудесно! — добавил он, снова покраснев лицом.

— Спасибо, — спокойно сказала она, и, наклонившись, быстро поцеловала его в лоб, прежде чем уйти.

После её ухода он ещё долго смотрел на дверь, с улыбкой погрузившись в свои мысли.