Война и Мир

Глава 9

Цесаревич Николай полностью одобрил мою идею с присоединением к бригаде драгун. После обдумывания, выбор пал на 4-й Екатеринославский полк, так как тот находился наиболее близко. Командиру подразделения полковнику Ребиндеру отправили приказ выдвинуться на Плевну для присоединения к Особой бригаде.

Хорошо иметь возможность переложить часть забот на подчиненных! Зазерский уже теснил черкесов и продвигался к Плевне. На помощь ему отправились гусары Смерти, затем артиллеристы Ломова и ракетчики Гаховича. Сам же я выбрался из Никополя 2 июля. Множество дел, в основном бумажных, заставили потратить лишние сутки на различные бюрократические моменты. Я впервые понял, как много приходится писать генералу, пусть и не лично, а через адъютанта или писаря. Различные приказы, реляции, наградные листы, поощрения, рапорты, сводки и отчеты съедали кучу драгоценного времени. В этом плане обязанности полковника выглядели куда проще.

Со мной находился Фальк, Снегирев Архип и четвертый эскадрон во главе с Егоровым. До Плевны было порядка пятидесяти верст, и мы преодолели данную дистанцию в течение суток. Дорога оказалась относительно пустой. Редкие болгары с радостью нас приветствовали, кланялись, улыбались и неизменно одаривали различными припасами. Я впервые услышал, как меня назвали Черният генерал, что значило Черный генерал. После Муселиево перешли вброд небольшую речушку Осым, вода в которой стояла так низко, что кони даже брюхо не замочили. В Дебово догнали ракетный дивизион, на некоторое время разделив путь с Гаховичем.

Иногда на тракте попадались тела убитых турок или мертвые лошади, но в целом было видно, что казаки Зазельского особого сопротивления здесь не встречали.

Небольшие, покрытые лесом, горы остались за спиной. Асеново, Мечка и Коиловцы располагались на равнине. Воздух пах травами, в небесах и на деревьях пели птицы, а в полях стрекотали кузнечики. Вдаль уходили виноградники. И лишь жара портила общее впечатление.

В деревне Гривицы находились основные силы Особой бригады, и я сразу же собрал полковников. Они уже успели разбить временный лагерь, начав раздавать еду прямо с полевых кухонь и поставили несколько палаток. В одной из них мы и устроились. Тем более, вечерело и потянуло прохладой.

— До Плевны шесть верст, дорога прямая и удобная, вокруг холмы и поля, — отчитался Седов.

— Надеюсь, разъезды высланы? — поинтересовался я, отпивая из поставленной на стол кружки ледяную родниковую воду, от которой даже зубы заломило.

— Само собой, Михаил Сергеевич, — успокоил Зазерский. Наедине они называли меня по имени, но во время совещаний, особенно при младших офицерах, подобной вольности себе не позволяли. — Мои донцы окружили город с севера и юга, но близко не суются и себя никак не показывают. Турки о нас не знают.

— Неужели они никого в разведку не пустили? — в подобную беспечность верить мне не хотелось.

— Конечно, пустили, — улыбнулся Некрасов. — Да только назад мы им вернуться не позволили. А второй разъезд пуганули казаки.

— Вы что-то задумали, — догадался я. — Докладывай, Алексей Петрович.

— Наметился интересный вариант, — Седов улыбнулся. — А виной всему кубанский казак войсковой старшина князь Керканов, которого мы здесь повстречали. Не угодно ли его послушать? Сведения у него презабавные-с, — полковник хохотнул.

Керканов оказался двадцати восьмилетним, среднего роста, офицером с небольшими усиками и твердым взглядом карих глаз. На его лице без труда читалось желание прославиться и как-то проявить себя. Чин войскового старшины у казаков соответствовал пехотному майору.

— Разрешите доложить, ваше превосходительство? — вытянулся он.

— Разрешаю, — с трудом удерживаясь от улыбки, ответил я. После «высокоблагородия» подобное обращение пока оставалось новым и необычным, но весьма приятным. Тем более, то ли с усталости, то ли с запарки, а может и еще по какой причине, войсковой старшина использовал именно такую форму титулования, а не «господин генерал», которую в основном использовали между собой офицеры.

— Собственно, дело обстоит так… — князь замолчал, формулируя мысли. — Под моим командованием находятся 4-я и 5-я сотни 2-го Кубанского полка, входящего в состав Кавказской бригады. Подполковник Кухаренко поручил мне провести рекогносцировку на Плевну и установить связь с передовыми частями Западного отряда цесаревича Николая Александровича. Позавчера мы захватили обоз, следующий из Ловчи, вчера перерезали телеграфный кабель у Брестовиц и разрушили деревянный мост на Виде, у деревни Гулянци. Сегодня и второго дня перестреливались с черкесами, но они отошли за Вид, и я посчитал их преследование нецелесообразным.

— Что насчет Плевны, князь?

— Позавчера мои две сотни также добрались до города и не обнаружили в нем неприятеля. Сутки мы стояли, но затем к Плевне подошел отряд Атуф-паши. Мы устроили с ним небольшую перестрелку, после чего вынуждены были отойти из-за разницы в силах.

— Вы лучше конкретные цифры обозначьте, — посоветовал Ломов.

— Так точно. Турок мы насчитали два батальона при четырех орудиях. Из кавалерии — дикие черкесы. Общая численность не более полутора тысяч человек.

— У турок почти все батальоны и таборы в половинчатом составе, — добавил Зазерский, но об этом и так все знали. — И главное — они не успели построит ни редутов, ни окоп. Их, считай, одни лишь дома защищают.

— Получается, у нас имеется прекрасный шанс взять Плевну с наскока? — я склонился над картой. — Это вы задумали?

— В точку, — расплылся в улыбке Седов. — Эх, жаль, пехоты у нас нет, мы бы турок выбили из города, как пробку из бутылки.

— Значит, надо схитрить и хотя бы часть неприятеля выманить в поле. Тех же черкесов, к примеру. И дальше уже действовать по обстоятельствам.

— Так мы о том и думаем, — заверил Зазерский. — Нужно лишь ваше разрешение, да толковый план.

Мне нравилось, что под моей рукой подобрались столь энергичные, исполнительные и смелые люди. В Дунайской армии таких много, но часть генералов и полковников, особенно седых, старых и потому растерявших весь пыл молодости, любила никуда не торопиться. Они утратили бесстрашный задор, который позволял с наскока брать крепости, зато обзавелись салонным опытом интриг, геморроем и изрядной долей трусости, которую предпочитали называть осторожностью.

— Велите подать чай, ужин и зажечь свечи, — решил я. — Будем думу думать. Присаживайтесь, князь, к нашему столу. Вы же согласны на день или два остаться с нами?

— С радостью останусь, тем более в личной беседе генерал Скобелев предписал мне оказывать вам всяческую помощь, Михаил Сергеевич. Только разрешите вестового отправить, надо сообщить командованию о сложившейся ситуации, — ответил Керканов.

— Действуйте. И добро пожаловать, хоть и временно, в нашу Особую бригаду.

Андрей Некрасов присутствовал на совете у Соколова и пришел в восторг от окончательного плана. Он уже получил подполковника и приступил к своим новым обязанностям, передав первый эскадрон Самохвалову Илье. Покидать родной эскадрон жаль было чуть ли не до слез. И пусть боевые друзья никуда не делись, но Некрасов понимал, что теперь кое-что изменилось. Хотя, с другой стороны он также осознавал, что пора расти и быть более полезным Мишелю Соколову.

И все же, нельзя было сказать, что он так уж счастлив — служба простого командира эскадрона казалась ему куда спокойней. Она казалась проще, да и романтичней. Но делать было нечего, тем более, ему совсем не хотелось подводить верного друга, который столь быстро рос в чинах и уже стал генералом. Другой бы на месте Некрасова радовался подобным связям, но он о таких вещах, как карьера, думал мало. Когда товарищи говорили, что круг его интересов ограничен женщинами, лошадьми и гусарами, он посмеивался и признавал, что это правда.

Выполняя полученный приказ, ранним утром 3 июля Андрей взял первый и второй эскадроны, заняв удобную позицию под прикрытием рощи. Позади находилась деревня Гривица, а далеко впереди угадывались дома Плевны. Донцы Зазерского стояли в полутора верстах к югу, прикрывшись невысокими холмами.

Некрасов в сопровождении Самохвалова и Шувалова наблюдали в бинокли, как к Плевне бодро выдвинулись две сотни войскового старшины Керканова. Несмотря на лето, кубанцы своих бурок не снимали, от чего вид имели лихой и самобытный. Казаки проскакали и наступила тишина, лишь кони фыркали, да негромко лясничали нижние чины.

Через некоторое время издалека послышались выстрелы. На слух Андрей определил, что огонь ведется из винтовок Крнка. Значит, стреляли казаки, их полк Берданами еще не укомплектовали. Следом откликнулись ружья турок, по большей части винтовки Мартини-Генри. Еще минут через пятнадцать к ним присоединились турецкие орудия.

План был прост — кубанским казакам поручалась подобраться на ружейный выстрел к неприятелю, обстрелять его и спровоцировать на вылазку. Расчет был на черкесов, азартных и обладающих никудышной дисциплиной. Безусловно, они узнают вернувшихся казаков Керканова и должны подумать, что русские решили их позлить и вступить в бой, чтобы по возвращению к начальству доложить о своем героизме.

То, что черкесы проглотят наживку, выглядело вполне логично. Если же нет, то Особая бригада крупно не рисковала и просто переходила к осаде города.

Около часа стрельба продолжалась, то утихая, то набирая силу. За казаков Некрасов не переживал, задача-то у них простая — рассыпаться на пределе выстрела и гарцевать на виду у турок. А так как у тех лишь четыре орудия, то они вряд ли смогут куда-то попасть. Ну, а два-три убитых ничего не изменят. Значит, не повезло им, значит, судьба, такая.

— Кажется, скачут, — первый услышал Самохвалов.

— Так и есть, — через мгновение подтвердил Шувалов.

— Готовьсь! — приказал Некрасов, оборачиваясь к гусарам. По рядам эскадроном словно живая волна прошлась, люди подбирались и замолкали, а грозные взгляды вахмистров окончательно установили тишину.

Поднимая пыль, первыми из-за поворота выскочили казаки Керканова. Прошла первая сотня, а затем и вторая, среди которой находился и сам князь. Правда, теперь кубанцев стало меньше, они явно потеряли около десятка человек. Скакали кубанцы быстро, испуганно нахлестывая коней и поглядывая назад. Не знай Некрасов, что это бутафория, то поверил бы в их игру.

Следом, с криками и воплями неслось около трех сотен черкес в бешметах, со вскинутыми к небесам шашками. Они азартно отдались погони и им наверняка казалось, что казаки вот-вот позволят себя догнать.

Некрасов махнул рукой. Горнисты сыграли сигнал к атаке и два эскадрона устремились вперед. Естественно, черкесы и слушать умели, и видеть. Они саженей за двести увидели гусар Смерти и попытались моментально перестроиться. Кто бы ими не командовал, кроме лихости тот еще и соображал неплохо.

Раздалась команда и черкесы, не сбавляя скорость, начали закладывать внушительную дугу, разворачиваясь и устремляясь обратно к Плевне.

Два эскадрона гусар рванулись к ним. Звонко пели трубы, а лучшие стрелки сделали несколько выстрелов. Четверо или пятеро черкесов упали, но остальные уже показывали спины, нещадно оглаживая бока своих лошадок нагайками.

Эскадроны рассыпались и действуя по первоначальной задумке, заставляли неприятеля смещаться к югу, точно на полк Зазерского. И когда черкесы наконец-то увидели, куда их оттеснили, то к небесам устремились проклятья и гневные крики.

Капкан защелкнулся, а спустя минуту началась резня. Отдельные черкесы как бешеные вертелись на скакунах, умело отмахиваясь шашками и не собираясь сдаваться живым. Часть устремилась на прорыв, но все они полегли под выстрелами, а затем и саблями донцов.

Не прошло и двадцати минут, как дело закончилось. Дорогу и поле покрывали тела убитых, а казаки и гусары уже принялись ловить лошадей, многие из которых были чудо, как хороши. Черкесы народом были бедным, но на войну выезжали, как на праздник, одеваясь во все самое лучшее. Вот и коней тщеславные джигиты подбирали по такому принципу, залезая в долги, но чувствуя себя словно шахи.

— Никого не упустили? — первым делом поинтересовался подскакавший Соколов.

— Кажется, нет, — за всех ответил Зазерский.

— Славно-то как вышло, — улыбался Керканов, чьи две сотни после того, как ловушка захлопнулась, сразу же развернулись и присоединились к резне.

Задумчиво почесывая пересекающий бровь шрам, Соколов выслушал короткий отчет Зазерского и осмотрелся по сторонам.

— Тогда и дальше действуем по первоначальному плану. Андрей, возьми в качестве доказательств тело их предводителя, — Мишель указал плеткой на богатого черкеса. — Отправляйся в город, вызови на переговоры Атуф-пашу, отдай ему черкеса и скажи, что Плевну окружил генерал Соколов, который передает свой ультиматум. Десять часов паше на раздумья — будет ему почетный плен. Первый выстрел — неволя, штурм — смерть всем туркам. И добавь, что Кара Улюм не шутят, паша может своих офицеров поспрашивать, они подтвердят.

— Ты почти как Суворов у Измаила, — улыбнулся Шувалов, который хорошо знал историю.

— И все? — уточнил Некрасов.

— Да, особо с ним в дискуссии не вступай. И не вздумай въезжать внутрь города, общайся с пашой на въезде.

— Понял, сделаю.

Некрасов отобрал трех гусар. Первый был горнистом, второй неплохо знал турецкий, а третий взял свободную лошадь и взвалил на него тело предводителя черкесов. Тем временем Зазерский на виду у неприятеля повел своих донцов к западу, а Седов поскакал к востоку. Прямо на дороге начали укрепляться артиллеристы Ломова. Все это являлась обычной демонстрацией силы. Надо полагать, неприятелю особой радости подобное не доставило.

Подполковник никуда не торопился и лошадь не подстегивал. Неспешным шагом четыре всадника приблизились к Плевне. Оказавшись в прямой видимости, он приказал горнисту сыграть сигнал к переговорам. Турки ответили не сразу, наверное, никак не могли понять, куда подевались черкесы. Да и с мыслью, что их обложили со всех сторон, им тоже как-то следовало примириться. Наконец они откликнулись, давая подтверждение, что готовы к разговору.

Остановившись недалеко от первого деревянного дома, Некрасов подкрутил ус, упер руку в поясницу и с самым независимым видом принялся наблюдать, как к нему приближаются два турецких офицера, судя по погонам, каймакам и юзбаши, что соответствовало подполковнику и капитану.

— Приветствую, господа, я подполковник Некрасов из гусар Смерти, — Некрасов приложил руку к кепи. Соколов не раз и не два говорил ему учить языки, но Андрей прекрасно обходился без подобной глупости. Переводчики как раз для подобного и придуманы господом Богом. — С кем имею честь?

— Каймакам Селим Картал, со мной юзбаши Умар Зорлу, — хмуро ответил их старший, смуглый мужчина на коне рыжей масти. Удивительно, но он говорил на русском пусть и с акцентом, но вполне понятно. Андрей еще раз поздравил себя с тем, что незачем учить языки, раз неприятель и сам сделает за тебя всю работу. — Что вам надобно?

— Вот, возьмите своего человека, — по знаку Некрасова один из гусар подъехал и передал юзбаши поводья лошади с телом богатого черкеса. — Я представитель генерала Соколова и по его приказу готов озвучить важное послание Атуф-паше.

— Вы можете сказать мне, я передам ваши слова, — хмуро ответил турок. Бегло осмотрев тело черкеса, он наверняка догадался, какая судьба постигла его отряд.

— Нет, так не пойдет, у меня твердые указания, — возразил Некрасов. Это была очередная проверка, которой они научились еще в Средней Азии. Если паша чувствует за собой силу, если он уверен в себе, то никогда не примет такого предложения, посчитав подобное унижением достоинства. В противном же случае он придет. Так проявлял себя обычный восточный менталитет, который они за последние годы изучили досконально.

— Атуф-паша слишком занят, — сделал заход турок.

— Какие у него могут быть дела, когда мы окружили Плевну? — Андрей небрежно повел рукой, намекая, что вся округа находится под контролем русских.

Некоторое время турок выражал недовольство, но потом все же уехал, обещав передать вызов на переговоры своему паше. Время тянулось медленно, турки явно пытались всеми силами показать, что не очень-то и торопятся.

Наконец показался Атуф-паша, окруженный шестью офицерами. Он был невысоким тучным человеком с внушительным горбатым носом, толстыми губами и глазами навыкате. Белая лошадь под ним выглядела великолепно. Некрасов вновь представился, еще раз напомнил, кого представляет и сразу же перешел к делу.

— Генерал Соколов сказал так: десять часов вам на раздумья. Уложитесь в это время, будет вам почетный плен. Первый наш выстрел — неволя, штурм — смерть всем туркам. Гусары Смерти шутить не будут.

Среди турок раздался недовольный ропот. Они поняли слова, услышанное вызвало их возмущение. Тем более, Некрасов красовался и специально говорил небрежным, с нотками превосходства, тоном.

— Что за генерал Соколов? Я о таком не слышал! — кинув грозный взгляд на подчиненных и заставив тех замолчать, рассудительно заметил паша.

— Это бывший полковник Соколов, командир Кара Улюм. За взятие Никополя ему присвоено генеральское звание, — Некрасов не стал уточнять, что вообще-то гусары лишь номинально участвовали в штурме крепости. — Теперь он командует Особой бригадой, которая окружила Плевну.

Андрей малость приврал, сил для полноценной блокады города у них явно не хватало, но для пользы дела он мог и не такое сказать. Подполковник видел, как турки переглянулись. Да, о гусарах Смерти они явно слышали, репутация бежала впереди полка. И судя по кислым лицам, новости их не обрадовали.

— Что с отрядом бинбаши Каракухо? — пожевав губу, спросил паша.

— Кто это?

— Черкес, чье тело вы передали моим людям.

— Аллах устроил им встречу с Кара Улюм, — немного красуясь ответил Некрасов. — Все они мертвы и уже пируют с райскими гуриями.

Если пашу и потрясло известие, то вида тот не подал.

— Передайте генералу Соколову, что я буду думать, — важно сказал он и развернул коня. За ним тронулась свита, а Андрей отправился к своим. Спиной он чувствовал, как его буквально сверлят сотни злобных взглядов и нацеленных винтовок. Но страха Андрей не испытывал, наоборот, в голове гремел победный марш.

— Значит, будем ждать, — решил Соколов, когда подробно и неспешно расспросил Андрея о ходе переговоров.

Отмеренные туркам десять часов тянулись медленно и так неторопливо, что Андрей не знал, куда себя деть. Три раза он брал эскадроны и отправлялся в демонстрационный объезд Плевны, не давая туркам скучать. Тем же занимались донцы, а артиллеристы Ломова неплохо укрепились на ближайших высотах, подготовившись к возможной стрельбе. После обеда начали подходить ракетные команды Гаховича, для которых уже заранее определили место.

Турки видели все эти приготовления, но поделать с ними ничего не могли. Разыгрывая святую простоту, они выпустили на запад небольшой отряд, желая проверить дорогу на Долни-Дубняк. Так как никто не обговаривал условия прекращения огня, то неприятеля встретили дружной оружейной стрельбой, после которых те ретировались.

Все это время Плевну покидали многочисленные жители. Турки пытались их удержать, вероятно надеясь использовать как живой заслон в случае штурма, но часть из них умудрилась бежать, используя различные ухищрения.

Покинувших город болгар насчиталось свыше трех тысяч. Всех их по приказу Соколова пропускали, но нескольких человек, которые изъявили желание поговорить с русскими офицерами, провели к палаткам разведчиков. Было ясно, что это агенты, несущие важные новости. Некрасов видел, как обрадовался Рут, встретивший болгарина по имени Мирко Воинов и его семью.

Беженцы докладывали, что в городе осталось примерно пять тысяч жителей. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Турки суетливо возводили редуты, хотя было ясно, что они не успевают. К вечеру, за пятнадцать минут до окончания выделенного им времени, от них прибыл офицер, надменно сообщивший что Алуф-паша город не сдаст и намерен защищать его.

После того, как он уехал, заговорили пушки. Почти сразу к ним присоединились ракеты. Некрасов видел, как они действуют в Хиве. Тогда, по примеру многих офицеров, он считал, что как оружие ракеты так себе, громкая и бесполезная пустышка, способная напугать лишь диких йомудов. Но сейчас начался совсем иной коленкор. Ракеты вспарывали воздух с резким воющим звуком, оставляя после себя шлейф раскаленных газов. Грохот от их падения был слышен даже на русских позициях. Почти сразу начались пожары, а турки забегали, как испуганные муравьи.

Ночь выдалась беспокойной. Перестрелка не затихала несколько часов, но еще до полуночи замолкла одна турецкая пушка, затем еще одна, а к утру лишь последняя продолжала вяло отстреливаться.

Плевна горела в нескольких местах, а поток беженцев наконец-то иссяк — все, кто хотел и смог, покинули город.

Завтрак прошел на небольшом холме. За едой офицеры принялись спорить, сдадутся турки, или нет. А если сдадутся, то через сколько часов.Выиграли те, кто не верил в боевой дух турок.

Через час после завтрака прибыл парламентер, который сообщил, что Алуф-паша признает поражение и складывает оружие. К обеду шестьсот оставшихся в живых рядовых турок и двадцать офицеров покинули город. Многие из них оказались ранены, часть хромала или шла с помощью сослуживцев, и добрая половина имела ожоги тот или иной степени тяжести. Андрей стал свидетелем того, как они сдавали оружие и как их конвоировали, отводя в сторону.

Алуф-паша самолично вручил Соколову свою саблю, а его офицеры передали Седову знамя их отряда. Плевна сдалась.