Просыпался я медленно, ощущая зародившееся в плечах приятное напряжение, пока я наконец не вынужден был потянуться, выгнув спину. Я чувствовал себя необычайно хорошо, что было необычно, в частности — потому, что обычно я не такое прилагательное ассоциировал с пробуждением или утром. Тело моё казалось отдохнувшим и здоровым. А вот память моя была слегка размытой, и почему-то я полагал, что так быть не должно.
Что-то сказало мне, что мне следовало чувствовать себя плохо, но я на самом деле не был уверен, почему. Тут дверь открылась, вошла Пенни, и мгновенно увидела моё бодрствующее состояние.
— Ты не спишь! — почти закричала она.
— Ты — тоже! — крикнул я в ответ, думая, что она заслуживала некоего поощрения.
Тут она расплакалась.
«Чёрт!» — внутренне выругался я. «Мне всегда удаётся сказать что-то не то, даже когда я не знаю, что можно сказать неправильно… или правильно, если уж на то пошло». Серьёзно, это был дар. Когда дело доходило до вызывания женских слёз, я был одарённым идиотом. Можно было подумать, что, учитывая полное непонимание ситуации, у меня могла быть по крайней мере пятидесятипроцентная вероятность сказать что-то, что её рассмешит, но почему-то так никогда не получалось.
Я сумел достаточно быстро выпутаться из одеяла, чтобы поймать её, когда она бросилась ко мне на кровать. Встав, я поймал её в объятия, когда она побежала ко мне. Довольно быстро я осознал, что её слёзы были из разряда «счастливых» слёз, что, при прочих равных, всё же несколько лучше, чем альтернатива. Я считал себя в некотором роде экспертом по диагностике различных видов слёз, поскольку я собственной персоной немало их повидал.
Я произносил тихие, успокаивающие слова, лишённые какого-то конкретного смысла, поглаживая её волосы, и прижимал её к себе, давая ей успокоиться. За время нашего брака я усвоил, что слёзы часто были для Пенни своего рода способом снять напряжение. Лично я предпочитаю что-то сломать, или просто игнорирую свои чувства — они всё равно через некоторое время сами проходят. Это — одно из многих наших различий, полагал я.
В какой-то момент она вернула себе достаточно соображения, чтобы завязать нормальный разговор:
— Я не знаю, следует ли мне на тебя злиться за то, что ты так рисковал, или радоваться тому, что ты вернулся.
Я зарылся носом в её волосы, вдыхая аромат любимой мною женщины:
— Ты такая плакса, — нежно сказал я. — Я даже не уверен, что произошло, — добавил я.
Она заворчала мне в плечо, но я крепко прижимал её, чтобы она не могла выгадать достаточно пространства для замаха. Ну, я попытался крепко её прижимать… узы земли дали ей физическую силу, далеко превышавшую мою собственную. Наши объятия превратились в односторонний борцовский поединок, в котором я, смеясь, проиграл. В конце концов я оказался лежащим на спине, в кровати, а она смотрела на меня сверху вниз. Мои руки она скрестила и прижала. Слёзы скатывались по её носу, и капали мне на грудь. По крайней мере, я надеялся, что это были слёзы — правильное определение, наверное, зависело от того, стекали ли они после покидания её глаз по внешней… или внутренней стороне её носа. Я быстро подавил гадливое чувство.
— Больше чтоб так никогда не делал! Ни для кого, слышишь? Ну, разве что для детей, но даже для меня — нет! — объявила она.
— Чего не делал? — спросил я.
— Ты даже не помнишь?! — в бешенстве сказала она. — Как типично. Элэйн была ранена, уж это ты помнишь?
Тут меня волной захлестнули воспоминания — нападение на замок, моё отравление, мучительное лечение Леди Торнбер… и ужасная рана Элэйн. Я вспомнил, как пытался её исцелить, до какого-то момента, но потом мои воспоминания закончились тупиком.
— Я не знаю, что случилось, — неуверенно сказал я. — Всё как в тумане. Я начал, а потом, где-то посередине, я, наверное, потерял сознание.
— Ну, а вот она определённо помнит достаточно за вас обоих! — объявила моя раздражённая супруга. — Она сказала, что ради её исцеления ты расстался с собственной жизнью.
— Что?! — ошарашенно спросил я.
— Ты слышал меня. Я это на самом деле не поняла, но, судя по её описанию, ты каким-то образом «стал» ею, то есть… ты перестал быть собой. Она смогла использовать твой дар, чтобы восстановить своё тело, и твоё, но она не была уверена, проснёшься ли ты когда-нибудь. Именно это меня и расстраивало на самом деле, — сказала Пенни.
Пока она говорила, я заметил, что мой магический взор вернул себе считаемую мной нормальной остроту, и голоса земли и ветра снова звучали со своей нормальной громкостью. Что бы ни случилось, я, похоже, полностью восстановился.
— А мне это представляется вполне неглупым, — сказал я Пенни.
— Чёрта с два! И что хуже, когда всё закончилось, она попросила у меня прощения, — добавила Пенни.
«О-оу», — подумал я.
— Попросила прощения?
— Да. Она сказала, что любит меня, и что теперь она лучше понимает твою точку зрения, — объяснила Пенни. — Ты ведь не против рассказать мне, что это была за чертовщина?
Это привело к неудобному объяснению, но когда я закончил, Пенни, похоже, его приняла. Она даже позволила мне вернуть себе контроль над руками.
— В следующий раз тебе следует с самого начала рассказывать мне такие вещи, — упрекнула она меня, прежде чем расслабиться, и прижаться ко мне. — Искушение было сильным? — спросила она.
«Очень», — сказал мой внутренний голос. Мой внутренний голос иногда бывает довольно тупым.
— Было… чуток, — признался я.
Она заворчала:
— Я думаю, тебе требуется напоминание.
И она мне напомнила. Мне повезло, что я к этому моменту полностью восстановился, иначе я мог и не выжить.
Позже, в тот же день, у меня наконец дошли руки до шкатулки для сообщений, которую мне любезно принёс Дориан. Я действительно намеревался на неё взглянуть, и послать сообщение, но в тот момент я лишь искал способа отвлечь его достаточно надолго, чтобы сбежать из своей комнаты.
Самоцвет на крышке шкатулки мягко мигал, указывая на то, что внутри было непрочитанное сообщение.
Мордэкай,
Прости меня за скудную корреспонденцию. С тех пор, как я переехал в Аградэн, я был занят обустройством нашего нового дома. Мариссе, похоже, нравится снова быть близко к семье, хотя время и расстояние несколько отдалило её от них.
Я не стал терять времени, приступив к поиску родового дома семьи Гэйлин, хотя, как ты знаешь, это было лишь вторичной моей целью. Сами поиски на самом деле оказались слегка разочаровывающими, ибо только начав задавать вопросы, я сразу же обнаружил, что его расположение здесь известно всем. Местные называют это место Дра́кон Пэрке́т, что, как я выяснил, означает «Пристанище Дракона» или «Насест Дракона».
Учитывая то, что мы уже знаем о Гарэсе Гэйлине, кажется очевидным (мне, по крайней мере), что он, должно быть, провёл здесь немало времени после своей трансформации, откуда, наверное, и пошло это название. Здесь есть множество рассказов о людях, которые утверждали, что видели крупного зверя. До недавнего времени их считали лишь плодами чересчур активного воображения детей и неуравновешенных индивидов, но несколько лет назад немалое число людей утверждали, что видели существо, поднимавшееся из земли. Больше над этим они не смеются.
Я хотел бы съездить туда. Отсюда это лишь вопрос нескольких миль, но здоровье моё начало портиться, создавая трудности. Если дел не слишком много, то тебе следует подумать о том, чтобы приехать и посмотреть. Я знаю, как сильно ты порой погружаешься в свои проекты, но я действительно думаю, что здесь ты сможешь найти важные крупицы информации, и кто знает, что оставил после себя род Гэйлинов? Судя по всему, местные туда никогда не ходят, а те немногие, кто пытаются, неуклонно блуждают, так и не добравшись до сердца местности. Звучит знакомо, не так ли? …Это заставляет меня думать о твоём забывчивом дне в библиотеке моего отца.
Если ты всё же сумеешь выкроить время для поездки, то, быть может, мы могли бы отправиться вместе… ещё одно приключение, а? Я, конечно, не буду особо полезен, и, в моём нынешнем состоянии, тебе наверное придётся меня буквально тащить, но я всё ещё пригоден для острой пикировки. Я бы действительно хотел увидеть, что там находится.
На этом я пока что закончу это письмо. Марисса шлёт свою любовь, как и я. Поцелуй за меня близнецов.
Маркус
Заново сложив бумагу, я ощутил знакомый укол вины, вины человека, который слишком занят, чтобы поддерживать связи с друзьями. У меня даже не дошли руки до чтения найденной им книги, касавшейся рода Гэйлинов. Он оставил её мне в доме в Албамарле.
Особо беспокоили меня его ремарки относительно собственного здоровья, поскольку я знал, что он приуменьшил проблему, из чего вытекало, что ему наверняка было гораздо хуже. Но сейчас я не мог позволить себе уехать. В мой замок вторглись. Мои люди вернулись, но многое ещё нужно было исправить, и я едва ли мог оставить их беззащитными.
Я закрыл глаза, и попытался расслабиться. За прошедшие годы я в этом весьма поднаторел. Большая часть моей магии требовала спокойного разума, иначе мои эмоции влияли на мой контроль. Моё дыхание замедлилось, и я начал перечислять свои проблемы. Во-первых, двое оставшихся людских богов были моими врагами, но они, возможно, слишком напуганы, чтобы выступать против меня напрямую. Во-вторых, остатки шиггрэс всё ещё бродили по миру, хотя я не мог быть уверен ни в их численности, ни в местоположении. В-третьих, мой замок был повреждён, и мои люди были напуганы, только недавно пережив нападение. В-четвёртых, Лираллиа́нта всё ещё сидела взаперти, и я не мог решить, осмелюсь ли я её выпустить.
«Постой! Это что такое я только что перечислил?». Я снова пробежался по словам у себя в голове. Я знал, что они были странными, но они таковыми не казались, и это пугало. Имя было знакомым. «Лираллианта», — подумал я, и у меня в сознании предстал образ молодой женщины с мягкими серебристыми волосами и пристально глядящими на меня яркими голубыми глазами. Она была стройной, и что-то в чертах её лица придавало ей неопределённый возраст, а потом я заметил её уши. Они слегка заострялись на кончиках, из-за чего казались немного длиннее, чем у людей.
Солнечный свет яркого летнего дня мерцал в её волосах. Окружавшие нас деревья были огромны, но отстояли друг от друга достаточно далеко, чтобы создавать острова света среди своих теней. Она повернулась ко мне, и я услышал её голос: «Что заставило тебя думать, будто я — человек?»
Я вскочил со своего кресла. «Я что, спал?». Пока мои глаза шарили по комнате, моё сердцебиение начало замедляться до нормального ритма. «Нет, я не спал. Как я мог забыть? Лираллианта была одной из Ши'Хар». Эта мысль казалась мне нормальной, но я знал, что это было не так. Дверь в моём разуме раскрылась, и через неё переливались воспоминания о временах и местах настолько далёких, что они уже не могли иметь никакого отношения к настоящему.
Я попытался снова сосредоточить свои мысли на Марке, но первая мысль, что пришла мне в голову, была о дне, когда он передал мне некую деревянную шкатулку, в которой хранился договор между человечеством и Ши'Хар. «Они его нарушили, он больше не имеет смысла. Я не виноват».
— Я теряю свой долбаный разум, — сказал я вслух, надеясь на то, что звук моего собственного голоса поможет мне снова вернуться на грешную землю. — Первым делом мне нужно успокоить людей. Они захотят увидеть, что я жив, и всё ещё их защищаю. Пока я этого не сделаю, ничем другим я заняться не смогу.
Сжав челюсти, я закрылся от непрошеных мыслей, и настрочил Марку короткое письмо. Я сжато поздравил его с находкой, и пообещал, что вскоре попытаюсь найти время для визита. Я намеренно опустил наиболее недавние события. Их описание заняло бы слишком много времени. Они подождут для другого раза.
Закончив, я встал, и вышел. Мне уже давно было пора вернуться в Замок Камерон. Люди вернулись, и мне нужно было подкрепить их уверенность. Сделав глубокий вдох, я твёрдо зашагал по коридору. Уверенность в себе — вот, что самое главное.