Фридрих Вильгельм оказался первым европейским главой государства, посетившим республиканскую столицу с официальным визитом. Не считая, конечно, четы Оранских, которые в Париже были своими, и Педру Второго, выдергиваемого периодически на производственные совещания.
Наслышавшись от кузена про новшества, прусский лидер в глубине души чувствовал себя провинциалом, впервые в жизни попавшим из деревни в город. На фоне увиденного во Франции достижения Пруссии казались отсталыми и безнадежно устарелыми. Электрическое освещение улиц и домов, чистота на мостовых, водопровод и канализация, конка и паровые баржи на Сене привели его в восторг. Хотя перемены пока коснулись лишь центра, а на окраинах преобладала средневековая дикость, Фридрих загорелся импортировать нововведения в родное отечество.
Его принимали в Лувре. Бюрократический аппарат республики рос. Миссионеры, поначалу все умещавшиеся в Пале-Рояле, по мере обзаведения семействами разъехались по особнякам. Лувр оккупировал Джонс под внешнеполитические дела, поселившись в покоях Людовика XIII, и постоянно отбивался от шуточек: может, твоему величеству положен Версаль?
Специально на встречу с прусским владыкой из Мадрида примчался Роберт Ли, а Вильгельм Оранский прибыл без супруги.
— Как здоровье королевы?
— Благодарю, Биньямин, хорошо.
— А августейшего наследника?
— Боже, вам откуда это известно?
— Вилли, не отбирай у меня еврейское право отвечать вопросом на вопрос. Но я отвечу. В Чатеме на прекрасном королевском лице стали заметны небольшие пятнышки. Поживете с мое и тоже начнете замечать всякие женские особенности. Не забудьте Марию отправить к Нурлану на осмотр, и рожать — только в Париже. Нам нужен здоровый наследник августейшей четы.
На самом деле, о характерных недомоганиях королевы донесли французские драгуны, новая служба безопасности английского двора, но Голдберг предпочел не говорить мужу о двойной функции охраны его супруги.
Фридрих прервал обсуждение семейных секретов. Не дождавшись окончания пышного перечисления его титулов, он влетел в зал, обнялся с двоюродным братом, тепло поздоровался с Джонсом, познакомился с остальными, отметив про себя, что президент де Голль, главный здесь человек, скромно держится на втором плане и ловит все подсказки министра иностранных дел. Отложив на потом изучение странной иерархии партнеров и исполнив вежливую вступительную часть, курфюрст энергично направил обсуждение в сторону создания плотного союза с Францией.
Выслушав предложение, Голдберг неожиданно заявил:
— Если хотим победы над Швецией, не нужно заключать никакого публичного союза.
Немец меньше всего ожидал подобного поворота.
— Вы же обещали наемную армию!
— Ситуация изменилась, авторитет нашей армии непозволительно вырос. Швеция день ото дня наращивает военные мускулы. Такой милитаризации экономики не было с тридцатилетней войны. Значит, в следующем или в тысяча шестьсот семьдесят втором году обязательно ударит. Две наиболее перспективные цели — Речь Посполитая и Пруссия. Однако если наша коалиция заключит с кем-нибудь из них военный союз, шведы не нападут, регент Карла Девятого — не самоубийца. В крайнем случае, двинут на Русь, это нам не выгодно из геополитических соображений. Поэтому никаких союзов. Пруссия должна стать жертвой, и мы обязаны прийти на помощь, но постфактум. Кстати, Вильгельм, не вздумайте вводить туда войска Провинций.
По лицу статхаудера было заметно, что именно об этом он и думал.
— Швеции больше не оказывается техническая помощь, — продолжал Голдберг. — Мы рассчитывали на активизацию по освоению земель Нового Света, но шведы поглядывают лишь на то, что поближе и плохо лежит. Нужна одна разгромная война, которая их отбросит севернее Невы и Ладожского озера.
— А поляки и литовцы?
— Им уготована печальная судьба. Шляхетская вольница разложила Польшу и сейчас разъедает Литовское княжество. Объединившись с поляками, Литва получила краткосрочный бонус в борьбе с рыцарскими орденами и Швецией, но в перспективе обречена на проигрыш, впустив в себя шляхетскую заразу. Княжеству держаться бы русской родни, но тут нагадила Римская церковь, перетянув западнорусское литовское дворянство в католичество.
— После урока шведам рассмотрим вашу заявку на членство в коалиции, — пообещал Джонс. — Хочу, чтобы ваше стремление в союз было продиктовано долговременными, а не сиюминутными интересами. Меня смущает вхождение Пруссии в Священную империю. Понимаю, оно чисто формально, но все же… ваше высочество, участие в любом союзе и, тем более, государственном объединении, предполагает передачу части власти кому-то. Например, наши союзники координируют с Госсоветом Франции всю военную и внешнюю политику, стратегию экономического развития. Мне сложно представить Пруссию и в империи, и в коалиции.
— То есть ваш ответ отрицательный? — спросил Фридрих.
— Наоборот. Пруссия как самое мощное немецкое государство имеет шанс объединить вокруг себя германские земли. С нашей поддержкой это осуществимо. Тогда империя превратится в миф.
— Габсбургам это не понравится.
— Наш протекторат в Испании им тоже не нравится. Кого интересует мнение тех, кто не может подкрепить его силой? — Джонс поманил Роберта Ли. — Познакомьтесь, самый незаметный и самый важный член нашей компании. Роберт автор большинства правовых и политических реформ во Франции, Испании и Португалии. Предлагаю вам его опыт. Движение к прогрессу и навстречу друг другу мы можем начать и до подписания всеобъемлющего союзного договора. Надеюсь, вам понравился центр Парижа. Здесь мы режем по живому, по исторической застройке. Потсдам в начале пути, можно планировать новые улицы уже с учетом коммуникаций и общественного транспорта. Ли поможет вам выработать новые правила градостроительства.
— Один вопрос я бы хотел уточнить прямо сейчас, — включился Родригес. — Он касается статуса Рурского района. Если в ходе предстоящей войны мы отобьем для вас у Швеции порты южного берега Балтики, Рур отойдет к Франции?
Все присутствующие обернулись к курфюрсту. Пауза затягивалась, но никто не торопил его с ответом. Слишком многое поставлено на карту. Можно затянуть время на «обдумать и посовещаться» и перевести интеграцию в вялотекущее русло. Можно перейти Рубикон и подстегнуть прогресс, но за это поступиться кусочком суверенитета практически независимого государства. За все нужно платить, подумал Фридрих и решительно заявил:
— Безусловно. Даю слово.