Восточные иллюминаты. Галатия

Восточные иллюминаты

Социальные обязательства

Тридцатиэтажное офисное здание из бетона и непрозрачного синего стекла весело блестело в лучах дневного солнца. Блики и искорки солнца на синем стекле переливались и создавали приятное зрелище.

Еще приятнее была радость освобождения. Здание, приютившееся на одной из не самых больших улиц Мюнхена, было местом сбора ордена иллюминатов – орден создавался здесь, до того, как его основатели уехали в США. Одной из догм организации являлось равенство всех людей перед законом. Теперь те, кто считал закон следствием действия иллюзий мироздания на людей с плохой кармой и объявлял о том, что хорошо жить по благодати, а не по закону, разделили организацию. Они называли себя восточными иллюминатами.

Сейчас по этажам и лестницам офисного здания в тридцать этажей, где обычно проходили всемирные собрания, шли и бежали группы людей в черном и с оружием. На них красовались шлемы с пуленепробиваемыми стеклами, защищающими лица, бронежилеты, широко раздавшиеся подсумки с большим количеством боеприпасов. На ногах чернели ботинки с высоким берцем. Под куртками многих бойцов выпирали мощные мышцы – многие бойцы занимались тяжелой атлетикой и у-шу.

В руках у людей в черном находились автоматы, пистолеты-пулеметы и пулеметы.

Воины в черной одежде – восточные иллюминаты, решившие подчинить себе орден, – двигались по зданию и убивали всех людей, которых встречали, – сегодня все здание занимали представители местных структур ордена, приехавшие из различных регионов планеты.

В коридорах и на лестницах раздавались короткие очереди – и на пол падали мужчины в костюмах. Иногда среди жертв попадались женщины – некоторые в длинных платьях, некоторые в костюмах, состоящих из пиджака и юбки одного цвета. Женщин убивали точно так же. Выстрелы грохотали, их звуки громко раздавались в замкнутом пространстве. Жертвы падали, некоторые из них – без части головы, оторванной пулями. Иногда при попадании голова разрывалась на части.

К сторонникам равенства перед законом, упавшим на пол, подходили люди с оружием и стреляли им в головы. Если головы уже не было, восточный иллюминат все равно стрелял – в грудь или в живот, чтобы, как всегда, по порядку, сделать контрольный выстрел.

Вскоре живых врагов не осталось. На полу этажей с высокими потолками, на паркете и на каменных плитках, среди мебели, обитой кожей, массивных столов и столиков, под позолоченными или блестящими серым напылением лампами – лежали трупы.

На просторном первом этаже, с каменными столиками, посреди стен, покрытых позолоченными узорами, стоял второй взвод первой роты, относящейся к военной структуре нового ордена. Бойцы контролировали двери – чтобы никто не вышел, если вдруг кого-то не добили.

На двадцать девятом этаже, в главном зале заседаний, находился первый взвод. Алексей Серебряный, один из иерофантов нового ордена, очень крепкий светловолосый голубоглазый парень ростом метр девяносто, в военной иерархии ордена занимал место, соответствующее ефрейтору в армии. Он был пулеметчиком одного из отделений. Вместо обычного ручного или единого пулемета он держал пулемет с блоком из четырех патронников, который имел темп стрельбы 1400 выстрелов в минуту. За спиной находился ранец, рассчитанный на 500 патронов, – он выглядел небольшим на широкой спине Алексея. Сейчас в магазине, видимо, находилось не больше половины патронов – во время веселой бойни иерофант успел выпустить несколько очередей. В боевых отрядах нового ордена, как правило, если один из бойцов занимал высокое положение в иерархии и не был командиром, то вместо обычного оружия брал что-нибудь мощное или оригинальное – если, конечно, мог пользоваться таким оружием.

Сейчас Алексей смотрел, как Василий Молотобойцев, командир роты, могучий атлет ростом почти метр девяносто со светло-каштановыми волосами и карими глазами, лез вверх по лестнице. Лестница являлась частью сооружения с тремя площадками: одна площадка наверху, на высоте примерно шести метров, образовывала верхний, третий этаж сооружения, одна образовывала второй этаж и еще одна – первый. Площадки соединялись ножками, которые шли сверху вниз по углам площадок. Такими возвышениями пользовались строители, если требовалось что-то покрасить в помещении с высокими стенами. Василий забрался на верхнюю площадку и оказался рядом с символом ордена законников – глазом в треугольнике. Символ – черный на белом пластиковом щите примерно полтора метра на полтора – крепился к стене. Командир роты сбросил вниз щит. Воины принесли пожарные топоры, заготовленные заранее, и начали рубить законнический знак. Потом принесли еще один пластиковый щит, установили вместо разрубленного и унесли со сцены сооружение с лестницей. Теперь в зале, напротив рядов с креслами, за сценой, вместо сброшенного и порубленного глаза в треугольнике висел символ нового ордена – восьмиконечная звезда на черном фоне, состоящая из синего квадрата, повернутого на 90 градусов, помещенного поверх красного квадрата. В православии этот символ считается одним из вариантов звезды Богородицы. Создатели нового ордена решили, что звезда очень подходит им, раз они противопоставляют благодать и закон.

По наклонной дороге, являющейся выездом из подземного гаража тридцатиэтажного здания, выехали грузовики с трупами и покатили в сторону свалки, где трупы сожгут. Члены нового ордена были уверены, что весь транспорт с покойниками пересечет Мюнхен без проблем: местной полиции заплатили за сокрытие трупов столько же, сколько в свое время платила местная мафия. Плата рассчитывалась исходя из количества трупов. Начальник полиции был не против – он радовался появлению силы, способной победить протестантских активистов, мешающих жителям города курить траву и требующих клеить на афишах печати «18+». И у начальника полиции были единомышленники. Они не стремились убивать сами, зато, когда речь шла о том, что надо не вмешиваться, у них получалось очень хорошо. И не только тогда, когда им платили.

Трупы сожгли на свалке в стальной печи, которую затем отправили на переплавку: копоть на стенах печи могла содержать останки человеческого тела.

Восточные иллюминаты считали, что людей надо хоронить в гробах, без кремации и вскрытия. В данном случае сделали исключение, чтобы не оставлять улик. Решили потом попеть мантры, чтобы исправить ухудшение кармы и помрачение разума, которые могли произойти вследствие плохих похорон.

На следующий день руководство нового ордена собралось в зале заседаний на двадцать девятом этаже здания из синего стекла и бетона. Над сценой красовалась восьмиконечная звезда.

Александр Сосновый, крепкий парень ростом метр восемьдесят, с короткими светлыми волосами, голубыми глазами и прямым носом, глава ордена, с трибуны огласил формулировки, принятые иерофантами. Их новый орден назывался Баварский Орден Восточных Иллюминатов. Традиция восточных иллюминатов могла состоять из неограниченного количества орденов, рекомендовались такие названия, которые делали бы незначительной вероятность совпадений. Ячейки в новой традиции решили называть ковенами, а не ложами. Было принято много разных формулировок.

Со стен внутри здания начали снимать масонские картины и заменять их стальными пластинами с углублениями, в которых разместились элементы из «синего золота», синего сплава, содержащего золото и железо, – украшения или их элементы. В числе украшений встречались изображения фей, бабочек, сов, змей, пауков, скорпионов. Встречался критский лабиринт – пространство веселое и многомерное, в котором благодать всегда одерживает победу над законом.

Через два дня Александр Сосновый получил перехваченное сообщение иллюминатов-законников, которые возобновили деятельность своего ордена: «Это все ненадолго. Их вернет в Россию их ФСБ и арестует». Значит, враг был очень дик и не понимал происходящего. Позитивные люди России, огромное множество людей, носили джинсы со светлыми пятнами. Над ними возвышались другие позитивные люди – эмо, готы, хиппи. Власть в России делилась на группировки, многие из которых уважали позитивных людей своей страны и направляли свою деятельность в сторону, которая более-менее соответствовала представлениям этих людей о вселенной. Выполнение задач, соответствующих тому, что одобрят много-много позитивных людей, и невыполнение задач, которых не одобрят, было частью действительности, в которой существовала российская власть. И теперь восточных иллюминатов уж точно никто бы не стал отправлять в Россию для ареста, ни один фээсбэшник, скорее всего, не сдвинулся бы с места, чтобы организовать подобные аресты. Дикари-законники не понимали баланса интересов.

Среди восточных иллюминатов было много жителей России – именно в России и сформировалась эта традиция, когда на западе влияние людей в заклепках и в фенечках стало расти медленнее, зато начало расти влияние протестантизма.

Традиция восточных иллюминатов продолжала расширяться. Удалось найти несколько десятков американцев, которые сформировали орден «Восток Майами», формально независимый от баварского. Иерофанты – руководители баварского ордена, чьим родным, а в большинстве случаев и единственным, языком общения был русский – сидели в зале для показа слайдов и, весело улыбаясь, предлагали варианты символики, придуманной ими для «Востока Майами». Остановились на девушке в английской шапке XVIII века и в переднике, которая левой рукой держит за шею белоголового орла, лежащего на столе перед девушкой, а правой заносит над шеей птицы нож – так, как будто это курица, которую девушка сейчас зарежет для блюда. Учитывая распространенность белоголовых орлов в государственной символике США, присутствовавшие на принятии символов для «Востока Майами» получили большое удовольствие. На следующий день американские восточные иллюминаты сообщили, что приняли предложенную им символику.

Через несколько дней у русских восточных иллюминатов появились вопросы к американцам: что на американской территории будет делаться для того, чтобы победить активистов, навязывающих требования протестантской религии? Иллюминаты нового баварского ордена указали на некую Келси Вильямс, которая оказалась очередным автором книг, в которых родителей призывали к тому, чтобы они притесняли детей. Авторша оказалась выдающейся пуританкой и предлагала родителям поступать с маленькими детьми так, как дрессировщики поступают с собаками. Ашели Джонсон, руководительница «Востока Майами», заявила, что противостоять протестантам ее орден будет и что неплохо бы для этого получить помощь, и особенно хорошо будет, если к «Востоку Майами» временно присоединятся вооруженные отряды. Она обратилась за помощью к баварскому ордену. Ашели сообщила, что в Майами опять прошел вечер, где Келси Вильямс раздавала книги с автографами. Руководители баварского ордена пообещали помочь.

***

Солнце зашло, и уже почти стемнело. Над океаном раскинулось темно-синее небо. Широкая полоса песка, из которой состоял океанский берег, тянулась в две стороны. Южнее, в нескольких километрах, горели огни города Майами. Севернее – тянулись пески. У океанского берега, неподалеку от границы города, горели костры и раздавались пьяные крики. Электрический свет шел из иллюминаторов немного проржавевшего остова баржи, стоящего неподалеку от берега. Рядом с остовом стояли дома-прицепы и машины.

Здесь находилась главная резиденция группировки панков «Шакалы побережья». Группировка сейчас насчитывала более пяти тысяч человек, а в ее лучшие времена, в восьмидесятые годы двадцатого века, лидеры группировки могли собрать тридцать тысяч сторонников и контролировали некоторые заводы Майами.

В остове баржи отсутствовала одна из переборок – ее срезали панки сваркой, чтобы из двух отсеков создать просторный зал, где восседал их главарь. Стены этого зала представляли из себя борта судна, и с тех времен, когда судно плавало, на них оставалась темно-красная и коричневая краска, которая перемежалась с ржавчиной. Внутри стояли ветхие кресла и диваны, принесенные со свалок, которые перемежались со столами, взятыми оттуда же, – некоторые столы сохраняли часть краски; бутылка виски, из которой пил лидер группировки, стояла на столе, который когда-то окрасили в светлый желтый цвет. Теперь краска осыпалась больше чем наполовину. Некоторые столы полностью облезли и стали светло-серыми.

В креслах развалились Мэт Стивенсон, руководитель Шакалов побережья, и его приближенные. Мэт имел крашеные светлые волосы, образующие высокую стоячую прическу, карие глаза и рост около метра восьмидесяти. Его телосложение было очень крепким, мышцы выделялись буграми. На нем сейчас красовалась белая майка, рваные джинсовые бриджи с пятнами светло-голубых оттенков, вплоть до почти белого, изображающими протертые места, и латексные ботинки с высоким берцем.

На одном из столов, наиболее массивном, имеющем два ряда выдвижных ящиков, стояла и танцевала Ники – подружка Мэта. В руке она держала бутылку из коричневого полупрозрачного стекла, в которой плескалась выпивка. Девушка ростом немного ниже среднего имела нечесаные коричневые волосы и карие глаза. Ее ягодицы покрывали короткие обтягивающие джинсовые голубые шорты, на ногах были ботинки с высоким берцем. В танце стройная девушка двигалась, выпячивая то небольшую грудь, то крепкие ягодицы.

На креслах и диванах сидели парни и девушки, на некоторых красовались длинные расстегнутые пальто, на некоторых – куртки из пластиковой ткани ярких цветов, чаще всего встречались оттенки зеленого и желтого. У многих в ушах имелись самодельные сережки из бритв. Кто-то держал в руках банки и бутылки пива, кто-то – емкости с виски и водкой. Магнитофон с большими колонками, питающийся от дизельного генератора, установленного в другом отсеке, громко исторгал звуки дисгармоничного рока, время от времени под визг гитар выл и скулил голос певца.

Внезапно музыка смолкла.

Один из приближенных, рослый панк в коричневом пальто из ткани наподобие той, которая идет на шинели, выключивший музыку, подошел к Мэту и сказал:

– Тебя наружу зовут, их много. Типа, СВАТ или полиция. Но говорят, не СВАТ, и не полиция.

– Че? – ответил Мэт.

– Наружу пошли, много их, зовут тебя. Много их, типа, полиция, но говорят, что нет.

– Где?

– Здесь. У баржи. Говорят, выйди, надо поговорить.

– Пошли, ребята, – сказал Мэт. – Оружие здесь оставьте.

Мэт и более двадцати приближенных парней и девушек пошли из баржи. Некоторые продолжали сжимать бутылки, некоторые оставили.

На песке, у баржи, жилых фургонов и костров, собралась толпа панков. Напротив стояла вся первая рота ордена из Баварии, в черном, с оружием. Неподалеку светили фарами четыре черных автобуса с тонированными стеклами, на которых приехали визитеры.

Тринадцать человек в черном выступили вперед и стояли рядом с маленькой группой людей в камуфляже, еще пять групп встали в проходах, имевшихся в плотном поселке, образованном фургончиками и баржей, остальные – правее и левее поселка.

Маленькая группа людей в камуфляже состояла из руководства «Востока Майами», тут присутствовали верховная иерофантида Ашели Джонсон, рослая стройная женщина с длинными прямыми коричневыми волосами, карими глазами и большим овальным лицом, и еще один иерофант, которого звали Альберт – рослый светловолосый голубоглазый мужчина.

Навстречу людям в камуфляже подходила толпа панков.

– Кто тут главный? – спросила Ашели.

– Я, – ответил Мэт. – А вы кто?

Осматривая место, где собирались Шакалы побережья, верховная иерофантида решила, что все-таки расстановка сил не худшая, хотя в Майами протестанты укрепили свое влияние: группировка панков имела баржу и дома-фургончики, тут жгли костры, и некоторым из присутствующих было меньше восемнадцати лет. И ни активисты библейских обществ, ни полиция не пришли, чтобы отобрать у группировки территорию, баржу и дома-фургончики.

– Мы ваши новые товарищи, которым хорошо будет развитие того порядка вещей, какой был в восьмидесятые, – сказала верховная иерофантида, – конкретно, мы пришли требовать от вас, чтобы вы начали ставить на место протестантов, которые стали сильнее.

– И что вы хотите? – спросил Мэт.

– Ситуация, как видите, изменилась, – ответила Ашели, – нулевая терпимость, везде на афишах «18+».

– Нулевая терпимость – а мы и не суемся, куда не надо, можно. конечно, получить максимальный срок, раз член банды, так не суйся, куда не надо, сиди тихо, а «18+» мы как срывали, так и будем срывать, где видим, – ответил Мэт.

– Больше надо делать, – сказала Ашели, – у вас же знаменитая группировка, столько лет вы были одними из самых серьезных в большой части города, и пора заставить библейские общества притихнуть. Есть социальные обязательства. Вы их не выполняли – вы получили. Активисты библейских обществ ходят живыми, мешают жить людям – и к вам отношение соответствующее. Нулевая терпимость в судах. В клубы могут беспрепятственно зайти активисты и проверить, есть ли 18 лет тем, кто там находится. Надо вам дело делать. Заставить сторонников Ветхого Завета притихнуть.

Мэт видел, что рядом больше ста хорошо вооруженных людей, у которых имелись автоматы, пулеметы и гранатометы, – и им придется пообещать что-то сделать. А потом, скорее всего, придется сделать. Но он понимал, что расстановка сил сейчас не та, что в восьмидесятые годы XX века, группировка не брала дань ни с одного завода и плавно превращалась в клуб по интересам. Он видел, что сейчас придется согласиться напасть на активистов-протестантов, так как сейчас перед ними стояли больше ста хорошо вооруженных трезвых людей – против восьмидесяти панков, большинство из которых были пьяны. Кроме того, у большинства панков при себе не было оружия – только у некоторых под куртками и пальто были припрятаны пистолеты, и еще у какого-то количества – за спинами висели ружья.

– Что вы хотите? Чтобы мы напали на активистов? – спросил Мэт.

– Да, – ответила Ашели.

– Но времена сейчас не те совсем. Мы даже не уверены, что все судьи и полицейские не откажутся взять от нас деньги. Мы не уверены, что всем не дадут максимальные сроки. Как вы предполагаете, чтобы мы напали на активистов?

– Вы начнете их бить и убивать. Есть уже конкретные цели.

– Хорошо. Мы сделаем. А нам за это что?

– Ничего, – ответила верховная иерофантида. – Мы просто требуем, и все. Для нас вы группировка, претендующая на те же районы, что и раньше. И мы требуем защитить жителей этих районов от библейских обществ. Да, и вы ведь не знаете, сколько нас. Сюда приехало столько людей, сколько уместится в свете ваших фонарей и костров. Чтобы мы могли друг друга видеть.

Это и на самом деле было так. Охранять лидеров «Востока Майами» явилась первая рота ордена из Баварии, почти полностью состоящая из русских. Еще две роты, находились в автобусах в километре отсюда. Они большей частью состояли из русских, а частично – из немцев. Попадались и другие европейцы – прежде всего иллюминаты, раньше состоявшие в законническом ордене и принявшие противопоставление благодати и закона.

– Сделаем, что требуете, – сказал главарь панков.

– Ну, теперь давайте отойдем, пусть руководство побеседует, а охрана разойдется в разные стороны, метров на тридцать, – предложила Ашели. – Чтобы не все слышали, о чем будем говорить.

Так и сделали. Несколько людей в камуфляже и несколько панков встали у большого костра рядом с баржей. Остальные передвинулись – люди в черном в одну сторону, панки в другую.

– Вот, – сказала руководительница «Востока Майами» и достала фотографию дряхлой полной женщины и книгу, – Келси Вильямс пишет, что родители должны притеснять детей, бить и действовать в отношении детей так, как дрессировщики действуют в отношении собак. Она работала дрессировщицей собак, а сейчас она «психотренер». Пишет книги. Уже три маленьких ребенка за год родители забили насмерть после того, как прочитали ее книги. Вы ее убьете.

– Известная личность. Рисково, – сказал главарь панков.

– Ну, среди полицейских не все будут стремиться вести расследование. И дело в этом. Потому с нее начать и надо.

Мэт согласился с тем, что убийство подобной писательницы – это очень хорошее начало борьбы с протестантскими активистами.

– Я думаю, вы подождете Келси Вильямс у ее дома, погрузите ее в фургон, а потом положите в бочку с цементом и отправите на дно реки. Мы знаем о баржах, с которых вы когда-то собирали дань. В той фирме вы и арендуете баржу. Да, Келси Вильямс – это женщина очень крупного телосложения. Она весит больше ста килограммов. Так что бочка потребуется на двести или двести пятьдесят литров, чтобы она туда влезла. На бочке напишете «Социальные обязательства» – четко, чтобы буквы можно было разобрать, – некоторые панки заулыбались и начали чуть-чуть подпрыгивать от смеха. Люди в камуфляже тоже начали улыбаться и подпрыгивать. – И нарисуете один из тех знаков, какие рисуете в качестве граффити, когда метите территорию, – теперь уже все собравшиеся ярко улыбались и покачивались в смехе.

Верховная иерофантида потребовала, чтобы главарь панков уже через два дня арендовал баржу. Еще три дня давалось, чтобы засохли надпись и рисунок на бочке. Чуть позже должна была состояться презентация новой книги Келси Вильямс, и по пути с презентации писательницу следовало похитить. В случае, если этого сделать не удастся, предлагался другой вариант, на выполнение которого отводилась неделя – похищение писательницы из дома, где она жила одна.

***

Келси Вильямс – рослая, широкая и дряхлая женщина со светлыми волосами, большими голубыми глазами и овальным бесформенным лицом, покрытым припухлостями, – ехала на своем седане с презентации. На авторшу были напялены желтая футболка, синие джинсы и белые кроссовки – Келси одевалась так, чтобы иметь мягкий и миролюбивый вид. В багажнике лежал баул с остатками ее книги с автографом. Труд назывался «Синдром нарушения привязанности. Защитим детей». В книге описывалась вымышленная болезнь, которой, по мнению, высказанному авторшей, были больны дети, которые отказывались подчиняться родителям. Келси была рада, что у нее имелись деньги, чтобы снять зал для презентации и что в этот раз она раздала почти целый баул своей книги.

Авторша остановила свою машину у небольшого белого коттеджа, в котором жила. Он стоял в ряду похожих домиков, окруженных белыми заборчиками, на улице с просторными газонами и редко растущими деревьями. Келси вышла из седана, чтобы открыть ворота, имевшиеся в заборе ее дома. Вдруг раздался скрип шин об асфальт, и рядом с машиной авторши остановилась белая машина, изукрашенная желто-зелеными граффити, – подобные машины существовали в варианте микроавтобуса, с сиденьями, и в варианте фургона, без сидений. Из машины начали выбегать панки. Первыми выбежали высокий парень в коричнево-зеленом пальто и с самодельными сережками из бритв в ушах и стройная небольшая девушка. Они держали в руках пистолеты-пулеметы с длинными магазинами. Келси увидела, что целятся в нее.

– Стоять! – крикнул ей парень с сережками из бритв.

– Стой! А не то застрелим! – крикнула девушка.

Из фургона выбежали Мэт с бейсбольной битой и один из его ближайших приближенных с арматурным прутом. Главарь начал ударять авторшу диких книг битой по голове. Его товарищ охаживал толстую дряхлую женщину арматурой по рукам и ногам.

Келси рухнула на асфальт. Ее схватили и уложили на пол фургона. Фургон рванулся вперед.

Мэт посмотрел в зеркало машины и увидел, что еще два автомобиля «Шакалов Побережья» – зеленый и черный фургоны, разрисованные граффити, – едут за ними. Все шло по плану.

Три фургона въехали на склад, стоящий у причала. Жертву вытащили из машины и положили у темно-зеленой бочки на двести пятьдесят литров, на которой яркими желтыми буквами красовалась надпись «Социальные обязательства», ниже ее демонстрировала замысловатые изгибы желтая каракуля, копирующая крупные граффити «Шакалов побережья». Все присутствующие надели перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. В таких же перчатках происходила и покраска бочки.

Дряхлую толстую женщину привязали веревками к крюку автомобильного крана. У бочки стояла деревянная ванна, такая же, какие строители собирают, чтобы замешивать цемент. Рядом с бочкой стояли мешки с цементом, ведро для воды, лежали шланг с водой и лопаты с квадратными совками.

Жертва пришла в себя. Ее большие голубые глаза распахнулись.

– Сейчас мы тебя запечатает в бочку с цементом, – сказал Мэт, – потом он повернулся к товарищам и произнес, – все, пришла в себя.

– Аааа, – завопила авторша.

– Пришла в себя, – продолжил Мэт. – Понимает, где находится. Давайте, грузите ее краном в бочку, – он повернулся к товарищу, держащемуся за рычаги крана, и произнес: Давай, грузи ее в бочку.

– Ааааа! – закричала Келси Вильямс еще раз. – Аааа!

Загудел мотор крана, шлейка из канатика, обвивающая руки, грудь и спину дряхлой толстой женщины, натянулась. Складское помещение снова огласил скрежещущий громогласный визг:

– Аааа!

Присутствовавшие панки, парни и девушки, весело улыбались, некоторые подергивались в молчаливом смехе.

Ноги Келси оторвались от пола. Толстуха начала пытаться сорвать с себя шлейку. Тело плененной приближалось к бочке. Плененная попыталась удержаться над бочкой, встав на ее края ногами. К бочке подошли два панка – один, в сером пальто, с арматурным прутом, второй в куртке из блестящей зеленой пластиковой ткани, с бейсбольной битой. Они начали колотить по ногам толстухи, сбивая их с края бочки. Ноги авторши диких книг соскочили с края бочки вовнутрь. Стрела крана двинулась вниз. Келси оказалась в бочке.

Один из парней в пальто взял длинный мясницкий нож и обрубил веревку.

– Аааа! – снова раздался крик дикой женщины, измененный акустикой бочки, ставший более гулким и низким.

– Правильно бочку взяли на двести пятьдесят литров, – сказал один из парней, – а то она вон какая большая. Толстая. На сто литров, наверное, не влезла бы.

– Отпустите меня, – громко сказала из бочки Келси, – я вам заплачу!

– Мы отклоняем твое предложение, – ответил Мэт. Лица некоторых из присутствовавших панков озарились широкими улыбками. Один начал чуть подпрыгивать в молчаливом смехе. – Мы не возьмем выкупа. Мы запечатаем тебя в бочку с цементом.

– Отпустите, – повторила авторша диких книг. – У меня скоро будет гонорар.

Некоторые панки попытались встать у бочки, чтобы заглянуть туда и найти место, где будет лучше наблюдать за процессом.

Одна из девушек, блондинка в черной футболке с названием рок-группы, черных джинсах и белых кроссовках, сказала:

– Что вы тут встали? Может, на стеллажах место найдем всем? Вон там сколько места, все смогут посмотреть на бочку. – Она показала рукой на стеллажи с ящиками. На третьем ярусе, на котором ящики стояли вплотную к потолку, действительно имелось много места.

– Как? – спросил Мэт.

– На погрузчике можно поднять желающих, – ответила блондинка.

– Хорошо, – ответил главарь, – другие пусть охраняют, третьи месят цемент и закладывают в бочку.

Один из панков приехал на погрузчике и поднял примерно половину присутствовавших на третий ярус, где они могли наслаждаться зрелищем дряхлой полной женщины, запечатываемой в цемент.

Четверо начали замешивать цемент. Принесли подставку высотой примерно в половину бочки, чтобы можно было вблизи посмотреть, насколько плотно лежит цемент вокруг авторши диких книг.

– Отпустите меня, я заплачу, у меня уже есть немного, скоро будет гонорар, потом дом продам, – сказала Келси Вильямс.

Некоторые девушки и парни засмеялись.

Келси схватилась руками за края бочки и начала пытаться из нее вылезти. Тогда один из парней, являющихся ближайшими товарищами Мэта и Ники, взяли арматурные пруты и стали бить по пальцам плененной.

– Ааааа! – снова закричала плененная. – Аааа! – ее крики раздавались громко, прорываясь за ворота, за которыми располагались другие прибрежные склады. Если бы крики кто-то услышал – скорее всего, это были бы работники фирмы, предоставившей группировке панков баржу по выгодной цене.

– Аааа! – продолжала кричать авторша. – Аааа! Ааааа!

Некоторые панки звучно смеялись. Некоторые подпрыгивали в молчаливом смехе.

На плененную начал падать цемент. Четверо крепких парней бросили первые лопаты.

За края бочки снова зацепились руки плененной – она пыталась выбраться. Двое пленителей ударами арматурных прутов по пальцам заставили ее прекратить.

Собравшиеся сменились: теперь те, кто только что замешивал цемент и бросал его, и те, кто охранял плененную, сидели на третьем ярусе и любовались зрелищем – кроме Мэта, который продолжал сидеть внизу и руководить процессом. Те, кто до этого занимал третий ярус, встали внизу, четверо из них взяли лопаты.

– Аааааа! – опять завопила дряхлая толстая женщина. Она снова схватилась за край бочки. На ее пальцы в очередной раз обрушились удары арматурных прутов. Она отпустила края бочки и завопила уже от боли:

– Ааааа! Ыыыыы! Нннн… Мммм…

А потом опять, вкладывая в голос все силы:

– Аааа.

И дальше:

– Помогите! Спасите! Убивают! Спасите! Помогите! Ааааа!

На Келси Вильямс опять начал падать цемент, зачерпываемый лопатами в деревянной ванне. Плененная продолжала кричать:

– Аааа! Спасите! Убивают! Ааааа!

Келси продолжала кричать. Она прерывала крики, когда совершала попытки схватиться за края бочки, и тогда ее охаживали по пальцам арматурными прутами.

Вскоре цемент стал ей по живот, потом по грудь. Плененная продолжала кричать:

– Ааааааа! Убивают! Спасите! Помогите!

Цемент стал ей по подбородок. Потом упала еще лопата цемента, который накрыл рот и глаза авторши. Она задрала голову вверх, думая, что сможет вдохнуть, – и ощутила головой мягкие удары – сверху падали новые лопаты цемента. Ее рот наполнялся цементом. Через некоторое время она отключилась.

Наполнив бочку, панки установили сверху крышку и заварили. Вскоре баржа с бочкой отошла от пристани. Несколько крепких парней и две девушки дотолкали бочку с Келси Вильямс, запечатанной в цемент, до борта и сбросили в реку. Плюхнувшись, бочка пошла ко дну, ударилась о дно и легла. Баржа двинулась вперед и начала разворачиваться, направляясь обратно к пристани.

На илистом дне реки, далеко от поверхности, лежала на боку бочка, омываемая зеленоватой водой. На бочке красовались надпись «Социальные обязательства» и замысловатая извилистая каракуля, какие наносит на стены группировка «Шакалы побережья», когда отмечает захваченную территорию.

Городок

Стояла ночь. Уже больше часа было темно, и свет фонарей, горящих на маленькой улочке, окрашивал газоны, белые коттеджи и белые заборы вокруг них в маслянистые оттенки желтого света. Зелень травы, выглядящая в свете редких электрических огней темно-зеленой, выглядела покрытой желтыми маслянистыми разводами.

Стэн и восемь его товарищей шли по тротуару, серый цвет которого в электрическом свете приобретал желтые оттенки – только не маслянистые, как на зеленой траве и белых досках, а ровные. Четырнадцатилетний Стэн имел коричневые волосы, которые образовывали на голове неаккуратную прическу, и узкие карие глаза. Лицо выглядело бодрым после двух бутылок пива. Грязная черная футболка, красующаяся на фоне расстегнутой кожаной куртки, стала от впитавшейся пыли темно-серой. Заклепки на кожаной куртке блестели мутными серыми отблесками. Черные джинсы были заправлены в ботинки с высоким берцем. Парень выглядел как типичный слушатель металла и гот, и остальные, шедшие вместе с ним, выглядели похожим образом. Большинство были одеты в черное, на некоторых красовались футболки с названиями метал-групп. На некоторых были синие джинсы. На большинстве чернели кожаные куртки. Почти все топали по дорожке в черной обуви – коротких сапогах или ботинках с высоким берцем. В руках у большинства парней находились бутылки пива. Они отхлебывали горьковатый напиток из горлышек, иногда после нескольких глотков бутылка переходила к товарищу.

Желтые маслянистые оттенки, которые накладывало искусственное освещение на траву, редко растущие деревья, заборы и дома, становились еще более желтыми и маслянистыми от алкоголя, который выпил Стэн.

– Вот мой дом, – сказал Стэн у одного из домов.

Из калитки вышла женщина лет сорока, с пышными прямыми длинными желтыми волосами, голубыми глазами, немного полная, с руками и ногами, чуть оплывшими жиром. На ней были белая футболка, синие джинсы и белые кроссовки.

– А вот и моя мамаша, – сказал Стэн.

– Стэн, иди домой, – сказала мать сыну.

Стэн промолчал.

– Стэн, иди домой или скажи, когда тебя ждать.

– А вот моя мать. Тварь. Ты помнишь, тварь, что ты сделала пять лет назад. Помнишь, животное?

Мать хотела уйти в дом.

– Не дайте ей уйти! – громко выкрикнул Стэн. Он и еще двое неформалов, в числе которых был Вильям – крупный кареглазый брюнет, считавшийся главным в группе, собравшейся сейчас у дома Стэна – преградили ей дорогу. Неформалы ее окружили.

– Ты что! Я твоя мать! – сказала чуть полная женщина. – Ты что делаешь!

– Ты, скотина, животное! Ты помнишь, что ты сделала? Пять лет назад я смотрел фильм. Ты потребовала выключить! Я не стал! И ты стала руками закрывать мне глаза! Ты мешала мне смотреть порнографию!

– Выпустите меня! – ответила женщина. – Стэн, прекрати!

Стэн подскочил к матери, приставил подошву своего черного ботинка к ее ноге выше колена, ближе к низу живота, чем к колену, и пихнул ее.

После этого Вильям приставил свой ботинок с высоким берцем к ее ноге, выше колена, и пихнул. Черный сапог низкорослого светловолосого металлиста шаркнул по попе матери Стэна, вытирая пыль о ее джинсы, а потом нога в сапоге твердо приставилась к ее заду, и блондин пихнул ее ногой.

Джон, низкорослый металлист с голубыми глазами и длинными кудрявыми волосами, на котором были голубые джинсы, серые кроссовки и черная кожаная куртка с заклепками, подскочил к женщине. Он резкими движениями отер о нее сначала подошву правого кроссовка, потом подошву левого.

– Тварь! Животное! – крикнул матери Стэн. – Она стояла надо мной, когда я сидел перед телевизором! И закрывала глаза, как будто так и надо! Как будто она делала хорошее дело, когда мешала мне смотреть порнографический фильм! Тварь!

– Отпустите! – крикнула мать Стэна.

Вильям подбежал к ней и пнул ее в зад. Потом сделал шаг назад и пнул ее по попе с ходу.

Двое металлистов схватили ее.

– Надо бы ее раздеть! – сказал Вильям. – Сорвать с нее одежду.

С женщины сорвали блузку и лифчик.

– Во зрелище! – сказал один из металлистов.

– Пусть собачье дерьмо ест! – гордо объявил Стэн. – Тварь, стояла надо мной и закрывала мне глаза руками. Как будто так и надо! Мешала тот фильм посмотреть! Теперь пусть ест собачье дерьмо! Мешала смотреть порнографию! Пусть собачье дерьмо ест!

Металлисты продолжали гонять мать Стэна, пихая ее ногами, смеялись и издавали улюлюканья. Один из них схватил ее за левую грудь.

– Ты что! Она мне мешала смотреть порнографию, когда мне было девять лет! – сказал Стэн парню, только что схватившему женщину за грудь. – Она не подружка нам. Она тварь. Поганая тварь. Попинаем еще. Погоняем. И пусть собачье дерьмо ест.

– Где тут лежит собачье дерьмо? – спросил Вильям.

Низкий светловолосый металлист в сапогах и один из его товарищей отошли посмотреть, не лежат ли где-нибудь поблизости собачьи какашки, но ничего не нашли.

– Туда, – показал Стэн направление вправо от своего дома, если стоять лицом к нему. – В сторону улицы Дымной, там собак выгуливают.

Мать Стэна погнали в направлении улицы Дымной. Ее повалили на землю лицом вниз и стали наступать на нее. Потом прервались.

– Пошли дальше, – сказал один из металлистов. – А то что тут делать?

– Вставай, – сказал женщине Вильям.

Ее подняли и погнали дальше. Увидев собачьи какашки, Фокс, низкорослый темноволосый неформал в светлых сильно поношенных голубых джинсах, наступил на них ботинком с высоким берцем, а потом начал отирать кал о джинсы матери Стэна. Она попыталась вырваться, ее поймали. Вильям ударил ее сверху по голове, потом осторожно и несильно стукнул ее кулаком в живот, потом еще раз. Затем он пнул ее по ноге.

– Не дергайся, а то хуже будет! – сказал женщине предводитель неформалов и осторожно пнул ее по ноге. Трое других неформалов попинали ее и вытерли о ее джинсы подошвы своей обуви.

Вильям подошел к остаткам собачьей кучк , наступил на них, а потом вытер кал о штанину матери Стэна.

– Держите ее за руки, – сказал он.

Двое взяли женщину за руки.

– Опустите ее немного вниз.

Неформалы потянули мать Стэна за руки вниз, она упала на колени. Вильям отер подошву ботинка, которым наступил на дерьмо, о живот женщины. На ее коже остались коричневые полосы. Стэн подошел к небольшой лепешке, оставшейся от кучки собачьего кала, наступил, собрал кал на подошве, покрутив носком ботинка вправо-влево, а после этого подошел к матери и отер подошву о ее живот, грудь и плечи.

Неформалы подняли женщину и погнали ее дальше. Увидев еще кучку собачьего дерьма, они повалили мать Стэна на землю и приказали перевернуться лицом вверх.

Она отказалась. Вильям топнул по ее спине, поставил ногу ей на спину и топнул еще раз. Потом встал обеими ногами на землю и сказал:

– Переворачивайся.

– Ыыыыы, – заныла мать Стэна.

– Переворачивайся, мразь, – сказал Стэн.

– Ыыыыы, – заныла мать Стэна еще раз.

Вильям снова топтул по ней.

– Переворачивайся, – сказал Фокс.

Мать Стэна перевернулась.

Стэн наступил на кучку толстых собачьих какашек и отер подошву о живот матери. Другие неформалы тоже начали наступать на дерьмо и вытирать ее о женщину.

Потом матери Стэна приказали подняться и идти дальше. Она отказывалась. По ней стали топать. Снова приказали подняться.

– Ыыыы! Ааааа! Отпустите! Ыыыы! – ныла женщина.

– Поднимайся, – сказал Вильям.

– Нет! Не надо! Не надо больше! – ноющим голосом ответила мать Стэна.

Вильям топнул по ней. Потом по ней стали топать Стэн и другие неформалы.

– Поднимайся, – сказал Стэн.

– Нет, – отвечала мать. – Не надо. Ыыыыы. Ыыыыы.

Неформалы опять начали по ней топать.

После четвертого приказа подняться женщина заныла и опять говорила, что больше не надо. После пятого раза поднялась и пошла. Пошла она в сторону дома.

– Нет, в другую сторону иди, в сторону Дымной улицы, – сказал Стэн.

Она продолжала идти в сторону дома. Неформалы стали приставлять к ней подошвы обуви и толкать ее и так погнали в сторону Дымной улицы.

Она шла не очень быстро, ускоряясь, когда ее подталкивали ногами – приставляя подошвы к заду и к ногам выше колена и пихая. Джинсы почти полностью были покрыты пылью, грязью и пятнами собачьего кала – умеренно-коричневого, по цвету близкого к темному, другого коричневого, чуть ближе к темному, чем к светлому, и светло-серого. Тело тоже испачкалось в пыли и грязи и оказалось покрыто пятнами и полосами кала. Лицо выглядело заплаканным. Волосы – растрепанными.

Неформалы гнали женщину толчками подошв обуви.

– Вот дерьмо тут! Дерьмо лежит! – крикнул один из металлистов.

– Пусть ест! – криком ответил Стэн.

– Стоять! Ты, стой! – выкрикнул Вильям, указывая пальцем на женщину, обогнал ее и толкнул подошвой ботинка в обратную сторону, чем та, куда ее вели. Другой металлист повторил толчок Вильяма, и женщина остановилась.

– Где дерьмо? – спросил Вильям.

– Вот, – сказал один из металлистов.

– Пихайте ее к дерьму, и пусть ест, – сказал предводитель неформалов.

Мать Стэна допихали до дерьма.

– На колени! – крикнул Вильям.

Металлисты начали слегка попинывать женщину, и она встала на колени.

– Ну-ка на четвереньки встань, – сказал Стэн.

Женщину снова стали попинывать. Вместо того, чтобы встать на четвереньки, она легла.

– Ыыыы! Ыыыыы! – стонала она.

В конце концов мать Стэна приподнялась, но не на четвереньки, а в другую позу, похожую, в которой старалась держать то одно колено, то оба, оторванными от земли.

Спустя некоторое время, после попинываний от металлистов, она встала на четвереньки.

– Вот дерьмо! Справа от тебя! Поворачивайся и ешь! – резко сказал Стэн.

Его мать продолжала стоять на четвереньках. Стэн пихнул ее ногой. Потом еще. Неформалы начали пихать ее ногами.

– Повернись вправо и ешь дерьмо, которое тут лежит, – сказал Вильям.

Она продолжала стоять на четвереньках на том же месте. Металлисты встали с обеих сторон от нее и начали пихать подошвами обуви.

– Ешь дерьмо-то, ешь! – сказал Стэн.

Металлисты снова начали пихать ее ногами. Она все равно стояла на месте.

– Встать! – крикнул Стэн.

– Ну встань, – сказал другой металлист и пихнул женщину ногой.

Металлисты снова начали пихать ее ногами. Она легла на землю вниз лицом и застонала:

– Ыыыыыыы!

Ее продолжали пихать ногами.

– Ыыыыы! – снова застонала женщина.

– Стоять! Встать! – сказал Вильям и пихнул ее ногой. – Встать!

Она встала.

– Ешь дерьмо! – сказал Стэн и показал рукой на кучку толстых собачьих какашек.

– Ешь! – сказал Фокс.

– Ешь! – сказал Вильям и указал пальцем на кучку.

– Ешь! – сказал еще один металлист.

– Ешь! – сказал еще один.

Металлисты начали пихать женщину ногами. Она попыталась отойти в сторону. Неформалы пихали ее подошвами обуви обратно. Она упала на колени и попыталась закрываться от пихающих ее подошв руками. Ее продолжали пихать подошвами обуви. Она упала на траву лицом вниз и заныла:

– Ыыыыыы!

– Вот дерьмо чуть справа и вперед. Ползи к кучке и ешь, сказал Стэн.

Металлисты стали топать по женщине.

– Ыыыыы! Отпустите! – заныла она.

По ней стали топать.

– Ыыыыы! – снова заныла мать Стэна.

И опять по ней стали топать.

– Вот кучка дерьма показал Стэн. Ползи к ней, – Стэн указал пальцем на кучку какашек.

Мать Стэна приподнялась, опершись руками о землю, подняла лицо и посмотрела, куда Стэн указывает пальцем.

– Ползи к кучке дерьма. Вот сюда. И ешь дерьмо, – Стэн продолжал указывать пальцем на кучку какашек. – Ползи.

Женщина подползла к кучке какашек.

– Теперь ешь.

Мать Стэна лежала у кучки дерьма, опершись руками о землю.

– Ешь, – сказал Стэн.

– Ешь, – сказал Вильям, – топнул по матери Стэна.

– Ешь. Ешь дерьмо, – сказал Стэн и топнул по ней еще раз.

Металлисты стали топать по женщине.

– Ешь дерьмо, – сказал матери Стэн.

Она захватила рукой кусочек толстой какашки, который прилип к пальцам. Поднесла его ко рту, откусила большую часть кала, собравшегося на пальцах, и пожевала. Потом захватила рукой маленький кусочек и снова пожевала.

– Можешь прямо ртом хватать! – сказал Стэн. – С земли. Хватай ртом и ешь. И руками тоже бери.

Мать Стэна остановилась и перестала есть собачий кал.

– Ешь, – сказал Стэн и топнул по ней. Потом еще раз. Металлисты немного потопали по женщине, и она стала захватывать руками кусочки какашек, откусывать, жевать и глотать. Теперь она ела собачий кал усердно и быстро.

– Прямо ртом кусай с земли. Рот подноси и откусывай, – сказал Стэн.

Его мать поднесла рот к тому, что оставалось от кучки какашек, откусила, пожевала и проглотила. Потом еще раз. Потом пару раз попыталась откусить от плоской кляксы кала, оставшейся на земле, и замерла, ничего не делая.

– Продолжай есть! – сказал Стэн. – Ртом прямо бери, откусывай и ешь.

– Не могу, – ответила ему мать, – тут нет. Не получается захватить. Не откусывается.

– Тогда руками собирай.

Мать Стэна стала собирать руками остатки кучки и есть.

– Все. Съела. – сказал Стэн.

– Ну все. Пошли, – ответил Вильям, указав в сторону улицы Дымной.

Неформалы отправились в сторону Дымной, а потом пошли к перекрестку Дымной и Садовой улиц, где располагался магазин, в котором продавалось пиво.

На некотором отдалении от перекрестка Дымной и Садовой улиц, недалеко от центра Стрикт-Мозеса, в длинном деревянном двухэтажном доме, в кабинете со столом, расположенном на втором этаже, стоял Гилберт Стивенсон. На полу лежали две сумки, в одной находились экземпляры книги с описанием символов и обрядов, в другой – амулеты. Гилберт посмотрел на обветшавшие желтые обои с синим узором, покрывавшие стены кабинета, а потом на немного ободранный темно-синий диван. Внизу хлопнула дверь – это уходили охранники, помогавшие довезти вещи из мастерских. Гилберт расселся на диване и подумал, оставить ли вещи в сумках у стола или отнести книги в комнату, где находится библиотека, а амулеты – в соответствующий шкаф с вещами. Было уже поздно. Гилберт отнес сумки в шкаф, где хранились разные вещи, в том числе лампочки и инструменты, и поставил на свободную полку. Потом вернулся в кабинет. Сел за стол. Решил, что на диване сидеть удобнее, сел на диван. На черных волосах застыли разводы отсветов, создаваемых светом электрической лампочки. Темно-карие глаза смотрели на маленький кусочек стены, покрытой ветхими обоями. Участок был выбран на желтой части обоев. На обои падал замечательный электрический свет. Вокруг была восхитительная тишина и прекрасная ночь. Гилберт решил ехать домой. Он встал и остановился меньше чем в метре от дивана. На нем сейчас был черный костюм, серая рубашка и крепкие кожаные туфли. Эта одежда и обувь красиво смотрелись на нем и гармонировали с округлым лицом и немного пухлыми щеками.

Гилберт проверил ящики стола – они были аккуратно задвинуты. Можно отправляться домой.

Последние дни прошли замечательно. Старший ковен восточных иллюминатов, которым руководил Гилберт, при помощи слежки установил распорядок дня и перемещение по городу одного из наименее покорных полицейских, не желающих принимать новый порядок. Восточные иллюминаты, победившие прежних, противопоставляли благодать и закон и учили, что хорошо жить по благодати. Прежние иллюминаты были на стороне закона, равенство перед которым навязывали всем. Теперь новый орден из России прогнал прежних иллюминатов. Высший ковен Восток Майами стал первым и главным ковеном в США, руководимый Гилбертом Старший Ковен Нью-Йорка – единственным ковеном в штате Нью-Йорк. Гилберт Стивенсон был членом ковена Восток Майами, подчинялся непосредственно Ашели Джонсон, руководительнице Востока Майами. А она подчинялась уже русским, сместившим прежнее руководство.

В штате Нью-Йорк, в отличие от Майами, обходилось без помощи русских и немцев. Гилберт Стивенсон, руководитель местного старшего ковена, был по происхождению англосаксом. В ковене были два немца, но их предки жили в США и не имели отношения к структурам, недавно замененным русскими на немецких землях.

Ковен очень хорошо развивал свою деятельность. Он располагался в Стрикт-Мозесе – одном из окружных городов штата Нью-Йорк с населением более пятидесяти пяти тысяч человек. Если дела пойдут хорошо, то можно будет обосноваться и в Нью-Йорке.

Членам ковена оказалось достаточно убить пять полицейских, чтобы все полицейские поняли: банды неформалов трогать нельзя. Если все пойдет хорошо, банды станут массовыми, даже лучше, чем в восьмидесятые годы 20-го века, – и тогда влияние протестантов, их пасторов и телепроповедников, будет утрачиваться. Тем, кто старше восемнадцати лет, будет проще найти себе для любовных удовольствий тех, кто младше восемнадцати. Куда удобнее будет покупать наркотические таблетки. Отношение к красивым, умным и сильным людям улучшится. Люди станут лучше относиться к своим преимуществам, к любым, лучше оценивать то, что делают, свое творчество, свои умения – все, а не только то, за что платит богатый предприниматель.

Сейчас в Стрикт-Мозесе уже формировались серьезные банды неформалов. Одна из них, Засранцы Запада, получила свое название от местоположения города Стрикт-Мозес на территории штата – в западной части. Она уже состояла более чем из ста членов. В ночной клуб, рядом с которым были неоднократно замечены Засранцы Запада, уже отменил возрастные ограничения, и те, кому было меньше восемнадцати, могли не только зайти туда, но и выпить пива. В этой банде, как в некоторых других, было принято носить куртки с заклепками и слушать метал.

Теперь уже не было необходимости убивать полицейских. Оставшихся непокорных сторонников протестантских ценностей из числа полицейских восточные иллюминаты проучивали, избивая бейсбольными битами. Их оставалось мало – одиночки, желающие разогнать банды. Гилберт уже три дня как установил слежку за очередным полицейским, и скоро его проучат ударами бит. Вскоре таких полицейских не останется вообще.

Гилберт выключил свет в кабинете и пошел к лестнице, ведущей на первый этаж, чтобы отправиться домой.

Завтра он примет очередные донесения о слежке. На основе таких донесений будет определено, где и когда группа восточных иллюминатов встретит полицейского, чтобы побить битами.

Галатия

Роман

Часть 1

Глава 1

Рота неспешно ехала по проселочной дороге на четырех автобусах. Вокруг простирались пустыри и поля. Неподалеку от места, где сейчас находилась рота, – в США, в штате Луизиана, неподалеку от Нового Орлеана, к северу от города – находилась резиденция структуры иллюминатов и масонов, не принявшей смены мирового правительства и перехода к другой религии.

Чуть меньше полугода назад было взято штурмом здание в Баварии, где собралась на совещание верхушка прежнего мирового правительства. Все они были убиты. Остальным пришлось принимать новую религию и новую идеологию, идущие от Баварского Ордена Восточных Иллюминатов – новой организации, имеющей руководство из России. Благодать сил мироздания противопоставлялась законам, выдуманным людьми. Все блага и удовольствия объявлялись хорошими. Прежняя религия, утверждавшая законы как благо и провозглашавшая равенство всех людей перед законом, отрицалась. Большинство приняли изменения. Согласились с культом Софии, создательницы вселенной. Переименовали ложи в ковены и поменяли многое другое. Остались и такие, которые изменений не приняли и решили сопротивляться.

Рота ехала к резиденции тех иллюминатов, которые выбрали сохранение прежней религии. Там – один из сохранившихся центров врага. Необходимо напасть на них. Не должно остаться никого, кто сопротивляется. Их надо уничтожить.

За окном автобуса виднелись деревья с густыми кронами, небольшие свалки с кучами мусора, гладкие пространства полей, пустыри, некоторые из которых были пересечены канавами и дорожками с растрескавшимся асфальтом. Солнце зашло, небо потемнело и продолжало темнеть. Зелень растений на полях, кроны деревьев и трава выглядели темными, зелено-серыми. В свете фар и окон автобусов они окрашивались слабым-слабым желтым оттенком. Деревья, стоящие вдалеке, тоже выглядели зелено-серыми. Они тоже были окрашены желтым оттенком, но другим, послабее, чем тот, в который окрасились растения вблизи. На свалках, встречающихся у дороги, попадались покрышки, куски резины и много картонных коробок.

Местная структура восточных иллюминатов, имевшаяся в Новом Орлеане, отправила тем, кто послал роту, обещания, что полиция пропустит автобусы с вооруженными бойцами. Но ехали не спеша, чтобы какой-нибудь полицейский не остановил. Кроме того, командиры отделений перед выездом зачитали бойцам предупреждение, что в Новом Орлеане враг силен и возможно, что отряд попадет в ловушку. Может быть и так, что полиция начнет преследовать и организует засаду.

Емельян Канатов сидел в автобусе на сиденье справа у окна. Он смотрел в окно, за дорогу, посматривал на деревья, кусты и поля. Он решил получше отдохнуть перед предстоящим нападением, а на месте начать хорошо сосредотачиваться и делать свое дело.

Емельяну было шестнадцать лет, он был ростом чуть выше среднего. У него был прямой, чуть широкий нос, щеки скорее широкие, чем узкие, волосы цветом чуть ближе к светлым, чем к темным. Спина – прямая, руки и ноги – крепкие, и это было заметно. В ордене брали в боевые подразделения с пятнадцати лет, разрешали отбраковывать людей, что происходило очень редко. Емельян пришел в орден, чтобы послушать лекции о древних культах и помедитировать. И недавно поступило предложение вступить в боевой отряд, чтобы противостоять законникам и дикарям. Сохранив место в своем ковене, Емельян присоединился к подразделению. Это была недавно сформированная седьмая рота. Небольшой курс подготовки на базе в лесах в средней полосе России, чуть больше месяца – и готовность к боям. Роту разместили на другой базе, чем та, где готовили людей. И теперь – задание.

Емельян находился в третьем отделении первого взвода. Трем бойцам здесь было по пятнадцать лет, остальные – старше Емельяна. Командир отделения Иван Лесной, пулеметчик и гранатометчик были крепкими сильными парнями, которые могли хорошо бегать и поднимать более-менее большой вес. Бег у них был важнее, чем тяжелая атлетика. При этом они были скорее развитыми в смысле поднятия тяжестей, чем не развитыми.

Сам Емельян до вступления в орден более-менее много бегал, периодически, и занимался с гантелями и штангой. Достаточно, чтобы чувствовать себя бодро после долгого бега, после длительных переходов, или быстро рвануться в укрытие.

Все больше темнело. Растения за окном в свете фар все сильнее окрашивались в маслянистые желтые оттенки.

Наконец, автобусы остановились, командиры отделений сказали выходить.

Вокруг был небольшой лесок. Сквозь кроны справа, впереди и с слева – если смотреть, имея слева въезд в лесок, через который сюда заехали, – виднелось темно-синее вечернее небо. Там находилась опушка. И этот участок местности, заросший лесом, заканчивался.

Фары автобусов и освещение внутри них вдруг оказались выключены. Отделение стояло и ждало своего командира, другие отделения – тоже. Емельян тут же привык к темноте. Неподалеку он разглядел фигуры девушек, одетых в ту же форму, что и парни. В роте было больше пятнадцати девушек, они все находились в некоторых отделениях по несколько.

Иван Лесной вернулся. Начал тихо говорить:

– Значит, так. Выходим через десять минут. – Он показал направление рукой. – Вот туда вот. – Еще раз указал. – Туда. – Направление – градусов на тридцать левее по сравнению с прямой линией от того места, где въехали в лесок, к тому, где сейчас находились. – Мы заходим справа. С правого фланга, – сказал командир отделения. – То есть не заходим. А движемся на правом фланге. Наш взвод. Движемся на правом фланге. Наше отделение – правее всех. Смотреть внимательно, что справа. Смотреть. Свидетелей – уничтожать, если встретите. Всех. Всех. Чтобы не заявили в полицию. Не вызвали полицию. Чтобы следов не оставлять. Чтобы следов не оставлять, – повторил командир. – Это обязательно. Впереди будет склад стройматериалов. Левее него – болотце. Склад никто не охраняет. Дальше будет открытое пространство и деревья. Наша цель – большое здание, имеющее три надстройки в форме башенок. Две маленькие, одна большая. В середине. Все, что вокруг, принадлежит врагу. Двор, автостоянка. Ожидается сопротивление. У врагов сегодня сборище.

Выслушав Ивана Лесного, те бойцы, которые курили, начали курить. Закурил сигарету и Емельян. Покурив, он стал всматриваться в темноту в той стороне, где находился враг. Вдруг тут, в леске, к деревьям прикреплены мелкие видеокамеры, чтобы предупредить врага о нападении? А если вражеское здание окружено системами безопасности, в том числе маленькими взрывающимися роботами, ездящими и летающими, турелями с пулеметами и гранатометами? Такого варианта тоже исключать было нельзя.

Двинулись. Покинув лесок, тут же вышли на открытое пространство. Впереди, метрах в восьмистах, горели огни здания, о котором говорил Иван Лесной. В середине – большая квадратная башня, этажей двадцать, по бокам – башенки этажей по восемь, внизу – большое основание. Его низ мешал разглядеть холмик, который находился перед отделением. Бойцы молча указывали командиру на здание.

– Виду, вижу, – шептал Иван Лесной.– Да, это то здание. Тихо! – воскликнул он тихим голосом.

Отряд продолжил двигаться вперед. Склад со стройматериалами теперь находился слева – это было пространство примерно сто метров шириной и двести длиной, по длине оно располагалось поперек направления от леска, из которого рота вышла к вражескому сборищу.

Остановились. Командир отделения сказал, что остановилась вся рота: нужно было уничтожить видеокамеры на складе со стройматериалами – на это отводилось три минуты, – наверное, они находились на заборе. Что же теперь? Наверное, если у склада есть охранник, его убьют, – может быть, подняв шум. Возможно, что те, кому принадлежит склад, постараются убедить власти начать преследование. На складе можно было разглядеть трубы большого диаметра и бетонные блоки. Их было видно сквозь сетчатый забор.

Никакой стрельбы не было. Через три минуты двинулись дальше.

Большое здание – место вражеского сборища – было все ближе. Рота пересекла асфальтовую дорожку со скамейками, находящуюся на ровном месте. Теперь вокруг было открытое пространство. Ровное. Здание со сборищем людей, оставшихся масонами, горело в темноте множеством огней – там, скорее всего, было полно врагов, раз в такое время суток почти во всех комнатах горит свет. Сияли окна нижних четырех этажей основания крупного здания – на этом основании, разглядеть которое не мешал холм, покоились три башни. Правее здания – автостоянка. Левее – небольшая белая пятиэтажная постройка, рядом с которой стояло несколько автомобилей. Автостоянка правее здания со сборищем была набита множеством машин, некоторые из них не вмещались на площадке и стояли на траве. Метрах в пятистах от здания с тремя башнями, справа от него, хорошо был виден забор, который шел от шоссе, которое находилось по ту сторону здания. Он прерывался в точке справа от него.

До сияющей окнами глыбы с тремя башнями оставалось метров двести. Остановились. Левее хорошо различались силуэты бойцов трех соседних отделений.

Сзади подошли двое снайперов и заняли место между третьим отделением первого взвода, находящимся с краю на правом фланге, и вторым – оно находилось левее.

Снайперы легли, тут же залегли и все остальные. Трава тут была приличной высоты, более полуметра. Но не везде. Во многих местах она была низкой.

– Так, – тихо сказал командир отделения. – Ползем вперед и ищем места, откуда можно стрелять лежа.

Проползли несколько метров. Таких мест не было. Везде трава поднималась достаточно высоко, чтобы стрелять лежа было нельзя.

– А теперь остановитесь, – сказал Иван Лесной.

Через полминуты он продолжил говорить.

– Так. Скоро командир и его помощник, находящиеся в центре, откроют огонь вместе с одним из отделений. Мы стреляем по автостоянке. Там, скорее всего, в машинах сидят охранники. Поднимаемся и начинаем вести огонь. Немного рассредоточьтесь. И гранатометчик не должен впереди вас стоять. Все. Двигайтесь.

Справа от Емельяна находилось четверо бойцов. Один автоматчик, пулеметчик и еще двое. Тот автоматчик, который находился справа от него, не спеша пополз вправо. Емельян – за ним, чуть медленнее. Отделение занимало все большее место, затем все остановились. Начали ждать.

Вдруг намного левее, метрах в ста, загрохотали пулеметы и автоматы. Ухнули разрывы гранатометных гранат. Совсем близко, левее, прозвучали выстрелы снайперов. Затем зазвучали длинные очереди пулеметов, которые предназначались под винтовочный патрон, – два таких было в роте. Пулеметчик отделения поднялся и дал две очереди из своего РПД. Гранатометчик выпустил гранату в сторону автостоянки. Ухнул взрыв. Потом почти сразу же еще один. Рядом с Емельяном прозвучала короткая автоматная очередь. Потом еще одна. Емельян стал подниматься, чтобы тоже начать стрелять. Пока он вставал, прострекотали звуки еще нескольких коротких автоматных очередей.

Емельян прицелился из автомата в одну из белых машин, стоящих на автостоянке, и дал короткую очередь из трех выстрелов – белые машины были лучше видны в ночной темноте. Потом снова прицелился, на этот раз тщательно, и нажал на спусковой крючок. Автомат разразился длинной очередью из семи или восьми выстрелов. Затем стрелок выпустил еще одну короткую очередь, и еще одну. Прекратив обстреливать белую машину, он просто стрелял по стоянке. Сменил рожок автомата и продолжил вести огонь. Израсходовал второй рожок, вставил третий. Оставалось всего два рожка, по тридцать патронов в каждом, один из них был в автомате. Емельян нажал на спусковой крючок. Автомат опять разразился короткой очередью. Стрелок залег в траву. Потом высунулся, чтобы посмотреть на автостоянку. Машины занялись огнем. Пламя было видно и в центральной башне большого здания, находящегося впереди, – ближе к верхним этажам, чем к нижним.

Рота продолжала вести огонь, уже не так плотно. Продолжались частые очереди РПД, находящихся в отделениях.

Емельян спрятался, прижавшись к траве, затем высунулся и выпустил по автостоянке очередь из двух выстрелов. И снова лег.

Сплошной грохот автоматных и пулеметных очередей стих. Теперь раздавались только отдельные очереди. Командир отделения приказал собраться и ждать.

Прибыл посыльный от командира взвода. Рассказал Ивану Лесному то, о чем должен был сказать, было слышно, что надо охватывать здание. Справа. Ушел.

– Так. Снайперы здесь? Оба? – спросил Иван Лесной.

Они оказались оба здесь.

Один из бойцов отделения выпустил короткую очередь в сторону врага.

– Итак, – сказал Иван Лесной, – снайперы, посмотрите в сторону забора за большим зданием. В сторону того, который по ту сторону от здания. За ним шоссе. Проходная и въезд на территорию, у шоссе, и ворота, отсюда видны?

Снайперы посмотрели. Один из них, крепкий парень ростом чуть выше среднего, сказал:

– Въезд виден. И проходная.

– Еще смотрите, – ответил командир отделения. – Сейчас будет две красные ракеты и желтая. Может, через минуту-две. Мы охватим здание справа и зайдем на проходную. Наше отделение пойдет справа от автостоянки, через проходную, потом мимо забора, и до здания слева, где кухни и ремонтный склад. Второе – идет за нами, остановится где-то между автостоянкой и проходной. Первое остается на месте. Еще правее, нет, левее, левее него – пулеметы. Вы смотрите! – сказал он снайперам очень громко. – Смотрите! – крикнул он, с намного большей громкостью. – Кто там есть – палите!

Снайпер выстрелил и сказал:

– Кто-то был.

– Пройдем мимо автостоянки – и гранату туда. Из гранатомета, – сказал Иван Лесной. – Сколько гранат осталось? – обратился он к гранатометчику.

Вдруг из места левее, находящегося напротив здания, взлетела красная ракета.

– Две! – крикнул гранатометчик.

Пошла еще одна красная ракета. Затем желтая.

Отделение двинулось вперед, изредка постреливая в сторону автостоянки и кустов, растущих рядом с ней.

Прошли автостоянку, убив двух раненых. Далее попался еще один раненый, пулеметчик прошил его длинной очередью из РПД. Чуть позже залегли. Уже близко был забор, за которым шло шоссе. Справа находился угол забора, который этим углом поворачивал на девяносто градусов вправо и шел назад. Если смотреть в сторону того места заборе, отделяющем отделение от шоссе, которое находилась ближе всего к отделению, – то большое здание находилось слева и позади.

Отделение теперь шло к проходной и воротам.

– Стойте! Всем лечь! Ложись! – крикнул Иван Лесной.

Все залегли, в том числе и снайперы, которые шли сейчас с отделением.

– Ну что там? – спросил один из снайперов.

– Да ничего, – ответил Иван Лесной. – Сейчас буду объяснять, что делать.

Командир помолчал три-четыре секунды и продолжил:

– Идем еще десять метров. Я кричу «Ложись!». – Со стороны здания с тремя башнями раздались автоматные и пулеметные очереди. Их было более-менее много. Наверное, второй и третий взводы подошли к зданиям или штурмуют их. Грохот продолжился с перерывами, Иван Лесной продолжил говорить. – Я кричу «Ложись!». Вы ляжете. Одна граната из гранатомета. Еще десять метров. Снова ляжете по моему сигналу, и снайперы посмотрят в сторону проходной. Не уцелел ли кто. Если врагов в окнах не различат – бегом к проходной, перебежками. Все. Пошли!

Пробежали десять метров.

Прозвучал крик Ивана Лесного: «Ложись!»

Отделение легло, уже рассредоточившись по большому пространству.

Емельян посмотрел на траву, за которой прятались соратники. Они рассыпались на более-менее широком пространстве, чтобы гранатометчик мог выстрелить, никого не опалив. До проходной оставалось больше девяноста метров, и, скорее всего, больше ста.

Далеко сзади находилась автостоянка. Не было никаких признаков второго отделения, которое должно двигаться позади. Ну так оно ведь далеко. Пространство территории вокруг вражеского здания весьма значительное. Забор, отделяющий ее от шоссе, тянется на расстоянии около километра, и примерно полкилометра отделяет здание с тремя башнями от этого забора. Нужно охватить большое пространство – соседнего отделения не видно, так и должно быть.

Граната из гранатомета разорвалась. Емельян посмотрел в сторону небольшой башенки у ворот – она находилась слева от них, если смотреть изнутри территории. В нее и должна была попасть граната. Никакого пожара внутри не было. Никаких явных признаков разрыва. На втором этаже, где имелись окна, они зияли чернотой. Их можно было более-менее хорошо разглядеть в темноте, так как и забор, и башенка у ворот вроде были покрашены в белый цвет. Хотя это мог быть и очень-очень-очень светлый серый. Было темно. Вопрос еще, можно ли точно разглядеть.

Отделение побежало вперед.

– Ложись! – крикнул Иван Лесной.

Теперь проходную должны были осмотреть снайперы. Наверное, их в роте всего два, и оба они здесь, в третьем отделении первого взвода.

Окна не горели ни в большом здании с тремя башнями, ни в белом пятиэтажном, стоящем за ним, ни на проходной. Наверное, была выведена из строя подстанция, питающая территорию. В здании с тремя башнями полыхали пожары – теперь горела центральная башня и одна из малых – правая, если смотреть на здание со стороны ворот. Она была охвачена пожаром вся.

– Ничего! – громко рявкнул один из снайперов, – наверное, тот, который был среднего роста, как успел заметить Емельян. У его немного более высокого товарища был другой голос.

– Ага! Никого! – крикнул второй снайпер.

– Теперь по команде бегом к башенке на проходной! И вовнутрь! По моей команде! Все, пошли!

Отделение побежало вперед, метрах в сорока от башенки все замедлились и начали бежать с остановками, стреляя по окнам. Добежали до нее. Двое достали фонарики. Ворота у проходной были широкими, дорога, проходящая через них, по своей ширине позволяла ехать в обе стороны одновременно. Ворота были закрыты. Автоматные и пулеметные очереди со стороны большого здания были уже редкими, в тишине с другой стороны ворот не раздавалось никаких звуков. Наверное, там никого и нет. Товарищ достал еще один фонарик. Другой боец отделения нацелился из автомата в дверь башенки.

Основание постройки было без окон, высотой с двухэтажный дом. Наверное, там два этажа и есть. Придется подниматься. Выше основания – надстройка. Она была немного шире основания и имела окна. Левее башенки располагалась одноэтажная пристройка со своей дверью. В самой башенке тоже имелась дверь, она располагалась в стене, параллельной забору.

Иван Лесной рукой показал пулеметчику и одному из бойцов с фонариком в сторону двери, которая вела в пристройку. Они приготовились ворваться внутрь. К ним присоединился гранатометчик, держащий в руке пистолет, похожий на маузер образца 1913 года. Снайперы и гранатометчики могли выбирать пистолет или пистолет-пулемет, который они будут брать с собой на случай ближнего боя. При этом командиры требовали, чтобы это оружие не было слишком массивным.

Гранатометчик и боец с фонариком встали у двери пристройки, – похоже, она предназначалась для сквозного прохода посетителей территории. Остальные расположились у двери основной постройки. Снайперы встали у двери пристройки, достав пистолеты.

Один из бойцов открыл дверь пристройки. То, что внутри, осветилось лучами фонариков. Один из снайперов выстрелил из пистолета. Затрещала автоматная очередь бойца, целящегося в дверь.

Иван Лесной что-то начал кричать. Что – не позволил различить грохот очереди. Зазвучали выстрелы из пистолета снайпера. Трещали очереди автомата бойца, стоящего у двери, они были направлены вовнутрь – там стоял большой стол, можно было различить стены просторной комнаты. Стрелявший из автомата боец отошел назад: наверное, закончились патроны. Емельян рванулся на его место.

– Пошли! – кричал Иван Лесной. Теперь было слышно, что он кричит. Похоже, крик адресовался троим, стоящим у двери, которая вела в пристройку.

Встав в двери, Емельян отметил, что слева и справа, похоже, никого нет, спереди стена с каким-то стендом, слева от стенда – дверь и в стене справа, похоже, еще одна. Спереди стол, в сторону которого стрелял товарищ. Емельян выпустил очередь под стол, еще одну. Потом заметил, что под столом лежит какая-то куча. Может, это прячущиеся враги или их трупы. Емельян выпустил в кучу короткую очередь. Патронов наверное, почти не осталось. Емельян отступил обратно. Его место занял Иван Лесной. Выпустил две короткие очереди. Отошел. Снайпер с пистолетом – похоже, это был пистолет Стечкина – ворвался внутрь. За ним – мощный боец с фонариком.

Один за другим бойцы врывались внутрь. За одним из товарищей вошел и Емельян. Отделение, кроме трех бойцов, которые должны были войти в пристройку, ворвалось в просторную комнату и сейчас оказалось внутри нее.

Снайпер быстро перескочил, встав за столом, под который сейчас стреляли. Один из товарищей осветил фонариком место за столом на полу. Емельян посмотрел на дверь справа, потом на дверь впереди правее стола – не заходит ли через эти двери враг. Решил смотреть на дверь справа – она оказалась без постоянного внимания бойцов, в то время как не меньше трех из них все время находились лицом к двери спереди. Емельян перевел взгляд на место под столом – сейчас там хорошо была видна рука, она выходила из темной груды, скорее всего, представляющей из себя два тела убитых.

Снайпер стал делать одиночные выстрелы по убитым, чтобы убедиться, что они мертвы. Когда выстрелы прекратились, Емельян снова посмотрел на дверь справа.

Установилась тишина. За дверями могли быть враги. Иван Лесной указал на Митрофана Елецкого, крепкого мощного парня, который был одним из автоматчиков отделения, и еще на двух автоматчиков. Потом показал им в сторону двери, находящейся впереди. Когда они оказались у нее, пошел к двери справа, и, оказавшись ближе к ней, чем остальные бойцы, махнул рукой тем, кто не был послан к двери впереди, – чтобы направлялись за ним. Емельян двинулся за одним из снайперов, впереди была его спина.

Группа, выделенная к двери, находящейся впереди, открыла ее. И тут же командир отделения распахнул дверь, к которой повел остальных, – ту, которая при входе в комнату, который проскочили сейчас бойцы, находилась справа. Теперь Емельян стоял к ней лицом. Снайпер рванулся вперед, за одним из автоматчиков. Емельян – за снайпером. Проскочил дверь и оказался на квадратной площадке. Впереди – стена, справа – стена, слева – лестница, длинная, совсем не широкая, ведущая вверх. Это можно было рассмотреть хорошо из-за фонарика бойца, ворвавшегося вслед за Емельяном. Автоматчик и снайпер, находящиеся впереди, рвались вверх, Емельян – за ними.

Впереди появилось лицо, затем лицо и верхняя часть туловища мужчины, стоящего на втором этаже. Он дал очередь из автомата по лезущим вверх. Автоматчик отделения полетел вниз, он находился слева, а Емельян справа, потому он и не опрокинул Емельяна, а скользнул по его левой руке. Вражеской боец, находящийся сверху, дал еще одну длинную автоматную очередь. Луч фонарика пропал. В воздухе появился вопль кого-то, кто находился внизу. Раздался одиночный выстрел: может, стрелял снайпер, чью спину Емельян сейчас видел, а может, враг. Вопль стих. Еще один одиночный выстрел. Ни в коем случае сейчас нельзя перемещаться влево, хоть и снайпер, находящийся впереди, мешает стрелять! Снизу могут в этот момент начать вести огонь свои!

Вновь затрещали автоматные очереди. Емельян прижался к стене справа, чтобы заглянуть за снайпера, посмотреть правее него сквозь щель между его телом и стеной справа от лестницы – что происходит. Темнота! Ничего не видно! Снова раздались трещащие раскаты автоматных очередей. Наверное, опять свои. И снизу вверх полыхнул луч фонарика. Емельян снова заглянул за снайпера, справа. На этот раз удалось разглядеть часть туловища, голову и руки врага, который неподвижно свисал с верхнего окончания лестницы.

Снайпер побежал вверх, сделав два шага. Слева появился еще один враг, швырнул гранату и тут же спрятался. Снайпер делал третий шаг, Емельян повернулся вниз и увидел, как боец с фонариком пинает гранату в дверь, ведущую в просторную комнату. Этот боец рванулся вверх. За ним проскочил через дверь в сторону площадки, примыкающей к лестнице, Иван Лесной и тоже побежал наверх по лестнице. Ухнул взрыв, звук которого заполнил помещение. Снайпер впереди побежал вверх, за ним – Емельян. Удалось оглянуться и увидеть, что боец с фонариком и командир отделения бегут вверх по левой стороне лестницы. Снайпер выстрелил из пистолета вверх, наверное, чтобы напугать врага.

Снайпер добрался до второго этажа и пальнул налево из пистолета. И еще раз. Затем рванулся вперед, снова выстрелил и лег. Боец с фонариком и Емельян оказались наверху, пробежав по лестнице и полу над трупом убитого врага. Емельян присел. Он заметил, что на втором этаже стена впереди располагалась далеко. Она, наверное, и была внешней стеной здания. Справа располагалась стена, которая сливалась со стеной первого этажа, ограничивающей лестницу. Емельян, боец с фонариком и Иван Лесной рванулись влево. Всем им удалось не запнуться о труп, Емельян быстро перешагнул через него. Раздался грохот очередей. Емельян лег, на живот, головой в ту сторону, в которую поднималась лестница, ногами в противоположную сторону. Он повернул голову назад, в ту сторону, откуда с первого этажа на второй поднималась лестница. Свет фонарика высветил в просторной комнате врагов, стоящих у стены сзади – той, которая была внешней стеной и смотрела в сторону здания с тремя башнями. Емельян начал стрелять. Иван Лесной и снайпер – тоже. Боец с фонариком рывком переполз по полу, поменяв свое положение на полу – если смотреть в сторону стены, обращенной к зданию с тремя башнями, то вправо.

Продолжал раздаваться грохот очередей. Фонарик осветил третьего врага, потом луч скользнул вправо, если смотреть в сторону стены, обращенной к зданию с тремя башнями. Емельян выпустил в сторону, где находился этот третий враг, две короткие очереди. Лежа на спине, переполз чуть влево. Взял автомат двумя руками. Прицелился все в ту же сторону и нажал на спусковой крючок. Патроны закончились. Все. Теперь нет ни одного магазина. Да и нет тут времени перезаряжать.

Емельян чуть прополз за бойца с фонариком. Со стороны лестницы палили в сторону стены, смотрящей на здание с тремя башнями, поднявшиеся по лестнице товарищи.

Выстрелы стихли. Емельян смог сориентироваться в комнате. Если стоять лицом к лестнице, ведущей вниз, – впереди находилась стена, обращенная в сторону здания с тремя башнями, а позади, наверное, внешняя стена, смотрящая на шоссе. Стена слева – та, у которой находилась лестница. Справа от лестницы находилась перегородка, отделяющая лестницу от комнаты; справа тоже имелась стена, промежуток между стенами справа и слева составлял примерно две третьих от расстояния между стенами впереди и сзади; похоже, справа имелась еще одна комната.

Емельян встал и пошел за командиром отделения и бойцом с фонариком. Трое товарищей по отделению и снайпер постреляли в головы убитых врагов, в результате чего от голов отлетали куски. Их оказалось четверо: тот, которого застрелили во время подъема по лестнице, и еще трое, вступивших в перестрелку уже после того, как удалось ворваться на третий этаж. Боец с фонариком оказался ранен в руку.

Кроме Емельяна, еще у одного автоматчика вообще не было патронов. Забрали оружие и боеприпасы у убитых врагов. Емельян, проверяя взятый им автомат на наличие патронов в рожке, вынул его. Там оказались винтовочные патроны.

– Ого! – сказал он. – А патроны-то здоровенные.

– Это ФН-ФАЛ, – ответил один из самых сильных и крепких бойцов, тоже получивших оружие врагов. – Не тяжело будет? Может, поменяемся? Отдай мне?

– А что? Отдать? – спросил Емельян Ивана Лесного.

– Хорошо. Отдавай! – ответил командир.

Емельян отдал ФН-ФАЛ и получил взамен М-16. К нему имелось два запасных рожка с патронами, лежащих в черном подсумке. Теперь надо было тащить два автомата. М-16 был чуть помощнее, чем автомат Калашникова калибра 5,45. Патроны от М-16 были немного подлиннее. А ФН-ФАЛ, действительно, было хорошо отдать более мощному бойцу, которому будет проще удерживать это оружие в ближнем бою, не жалея патронов. У ФН-ФАЛ была более серьезная отдача, чем у М-16.

Выбили дверь в комнату, которая находилась справа, если смотреть в сторону стены, выходящей на здание с тремя башнями. Ворвались внутрь. Внутри – никого. Справа – лестница, ведущая на третий этаж. Командир отправил назад двоих, посмотреть, мертвы ли убитые при заходе на этот этаж товарищи и где еще один, которого тут не было. Товарищи ушли. Установилась полная темнота. Один из бойцов зажег фонарик. Со стороны здания с тремя башнями донеслась автоматная очередь.

Отправленные двое вернулись и сказали, что двое убитых на лестнице мертвы, а один пропавший лежит в комнате внизу без сознания, дышит и ранен дважды: один раз в грудь, другой раз в живот. Похоже, он один из тех, находился внизу при взрыве гранаты.

Командир сказал, что к нему надо вернуться позже.

Емельян подошел к двери, разделяющей две комнаты – узкую справа, с лестницей, ведущей на третий этаж, и широкую слева, с лестницей, ведущей на первый этаж. Сейчас большая часть бойцов с командиром отделения находились в узкой комнате. Перегородка между комнатами оказалась тонкой. Емельян постучал по перегородке. Раздались глухие удары. Емельян подошел к Ивану Лесному и тихо сказал:

– О! Перегородка-то тонкая, – помолчал две-три секунды и продолжил: – Тонкая перегородка между комнатами.

– И чего? – спросил Александр, более-менее крепкий автоматчик, стоявший рядом с Иваном Лесным.

– Они могли ее насквозь простреливать, наверное, и всех нас положить. Ну, не всех, а кого-нибудь. Если бы они там были, пока мы не открыли дверь.

– И чего? – продолжал Александр.

– Ну как что? Наверное, надо учитывать такие случаи. Что еще раз такое может произойти. Может, в следующий раз надо в такой ситуации сразу по очереди две комнаты захватывать. Не ждать. Вопрос еще – эти ведь, может, могли и по своим товарищам стрелять, чтобы нас задеть.

– Да это охрана, неизвестно еще, знают они, кого охраняют или нет.

– Учитывать – хорошо, – сказал командир. – Все. – Он показал рукой наверх. Товарищи подошли к нему. Он двинулся к лестнице, соединяющей второй и третий этажи, и снова показал наверх, имея в виду, что сейчас нужно ворваться на третий этаж.

Ворвались наверх. Один из бойцов застрелил кого-то, сидящего у стены и немного двигавшего руками. Похоже, это был охранник в форме, раненый. Луч фонарика метался по залу третьего этажа, он занимал весь этаж. Емельян пальнул короткой очередью из М-16 в труп, лежащий на полу. Бойцы разбегались по залу. Тут стояли целые столы и лежали разбитые, на полу имелись разломанные и перевернутые стулья. Грохотали автоматные очереди – бойцы стреляли в трупы, чтобы убедиться, что те, кто тут лежит, действительно мертвы, а не притворились, чтобы выстрелить в спину. Емельян выпустил короткую очередь еще в один труп – он лежал у стола, стоящего у стены, вес его верхней части туловища опирался на стену и на пол, ноги лежали на полу.

Товарищи проверили зал на предмет врагов. Потом снова стали стрелять в трупы, чтобы убедиться, что они мертвы. Емельян разнес верхнюю часть головы одного из охранников короткой очередью из М-16.

Всего тут было шесть трупов. На момент, когда бойцы отделения и снайперы ворвались сюда, пять из них были мертвыми, один – тяжело ранен. Похоже, кого-то из них убило взрывом гранатометной гранаты, кого-то – выстрелами из снайперских винтовок.

– Сейчас будем уходить, – негромко проговорил Иван Лесной. – Снайперы, посмотрите, со стороны шоссе тут кто-то есть или нет.

Оба снайпера достали винтовки и заняли места у окон, прячась. Все стекла тут были выбиты взрывом.

Увидя, что снайперы прячутся, остальные пригнулись, некоторые присели.

Снайперы посмотрели наружу через прицелы винтовок. Отошли от окон, пригибаясь. Один из них сказал командиру отделения:

– Нет. Никого нет рядом. Машины ездят по шоссе. Но никого, кто следит за этой территорией снаружи, мы не обнаружили. Но там, может, кто-то и есть. Там темно. Сразу не обнаружишь. Они могут там, в темноте, сколько угодно прятаться. И не найдешь.

Иван Лесной сказал идти на первый этаж. Проходя мимо мертвого врага, который в то время, как бойцы врывались на третий этаж, был ранен, Емельян увидел, что у него отсутствует верхняя половина головы, примерно до высоты середины носа, и он до сих пор сжимает в руке рукоятку М-16.

– У него оружие! – сказал Емельян.

– Лишнего оружия не брать, – ответил командир.

На первом этаже Иван Лесной сказал, что надо тащить раненого и обоих убитых.

– Пока убитых тащим, – сказал командир. – Если попадется противник, можем бросить. А пока тащим, из соображений секретности.

Емельян взялся за руки одного из трупов, другой автоматчик взял его за ноги. Подняли, потащили. Рядом тащили раненого.

Шли в сторону белой пятиэтажной постройки, которая находилась слева от громады с тремя башнями – слева, если смотреть со стороны рощи, где оставили автобусы, в сторону здания с тремя башнями. Шоссе находилось по ту сторону забора.

Снайперы следили за местностью. Их пистолеты находились в открытых кобурах. Это позволяло быстро выхватить их, если рядом появится враг. Удалось заметить, что пулеметчик вместо РПД держит М-16. Отделение израсходовало почти все патроны к своему оружию. Теперь вместо него были М-16.

– Из трофейного оружия без большой необходимости не стрелять, – сказал Иван Лесной. – Примут за врагов и откроют огонь. Свои же.

Почти дошли до пятиэтажного здания, оставалось метров пятьдесят.

Вдруг товарищ, несший труп вместе с Емельяном, опустил его на землю.

Все остановились. Только те, кто тащил раненого, держали его.

Емельян опустил на землю переднюю часть трупа, распрямился и развернулся вперед. Впереди, метрах в двадцати, стояла фигура в белом. Мужчина. На голове поварский колпак. Фигура стояла между отделением и белым зданием. Наверное, повар! В белом здании, вероятно, находятся кухни, откуда он сюда пришел! Мужчина в поварской одежде что-то проорал по-английски в сторону отделения, побежал вправо. Метров через двенадцать остановился и снова что-то проорал.

– Это кто? – спросил Емельян, подумав, что это может быть свой агент, находившийся среди врагов. Никто не ответил. Значит, командир отделения, наверное, не в курсе, если среди врагов могут быть агенты. Это враг, его надо убить. – Уйдет ведь! – произнес Емельян. Он обратился к автоматчику, вместе с которым нес труп. – Автомат Калашникова давай!

Товарищ отдал автомат. Повар пробежал еще несколько метров вправо, крича что-то по-английски, и остановился, продолжив кричать. Старательный стрелок снял автомат с предохранителя и прицелился. Повар уже не кричал, а стоял молча. Емельян нажал на спусковой крючок. Белая фигура повара рухнула на землю. Трава тут была низенькая, и светлое пятно поварской одежды показывало местоположение того, на кого эта одежда была надета. Емельян снова прицелился и дал еще одну очередь. Снова раздался грохот автомата – на этот раз стрелял один из товарищей. Емельян отдал автомат тому, вместе с кем нес труп.

Отделение переместилось метров на двадцать вправо.

– Нет, тут кусты рядом, – сказал Иван Лесной, показав на заросли кустов и деревьев, начинающиеся метрах в тридцати справа. Они огибали открытое пространство вокруг здания с тремя башнями – справа, если смотреть спиной к шоссе. Рощица вплотную подходила к пятиэтажному зданию, редкие кусты и деревья росли вокруг подстанции – крупной постройки без окон и без дверей, размером с двухэтажный жилой дом, находящейся немного правее пятиэтажки. Подстанция была окрашена, похоже, в тот же белый цвет, что и пятиэтажное здание, стоящее слева. – Давайте налево, метров сорок, – произнес командир.

Переместились.

Здание с тремя башнями было уже почти рядом. В его окнах, похоже, можно было разглядеть огни фонариков. Все лежали. Рощица справа и пятиэтажное здание были пусты. Со стороны пятиэтажного здания вроде раздались крики, потом опять. Пролежали двадцать минут.

Вдруг со стороны рощицы донеслись четкие крики:

– Эээй! Эээээээй! Свои!

– Кто? – прокричал Иван Лесной.

– Свои!

Те, кто назвались своими, наконец, приблизились.

Это оказались посыльные от командира роты. Двое. Сказали, что через двадцать пять минут отход, и надо обогнуть большое здание с тремя башнями справа, если смотреть спиной к шоссе и лицом к складу стройматериалов, мимо которого проходили перед нападением. Посыльные объяснили, что до начала общего движения к месту отхода, по их часам, осталось минуты четыре, но можно задержаться. Место отхода – между аллеей, расположенной за зданием с тремя башнями, и самим этим зданием. Аллея имелась в виду та, которая располагалась между зданием с тремя башнями и складом стройматериалов. Места отделений в боевом порядке отхода – те же, что и до нападения. Емельян подумал, что в таком случае придется обогнуть здание справа и сместиться влево, если смотреть спиной к шоссе и лицом к складу стройматериалов.

Посыльные ушли. Емельян лег. Впереди возвышалось основательное сооружение с тремя башнями, справа торчали деревья и кусты рощицы. Там вполне могли быть выжившие враги. Пятиэтажное здание, скорее всего, прочесали в начале нападения. Но все равно там мог кто-нибудь спрятаться. Повар ведь как-то остался в живых до того, как отделение не нашло на него, после чего уже и предоставилась возможность его пристрелить! Он оставался живой к тому моменту, как Емельян выпустил в него очередь. И тогда повар был застрелен.

Раненый пришел в себя и сказал, что может идти. Командир отделения приказал, что, если раненый будет плохо идти, – помочь ему, поддерживая под руки.

Двинулись. Емельян теперь не нес труп – тех, кто этим занимался, сменили другие. Иван Лесной приказал идти мимо белого здания по рощице, обогнув справа подстанцию. Так и сделали. Здания подстанции обходили за тридцать метров, чтобы не напороться на обрывки проводов под напряжением. Работал фонарик. Он демаскировывал отделение. Но наступать на высоковольтные провода не хотелось. В рощице было влажно. Может, по этой влаге способен перескочить заряд электричества – мало ли. Но, скорее всего, такой вариант очень уж маловероятен. Отделение вышло на другую сторону рощицы, потом снова углубилось в заросли и пересекло ее. Фонарик уже был выключен. Отделение шло к месту между зданием с тремя башнями и аллеей. Дошли до своих. В траве лежали пулеметчики с пулеметами, стреляющими винтовочными патронами, – вроде, это были ПКМ. Рядом в траве залегли вторые номера пулеметных расчетов. Отделение шло мимо своих. Нужно было пройти мимо всех и занять свое место в боевом порядке роты – справа, если смотреть лицом к шоссе. Оказавшись рядом с одним из отделений, один из снайперов сказал, что он и его товарищ, другой снайпер, покидают их и остаются тут – имелось в виду, что они остаются с другим отделением.

Наконец, место в боевом порядке было занято. Прошли посыльные и сказали, что с двумя зелеными ракетами и одной желтой начнется отход.

Отходили тихо, стрельба нигде не начиналась. Прошли мимо склада стройматериалов. Зашли в рощицу с автобусами. Шли по ней.

Автобусы оказались на месте. Рота села на них. Поехали. Ехали не торопясь. Никто не останавливал. Прибыли на базу посреди промышленного района, находящегося в глубине штата, посреди полей. Тут было не очень далеко до побережья. Сейчас ехали между морских контейнеров, редко разбросанных по территории, стопок с бетонными плитами и узких бетонных труб. Наконец, остановились у здания без окон, высотой выше трехэтажного жилого дома, высокого и широкого. Тут и жили бойцы.

Рота начала выходить из автобусов. Спустя некоторое время Емельян оказался в просторном помещении на первом этаже, где жило отделение, и лег спать.

***

В микроавтобусе сидели восемь человек с оружием, в черной одежде и в масках, не считая водителя. Еще двенадцать ехали в соседнем, сзади. Алисия Джонс посматривала на них, высмативая, все ли взяли патроны. Подсумки висели на всех. У огнеметчицы за спиной были огнемет и ранец с горючим. Две девушки и пять парней, один из которых был командиром отделения, скорее всего, взяли все.

Алисия командовала выехавшим на дело отрядом. Они должны были похитить одного из врагов и обстрелять дом, где находились остальные, вместе с родственниками одного из них. Они сожгут это жилище из огнемета вместе с находящимися там людьми.

Они находились сейчас в пригородах города Монтгомери, столицы штата Алабама, расположенного к западу от Флориды. Город располагался в глубине континента, а штат с юга имел небольшую часть берега Мексиканского залива.

С 60-х по 80-е годы 20 века тут имелось много замечательных уличных банд, люди привыкли к свободе от законов. И поэтому, когда восточные иллюминаты сформировали новое мировое правительство и вынудили множество масонов сменить веру, то тут это было встречено с большим одобрением. Многим хотелось победить тех, кто насаждал законы и мораль. В том числе протестантских телепроповедников и активистов. Восточные иллюминаты в Монтгомери убили двух активистов и припугнули остальных. Побили битами полицейских, чтобы те не мешали бандам панков и эмо.

Но нашлись те, кто не захотел сразу подчиниться восточным иллюминатам. Авраам Уорд, местный баптист-телепроповедник, продолжал свои проповеди. Он призывал наказать тех, кто продавал героин членам одной из городских банд эмо. При церкви, от имени которой он вещал, существовала команда по кикбоксингу. Некоторые спортсмены оттуда выступали за городскую команду. И теперь они не только дрались на ринге, но и избивали тех, кто продает наркотики. Били и тех, кто их употребляет. Одного из активистов восточные иллюминаты поколотили, потом второго, это не помогло.

И вот теперь Палмер Эдвардс, лидер старшего ковена «Киклады», входящего в Баварский Орден Восточных Иллюминатов, решил, что пора совершить более мощные, основательные действия против проповедника.

Сегодня в пригородах активисты отмечали событие – они еще дважды напали на продавцов героина и избили. Сборище было назначено на ближайшее время. Придет Боб Харрис, тренер команды. Его надо захватить. За ним едут две машины наружного наблюдения. Он уже катит на своем автомобиле к улице, где стоит дом, в котором запланировано сборище. С машинами наблюдения Алисию связывала голосовая связь.

Алисия была главой одного из соборных ковенов, подчиняющихся старшему ковену «Киклады». И командовала одним из самых сильных отрядов восточных иллюминатов в Монтгомери.

Сейчас она посматривала, все ли все взяли. Микроавтобусы медленно ехали по улочкам и проселочным дорогам между ними – Боб Харрис еще не скоро доедет до дома с активистами. Хватать его будут, когда он доедет и выйдет из машины.

Время шло, тренер по кикбоксингу был все ближе к баптистскому жилищу, микроавтобусы с восточными иллюминатами – тоже.

И вот с одной из машин наблюдения передали, что тренер совсем близко к дому, где враги хотели собраться. Алисия приказала ехать побыстрее, а когда машина тренера остановится у дома активистов – выбегать. Она имела в виду: микроавтобусы должны остановиться, а люди из них – выбегать. Четверым парням, у которых, кроме оружия, были биты и веревки, нужно было хватать и вязать тренера. Остальным – открывать огонь по дому.

Микроавтобусы остановились. Товарищи стали выбегать, Алисия выскочила следом, она держала М-16.

Дверь дома баптистов была распахнута, рядом с ней стоял какой-то парень.

Восточные иллюминаты застрелили его из автомата. Другие направляли оружие на тренера, третьи оглушали его ударами бит.

Автоматчики стреляли по зданию врагов. Это был двухэтажный дом, покрашенный в белый цвет. Они находились близко к нему. С той же стороны, где он стоял. Из одного из окон высунулась женщина и исчезла. Скорее всего, ее застрелили. Грохотали два пулемета ПКМ, выпуская длинными очередями пули винтовочного калибра. Алисия тоже стреляла по дому баптистов.

Четверо, у которых были биты и веревки, уже оглушили Боба Харриса и связали ему руки.

Микроавтобусы немного отъехали от дома врагов задним ходом – в ту сторону, откуда приехали перед тем, как остановиться. Воины немного отошли в ту же сторону, подальше от дома, они продолжали стрелять.

Алисия выпустила очередь из своего М-16. Огнеметчица выдала струю пламени, обдав им дом. Тот весело занялся огнем.

Четверо, в задачу которых входило захватить тренера, втащили его в микроавтобус, стоявший впереди. Восточные иллюминаты заскочили в микроавтобусы и поехали. Алисия сидела, посматривая на плененного.

Сейчас тут ехали, включая ее, двенадцать восточных иллюминатов – тут находились те, кто захватывал плененного, и сам тренер.

– Он живой? – спрашивала она.

– Живой, – ответил один из бойцов, имевших биты, которые теперь висели у них за спинами в чехлах.

– Живой, – произнес другой воин. – Дышит.

Восточные иллюминаты ехали к дому в лесу, подальше от города, туда, где имелось место для того, чтобы держать пленников.

Боб пришел в себя, открыл глаза и начал дергаться.

– Ну ты не дергайся, – произнес один из автоматчиков.

Тот еще подергался.

– Не дергайся, а то сейчас успокоим, – произнес другой автоматчик и ударил связанного тренера сверху по голове.

Тот прекратил дергаться и посматривал на пленителей.

Доехали.

Вывели плененного, подталкивая прикладами.

Его вели все те же четверо.

Алисия и один из бойцов отделения, среди которого она обычно находилась во время действий против активистов, шли позади.

Завели Боба Харриса в подвал и развязали.

– Ну ты только не пытайся сбежать, – сказал один из воинов.

– Да, и драться не пытайся, – ответил другой. – А то быстро пристрелим.

Теперь тренера будут сопровождать трое восточных иллюминатов – один с битой, чтобы оглушить в случае сопротивления, и двое с автоматами, чтобы при необходимости убить.

В комнату плененного отнесли матрас, который он мог расстелить на полу, чтобы лежать.

Потом пленнику отнесли миску каши с ливерной колбасой, ложку и воду.

Алисия отпустила часть бойцов, оставив три смены охраны пленника – смена, которая начнется завтра утром, тоже остается на ночь. Им далеко ехать, а тут есть компьютеры, чтобы поиграть, и книги, так что им есть чем заняться до сна. Спать, правда, приходилось в масках всегда, когда было известно, что в доме находится пленник. Но это было не затруднительно.

Наконец, тренера по кикбоксингу привели в комнату со столом.

Алисия Джонс сидела на стуле в стороне от стола. С других сторон, тоже на расстоянии от стола, расположились трое охранников – двое сидели на лавочке, один на стуле. За столом имелось три стула – один с одной из его узких сторон, два с широких.

Пленника усадили за узкую сторону стола. Зашел Оливер Вуд – член одного из старших ковенов, который должен будет разговаривать с пленником, и его помощник. Оливер уже имел опыт обработки пленников, предыдущего активиста он бил, объясняя, что надо прекратить мешать употреблять наркотики и нужно перестать мешать готам и эмо. Помощник же учился у него.

– Ну что! – воскликнул Оливер. – Приехали! Ну что, может, перестанешь заниматься тем, чем ты занимаешься, а? Перестанешь мешать продавцам героина? Перестанешь мешать местной банде эмо? И скажешь – «я этим заниматься не буду»? И кикбоксерам своим тоже скажешь, чтобы они прекратили, что нельзя так делать?

Тренер молчал.

– Ну что? – повторил Оливер. – Скажи – «я этим заниматься не буду»! И кикбоксерам тоже скажи – «не делайте»!

– Употреблять героин – грех! – воскликнул Боб Харрис. – Мы и впредь будем мешать торговцам наркотиками травить людей героином.

– Не травить! – ответил Оливер. – Продавать замечательные вещества, которые вызывают прекрасные и замечательные состояния. Вот эти люди продают прекрасное и замечательное вещество – героин… Они продают прекрасное и замечательное вещество – героин, – повторил Оливер. – И замечательно делают. Чем более доступен героин, тем лучше. И вообще, замечательно, если любые наркотики более доступны.

Оливер открыл шкафчик, находящийся в комнате, и достал кусок шланга, более-менее широкого и с толстыми стенками.

Он размахнулся и врезал тренеру по плечу. Затем резво начал наносить ему удары шлангом по спине и иногда по голове.

Закончив бить церковного тренера по кикбоксингу, он сказал:

– Наркотики – это прекрасные и замечательные вещества, они вызывают прекрасные и замечательные состояния. Наркотики – это прекрасные и замечательные вещества, они вызывают прекрасные и замечательные состояния, – снова произнес он. – Героин – это замечательно. Героин – это замечательно, – опять сказал Оливер. – Ну что? Ты скажешь своим товарищам по вашей баптистской церкви, что надо отстать от местной банды эмо? И скажешь, что надо отстать от тех, кто продает героин? Скажешь?

– Вам не остановить Господа! – ответил Боб. – Вам не остановить слово божье! Мы сокрушим тех, кто противостоит богу! – Тренер начал поносить эмо, заявляя, что эта культура вредит людям.

– Эмо – это прекрасная культура, несущая свободу от Ветхого Завета! Свободу от баптизма! Культура эмо вытесняет протестантов! И это замечательно! Замечательно! Никакого баптизма не остается! Никакого! И никакого протестантизма! Никакого! Никакого протестантизма! Пусть понемногу, но эмо помогают искоренить протестантизм! Пусть понемногу и медленно, но культура эмо помогает искоренить протестантизм! Пусть понемногу и медленно, но культура эмо помогает искоренить протестантизм! – повторил Оливер Вуд.

Он начал снова охаживать церковного тренера шлангом. Помощник с интересом наблюдал. Оливер продолжал наносить резвые удары шлангом.

Боб Харрис начал вставать. Оливер и его помощник отскочили, Алисия встала, беря в руки М-16, – автомат был все еще при ней, она уже держала его в руках, целясь в тренера.

Двое охранников с автоматами целились в Боба, ближе к нему рядом стоял третий, с битой. Тренер бросился на охранников. Воин с битой нанес мощный удар, обрушив биту на голову Боба Харриса. Потом последовали еще несколько ударов биты – и плененный был оглушен.

Алисия приказала унести плененного. Она сказала, чтобы Оливер Вуд с помощником оставались для следующих бесед с плененным врагом. Биту по ее распоряжению заменили на железную трубу – тренер по кикбоксингу был быстр и силен, и если его еще раз придется оглушать, то лучше это сделать эффективно. Чтобы враг не завладел оружием.

Уже поздно. Надо ехать домой, а завтра вернуться сюда и проконтролировать, как идет обработка плененного.

***

Стены крупного подвального помещения обильно освещались лампами дневного света. Они были желто-сероватыми, с коричневыми и черными узорами, напоминающими кольца распила ствола дерева, сделанного под большим углом, – и оттого очень вытянутые.

Тут стояли столы. За ними сидели восточные иллюминаты и слушали лекцию. Ее вел Виктор Соболев, глава одного из соборных ковенов Баварского Ордена Восточных Иллюминатов, имевшихся в Омске. Эта ячейка имела в своем подчинении два местных ковена и состояла из девятнадцати человек, включая руководителя. Недавно один парень уехал отсюда, чтобы стать боевиком войск ордена.

Собравшиеся слушали лектора, за столами сидели парни, девушки, три немного дряхлые женщины, один немного дряхлый мужчина. Собрались, чтобы послушать лекцию, все члены ковена.

Лекция была о культе Софии, главной богини, создательницы всего существующего. Сегодня лектор рассказывал о божествах мужского пола, связанных с богиней. Они обычно изображались в виде совы, змеи, паука и скорпиона. Виктор Соболев показывал изображения с раскопок в разных частях земного шара, некоторым статуям и изображениям, высеченным на камне, было около десяти тысяч лет. Лектор продолжал, изменял и расширял выводы, сделанные учеными в двадцатом веке. Он говорил, что с главной богиней были связаны божества мужского пола в виде совы, змеи, паука и скорпиона. При этом с интеллектуальной деятельностью, вероятно, был связан бог-сова, паук был богом-садовником и был связан с сельским хозяйством, а скорпион был связан с любовными удовольствиями. Змей же был очень важным божеством. Виктор Соболев упомянул одну из точек зрения орденского культа: были черный змей и ночной змей. Черный змей был ученым, а ночной змей – теневым воином. И это именно те две черные змеи, которые держит в руках микенская богиня со змеями – та, которая изображается с обнаженной грудью.

Лектор показывал изображения и рассказывал, в каких регионах планеты их нашли и когда изготовили.

Виктор закончил лекцию. Когда все ушли, он закрыл на замок дверь в подвал, принадлежащий восточным иллюминатам, и отправился домой.

Доехав до дома, он купил себе две бутылки темного пива. Пришел домой, достал пиво, принес стакан, имевший немного массивный вид. Он вмещал граммов триста. Виктор начал пить пиво.

***

Вверху была тусклая лампочка. Тело ощущало матрас, достаточно толстый, на нем можно было лежать, несмотря на то, что он был расстелен на холодном полу. Боб Харрис лежал на этом матрасе и смотрел на потолок. Стены тут были покрыты серой краской, набухшей от влаги и во многих местах обвалившейся. Там, где краска обвалилась, были видны темно-красные кирпичи, в свете лампочки окрашивающиеся слабым желтым оттенком.

Его уже четвертый день бьют шлангом. Требуют, чтобы он отказался от действий против продавцов героина и местной банды эмо и обратился к другим активистам, чтобы они тоже прекратили. Надо бежать. Как? Все бесполезно! Вокруг охранники.

Боб вскочил и начал колотить в некрашеную мутно-серую железную дверь.

– Вам не остановить Господа! – кричал он.

Церковный тренер по кикбоксингу несколько раз стукнул в дверь и продолжил вопить:

– Вам не остановить Господа! Библия – это слово Господне! Враги Господа будут сокрушены!

Он молотил в дверь.

– Мы церковь Господа и нас не остановить!

Он продолжал стучать в дверь и кричать.

Дверь отворилась. За ней стоял человек в черной форме и в маске.

Тренер бросился на него через проем. Враг отошел вправо от проема. В его руках был автомат, но он не стрелял. Он отскочил подальше.

С другой стороны были еще двое – один с железной трубой, а другой с автоматом. Боб Харрис бросился на них. Враг с трубой оказался впереди, а автоматчик – позади: наверное, он собирался открыть огонь, если боец с трубой не справится.

Но они не стреляли; может, можно расправиться с тем, у кого труба, а затем попробовать справиться и с автоматчиками.

Боб рванулся вперед.

Враг, держащий трубу, ткнул его своим основательным инструментом в лицо.

Тренер устоял и рванулся вперед, на его голову обрушилось еще два удара трубы. Он рухнул вниз и теперь опирался руками о пол. На голову обрушилось еще три удара – скорее всего, тем же жестким предметом.

… Тренер очнулся. Он лежал на боку. Перед глазами был матрас. Он пытался бежать, и у него не получилось. Боб Харрис ощупал лицо. На правой щеке была короста. Похоже, это рассечение от тычка трубой.

Он ощупал еще раз лицо. Потом пощупал голову.

Похоже, голова была цела. Ее не проломили.

Он встал.

Да они требуют, чтобы баптисты перестали преследовать эмо и продавцов героина!

Боб подбежал к двери и завопил:

– Вам не остановить Господа! Слово Господа будет услышано!

Он произнес поношение по отношению к продаже героина. Потом начал поносить эмо. Он выкрикивал свои фразы и бил в дверь.

– Вам не остановить Господа! – тренер опять молотил в дверь.

– Наши враги будут сокрушены! – кричал он и опять молотил по железной двери.

Он начал мычать. Тренер издавал мычащие звуки и бил по двери.

Дверь открылась, за ней стоял охранник в маске и с трубой. Слева от него находился еще один – слева, если смотреть изнутри комнаты, в которой держали тренера.

Охранник с трубой двинулся на него, второй, с автоматом, за ним, а справа появился третий. Первый держал трубу, а двое сзади – автоматы.

Тот, который держал трубу, нанес сильный удар и промахнулся – Боб ушел вниз. Второй удар пришелся по левой стороне черепа церковного тренера по кикбоксингу. Затем последовало еще четыре удара.

***

Одна из площадей Нью-Йорка, примыкающая к парку, сегодня была плотно занята. Нынче активисты, помогающие протестантам-телепроповедникам и власти, меньше мешали жить, и вновь возвращались некоторые особенности жизни, которые имели место в 80-е годы двадцатого века. Теперь снова организовывались банды. Нынче в их числе были группировки готов, эмо, рэперов и многие другие. И чаще можно было встретить людей в соответствующей одежде. Эта площадь теперь была известна тем, что на ней и в примыкающем к ней парке собирались готы, иногда по несколько сотен человек.

Эдгар с его товарищем Джеком шли по площади, выискивая людей из той же банды. Эдгару было семнадцать лет, Джеку – девятнадцать. Они оба были готами. Сейчас на них была кожаная одежда с металлическими украшениями, в том числе с заклепками. Из кармана Эдгара торчала бутылка виски 0,7 литра, Джек держал в руке пакет, где находились пиво, вода и холодный чай в бутылках, он так и продавался в этих бутылках, как обычная или минеральная вода. Еще в том пакете находились пластиковые стаканы.

Эдгар и Джек состояли в банде Свирепые Кинжалы. Они собирались с товарищами, слушали рок, пили спиртное. Один раз их банда вызвала на драку банду эмо Гепарды. Пришли почти все из банды, несколько десятков человек. Гепарды тоже пришли. Тех было чуть больше. Готы из банды Свирепые Кинжалы дрались усердно. И можно было сказать, что Свирепые Кинжалы победили. Они били больше, чем были побитыми, и немного оттеснили эмо с места, где противостоящие силы сошлись. Потом противостоящие стороны разошлись, драка закончилась.

А сейчас Эдгар и Джек шли по площади и искали товарищей по банде Свирепые Кинжалы. Некоторые скамейки были заняты готами, также люди, облаченные в готическую одежду, были заметны в парке.

Оказалось, что товарищи по банде уже на площади, их было четверо, и они занимали скамейку. Эдгар и Джек присоединились к ним.

Сначала открыли пиво. Вшестером быстро его допили. Начали пить крепкие напитки.

Одну бутылку выпили, Эдгар достал свою. Налили по четверти стакана. Эдгар выпил залпом тут же и закурил сигарету. Некоторые держали стаканы до сих пор в руках.

Доносился рок, который включили готы, сидящие на скамейке неподалеку. У них был большой магнитофон, издававший громкий звук. Батарейки, наверное, садятся более-менее быстро.

Выпили еще. Эдгар опять закурил. Продолжили выпивать. Бутылка закончилась, двое товарищей пошли купить еще, принесли три по 0,7, воды и холодного чая в бутылках.

Один из товарищей, похоже, был не очень опытным в выпивке. Количество выпитого перевалило только за четыреста граммов на человека, а он стоял на четвереньках. Его рвало. Потом он заснул, лежа на асфальте рядом со скамейкой. На скамейке заснули еще двое. Эдгар, Джек и еще один товарищ продолжали выпивать.

Теперь Эдгар находился в метро, один. Он стоял на платформе, там, где другие люди ждали поезда. Надо добраться до дома. Куда ехать – было непонятно.

Он стал спрашивать, ему ответили.

– Вот туда! – показывал мужчина, которому был задан вопрос, как доехать до нужной станции.

Потом, в ответ на вопрос, куда же ехать, опять говорил:

– Вот туда! – и показывал рукой.

Значит, надо идти туда – во вход тоннеля, туда, где слева заканчивалась платформа.

Эдгар увидел, что рядом стоят люди. Он снова спросил, куда идти. Ему никто не ответил.

Значит, надо идти туда. Во вход тоннеля, где было черно и ничего не освещалось. Он находился слева, там, где заканчивалась платформа.

Он попытался спрыгнуть с платформы, чтобы пойти в тоннель. Какой-то мужчина его рванул обратно и не дал прыгнуть. Он опять стоял на платформе.

Эдгар проснулся у себя дома. Он встал с кровати, пошел на кухню пить чай и тут понял, что вчера очень обильно пил спиртное, а потом собирался спрыгнуть с платформы, думая, что ему сказали… идти туда… чтобы доехать до дома. Думая, что для того, чтобы добраться до дома, надо спрыгнуть и направляться в тоннель.

Эдгар отправился на кухню пить чай.

***

Боб Харрис уже долго лежал с открытыми глазами на матрасе. Рядом нашлась вода, когда он был в отключке, охранники внесли ее. Поэтому удалось попить.

Сколько он лежал, отключившись после того, как охранник оглушил его во второй раз? Неизвестно.

Лампочка продолжала гореть, ее тусклый свет оставался неизменным. Ее не выключали на ночь.

Встать не хватало сил.

Вдруг за дверью послышались шаги. Вошли четверо в масках, в том числе женщина.

Двое автоматчиков наставили на него свое оружие. Человек со стальной трубой начал наносить удары ему по голове… Вот четвертый удар… И пятый удар трубой – очень сильный…

***

Идя домой, Манфред Клиффорд оглядел знакомых, стоящих у входа в подъезд. Две девушки и один парень. Он поздоровался с ними, прошел через входную дверь внутрь здания и отправился домой.

Манфред жил в Питтсбурге. Ему было шестнадцать лет. Он был белым. Он принадлежал к движению White Power. Как многие другие американцы, Манфред Клиффорд считал, что белые должны победить цветных. Причем в данном случае это выражалось в идее раховы – священной расовой войны.