Ворлок из Гардарики

Глава 12 Скара бра

Вратко присоединился к Хродгейру. Беглый осмотр показал — здесь побывали несколько всадников. Судя по размерам копыт, они приехали на таких же низкорослых лошадках местной породы.

— Не нравится мне это… — протянул исландец, почесывая затылок. Он, оказывается, тоже спешился и стоял за спиной у новгородца.

— Кто бы это мог быть? — удивился Вратко.

— Если бы я был охотником… — отвечал Черный Скальд.

— Да и я рыбку чаще ловлю, — поддержал его Халли. — По следам ходить непривычен.

— Ладно, я попробую оглядеться, — пожал плечами словен. Чего греха таить, он не чувствовал себя умелым следопытом, но какой-никакой опыт хождения по лесу за зверем имел. Если белку можно назвать зверем. И отыскивал он рыжих пушистых зверьков не по следам, а доверяя чутью верной лайки — Дружка, оставшегося в Новом Граде. Зато, наткнувшись на след лося или медведя, мог определить, в какую сторону направился лесной великан — навыки, необходимые, чтобы не столкнуться с опасным зверем нос к носу.

Парень опустился на колени, внимательно разглядывая и трогая пальцами отпечатки копыт. Давно ли неизвестные всадники миновали Брогарское кольцо, он не решился бы сказать наверняка. Возможно, прошлым вечером или этой ночью, незадолго до рассвета. Зато мог присягнуть именем Господа, что было их полдюжины — не больше и не меньше. Приехали они тоже с берега, почти по той же дороге, что и Мария Харальдовна со спутниками, только сильно срезали путь, а потому их следы и не попались на глаза раньше. По всей видимости, торопились. Но устоять перед величием загадочных камней не смогли — ненадолго завернули поглазеть. «Если увидели Кольцо и решили рассмотреть поближе, значит, было уже светло, — подумал Вратко. — Должно быть, только-только солнце поднялось»…

— Кто-то из наших? — задумчиво проговорил Хродгейр.

— Такие «наши» китовый скелет на отмели обгладывают, — немедленно отозвался Халли Челнок. Он держал пальцы на рукояти боевого топора, и похоже было, что скальд не станет долго раздумывать, прежде чем пустить его в ход.

— Нам нужно торопиться, — коротко бросила королевна. Она будто и не заметила, что вызвавшиеся ее охранять воины всерьез задумались о возможной опасности.

— Говорят мудрые люди: поспешай медленно, — сразу нашелся исландец. И добавил, горестно вздохнув: — Куда хоть ведешь нас, Харальдсдоттир?

— Туда… — Девушка показала на восток. Там торчало несколько холмов, приметных тем, что выглядели лысыми — по какой-то причине вереск не уживался на их округлых, похожих на караваи, верхушках.

Хродгейр прищурился, прикрыл от солнца глаза ладонью.

— Вроде бы следы на склоне. А может, просто камень скатился…

— Просто так камни на Оркнеях не катятся, — отрезал Халли. — Зверья крупного нет и в помине, а люди обычно здесь не шатаются. Местные хорошо помнят легенду о йотуне и без нужды к Кольцу не прибредут.

— Нам туда, — упрямо повторила Мария.

Черный Скальд кивнул.

— Добро, дроттинг. Раз надо, значит, надо. Пойдем. Но пойдем с опаской. Глядеть будем в оба.

Выглядел он смущенно и даже чуть виновато, и Вратко понял, что боится Хродгейр не за себя, а за Марию. Уж если скальд полез в жилище полусумасшедшей старухи, от которой ничего, кроме сглаза или черного проклятия и ожидать не мог, да и когда понял, что ночью их посещал оживший мертвец, не струсил, а ушел с достоинством, то здесь, при свете солнца да в окружении четырех самых лучших бойцов из своей дружины, он не побоялся бы полудюжины незнакомых всадников. Но на нем лежал груз ответственности. Не приведи Господь, что-то случится с дочерью Харальда Сурового… Тут страшен даже не конунгов гнев, а позор — вот, скажут, не усмотрел, не уберег, полез на рожон.

Желая предостеречь товарищей, словен сказал то, что вертелось на языке с недавнего времени:

— Эти, что впереди нас, тоже туда направились.

Брякнул, не подумав, и тут же пожалел.

Хродгейр, и без того напряженный и сердитый, еще больше посуровел. Казалось, была бы возможность, отрастил бы себе глаза еще и на затылке.

— Умеешь обнадежить, Подарочек Ньёрда! — усмехнулся исландец. — Чего еще веселого поведаешь?

— Ничего… — насупился Вратко. Буркнул, глядя в землю: — Мне оружие дайте.

Конечно, добрый нож, висевший у него на поясе, тоже мог считаться оружием. Да в ремесленном конце Новгорода и считался бы за милую душу. Но, если враги нападут и будет настоящий бой, хотелось бы иметь в руках что-нибудь подлиннее и потяжелее.

— Не порежешься? — состроил зверскую рожу Халли.

— Не должен, — ответил за ученика Хродгейр. Но меча все-таки не дал. Вытащил из-за пояса и сунул в руки словена кистень. — Сумеешь сам себе лоб не расшибить?

— Сумею! — Парень даже обиделся слегка. Эка невидаль! Кистень!

Он засунул оружие за ремешок, подпоясывающий куртку, и сразу стал чувствовать себя уверенней.

— Поехали?

Хродгейр кивнул и забрался на коня.

— Глядеть в оба! — окликнул он воинов.

Но те и без его приказов старались изо всех сил. Когда еще та война, а тут под самым носом — случай отличиться. Если не славу добыть, то хоть доказать лишний раз, что не зря ратным делом кормятся.

Лошади шли шагом.

Как-то так получилось, что Вратко и Мария Харальдовна оказались в окружении воинов: Хродгейр и Халли впереди, Олаф с Асмундом справа, а Рагнар и Бёдвар — слева. Быть под защитой словену не хотелось. Он изо всех сил разворачивал плечи, силясь показаться опытным бойцом, и поглаживал рукоять кистеня.

— Ты чувствуешь что-нибудь? — вдруг огорошила его вопросом в лоб королевна.

— Н-нет, — с перепугу заикнулся новгородец. — А чего бы мне чувствовать что-то?

— Ты же ворлок. — Серые глаза Харальдовны смотрели в упор. Она не смеялась, не подначивала. Просто сообщала общеизвестную истину.

— Я — не ворлок. И не колдун. И не чароплет, — отчеканил Вратко.

— Но ты же прогнал накилеви. Не побоялся. И строки сложил к месту и вовремя.

— Накилеви прогнал солнечный свет.

— Возможно. Тогда твоя виса разогнала туман. Называй как хочешь, но жизни воинов со «Слейпнира» и «Жрущего ветер» ты спас. Наши это поняли. Датчане нет.

— Я не колдовал, — повторил Вратко, в глубине души сознавая, что и сам себе не верит. Он вкладывал в стих, в каждую строчку, каждое слово частицу самого себя, стремясь выразить волю. Другой вопрос — можно ли считать это колдовством? Ведь он не резал руны, не приносил в жертву старым богам черного петуха, не рисовал знаки на песке, не сочинял заклинания… Нет, заклинания он как раз сочинял. Ту самую вису, после которой лопнул туман. Значит, все-таки колдовал? Или нет? Вконец запутавшись в собственных мыслях, парень опустил голову. Промолвил, будто цепляясь за последнюю соломинку: — Был суд. Меня признали невиновным.

— Отец признал тебя невиновным в злом умысле. А потому оправдал, — слишком жестко для женщины проговорила Мария. — К тому же он неравнодушен к скальдам. Сам сочинял висы в молодости… Ты слышал его висы?

— «Рыжая и ражая рысь морская рыскала»?..

— Точно!

— Хорошие. Красивые…

— Еще бы! Сам Харальд Сигурдассон слагал! Вот потому-то он за скальдов горой стоит. Я с самого начала поняла: что бы там Точильный Камень ни плел, а вас с Хродгейром оправдают.

— То есть ты считаешь, нас несправедливо оправдали? — обиделся Вратко. — Мы что, по-твоему, виновны на самом деле? — Он и сам не заметил, что разговаривает с королевной на равных, как с соседской девчонкой. А она нисколечко не зазнается. Отвечает ему, словно век прожила не в конунговых палатах, а в новгородских кривых улочках или в усадьбе на берегу Северного моря.

— С тебя сняли обвинение в злом умысле. А если человек использовал немножечко колдовского умения, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих друзей, что ж тут плохого?

— Ну да… — кивнул новгородец. Ей пальца в рот не клади. Пожалуй, из дочери норвежского конунга мог бы выйти законник, каких поискать. Можно сказать, повезет тому, кого она будет защищать в суде. И очень не повезет обвиняемому.

— Так чувствуешь что-то или нет? — И с выбранного направления ее не сбить, не заморочить.

— Ничего не чувствую. Есть хочется разве что… — попытался отшутиться Вратко.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— А я чувствую. Мы все время верной дорогой шли. И теперь, чем ближе к тому холму… Только раньше оно меня просто манило, а теперь… Как бы правильно описать? Оно меня теперь просит прийти скорее, умоляет. Ему страшно.

— Страшно? Кому? Я думал, оно неживое…

— И я так думала.

Мария замолчала, погрузившись в свои мысли и чувства.

Вратко смотрел под ноги коня. Следы неизвестных всадников в том же направлении, в каком двигались и они. Кто бы это мог быть? Неужели в войске Харальда завелись предатели, замышляющие недоброе? К сожалению, завистников или просто недругов у всех правителей хватает. А уж у норвежского конунга, прозванного Суровым, их должно быть в достатке. Если правда то, что люди о нем говорят, Харальд ни с кем не заигрывал, не пытался обласкать либо улестить. Наверняка кто-то из ярлов или херсиров затаил обиду и ищет удобного случая поквитаться. Но кто знал, что они едут сюда? Кто знал подробности видения конунговой дочери? Кроме них с Хродгейром и Халли Челнока только ярл Торфинн и епископ Бирсейский. Насколько им можно доверять, Вратко не знал. Но почему-то боевой ярл внушал ему больше уважения, чем священник, в свите которого словен обнаружил давнего недруга. Вообще, служителей римской церкви он с некоторых пор не любил и готов был им приписывать самые черные мысли и побуждения.

Поделиться размышлениями с Хродгейром?

Парень поежился. Доказательств-то никаких. Скальд может запросто сказать, что новгородцем движет обычная вражда и желание отомстить отцу Бернару. Чего доброго, на смех подымут. У них, урманов, это запросто. Любят позубоскалить, надо и не надо. Уж лучше держать подозрения при себе.

Что ж, так он и поступит. Никому ничего не расскажет, но будет начеку. А там поглядим, кого винить в предательстве.

Холм приближался. Теперь уже не только Хродгейр, чье зрение позволяло разглядеть рисунок паруса у идущего почти перед окоемом корабля, но и новгородец увидел, что пятнистый склон изрыт, будто целая свора собак искала припрятанные загодя кости.

Черный Скальд обернулся, поднял руку.

Его спутники поняли знак и натянули поводья.

— Не торопитесь! — негромко приказал Хродгейр. — Сперва поглядим.

Он перебросил ногу через холку с коня и соскользнул на землю. Исландец последовал за ним.

Медленно ступая, внимательно поглядывая по сторонам и держа ладони вблизи оружия, они пошли к склону. Хродгейр наклонился над черным провалом, уходившим в толщу холма. Прислушался. Кажется, даже принюхался.

— Вроде бы никого…

Королевна будто ждала его слов, спрыгнула с коня, отдавая повод Рагнару, и кинулась к дыре. Халли Челнок мягко, но настойчиво перехватил ее по пути.

— Не пущу!

— Мне туда надо! — попыталась вырваться Мария, но тщетно.

— Нет, Харальдсдоттир, не пущу! Случится что — как я перед конунгом оправдаюсь?

— Пусти, я приказываю! — Девушка топнула ножкой, сводя брови точь-в-точь как ее отец.

— И не приказывай, и не проси! — стоял на своем скальд.

— Извини, Харальдсдоттир, — поддержал его Хродгейр. — Вначале мы все проверим. Вратко!

— Я уже смотрю, — ответил новгородец. Он и правда внимательно изучал следы.

Первоначальный вывод подтвердился — в десятке саженей от лаза долгое время стояли шестеро коней. Скорее всего, стреноженные, поскольку привязывать лошадь на Оркнеях не к чему. Люди — полдюжины крепких телом, судя по величине и глубине отпечатков их сапог, — бродили вокруг. Что-то искали. Если нору, то нашли. Потом они полезли внутрь. Хвала всем богам, не пропали. Выбрались обратно, но трудно сказать — несли что-либо или налегке шли. Прочь они уходили верхом, но другой дорогой. Почему? Наверное, боялись попасться на глаза тем, кто шел следом. Мог ли кто-то остаться в дыре? Мог.

Вратко так и заявил на молчаливый вопрос Черного Скальда.

Норвежец хмыкнул и заявил:

— Мария Харальдсдоттир останется здесь, пока все не проверим.

При этом он так стиснул зубы и насупился, что даже королевна не рискнула спорить. Надо, значит, надо.

— Ты тоже! — повернулся Хродгейр к словену.

— Ну уж нет! — взъерепенился Вратко. — Почему это?

— Потому что я не знаю, успею ли прикрыть тебя! — оскалился норвежец.

— Не надо меня прикрывать! — Парень вытащил кистень из-за пояса.

— Не смеши! Хочешь, я прикажу Олафу связать тебя?

Его глаза опасно сузились. Вратко понял, что, скорее всего, так и будет, шутки кончились.

— Погоди, Хродгейр, — вмешался Халли. — Может статься, его способности там, — он показал на чернеющую дыру, — пригодятся больше, чем наши мечи и топоры.

Черный Скальд размышлял всего несколько мгновений.

— Я сказал — нет! Только после того, как мы проверим. Олаф! Асмунд!

Здоровяки шагнули вперед.

— Сторожите наверху! Рагнар и Бёдвар — со мной!

Не проронив больше ни слова, он наклонился и нырнул в нору. Халли Челнок отправился за ним. Исландец не отличался высоким ростом и поэтому лишь наклонился, но норвежцам пришлось согнуться в три погибели. Похоже, те, кто рыл этот ход, не распространяли свое гостеприимство на людей.

Вратко захотелось выругаться. Так, чтобы у всех уши в трубочку свернулись. Но в присутствии королевны он не решился сквернословить. Лишь топнул ногой и изо всех сил мазанул кистенем по склону. Взметнулся вихрь желтовато-коричневого песка вперемешку с дресвой. Отлетели и медленно опустились на землю искалеченные «елочки» вереска.

— Не бери в голову. Оно тебе надо? — пробасил Олаф и опасливо покосился на вход.

Словен вспомнил, что великан, не уступающий силищей матерому медведю, до смерти боится нечисти. Он предпочел бы в одиночку рубиться со всем войском короля саксов, чем повстречать ожившего мертвеца, пускай и безобидного. А кто знает, чего ожидать внизу? Вот и Халли намекал…

Новгородец улыбнулся своим мыслям. Посмотрел на Марию, которая неотрывно следила за норой. Точь-в-точь лайка, охотящаяся на лису. Асмунд благоразумно зашел между нею и провалом. Вроде бы как с целью защитить, если оттуда что-то вырвется, но на самом деле он готовился перехватить дочь конунга, когда та не выдержит и нарушит распоряжение Хродгейра.

Время тянулось томительно. Хуже всего — ждать и догонять, говорили старики на далекой родине. От скуки Вратко начал считать в уме. Когда-то это помогало ему успокоиться и отвлечься.

Над холмами свистел ветер. Шевелил вересковые «бороды» соседних пригорков, подбрасывал песок на проплешинах. Асмунд кряхтел и переступал с ноги на ногу. Олаф вытащил меч и задумчиво постукивал ногтем по лезвию. Вроде бы расслабленный и даже сонный, но Вратко чувствовал, что его приятель готов в любой миг вступить в схватку с неизвестностью.

Парень досчитал до ста, когда из норы, пятясь, выбрался Бёдвар. Он волок за руку безжизненное тело. Человеческое, одетое в грязную мохнатую шкуру. Измаранная кровью одежда и остекленевшие глаза не оставляли места для сомнений в смерти найденыша. Если судить по седине в растрепанных волосах и бороде, убитый должен был иметь взрослых детей. Вот только рост подкачал. Стоя, он вряд ли достал Вратко макушкой до подбородка.

— Кто такой? — спросил новгородец.

— Откуда мне знать? — Норвежец оттащил труп в сторонку. Подумал и поправил ему руки, сложив ладони на груди.

— Мне туда нужно… — сдавленным голосом произнесла Мария.

— Нет, дроттинг, — покачал головой викинг. — Пока нельзя.

И снова скрылся под землей.

Вратко подошел к мертвецу. Еще раз подивился малому росту.

Что за народ такой?

Лицо смуглое, но на купцов с юга не похоже. У тех лица отличались породистостью и особой красотой — тонкие носы с горбинкой, ухоженные бороды, белые зубы. У этого же — низкий лоб и тяжелые надбровные дуги, борода густая, курчавая, до самых глаз, а зубы кривые и желтые. Словно зверь какой-то… Из рукавов бесформенного одеяния торчали мосластые запястья, а широкие ладони с черными обломанными ногтями подходили не воину, а работяге — ремесленнику или селянину. Порток на убитом не было. Вместо них его ноги до колен защищала меховая юбка, а голые лодыжки покрывали густые черные волосы, напоминавшие шерсть.

Карлик умер от страшной раны. Чей-то меч или топор рассек ему туловище от левой ключицы до грудины.

— Чуднóй какой… — протянул Олаф. — Никогда такого не видал.

— Я тоже, — отозвался Вратко. — А уж у нас, в Новгороде-то…

Он хотел сказать, что перевидал на своем недолгом веку немало выходцев из разных уголков земли, но тут из норы показалась туго обтянутая кожаными штанами задница Халли. Исландец бурчал, поминая вполголоса тролльи потроха и сусликов, устраивающих жилище под землей.

Он тоже тащил мертвеца. Женщину. Ее седые волосы, напоминавшие паклю, слиплись от крови. Бурые, запекшиеся потеки скрывали черты лица.

— Много там еще таких? — Асмунд взял убитую за вторую руку, помог уложить ее рядом с первым трупом.

— Хватает, — коротко ответил Халли. Мотнул головой, показывая на выбирающегося с новым телом Хродгейра.

Черный Скальд измарал в крови чистую куртку, а потому хмурился — туча тучей.

Вратко кинулся ему помогать. Когда пальцы словена обхватили запястье бездыханного старика, парню показалось, что в карлике еще теплится жизнь.

— По-моему, он не умер! — воскликнул новгородец.

— Да? — Хродгейр с сомнением покачал головой. — Все равно умрет.

В его словах крылась правда. Косой удар меча снял старику кожу со лба до середины темени. Виднелась желтоватая кость, покрытая сгустками крови. Лоскут кожи с жесткими волосами свисал на ухо, вызывая сострадание, смешанное с омерзением.

Норвежец вернулся в подземелье, а Вратко попытался облегчить страдания раненому. В том, что он не мертвец, парень убедился, нащупав едва-едва бьющийся живчик около острого, заросшего кадыка. Хорошо бы послушать сердце, но словен не смог пересилить отвращение, внушаемое смрадом плохо выделанных кож и немытого тела. Как же ему помочь? Парень попытался прилепить срезанный лоскут кожи на место. Карлик слабо дернулся и застонал.

— Кто вы? — наклонившись к оттопыренному, заостренному уху, спросил Вратко. — За что вас убивали? — Не услышав ответа, повторил. Медленно, раздельно: — Кто. Вы. За. Что. Вас. Убивали.

Старик молчал, со свистом втягивая воздух.

— Не трогал бы ты его… — послышался из-за спины голос Асмунда. — Я знаю воинов, которые выживали после таких ран. Но он слишком стар и немощен.

На взгляд Вратко, коротышка слабаком не был. Ни в коей мере. Мало ли что борода седая! Зато плечо под одеждой крепкое, словно узловатый корень — никакой тебе старческой немощи.

— Пропустите меня! — Мария опустилась на колени рядом с раненым, взяла за руку. Замерла, закрыв глаза.

«Неужто кроме прорицаний она еще и врачевать может? — подумал новгородец. — Без снадобий, без заговоров, одной только силой воли»… В детстве ему доводилось слышать о бабке-знахарке, исцелявшей тех, от кого давно отвернулись лекари. Ее боялись, за глаза называли колдуньей, за спиной плевались от сглаза, но все равно, когда приходила нужда, бежали к старухе, падали в ноги, просили помощи. Правда, за три года до рождения Вратко знахарка померла, но воспоминания о ее искусстве жили в народе. Она могла выгнать кровохарканье, пристально посмотрев в глаза, сращивать изломанные кости наложением рук, помогала роженицам одним присутствием и тихой улыбкой.

— Ему очень больно… — тихо, словно опасаясь причинить карлику еще большее страдание, проговорила королевна. — Он не может ни о чем думать, кроме своей боли.

— Может, добить, чтоб не мучился? — серьезно предложил Рагнар, приволокший еще один труп.

Мария одарила его таким взглядом, что матерый викинг смутился и предпочел убраться в нору от греха подальше.

Вратко показалось, будто умирающий что-то говорит. Парень наклонился, приближая ухо к седой и жесткой бороде. Невнятные слова на неизвестном языке слетели с губ карлика:

— Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра…

Старик дернулся и застыл.

— Что он сказал? — отрешенным голосом произнесла королевна.

— Я не понял, — честно признался Вратко. — Первый раз слышу эту речь…

— Повтори.

— Первый раз слышу…

— Что он сказал, повтори! — Слова Марии хлестнули, будто плетка.

Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:

— Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.

— И правда, непонятно, — задумалась королевна. — Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?

«А что такое — „бхэ синн тэчадгэс“? — хотел спросить Вратко, но сдержался. — Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…

Вместо этого словен показал на старика:

— Он умер.

— Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.

— А может, он просто прощался с миром на своем языке? — предположил Асмунд.

— Или молился своему богу, — добавил Олаф. — Скара Бра. Скара Бра… — Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. — Похоже на имя языческого бога.

— Скара Бра — это название здешних холмов. — Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. — Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.

— А я думаю, что кое-кто догадывался, — возразил Хродгейр. — И шел сюда не просто так, а наверняка.

— Почему тогда именно сегодня? — Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. — Почему перед нашим приходом?

— Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.

— Зачем их убили?

— Там все вверх дном! — махнул рукой Челнок. — Видно, искали что-то…

— Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! — с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: — Они хотели забрать это…

— А может, наоборот, понести перед войском? — прищурился Хродгейр. — Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.

Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.

— Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.

Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин — одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.

— Это все? — спросил новгородец.

— Похоже, что все, — ответил Халли. — А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.

«Наверное, раньше их было больше… — подумал Вратко. — Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».

— Может, это цверги?[56] — высказал предположение парень. — Те, кто ковал для асов.

— Там нет горна и наковальни, — жестко ответил Хродгейр.

— Там еще кто-то есть, — вдруг невпопад сказала Мария.

— Откуда ты знаешь, дроттинг? — удивился Халли.

— Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… — перечислила королевна.

— Ненависть? — нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.

— Ничего удивительного в том, — успокоил его исландец, — что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.

— А кинется на нас, — заметил Рагнар. — У страха глаза не только велики, но и слепы.

— Нужно поискать! — заявила Мария.

— У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, — покачал головой Черный Скальд.

— Ничего — так поищем!

— Опасно, Харальдсдоттир.

— Я — дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.

— Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.

— Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, — решительно произнесла Мария, и Вратко понял — не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время — не пришлось бы до сумерек досидеть.

— Я полезу посмотрю, — сказал парень. — А ты, Харальдовна, жди здесь.

Королевна не нашла что возразить.

Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:

— Я с тобой, Подарок Ньёрда!

И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:

— Ты сегодня урок храбрости мне дал.

— С чего бы это? — удивился словен. Он не оборачивался — темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.

— Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, — объяснил викинг. — А ты рискнул. Вот и я подумал — если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…

Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.

— Ты что? — испуганно окликнул его Вратко.

— Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.

Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.

Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?

Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.

«Ему хуже, чем мне», — думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.

Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…

Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.

Парень охнул и остановился.

— Кто тут? — просипел навалившийся сзади Олаф.

Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.

Зверь?

— Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, — попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал — викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.

— Кто здесь? Не бойся! — позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. — Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…

— Мы ему — нет, а оно нам? — пробормотал Олаф.

— Тише… — остановил его словен. — Там, кажется.

Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.

Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.

— Лови! — крикнул он, предупреждая Олафа.

Здоровяк невнятно «гукнул» — не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.

Вратко провел ладонью по лбу.

Мокро.

Теплая и липкая жидкость заливала глаз.

Кровь…

Над бровью угнездилась боль.

Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.

— Что там? — несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.

— Держу… — отвечал викинг. — Зверек, что ли… Вырывается…

Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.

— Ой! — воскликнул Олаф. — Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.

В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.

— А вдруг это…

Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:

— Вырывается, — сказал Олаф. — Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.

— Пошли назад? — предложил словен. — Поглядим, что поймали.

— Идем, — не стал спорить викинг.

К счастью, подземный коридор, хоть и вился весенним ручейком, не имел боковых ответвлений, и Вратко не боялся заблудиться. Они выбрались к солнцу и свету довольно быстро. По крайней мере, новых шишек набить не успели.

— Ну и рожа у тебя, Подарок Ньёрда! — встретил их восхищенный голос Асмунда.

Парень только отмахнулся. Он и сам знал, что перемазался хуже некуда. Иной раз пустячная ранка на брови дает больше крови, чем воткнутый в спину нож.

— Кого это вы тащите? — подошел поближе Халли. — Мохнатый, как луридан.[58]

— Отпустите ее немедленно! — гневно прикрикнула Мария. Даже ножкой топнула.

— Кого это ее? — удивился Вратко.

Потом посмотрел на пойманное чудище, которое Олаф держал двумя руками. Да еще старался не прижимать к себе: побаивался то ли новых укусов, то ли порчи.

Мохнатый зверек оказался девчонкой. Малорослой, как и прочие жители подземелья, в сшитой из меха одежде. Чумазая и перепуганная, она таращила круглые карие глаза, затравленно вертела головой, отчего длинные волосы, стянутые в хвост засаленным ремешком, метались по спине.

— Не видишь, она боится! Отпусти немедленно! — Королевна подошла к дикарке ближе, протянула руку.

— Осторожно, Харальдсдоттир, она кусается, — предупредил Олаф. Добавил несмело: — Отпущу, а она удерет. Поди поймай ее в холмах…

— Не удерет!

Мария прикоснулась кончиками пальцев к щеке девочки.

— Бедняжка. Она боится вас.

Провела ладонью по волосам.

Дикарка с поразительной доверчивостью потерлась щекой о руку королевны.

— Отпусти. Она никуда не убежит.

Олаф разжал пальцы.

Тут девочка увидела неподвижные, окровавленные тела родичей. Она всхлипнула и уткнулась в платье Марии. Ее плечи вздрагивали.

— Похоже, мы нашли, что искали, — усмехнулся Халли Челнок. — Будет ли с этого польза?

Вратко не разделял как его уверенности, так и его опасений. Вряд ли девчонка в вонючих шкурах способна принести победу норвежскому войску. Зато королевна нашла себе если не подругу, то игрушку. Будет теперь ее лечить, кормить, отмоет, выучит своей речи. Или выучит ее язык. И тогда, быть может, узнает, что хотел сказать тяжелораненый старик. Словен склонялся к мысли, что разгадку нужно искать в послании умирающего. Кто убил обитателей Скара Бра и, главное, почему?