Глава 8. Страна зимы

— Айе, Первым Зрением обладает она, — послышался голос Вильяма за спиной у Тиффани, когда она стояла, глядя на мир Королевы. — Видит она то, что вправду есть.

Снег расстилался под грязно-белым небом, и это выглядело так, словно ты внутри громадного шарика для пинг-понга. Только видневшиеся там и сям черточки древесных стволов с черными росчерками ветвей позволяли различить, где земля и где небо…

…и еще это показывали следы копыт на снегу. Следы тянулись в сторону леса черных заснеженных деревьев.

Холод иголочками покалывал Тиффани с ног до головы.

Она глянула вниз и увидела Нак Мак Фигглов, которые потоком струились через вход, по пояс утопая в снегу. Они безмолвно рассыпались в развернутый строй. Некоторые вытащили мечи.

Фигглы не смеялись и не перешучивались между собой. Они были начеку.

— Так, ну что, — сказал Роб Всякограб. — Хорошо сделано. Теперя ты нас обожди, мы твоего мальца братика добудем, нае проблемо…

— Я тоже иду! — оборвала Тиффани.

— Нэй, не могёт келда…

— Эта могёт! — сказала Тиффани, поеживаясь. — В смысле может! Он мой брат. И где мы находимся?

Роб взглянул на бледное небо.

— Раз уж ты тута, мож и не будет вреда тебе сказати, — ответил он. — Энто место вы Сказочной Страной зовете, Страною Фей.

Сказочная Страна? Да ничего подобного! Я видела картинки! В Стране Фей кругом деревья и цветы, солнце, искорки динь-динь, малыши такие пухленькие в ползунках, с рожками на голове! И другие, с крылышками! Э-э… и еще друге, странные… Я видела на картинках!

— Тута не всегда так, — ответил Роб кратко. — И неможно тебе идти с нами, потому что нет у тебя оружия, мистрис.

— А куда моя сковородка делась?

Что-то звякнуло по пяткам ее ботинок, Тиффани обернулась и увидела, как Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок с гордостью протягивает ей сковородку.

— Окей, сковорода есть у тебя, но надобно тебе владеть мечом из железа небесного, громобойного. Энто специальное оружие, чтобы вторгаться в Страну Фей, ведаешь ли.

— Я ведаю тем, как владеть сковородкой, — сказала Тиффани. — И я…

— На подходе! — заорал Вулли Валенок.

Тиффани увидела вдалеке линию темных точек, и почувствовала, что кто-то взбирается у нее по спине и становится ей на макушку.

— Черные Псы, — объявил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок. — Несколько дюжин, Большой.

— Нам не убежать! — крикнула Тиффани, крепко хватая сковородку.

— Нам и не надобно, — сказал Роб Всякограб. — Гоннагл с нами на сей раз. Но ты бы уши пальцами заткнула, однако.

Вильям, не сводя пристального взгляда c приближающейся стаи, откручивал от своей волынки трубочки и складывал их в сумку, которая висела у него на плече.

Псы были совсем недалеко. Тиффани уже ясно видела лезвия их зубов и огонь глаз.

Вильям неторопливо достал несколько новых трубочек, они были серебристые, намного короче и тоньше, и стал привинчивать их на место прежних. Весь его вид говорил о том, что суетиться он не намерен.

Тиффани сжала ручку сковороды. Псы не лаяли. Если бы они лаяли, было бы чуточку менее страшно.

Вильям перекинул волынку себе подмышку и через одну из трубок стал накачивать воздухом, пока бурдюк не раздулся.

— Я сыгррраю, — объявил он, когда Тиффани могла уже разглядеть пену в пасти у псов, — кррррепко любимое, «Кинг Андерррр Вотерррр».

Все пиктси как один побросали свои мечи и зажали уши руками.

Вильям понес дудочку ко рту, раз-другой притопнул и, когда псы вокруг Тиффани подобрались, чтобы броситься на нее, он заиграл.

Много всего случилось в один и тот же миг. Все зубы у Тиффани во рту зажужжали. Сковородка завибрировала у нее в руке и упала на снег. У пса, который собирался прыгнуть на Тиффани спереди, глаза сошлись к носу, и вместо прыжка он опрокинулся вперед.

Никто из Мрачных Псов не пытался заняться Фигглами. Псы выли. Крутились волчком. Пытались укусить себя за хвост. Спотыкались, падали, налетали друг на друга. Набегающий строй смерти, которая жадно дышала, вывалив языки, распался на несколько дюжин обезумевших зверей — они вертелись, извивались и словно хотели выскочить из собственной шкуры.

Снег таял кольцом вокруг Вильяма, его щеки были красны от натуги. Поднимался пар.

Вильям вынул изо рта наконечник трубки. Корчившиеся в талом снегу собаки подняли головы. А потом дружно зажали хвосты меж задних лап и настоящим гончим галопом рванули прочь по снежной равнине.

— Н-ну, теперь знают они, что мы тута, — сказал Роб Всякограб, вытирая слезы с глаз.

— Тто роизожло? — спросила Тиффани, языком проверяя, все ли зубы на месте.

— Он играл звуки болести, — объяснил Роб. — Тебе не слышно их, ибо шибко высокие они, а собакам слышно. В голову им ударяет. Теперь нам двигать надобно, пока она еще чегось не прислала.

— Их прислала Королева? Они как из дурного сна! — сказала Тиффани.

— О, айе, — ответил Роб Всякограб. — Оттудава она и взяла их.

Тиффани взглянула на Вильяма гоннагла. Он спокойно переставлял трубочки на прежние места. Вильям заметил ее взгляд, посмотрел вверх и подмигнул.

— Нак Мак Фигглы любят серрррррьезную музыку, — проговорил он. И указал кивком головы на снежную жижу под ногами у Тиффани.

Там лежал сахарно-желтый медвежонок из 100 % Искусственной Добавки.

А снег повсюду вокруг нее таял.

Двое пиктси легко несли Тиффани. Она скользила над снегом, клан бежал рядом с нею.

Нет солнца в небе. Даже в самые мглистые дни бывает видно место на небе, где находится солнце — но не в этом краю. И еще была странная штука, которой Тиффани не могла точно подобрать названия. Это место не вызывало чувства настоящести. Она не могла бы объяснить — почему, но c горизонтом что-то было не так. Линия горизонта казалась такой близкой, словно ее можно потрогать, а это глупо.

И еще, некоторые вещи выглядели… незавершенными. Например, деревья в лесу, куда держала путь она с Фигглами. Дерево — это дерево, думала Тиффани. Ветки, корни, кора. И вы знаете, что у дерева все это есть, если даже издали ничего не разглядишь, кроме смутного пятна.

Но здешние деревья были не такими. У Тиффани возникло сильное подозрение, что здешние деревья действительно были смутными пятнами. А веточки, корни и прочие подробности поспешно отращивали, пока она приближалась, как будто думали про себя: «Быстрее, кто-то идет сюда! Делаем правдоподобный вид!»

Это было как попасть в картину, где художник не позаботился нарисовать всякие мелкие детали дальних предметов, и торопливо набрасывает штрихи реальности там, куда в эту минуту вы смотрите.

Воздух висел холодный, мертвый, как в старых подвалах.

Когда они добрались до леса, свет стал тусклее. Меж деревьями он был голубоватым и странным.

Нет птиц, подумала Тиффани и сказала:

— Стоп.

Фигглы поставили ее наземь, но Роб Всякограб заметил:

— Нам лучше здеся долго не болтаться. Парни, выше голову.

Тиффани вытащила из фартука жабу. Он заморгал, глядя на снег, и пробормотал:

— Ой. Квакец как нехорошо. Я должен быть в зимней спячке.

— Почему тут все такое… странное?

— Ничем помочь не могу. В данной ситуации мне видится просто снег, лед и замерзание до смерти. Если прислушаться ко внутреннему кваканью интуиции.

— Здесь не настолько холодно!

— Для… меня… настолько… — Жаба закрыл глаза.

Тиффани вздохнула и опустила его в карман.

— Я скажу тебе, куда попала ты, — проговорил Роб Всякограб, его взгляд сосредоточенно скользил по голубым теням. — Видела мальца жучков кусачих, что к овце прицепятся и крови ее насосутся вдосталь, а после отвалятся? Энтот мир весь подобен жучку такому.

— Ты хочешь сказать, вроде… вроде клеща? Паразит? Вампир?

— О, айе. Он плавает кругами, покуда не найдет в мире другом слабое место — такое, за которым никто не присматривает. И там открывает он дверь. И тогда шлет Кралева народ свой внутрь. Чтобы хитить, ведаешь. В амбарах пошуршать, скотинку пошерстить…

— Любили мы хитить му бестий! — сказал Вулли Валенок.

— Вулли, — сказал Роб, указывая в сторону Вулли своим мечом, как пальцем. — Ведаешь слова мои, что иной раз тебе надобно думати, когда растопыриваешь великую ротяку свою?

— Айе, Роб.

— Теперя был один из тех разов. — Роб снова повернулся к Тиффани, глядя на нее несколько смущенно. — Айе, мы у Кралевы дико чемпиёнили по хитному делу. И на охоту не ходили люди, от страха перед маленьким народцем. Но ей все было не вдосталь. Всегда она желала больше. А мы тогда сказали, что неправильно энто — тащить у старушонки хрюшку, коли у ней та хрюшка единственная. И харчи тащить у тех, кто сидит впроголодь. Не позор Фигглу похитить у великучего богатея златую чашку, но…

…красть у старика стакан, в который тот кладет на ночь свои вставные зубы — это для пиктси была стыдоба, так они сказали. Нак Мак Фигглам по душе хити да лупити, ясное дело. Но кому охота лупить слабого и красть у нищего?

Стоя на краю леса, полного теней, Тиффани слушала историю маленького мира. Где ничто не растет, солнце не светит, и все приходится доставать откуда-нибудь извне. Это мир, который берет, а взамен дает лишь одно: страх. Этот мир совершает набег — и люди быстро привыкают оставаться в постели, когда слышат ночью какой-нибудь странный шум. Потому что если они посмеют мешать Королеве, та станет повелевать их снами.

Тиффани не совсем поняла, каким образом Королева это делает, но из людских снов приходят Мрачные Псы, Безглавец и прочее вроде того. Сновидения становятся… реальнее. Королева умеет брать их и делать более… ощутимыми. Ты можешь войти в сон и не вернуться. Ты не проснешься, прежде чем тебя догонят…

Народ Королевы похищал не только еду. Иногда пропадали люди, например…

— …музыканты, — сказал Вильям гоннагл. — Феи музыку делать не умеют. Она забирает человека ради музыки его.

— И дети, — сказала Тиффани.

— Айе, твой мальца братик не первый, — ответил Роб Всякограб. — В тутошнем краю не богато смеха-радости, видишь. А думает она, что умеет с детишками ладить.

— Старая келда говорила мне, что Королева не будет обращаться с ним плохо, — сказала Тиффани. — Это ведь правда?

Фигглов можно читать, как открытую книгу. Притом это книга с крупными буквами, на каждой странице большая цветная картинка: «Где тут песик?» или «Большой красный мяч» — и всего несколько слов. Мысли Фигглов тут же отражались у них на лице, и сейчас на всех лицах дружно отразилось: «Кривенс, хоть бы не спросила она про то, чего не хочется нам говорити…»

— Это правда или нет? — спросила Тиффани.

— О, айе, — медленно проговорил Роб. — Келда не солгала тебе. Кралева добра ему желает, хоть как энто сделать — не знает. Она эльф. Не шибко умеют эльфы о других думати.

— Что с ним будет, если мы его не вернем?

И снова Тиффани увидела на лицах Фигглов «ой не хочется нам отвечати…»

— Я спрашиваю… — повторила она.

— Скажу тебе, она сама его веррррнет, — ответил Вильям. — Спустя вррремя. И не станет он старррше. Тут никто и ничто не ррррастет. Никто и ничто.

— Это значит, он будет жив-здоров и в порядке?

В горле у Роба Всякограба послышалось буркотание. Словно голос хотел сказать «айе», а с голосом спорил разум, который знал правильный ответ: «нэй».

— А сейчас расскажите мне все, чего не досказываете, — проговорила Тиффани.

Первым ответил Вулли Валенок.

— Много чего всякого, — сказал он. — Вот чтобы свинец начал плавиться, надобно нагреть его до…

— Чем дальше ты заходишь в энтот край, тем время медленней течет, — торопливо проговорил Роб. — Годы словно дни проходят. Кралеве наскучит с мальца парнишкой возиться, мож через месяц или два. Два месяца здесь, ведаешь, где время медленно и тяжело ползет. Но когда парнишка воротится в край смертных, ты успеешь старой леди стать, а то и вовсе отживешь свой век. Так что ежели своих детишек заведешь, тебе придется их предупредити: пускай посматривают на холмах. Вдруг да увидят пацаненка липкого, который кричит хаччу сладка — энто будет их Дядюшка Вентворт. Но то еще не самое худое. Проживи слишком долго во сне, и разума лишишься. Толком никогда уже не сможешь пробудиться. Не сумеешь связи ухватить с миром настоящим.

Тиффани молча смотрела на него.

— Так уже случалось прежде, — сказал Вильям.

— Я его заберу, — негромко проговорила Тиффани.

— Мы не сомневаемся в тебе, — ответил Роб. — И куда пойдешь ты, туда и мы с тобою. Нак Мак Фигглы не страшатся ничего!

В ответ поднялся бравый ор, но Тиффани показалось, что синие тени всасывают и глушат звук.

— Айе, ничего кроме адвокатов-законник… ммф ммф, — успел прибавить Вулли Валенок, прежде чем Роб заткнул его.

Тиффани вернулась к цепочке конских следов и зашагала вперед.

Снег как-то неприятно, пискливо скрипел у нее под ногами.

Она прошла немного, глядя, как при ее приближении деревья становятся реальнее, и оглянулась назад.

Нак Мак Фигглы пробирались вслед за ней. А ее следы оставались дырами на снегу, и в них виднелась трава.

Деревья начали выводить ее из себя. Видеть, как они меняются на глазах, было хуже, чем увидеть чудовище. Чудовище можно ударить, но лес не ударишь. А Тиффани хотела врезать.

Она остановилась и отгребла снег от подножия ствола. И на миг там стало видно что-то серое, неопределенное. Потом, под взглядом Тиффани, кора дерева расползлась вниз по стволу на то место, что было прежде скрыто под снегом. И сделала вид, что была тут все время.

Такое было страшнее, чем Псы. Те — твари как твари, можно их отлупить. А это… смутное…

Тиффани снова мыслила Вторым Помыслом. Чувствовала, как ее страх растет. Как живот превращается в раскаленный докрасна комок. Как начинают потеть руки на сгибах. Но это все… отдельно от Помысла. Тиффани наблюдала за собой, напуганной. Значит, оставалась частица ее — та самая, что наблюдает за страхом — и не чувствует его.

Проблема в том, что эту частицу несут ноги Тиффани, которые напуганы еще как. Частице надо быть очень внимательной.

В этот самый миг все и пошло наперекосяк. Страх сдавил ее. Я на чужой земле, впереди — твари, позади — сотни синекожих воров. Черные собаки. Всадник без головы. Гадина в реке. Овца мчится задом наперед. Голоса под кроватью…

Ужас обрушился на нее. Но она была Тиффани, поэтому кинулась ужасу навстречу, занося для удара сковородку. Пройти через лес, добраться до Королевы, отнять брата, вырваться из этого места!

Где-то позади какие-то голоса начали орать…

И она проснулась.

Никакого снега. Все, что тут белело — это постель и потолок ее спальни. Некоторое время она смотрела на потолок и простыни, потом наклонилась и заглянула под кровать.

Ничего там не было, кроме подкроваткина. Когда она резко распахнула дверь кукольного домика, внутри оказались только два игрушечных солдата, плюшевый медведь и безголовая кукла.

Стены были прочными на ощупь, и пол скрипел под ногами, как всю жизнь. Ее тапки — такие же, как всегда: старые, удобные, отделаны розовым пухом, который давно весь обтрепался.

Тиффани остановилась посреди комнаты и тихо-тихо сказала:

— Тут есть кто-нибудь?

Вдали, на холмах, замемекала овца. Но вряд ли вопрос Тиффани кто-то услышал.

Со скрипом открылась дверь, вошел кот Крысоед. Потерся об ее ноги, урча, словно гром за горизонтом, а потом залез на кровать и там склубился.

Тиффани одевалась, размышляя и вызывая комнату на «слабо» сделать что-нибудь странное.

Когда она спустилась, в кухне готовился завтрак, мать была занята возле посудной мойки.

Тиффани юркнула через подсобку за кухней в маслодельню. Проползла там на четвереньках по всем углам, заглядывая под раковину, под шкафы и полки.

— Вы можете выходить, правда, — сказала она.

Никто не появился. Она была одна в комнате. Она часто была тут одна, это ей нравилось. Почти будто имеешь свою личную территорию. Но теперь здесь казалось как-то слишком пусто, слишком чисто…

Она побрела назад в кухню. Мать по-прежнему мыла посуду, но Тиффани уже ждал завтрак, тарелка с дымящейся кашей стояла на столе.

— Я сегодня сделаю еще масла, — осторожно проговорила Тиффани, присаживаясь к столу. — Я могу заодно, раз молока у нас так много.

Мать кивнула и поставила миску в сушилку.

— Я не провинилась ни в чем, нет? — спросила Тиффани.

Мать отрицательно покачала головой.

Тиффани вздохнула. «Тут она проснулась и поняла, что все это был только сон». Считай, самое худшее окончание для любой истории. Но все казалось таким настоящим. Она помнила чадный запах в пещере Фигглов, и как… кто он был?.. Да, его звали Роб Всякограб… как Роб всегда нервничал, разговаривая с ней…

Странно, подумала она, что Крысоед об меня потерся. Он спал на постели Тиффани, когда знал, что ему за это ничего не будет. Но днем старался не попадаться ей на дороге. Чудновато как-то…

Со стороны камина послышалось дребезжание. Фарфоровая пастушка на Бабушкиной полке сама собой задвигалась вбок и, пока Тиффани смотрела, не донеся до рта ложку каши, пастушка соскользнула вниз и разлетелась вдребезги на полу.

А шум продолжался, теперь из большого кухонного очага. Тиффани видела, что печная дверца затряслась на петлях.

Тиффани повернулась к матери. Та положила очередную миску сушиться, но то, что держало миску, не было человеческой рукой…

Печная дверца сорвалась и полетела по полу.

— Не ешь кашу энту!

Из печи хлынули Нак Мак Фигглы, тьма-тьмущая Фигглов, и они помчались по плиткам кухонного пола.

Стены шевелились. Пол двигался. И то, что повернулось к Тиффани от кухонной раковины, вовсе не было человеком. Просто… что-то. Не больше похожее не человека, чем фигура из теста. Из серого теста, которое на глазах менялось, ковыляя к Тиффани.

Пиктси неслись мимо нее, вздымая вихри снега.

Она посмотрела вверх, в крохотные черные глаза существа.

Крик вырвался у нее откуда-то глубоко изнутри. Никакого там не было ни Второго Помысла, ни первого, просто крик. Он как будто раскидывался впереди Тиффани, вылетая из ее рта, превращаясь в черный туннель перед ней, и она проваливалась в этот туннель, и при этом успела расслышать среди шума и воплей позади себя:

— Ты на кого глядеть решил, друган? Кривенс, ух кому-то как щас напинают!

Тиффани открыла глаза.

Она лежала на мокрой земле в мрачном, заснеженном лесу. Пиктси внимательно глядели на нее, но Тиффани заметила — другие, что стоят позади них, пристально следят за окружающим сумраком, скопившимся меж древесных стволов.

Там, среди деревьев, что-то… было. Комки чего-то серого, висящего, как старые тряпки.

Она повернула голову и увидела Вильяма, который стоял рядом и озабоченно наблюдал за ней.

— Мне все почудилось, так?.. — сказала она.

— Н-ну, — ответил Вильям, — так, и с дррругой стороны нет…

Тиффани резко приподнялась и села, Фигглам вокруг нее пришлось отпрыгнуть назад.

— Но это… существо мне снилось, а потом вы все появились из печки! — сказала она. — Вы попали в мой сон! Что это за тварь… была?

Вильям Гоннагл смотрел на Тиффани, словно что-то решал для себя или собирался с мыслями.

— Дрём, так мы называем их. Все здесь — нездешнее, ты памятуешь это? Порой лишь отражение вещей, которых здесь и вовсе нету, порою — что-то краденое из иных миррров, порою — то, что вылепит из магии Кралева. Он прятался среди дерев, а ты так шибко кинулась вперед, что не заметила его. Ты знаешь пауков?

— Конечно!

— Они сплетают сети паутины, а дрём сплетает сети снов. Такой здесь край, что это просто сделать. Мир, из которого пришла ты — он почти что настоящий. А этот край — считай, наоборот, он все равно почти совсем как сон. Дрём для тебя сплетает сновидение с ловушкою внутри. Коль съешь ты что-нибудь в том сне, то не захочешь никогда его покинуть.

Вильям явно ждал, что Тиффани это впечатлит.

— А дрёму это зачем? — спросила она.

— Он любит сны смотреть. Он веселится, глядя на твое веселье. Смотреть он будет, как ты угощаешься во сне, покуда наяву ты с голоду помрешь. Потом тебя он съест. Хотя не сразу, правда: он подождет, пока ты раскиснешь. У него зубов нету.

— А как тогда вообще можно выбраться из этого сна?

— Самый верный путь — найти дрёма там, — ответил Роб Всякограб. — Он сам во сне с тобою, прикидывается кем-то. А нашедши, напинать ему.

— Напинать — в смысле?..

— Башку оторвати, помогает обычно.

«Да уж, меня впечатлило, — подумала она. — К сожалению».

— Вот такая она, страна фей? — Сказала Тиффани вслух.

— Айе. Энтот кусочек туристам, как бы молвить, не показывают. И держалась ты не худо, — сказал Вильям. — Ты с ним старалась биться. Почуяла, что дело нечисто.

Тиффани вспомнила дружелюбного Крысоеда и разбившуюся пастушку. Я сама себе пыталась давать знаки. Надо было саму себя слушать.

— Благодарю, что вы за мной пришли, — проговорила она смиренно. — А как вы смогли?

— Эччч, влезти мы могем куда угодно. Даже в сон, — сказал Вильям, улыбаясь. — Хитное мы племя или нет? — И кусок дрёма плюхнулся на снег, упав с ветки.

— Я им больше не дамся! — сказала Тиффани.

— Айе. Верррю. Убийство в очах твоих вижу, — ответил Вильям, и в его голосе был оттенок восхищения. — Призадумался бы я, будь я дрёмом, да будь у дрёма мозги. Помни — тута их немало, иные бывают хитры. Кралева использует их как охрану.

— Меня больше не надурят! — И Тиффани вспомнила всю жуть мгновений, когда существо ковыляло к ней, меняясь на ходу. Хуже всего, что это был ее дом, ее место. Тиффани чувствовала кошмарный страх, когда тварь шлепала к ней через кухню, но притом и гнев. Оно посмело влезть в мой дом.

Это не просто попытка меня убить, это оскорбление…

Вильям пристально смотрел на нее.

— Айе, весьма разъяренною выглядишь ты, — сказал он. — Должно быть, любишь мальца братишку своего, если готова стать против тех тварей ради него…

И Тиффани не смогла запретить себе мысль: «Не люблю я его. Знаю, что нет. Он до того… липкий, вечно отстает, мне приходится тратить чересчур много времени, чтобы за ним уследить, без конца он орет и требует. Я не могу с ним поговорить. Он одно знает: все время чего-то хочет.»

Но Второй Помысел сказал: он — мой. Мое место, мой дом, мой брат. Никто и ничто не имеет права трогать мое!

Тиффани воспитали так, чтобы она не росла эгоисткой. Она сама знала, что не эгоистка — в том смысле, какой люди обычно вкладывают в это слово. Привыкла думать и заботиться о других. Никогда не брала последний из оставшихся ломтей хлеба. То чувство, которое у нее сейчас было — это совсем иное.

То, что я сейчас делаю — не из благородства, не из храбрости, не по доброте. А потому, что это должно быть сделано. Потому что нет иного выхода, и нельзя иначе.

Она думала про…

Бабушку Болит и свет ее фонаря, который медленно двигался зигзагами среди холмов, под мерцающими морозными звездами, или в грозу, которая грохотала, как война. Чтобы уберечь ягнят от наползающей холодины, или баранов от падения с обрыва. Бабушка мерзла, взбиралась на кручу, топала сквозь ночь ради тупой овцы, которая никогда не скажет «спасибо» и завтра может остаться такой же безмозглой и влезть в такие же неприятности снова. Бабушка все это делала потому, что иначе — немыслимо.

Был случай, когда им встретились на дороге бродячий торговец и его ослик. Ослик был небольшой и под кучей навьюченного груза его было почти не видать. Он упал, и поэтому хозяин стал его бить.

Тиффани увидела это и расплакалась, а Бабушка взглянула на нее и сказала что-то Грому и Молнии…

Торговец перестал бить осла, когда услышал рычание. Собаки стояли возле него с двух сторон так, чтобы он не мог уследить за обеими сразу. Он занес палку, нацелившись на Молнию, и Гром зарычал сильнее.

— Я не советую тебе, — сказала Бабушка.

Он оказался не дураком. Глаза собак были похожи на стальные шарики. Он опустил руку.

— Теперь брось палку, — сказала Бабушка.

Он так и сделал, выронил хворостину в дорожную пыль, как будто прут вдруг сделался из раскаленного железа.

Бабушка подошла и подобрала хворостину. Тиффани запомнила, что это была длинная, гибкая ивовая лоза.

Внезапно и так быстро, что ее рука выглядела размытой, Бабушка два раза стегнула его лозой по лицу, отпечатались две длинные красные полоски. Он хотел что-то сделать и уже шевельнулся, но его явно удержал отчаянный внутренний голос: в тот момент собаки так ждали команды прыгнуть, что были почти вне себя.

— Больно, а? — сказала Бабушка любезным тоном. — Теперь слушай: мне ведомо, кто ты, и думается, ты меня тоже знаешь. Ты котелки продаешь и сковороды, и неплохие, как я помню. Но если я пущу слово по округе, у тебя больше не будет работы на моих холмах. Помни, что тебе сказано. Лучше свою животину кормить нормально, чем сечь. Ты слышишь меня?

Глаза у него были зажмурены, а руки тряслись, и он кивнул головой.

— Пойдет, — сказала Бабушка Болит, и тут же Гром с Молнией снова стали похожи на обычных пастушьих собак, подошли к ней и уселись по бокам, свесив языки.

Тиффани смотрела, как он снял часть груза и навьючил на себя. Потом, очень осторожно, стал подгонять осла дальше по дороге. Бабушка набивала свою трубку «Бравым мореходом» и глядела, как они удаляются. А когда разожгла трубку, то сказала так, словно эта мысль только что пришла ей на ум:

— Которые могут сделать что-то, должны делать для тех, кто не может. И кому-то надо говорить за тех, у кого нету голоса.


Тиффани думала: «Вот так оно — быть ведьмой? Этого я, что ли, ждала? Когда же хорошее начнется?»

Она поднялась и сказала:

— Пошли дальше.

— Не устамши ты? — спросил Роб.

— Пошли двигаться дальше!

— Айе? Ну что ж. Должно быть, навострилася она в то свое место, что за лесом. Ежели мы не будем нести тебя, то за пару часиков…

— Я пойду сама! — Воспоминание о большом мертвенном лице дрёма попыталось влезть в ее сознание, но ярость не оставила ему места. — Где сковородка? Благодарю! Идем!

Она устремилась вперед через чащу странных деревьев. Следы конских копыт почти светились во мгле. Иногда их пересекали какие-то другие следы — птичьи, может быть; еще попадались круглые размазанные отпечатки, те могли быть чьими угодно; а иные — извилистые, которые оставила бы змея, если бывают снежные змеи.

Пиктси бежали строем с обеих сторон от нее.

Даже после того, как немного утих накал бешеного гнева, Тиффани трудно было глядеть на все вокруг без головной боли. Далекие предметы чересчур быстро вдруг оказывались рядом, деревья меняли форму, пока она двигалась мимо…

«Почти ненастоящий», — говорил Вильям. «Почти совсем как сон». В этом мире было так мало реальности, что ее не хватало на нормальные очертания и расстояния. Снова волшебный художник с безумной быстротой дорисовывал картину. Если Тиффани начинала приглядываться к дереву, оно менялось и делалось больше похожим на дерево, а не на то, что мог бы намалевать Вентворт, зажмурившись.

Это выдуманный мир, думала Тиффани. Почти как в сказке. Деревья не очень старательно нарисованы, потому что кто же в сказке будет разглядывать каждое дерево?

Она остановилась на маленькой прогалине и специально уставилась на дерево в упор. Оно явно почувствовало, что за ним наблюдают. Постаралось выглядеть по-настоящему. Кора стала шершавой, и мелкие веточки выросли на концах сучьев, как полагается.

И еще, снег таял у нее под ногами. Хотя «таял» — неподходящее слово, просто исчезал, и появлялись травяные листья и стебли.

«Если бы я была миром, которому не хватает реальности», — думала Тиффани, — «снег помогал бы мне выкрутиться. Его легко изобразить: белизна. Все просто белым-бело… Но я делаю то, что рядом со мной, более сложным. Во мне больше реальности, чем во всем этом краю».

Она услышала над головой жужжание и посмотрела вверх.

Откуда ни возьмись, в воздухе появилось целое облако маленьких существ. Они были еще миниатюрнее Фигглов, и с крылышками, как у стрекоз. Вокруг них было золотистое сияние. Тиффани, зачарованная, протянула к ним руку…

… и тут же на спину ей кинулся как будто вес клан Нак Мак Фигглов разом, сшиб ее с ног, и она проехалась по снегу носом вниз.

Пока она барахталась, пытаясь подняться, прогалина превратилась в поле битвы. Пиктси прыгали, целясь мечами в летающих существ, а те с гудением вились вокруг, как осы. Двое из них на глазах у Тиффани спикировали на Роба Всякограба и за волосы потащили его вверх.

Он поднимался над землей, вопя и вырываясь. Тиффани подпрыгнула и схватила его за талию, яростно отмахиваясь другой рукой от крылатых. Они бросили Роба и легко увернулись от ее шлепков — вжикнули по воздуху, словно колибри. Одно из них успело укусить ее за палец.

В этот миг откуда-то послышался голос:

— Ооооооооооооо-ееерррррр…

Роб стал отчаянно извиваться у Тиффани в кулаке.

— Скоренько наземь пусти меня! — заорал он. — Стихи сейчас начнутся!

Загрузка...