Волд Аскер и симфония дальнего космоса

Глава 11. Первые проблемы

Я шел по коридору, когда дверь ближайшего бокса вдруг открылась. Из двери вылетело чьё-то тело, шмякнулось о противоположную стену коридора, пискнуло, а затем с огромной скоростью помчалось обратно. Дверь захлопнулась. У ребят то ли притирка, то ли в догонялки играют. Я достал коммуникатор, хотел набрать сообщение реаниматорам и… едва не оказался сбит с ног этими самыми реаниматорами. Они мчались в бокс, из которого сейчас вылетало тело, и чуть меня не затоптали.

Я отошел в сторону, перевёл дух, и хотел продолжить путь. Мне навстречу шел малорослый курсант в красно-зелёном скафандре. Он шел по середине коридора и не собирался отворачивать. Мне это не понравилось, но, памятуя суровое воспитание в детстве, я сделал шаг в сторону и изобразил полупоклон. Мелкая пакость приосанилась и, проходя мимо, слегка толкнула меня плечом в бедро.

"Ну, погоди", — подумал я и развернулся, чтобы внушить мелкому должное почтение к Космическому Флоту Земной Федерации, но мелкий пакостник уже захлопывал двери своего блока. И как он только успел до него добежать? Я сделал в памяти зарубку — поспрашивать ребят об этом красно-зелёном, но шанс встретиться с ним представился даже раньше, чем с ними. Ближайшим занятием была математика, на которую я имел право не ходить, но которую я все-таки посещал ради того, чтобы помочь нашим многострадальным преподавателям. Большинство курсантов о математике не имели никакого понятия, и давалась она им тяжело.

Когда я вошел в класс, преподаватель, игнорируя страдальческий взгляд Грумгора, направил меня к одному курсанту на задней парте. Это было совместное занятие нашей группы и двух соседних. Им оказался как раз этот красно-зеленый. "Бабус Бубата", — прочитал я на его скафандре. Он слегка сжался, но я всегда считал, что служба и учеба являются табу для любых разборок.

— Ну, привет, встретились. Показывай, что там у тебя? — несколько грубовато обратился я к нему. Пример, который он решал, не составил бы труда даже нашему ученику второго класса, но, судя по его записям, решал он его совсем неправильно.

— Вот смотри, предположим, у тебя было два яблока, а у твоего товарища три… — начал я свою коронную речь о яблоках. В школе мне, как правило, удавалось растолковать смысл математики даже отстающим. Однако, реакция этого курсанта оказалась совершенно непредсказуемой.

— Не хочу, чтобы ты меня учил, — поспешно заговорил он, отталкивая мою руку с ручкой, — ты это делаешь для того, чтобы меня унизить. Ты хочешь показать мне, что ты лучше, потому, что ты что-то знаешь. Я не хочу, чтобы ты меня учил, я сам, я сам, я сам…

Я удивился. Я встречал немало тщеславных и горделивых людей, но чтоб настолько… Суэви, который уже справился со своим заданием и скучал, глядя в иллюминатор, повернулся и процитировал высказывание какого-то их мудреца: "Не бойся встретиться с тем, кто лучше и сильнее тебя, радуйся этому, ибо тебе будет, у кого учиться".

Бабус метнул в его сторону быстрый взгляд и зашипел. Я оставил мерзавчика наедине с его проблемами и отправился спасать Грумгора.

Грумгор вознамерился свалить на меня решение всех задач, а сам принялся рисовать прямо на конспекте фантастические космические корабли. Точно так, как это делали мои одноклассники по лётной школе. Мне пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы донести до него ту мысль, что он должен сделать все задачи сам. Боюсь, что я поверг его в депрессию. И зачем только руководство решило учить курсантов математике? Для тех, кто не учился ей с детства, это почти невозможно. Научили бы простой арифметике — и им хватило бы.

Следующим занятием было Международное Право. Мне не повезло. Меня вызвали отвечать на вопрос о правовых основах межпланетной деятельности, а я всё это словоблудие на дух не переношу. Как по мне, так есть противник — и в него надо стрелять, а есть свои — и о них надо заботиться до последнего. Был у нас в училище курс основ законности и политической работы в войсках, так я этот экзамен сдал только потому, что двое моих лучших друзей, узрев мою плачевную неготовность к экзамену, уселись по бокам от меня и принялись одновременно зачитывать учебник с разных сторон. Когда я пришел к экзаменатору, я просто вывалил на него обрывки всех фраз, которые смог запомнить, причём не особо заботясь о грамматике. Мне тогда повезло — экзамены у нас принимали преподаватели училища, в недавнем прошлом летчики. Они восхитились моей наглостью и чёткостью доклада (а чёткость в армии — это главное), так я и сдал экзамен. Сейчас же все инопланетники воочию убедились, что "плавать" во время ответов могут не только они, но и земляне.

Бабус опять показал свой мерзкий характер. Стоило мне запнуться, как он тут же продолжил мою фразу чеканной фразой из учебника, так, как будто у него в голове был диктофон, записывавший все до единого слова лектора. В итоге ведущий занятие офицер косморазведки велел ему заткнуться, но он только снизил громкость, добавляя к правильным ответам язвительные комментарии о "дырявой голове".

Ну погоди, Бабус, сочтёмся.

Но посчитаться мне с ним в этот день не довелось. После окончания урока за мной пришел офицер, дабы сопроводить на отработку наряда. Фиу заявил, что ему будет очень интересно посмотреть, как меня будут наказывать, и собрался следом. Грумгор пронюхал, что мы идем в ангар сборки учебных кораблей, и напросился поучаствовать. За компанию с ними увязались и Птитр с Суэви. Даже стоунсенс подслушал по коммуникатору переговоры и покатил за нами. Такой тёплой компанией мы и завалились в ангар. Ребята — сборщики, увидев нашу банду и меня, несчастного, плотоядно заулыбались. Я не сомневался, что они специально для меня найдут самый большой, самый заковыристый агрегат с самым толстым слоем консервационной смазки.

Я строго по уставу доложился старшему в ангаре офицеру "о прибытии для отбытия наряда". Фиу скомандовал "смирно" всей остальной банде и так же четко доложился о "прибытии для составления компании". Офицер — техник сумел сохранить серьёзность и принял его доклад по всей форме, но я не сомневался, что завтра эта история будет хитом всей базы.

Как я и предполагал, нам подсунули отскребать от смазки и собирать самый противный и объёмный агрегат, один из маршевых двигателей. Все основные корпусные детали делали здесь, на Вентере, и только самые сложные детали мы получали по телепорту. Именно таковым и был наш двигатель, точнее, его камера сгорания без сопла, но с системами. Завернутый в бесконечное количество упаковки, покрытый немыслимым слоем смазки и упакованный в крепкий ящик чуть выше моего роста, он представлял собой серьёзную задачу даже для целой бригады профессиональных разрушителей, но я смело взялся за дело и за пару минут сумел одолеть первую стенку упаковки. Грумгор понял, что тут можно порезвиться, и принялся крушить упаковку вместе со мной. Фиу заявил, что работа руками — это удел слуг, нашел какую-то палку и начал выделывать с ней упражнения. Впрочем, от него в любом случае не было бы особого толку. Птитр немного полюбовался на то, как мы забавляемся, и присоединился. С ним дело пошло быстрее — сила в его руках была огромная.

Наконец я поддел и сорвал последний слой обертки, и перед нами предстал сам двигатель. С Грумгором чуть было не случился припадок от восторга. Он приплясывал, подпрыгивал, ходил вокруг двигателя, что-то напевал и явно не мог поверить своему счастью. Впрочем, было отчего: полированные блестящие бока разгонной камеры блестели и завораживали, а навороченные вокруг неё сложные системы навевали фантазии о хитроумном использовании всех мыслимых тайн Вселенной. Мы и сами были в таком восторге, когда зелёными курсантами впервые увидели препарированный двигатель космического перехватчика. Это уже потом, значительно позже, мы стали относиться к нему как к ненадёжной и бестолковой жестянке.

После этого моё наказание, можно сказать, закончилось. Всю остальную работу взял на себя Грумгор. Он снимал смазку такими аккуратными и нежными движениями, как будто ласкал двигатель, а когда мы с Птитром пытались прикоснуться к ветоши, смотрел на нас так косо, будто двигатель является его любимой женщиной, или как минимум, его собственной игрушкой. Мне было достаточно объяснять назначение и устройство основных агрегатов, чтобы поддерживать его в состоянии восторга. Он впервые столкнулся с механикой изнутри, до этого он корабли видел либо снаружи, либо в качестве пассажира. Даже такие простые понятия, как предохранительная система, система управления, система питания и система подачи, приводили его в экстаз. Когда отчищенные от смазки и протёртые спиртом части двигателя точно и со щелчком вошли друг в друга, восторг Грумгора перешел всякие пределы. "Точно! Точно попали! Друг в друга!" — повторял он раз за разом, стоя на месте и не сводя взгляда с собранного двигателя. Я начал беспокоиться за его душевное здоровье, но он оказался крепким парнем. Он довольно быстро вышел из ступора и потребовал объяснений, как можно сделать разные детали настолько точно.

Это была вся работа, которую я должен был сделать на сегодня, но день на этом не закончился. Не успели мы толком остыть после танцев вокруг двигателя, как по коммуникатору объявили сигнал общего сбора. Мы захлопнули шлемы скафандров (в ангаре нам, подопытным, разрешалось работать с открытыми скафандрами) и потопали на построение.

Причина срочного сбора выяснилась быстро и была более чем печальной. Один из курсантов погиб из-за того, что глупые паразиты с другого курсанта, нечто наподобие земных клещей, внедрились в его ткани и, не найдя привычной пищи, стали углубляться всё глубже и глубже. В этом не было ничего страшного, мало того, земные исследователи изучали эту ситуацию и сочли её неопасной, но тут вступило в действие главное правило больших систем: всякая лишняя вещь попадает туда, где может принести наибольший вред. Гадский паразит попал в сердце, которое к тому же именно у данного курсанта было слабое, и закупорил его. По этой причине нас всех собрались пропустить через медосмотр, и прямо сейчас.

В действительности нас не так уж и много, но если проводить медосмотр тщательно, то это занимает уйму времени. После томительного ожидания и ещё более утомительного медосмотра, во время которого меня только что на части не разобрали, я наконец вывалился в коридор, но вместо прямой дороги к своей кровати обнаружил там плачущего Фиу. Сидя на корточках, он подпирал спиной стену и трясся от рыданий. Я понял, что сегодня мне отдых не светит, и присел рядом.

— Привет, Фиу. Помнишь меня? Могу чем-нибудь помочь?

— завывая, продекламировал он.

— Не волнуйся, Волд, со мной всё в порядке. Немного чувственности необходимо для воина. Если не выпускать печали, то со временем они тебя переполняют, и рука становится нетвёрдой.

— Стой, а что это там про "блоху моей любимой"? Что там они у тебя забрали?

— У меня в медальоне на шее была блоха, собственноручно пойманная в шерсти её величества королевы Сауау, моей дамы сердца. Они отобрали у меня медальон, сказали, что даже на мёртвой блохе могут быть свои паразиты. Я осознаю, что без медальона мои жизненные функции не прекратятся. Просто я, понимаешь, как-то ощутимо почувствовал, что прежней жизни и дома у меня теперь нет.

— Я тебя понимаю. Я тоже попал сюда не совсем по своей воле. За день перед тем, как начать путь сюда, я тоже познакомился, как ты говоришь, с дамой моего сердца, и уже вряд ли её увижу.

Только произнеся эти слова, я понял, насколько мне не хватает Елены. Странно, до сих пор я думал, что считаю её не более, чем ещё одной ГМС — девчонкой, милым однодневным приключением. Нас учили в школе, нас учили в училище, что привязанности к сексуальным партнёрам — это постыдная эгоистичная животная функция, лишающая людей свободы, мобильности и способности бороться за благо Земной Цивилизации. Нас учили, что от таких привязанностей не бывает ничего хорошего, кроме драк и убийств из ревности, но о Елене думалось почему-то исключительно в восхищённых тонах. Было радостно просто от того, что она есть.

Я сходил в исследовательский отдел, поговорил с ребятами, и те без особой радости, но вошли в положение. Мне это стоило всего четырех талонов ГМС на спиртное. Блоху из медальона Фиу прокатали сначала через лазерный томограф, для изучения, а затем, вместе с медальоном, через радиационную машину приготовления консервированной пищи. Считается, что после неё не остается ничего живого. Пару минут спустя я вручил медальон Фиу.

Фиу церемонно раскланялся, помахивая своей шляпой, которую он упорно таскает поверх скафандра, и, не отрывая взгляда от медальона, заявил, что он у меня в долгу.

Больше всех не повезло Суэви. Его нашли наиболее уязвимым и обрызгали какой-то гадостью, от которой все мы потом кашляли несколько часов.

Грумгор заявился ближе к полночи, ужасно довольный тем, что нахамил офицерам и заработал целых два наряда в ангар, на сборку. С некоторым трудом мне удалось объяснить ему, что в ангар можно попасть и без хамства офицерам, и что его там будут рады видеть и так. Птитр на протяжении всей беседы издавал тихие мяукающие звуки. После беседы я подгрузил через коммуникатор "описание эмоций" вида Птитра. Как я и подозревал, это оказался аналог нашего громкого хохота.

На этом длинный день наконец-то закончился.