Волчица и пряности. Том I

Действие 4

В Милоне торговца не ждали и поначалу не горели желанием выслушать, но стоило рассказать о монетах, как недоуменные лица дельцов прояснились, а взгляды стали цепкими и настороженными. Немудрено: всё-таки предлагалось перехитрить Зерена и извлечь таким образом выгоду из сделки, которую тот предложил Лоуренсу. И если легко было заподозрить неладное в планах Зерена, то в предложении самого Лоуренса обернуть дело на пользу торговому дому Милоне не усомнился бы только наивный глупец. К тому же не стоило забывать о недавней продаже шкурок. И хотя это едва ли повлияет на их торговые отношения, однако оценщик не смог сдержать горькой усмешки при виде Лоуренса, и удивляться здесь было нечему.

Тем не менее, чтобы подогреть интерес Милоне, Лоуренс решил показать договор с подписью нотариуса. Он добавил, что надо бы разузнать, кто стои́т за Зереном, намекая, что дело серьёзное.

Действительно, мелкий мошенник не пойдёт с договором к заверителю. А если речь идёт о крупной махинации, то Милоне мимо такого не пройдёт, хотя бы из любопытства, — вот на что рассчитывал Лоуренс. И, как оказалось, не зря.

От этой сделки торговый дом мог получить огромную прибыль. Милоне же ухватится за любую, пусть и весьма сомнительную, возможность извлечь для себя выгоду из желания — нет, скорее, даже не желания, а готовности — обставить соперников.

Итак, полдела было сделано: предложение заинтересовало возможного партнёра. Оставалось доказать существование Зерена. Не теряя времени, Лоуренс и Холо вечером наведались в таверну и у той самой девушки с подносом спросили про их общего знакомого.

Зерена не было. Неудивительно: едва ли он заглядывал сюда как по расписанию. Однако служанка сообщила, что молодой торговец обычно раз в день да покажется. И в самом деле, едва зашло солнце, как тот появился на пороге.

Лоуренс завёл с ним разговор, а из-за соседнего стола в это время следили за их беседой. Через несколько дней в торговом доме Милоне должны были решить, верить ли истории о монетах, а для этого требовалось разузнать о Зерене побольше.

Молодой торговец не сомневался в том, что предприимчивый юноша работает на какого-то крупного дельца. Если это подтвердится, значит, Лоуренс верно угадал скрытый замысел, и тогда Милоне без труда убедится в его искренности и правоте.

Одно лишь тревожило торговца, Холо будто прочла его мысли.

— Успеют ли? — спросила девушка тем же вечером, когда они вернулись на постоялый двор.

Что и говорить, время решало всё. Может статься, что Лоуренс нигде не ошибся, но и тогда нельзя было ручаться за успех: кто знает, как дело сложится. Впрочем, какая-никакая прибыль выйдет при любом раскладе. Но, возможно, для Милоне этого окажется маловато, и люди оттуда ничего не станут предпринимать. А в одиночку Лоуренсу вряд ли удастся добиться желаемого. И напротив: быстрое согласие торгового дома приведёт к баснословной прибыли.

Вот какими были сильные и слабые стороны плана Лоуренса.

— Должны успеть. Я не зря пошёл именно к Милоне: знаю, что им это по силам.

В полумраке комнаты, освещённой свечами, он налил себе купленного в таверне вина, заглянул в кружку и одним духом опустошил её почти наполовину. Холо приложилась к своей, забравшись на кровать с ногами.

Выпив всё до дна, девушка взглянула на Лоуренса:

— Они и вправду так хороши в деле?

— Для торговли в чужой стране нужны прежде всего чуткие уши. Чтобы знать, о чём говорят торговцы в трактире за стаканом вина, о чём толкуют горожане на рынке. Собирать новости нужно быстрее соперников, иначе чужестранцам об успехе и думать нечего. А Милоне это удаётся превосходно. И узнать чью-нибудь подноготную (вот хоть бы и Зерена!) для них пара пустяков.

Пока Лоуренс объяснял, Холо успела осушить ещё одну кружку вина и вновь протянула её за добавкой. У девушки как будто было два горла.

— Надо же...

— Что? — откликнулся он.

Отрешённый взгляд, безучастный голос — Лоуренс едва не решил, что она о чём-то задумалась, но, похоже, виной всему был хмель, ударивший в голову. Холо с кружкой в руках, казалось, вот-вот клюнет носом.

— Однако, пьёшь ты за двоих... Я даже наливать не успеваю.

— Вино начнёшь пить — остановиться невозможно...

— Особенно это. Оно дорогое, я такое нечасто пью.

— Да? Неужели?

— Когда с деньгами туго, в кружке у меня плещется виноградная жижа. Она горькая — без сахара, мёда или имбиря и глотка не сделаешь. А вино — чистое, как слеза, когда в бокале даже дно видно, — считается роскошью.

Холо тут же заглянула в кружку и пробормотала:

— Ну и ну. Я-то думала, такое каждый день отведать можно.

Лоуренс усмехнулся:

— Ха-ха. Ну да, ты же у нас особа голубых кровей!

Холо не разделяла его веселья. Наоборот, лицо её застыло, сама она как-то съёжилась, поставила кружку на пол и свернулась на кровати калачиком. Лоуренс совсем не ожидал такого. Он уставился на стройную фигурку, пытаясь понять, в чём же дело. Решил было, что её одолела сонливость, но тут же отмёл эту мысль: очень уж непохоже.

Возможно, он сделал или сказал что-то не то, сам того не заметив? Торговец порылся в памяти, но тщетно.

— Что с тобой? — сдался он наконец.

Холо никак не отреагировала, даже уши — и те не шевельнулись. Кажется, она всерьёз обиделась. Допытываться дольше Лоуренс не стал, а вместо этого сосредоточился, изо всех сил перебирая в уме произошедшее недавно, и в конце концов вспомнил разговор с девушкой ещё до её превращения в волчицу.

— Неужели за слова о крови рассердилась?

На его просьбу показаться в облике волка девушка тогда ответила, что не желает больше видеть в чужих глазах трепет и страх; не желает, чтобы ей поклонялись как какому-нибудь особому существу.

Есть у бродячих музыкантов песня о богах: якобы каждый год они требуют праздника в свою честь, надеясь хоть как-то скрасить собственное одиночество. Эта песня и вспомнилась вдруг Лоуренсу.

— Прости. У меня и в мыслях не было ничего плохого...

Однако Холо по-прежнему лежала, не двигаясь.

— Ты... Как бы это сказать... Ничем ты от других не отличаешься... Нет, не то говорю. Девушка как девушка... Тоже не то. Девушка, каких сотни? Снова не то...

Лоуренс пришёл в смятение, безуспешно пытаясь подобрать подходящее слово. Всего-то и хотелось объяснить Холо, что она ничем не хуже других, но нужное сравнение никак не шло на ум. Он напряжённо размышлял, а острые уши тем временем шевельнулись, послышался тихий смешок. Наконец Холо повернулась к Лоуренсу, приподнялась на кровати и удивлённо хмыкнула:

— Красноречием не блещешь, где там... От самок благосклонности не жди: так они в твою сторону даже не посмотрят.

Лоуренс чуть не поперхнулся. Перед глазами тут же встала горничная из таверны, где он однажды застрял из-за сильного снега. Горько вспоминать, как его тогда отвергли. А всему виной неумение связать двух слов — тут Холо попала не в бровь, а в глаз.

Похоже, проницательная Волчица заметила его замешательство.

— Да, так и есть! — в голосе её слышалось изумление. — Хотя и я хороша, — повинилась она, чуть подумав, — Обиделась, будто мне нет и десяти лет от роду.

Слова её живо остудили пылавшие щёки Лоуренса, и он вновь неловко попросил прощения.

— Только мне ведь и правда это опротивело. Немногие из старых волков встречали меня ласково, а все прочие считали чужой. Я не вынесла этого и ушла из леса. Можно сказать... — На миг Холо застыла, глядя куда-то вдаль, затем опустила глаза и уставилась на свои руки. — ...отправилась искать себе друга, — сказала она наконец и усмехнулась.

— Друга, говоришь...

— Ага.

Лоуренс испугался было, что задел за живое, однако Холо ответила без тени грусти, даже напротив. А раз так, почему бы не удовлетворить своё любопытство, расспросив её.

— И как, нашла?

Она не сразу откликнулась, только смущённо рассмеялась, выдав себя с головой: тотчас стало ясно, что вспомнила своего друга.

— Нашла, — лицо Холо просияло.

Впрочем, Лоуренс не разделил её радости.

— Он был из деревни Пасроэ, мой друг.

— Это тот, что попросил о поле позаботиться?

— Он самый. Пожалуй, ума ему недоставало, зато жизнелюбия хватило бы на двоих. А увидев мой истинный облик, он ни капли не испугался. Чудаковат он был, не без того, но доброй души человек.

Она будто предавалась воспоминаниям о своей любви, и Лоуренс невольно сморщил нос. Однако не хотелось, чтобы Холо это заметила, потому пришлось поднести кружку ко рту и отпить немного.

— Но до чего же он был глупый... Диву даюсь.

Говорила она весело и в то же время застенчиво, словно ей было от чего краснеть. Не глядя на Лоуренса, притянула к себе хвост и потеребила шёрстку, а затем вдруг рассмеялась, словно ребёнок, вспомнивший о какой-то тайне, известной лишь ему да другу. Всё ещё улыбаясь, девушка опустила голову на подушку и свернулась калачиком. Наверное, её попросту сморило, и всё же Лоуренс почувствовал себя одиноко. Ему казалось, что во власти воспоминаний Холо забыла обо всём на свете. Но не будить же её из-за того, что самому грустно стало...

Вздохнув, он осушил свою кружку до дна.

— Друг... Друг, говоришь... — пробормотал он.

Торговец поставил кружку на стол, поднялся со стула, подошёл к кровати и накрыл одеялом изящную фигурку. От личика с разрумянившимися щеками было не отвести глаз, однако беззащитный вид спящей Холо только расшевелил тоску в душе, поэтому Лоуренс решительно повернулся к своей кровати.

Он задул жировые свечи и уже прилёг на бок, думая уснуть, но вдруг поднял голову с подушки от накатившей досады. И почему не выбрал комнату с одной кроватью? Холо бы объяснил, что денег больше ни на что не хватило. Крякнув про себя, он повернулся спиной к спящей спутнице и тяжело вздохнул, успев подумать, что, будь здесь лошадь, она бы заржала.

— Мы решили принять ваше предложение, — сообщил Маархайт Рихтен, управляющий филиалом Милоне в Пассио.

Лоуренс со своим предложением пришёл в торговый дом всего два дня назад, и расторопность работников его восхитила. Впрочем, других тут не держали бы.

— Очень рад такому решению. Значит ли это, что вы узнали, на кого работает Зерен?

— Он работает на торговый дом Медио. Здесь об этом доме знает каждый: он второй по величине в городе.

— Значит, Медио...

В Пассио располагалось главное отделение Медио, имелось и несколько филиалов в других городах. Основное занятие Медио — торговля пшеницей, тут им не было равных. Также этому торговому дому принадлежало немало грузовых судов.

Одна загвоздка: организацию, конечно, мелкой назвать нельзя, и всё же Лоуренс ждал, что это будет фигура покрупнее, например кто-нибудь из королевской семьи.

— И мы полагаем, что все нити ведут не к Медио, а дальше. Такой торговый дом не справится в одиночку: не хватит сил и средств осуществить замысел, который вы, господин Лоуренс, увидели за историей Зерена. Поэтому мы решили, что руководить ими должен кто-то из знати. Правда, у Медио многочисленные связи с аристократами, и пока что нам не удалось выявить среди них того самого заказчика. Но, как вы и подметили, главное — быть расторопнее противника.

Рихтен говорил с весёлой улыбкой, как будто и не сомневался, что всё сложится как нужно.

«Ещё бы ему сомневаться», — подумал Лоуренс. Речь шла о Милоне — торговом доме с такими финансовыми возможностями, какие и не снились простому торговцу. Да и во главе у них сплошь знать и высокопоставленные священники. Такому дому сделка с монетами ничем не угрожает. Однако робеть перед торговой мощью Милоне нельзя. В переговорах малейшая слабина приведёт к поражению, потому Лоуренс заявил без обиняков:

— А теперь я бы хотел обсудить свою долю в сделке.

Что и говорить, после переговоров мечты его расцвели пышным цветом.

Помощник управляющего проводил Лоуренса до порога, и, очутившись на улице, тот не выдержал и замурлыкал какую-то песню. Он потребовал себе двадцатую часть прибыли, которую Милоне получит от покупки и продажи торени, — в двадцать раз меньше, чем достанется самому дому, но и при таком раскладе счастливая улыбка не сходила с лица Лоуренса.

Ещё бы, ведь раз Милоне возьмётся за дело по его плану, то ожидать следует не тысячу или две, а двести-триста тысяч монет. При грубом подсчёте общая прибыль составит десятую часть от этой суммы, и тогда успех Милоне обеспечит Лоуренсу не меньше тысячи монет. А если выйдет больше двух тысяч, можно и о лавке подумать — на скромную, без излишеств, этого хватит, да ещё немного останется.

Правда, доля Лоуренса — крохи со стола Милоне. Торговый дом гонится за иной прибылью, ради пары-другой тысяч монет они и пальцем не шевельнут.

Но простому торговцу об их баснословной прибыли остаётся только мечтать, таким деньгам в его маленьком кошельке места не хватит. Зато если они попадут в карман Милоне, то Лоуренс окажет дому огромную услугу, а это пригодится: можно будет попросить что-нибудь в ответ, когда захочется открыть свою лавку.

Он и мурлыкал не переставая — разве можно тут удержаться?

— Весело тебе, как я погляжу, — в голосе шагавшей рядом Холо послышалось удивление.

— А кто станет грустить на моём месте? Сегодня у меня лучший день в жизни.

Он распростёр руки. Лоуренсу на самом деле казалось, что сейчас нет ничего невозможного. Ведь о собственной лавке он раньше лишь грезил, а теперь до мечты было рукой подать.

— Что ж, главное, всё идёт как по маслу. Вот и хорошо, — вяло отозвалась Холо, прикрыв рот ладонью (наверное, сказывалось похмелье).

— Говорил же: останься и полежи, раз тебе плохо.

— За тебя тревожно было — ещё оставят в дураках.

— То есть как «оставят в дураках»?

— Ох... Так и оставят. Уй...

— Ну и ну... Слушай, потерпи ещё немного. Я знаю поблизости одно местечко, куда можно зайти посидеть. Там и передохнём.

— Ох... Ладно, — кивнула Холо.

Голос её настолько ослабел, что он подумал: не притворяется ли? Но капюшон не давал разглядеть. Дальше она шла, опираясь на руку Лоуренса, он шагал вперёд и думал, что, хотя мудрости этой Волчице не занимать, самообладания у неё нет и в помине.

— Ну и ну, — пробормотал он вновь, но не дождался от Холо слов протеста.

Они зашли в дом, где под одной крышей расположились и пивная, и ночлежка. Подают в таких местах скорее лёгкую закуску, чем выпивку, а входные двери с утра до вечера не знают покоя из-за гуляк, странствующих торговцев и простых путников, желающих отдохнуть. Сама пивная оказалась довольно тесной, и около трети мест было уже занято.

— Нам бы сока из каких-нибудь фруктов на одного и хлеба на двоих.

— Угу, ждите, — хозяин за стойкой деловито кивнул и повернулся к кухне, чтобы передать заказ.

Слушая его краем уха, Лоуренс отвёл Холо в дальний угол и усадил на свободный стул. Плюхнувшись на место, девушка тут же навалилась грудью на стол и уронила голову. Будто она кошка, а не волчица.

— Слабой тебя вроде бы не назовёшь... Просто выпила вчера лишнего, вот оно и сказалось.

В тот же миг под капюшоном Холо шевельнулись уши, но поднять взгляд было, кажется, выше её сил. Она повернула голову, касаясь стола щекой; Лоуренсу послышался то ли вздох, то ли стон.

— Яблочный сок и хлеба на двоих, как и просили. Пожалуйста.

— Сколько с меня?

— Вперёд заплатите? Всё вместе тридцать два рюта.

— Да, подождите немного.

Рюты, отчеканенные из серебра, легко спутать с медными монетами — до того они тёмные, — и, пока Лоуренс искал нужные деньги в кошельке для мелочи, пристёгнутом к поясу, хозяин пивной успел приглядеться к Холо и рассмеялся:

— Похмелье?

— Выпила лишнего.

— С кем не бывает, дело молодое. Рано или поздно за всё приходится расплачиваться — и за опьянение тоже. Молодые торговцы всегда уходят от нас изрядно набравшимися, еле на ногах держатся.

Каждый странствующий торговец, пожалуй, испытал это на себе. Сам Лоуренс тоже не без греха — бывало и с ним такое, не раз и не два.

— Вот, тридцать два рюта.

— Угу... Все до одной. Ну что же, останетесь тут ненадолго? Отдохнёте. Верно, до дома вам добраться сил не хватит?

Лоуренс кивнул, и хозяин, рассмеявшись, вернулся к стойке.

— Ты бы горло промочила. Разбавили сок хорошо, он вкусный.

В ответ Холо подняла взгляд. Даже страдальческая гримаса не испортила её лицо. Напротив, даже придала ему какую-то особую прелесть. Видел бы её сейчас Вайс, — наверное, бросил бы всю работу и принялся ухаживать, как за больной, не требуя благодарности и радуясь одной улыбке. Лоуренс рассмеялся, едва представив такую картину, и Холо, потягивавшая сок, одарила спутника холодным взглядом:

— Ох... Вспомнила, что такое похмелье. Сколько же веков прошло...

Осушив кружку наполовину, Холо с заметным облегчением вздохнула:

— Волку похмелье как-то не к лицу. Вот медведь ещё может напиться...

Жители деревень подвешивают к крыше домов бурдюки с виноградом, чтобы сок ягод перебродил и превратился в вино. Запах от них изумительный, и медведи иногда утаскивают их в лес. Рассказчик порой прибавит, что кое-кто шёл по следам мохнатого вора и в конце концов натыкался в лесу на пьяную зверюгу.

— Так с этим медведем вместе мы и пили больше всех. Хотя порой люди делали подношения.

О попойках медведей и волков услышать, пожалуй, можно только в сказках. Интересно, что бы тут с казали служители Церкви?

— И всё же похмелье меня от выпивки не отвадит.

— Человека тоже, — рассмеялся Лоуренс.

Веселье передалось и девушке — её губы сложились в ухмылку.

— Кстати... Постой, как же это... Хотела тебе сказать что-то... но из головы напрочь вылетело. Только дело, кажется, было важное...

— Если и впрямь важное, ещё вспомнишь.

— Да... — протянула Холо. — Правда ведь? И правда. Но куда там. Голова гудит как колокол.

Головка её с каждым словом клонилась всё ниже и, наконец, снова опустилась на стол. Холо вздохнула и закрыла глаза. Тяжело ей пришлось. Хозяин пивной, конечно, хватил через край, предположив, что они не смогут добраться до своей гостиницы, но хорошо всё-таки, что уезжать им ещё не скоро, ведь телегу в дороге сильно трясёт.

— Ну, теперь дело за Милоне, а я уже сделал всё, что мог. Говорят ведь: удачу можно только ждать, силком её не поймаешь.

— Ух... Вот стыд-то...

Голос стал жалобнее прежнего, — наверное, Холо нарочно говорила таким тоном, однако казалось, что ей всё ещё нездоровилось.

— Похоже, ты ещё день отходить будешь.

— У... Ух. Самой противно, только что же поделаешь? — пробормотала она, не поднимая головы, а затем приоткрыла один глаз и взглянула на Лоуренса. — У тебя дела есть?

— А? Ах да, думал заглянуть в гильдию, а потом за покупками отправиться.

— За покупками? Тогда ступай один. Я здесь побуду, передохну — и домой, на постоялый двор.

Она с трудом подняла голову со стола, дотянулась до кружки и пригубила сока.

— Или ты что, хотел меня с собой взять?

Видно, у Холо вошло в привычку подтрунивать над ним вместо прощаний. Но, чего таить, угадала она верно, и Лоуренс кивнул.

— Фи, скука...

Он и бровью не повёл, и девушка со скучающим видом надула губы. Могло показаться, что Лоуренс просто не нашёл достойного ответа, однако торговец решил, что не сто́ит горячиться: обидные слова Холо произнесла безучастным голосом, без особого удовольствия отхлёбывая из кружки. Он принялся за свой кусок хлеба и усмехнулся, глядя, как Волчица вновь уткнулась в стол лицом.

— Только вот хотел купить тебе гребень и шапочку. Потерпит до следующего раза?

Тут же под капюшоном шевельнулись уши.

— Ты что это задумал? — Она приоткрыла веки и настороженно посмотрела на Лоуренса. Раздался шорох — то ожил волчий хвост. Как знать: быть может, его хозяйка совсем не умела скрывать своих чувств.

— Чем я заслужил такие слова?

— А про мужское племя есть присказка: опасайся их не тогда, когда они за добычей гонятся, а когда они ею лакомятся.

В отместку за язвительную речь Лоуренс наклонился к Холо и в самое ухо прошептал:

— А у благоразумной волчицы хвост с ушами не должны безобразничать.

Она ойкнула и поспешно вскинула руку к голове, чтобы удержать спадающий плащ.

— Считай, что теперь мы в расчёте, — гордо заявил Лоуренс.

Холо ответила ему раздосадованным взглядом, обидевшись.

— Твоим волосам любая красавица позавидует. Я и подумал: жаль, что гребня нет.

Он чуть ли не ликовал оттого, что сумел отразить её колкость. Однако не стоило радоваться на глазах у Холо, иначе потом достанется, так что Лоуренс быстро направил разговор в другое русло. Но в ответ на его слова девушка фыркнула:

— А, ты про волосы. Фи, — и вновь улеглась на стол.

— Ты ведь их просто завязываешь. Даже не расчёсываешь.

— Что мне волосы... А гребёнка — вещь хорошая, только я для хвоста её хотела.

Лоуренс снова услышал шелест.

— Ладно, будь по-твоему.

Волосы Холо изящно спадали на плечи. Упомянув о зависти красавиц, Лоуренс лишь искренне восхитился. Кроме того, не каждый может позволить себе отрастить длинные локоны — разве что аристократы станут мыть голову каждый день. Так что выходит, что длинные пряди говорят о высоком происхождении их хозяина.

Поэтому Лоуренс, как всякий простолюдин, зачарованно смотрел на длинные роскошные волосы, обрамлявшие девичье личико. Однако Холо, их обладательнице, было и невдомёк, что природа наделила её богатством, которому бы позавидовали и знатные девушки.

Прикрыть бы её уши не плащом, а накидкой и вместо грубой одежды торговца одеть бы Холо в платье — чем она тогда не монахиня, воспетая в балладах? Но то были лишь мечты, которые Лоуренс ни за что не осмелится высказать вслух: уж Холо обязательно воспользуется его промашкой.

— Ну так что?

— А?

— Когда за гребнем пойдём?

Голова Холо по-прежнему покоилась на столе, однако устремлённый на Лоуренса взор горел нетерпением.

Торговец же склонил голову набок и простодушно ответил:

— Да на что он тебе? Сама ведь сказала...

— Про гребень разговора не было. Гребень мне совсем не помешает, особенно с частыми зубьями.

Зачем нужен гребень, если к волосам он и не притронется? А чтобы хвост вычёсывать, нужен не он, а щётка скорняка.

— Ладно, куплю тебе щётку для меха. Я знаю хороших скорняков, познакомить?

За выделкой мехов нужно обращаться либо к самим скорнякам, либо к ремесленникам, что мастерят для них инструменты.

Хотя Лоуренс предложил это в шутку, но Холо так сверкнула глазами, что он смешался и замолк. Казалось, она вот-вот бросится на него и укусит.

— По-твоему, мой хвост — что шкура для выделки? — спросила она тихо и безучастно — явно не из страха, что какой-нибудь прохожий услышит про хвост.

Вышло так внушительно, что Лоуренс даже опешил. Но тут же сообразил, что Холо просто не в духе, а значит, бури не предвидится.

— Всё... Сил моих нет...

Так и есть, ничего страшнее Холо придумать не смогла. Пожалуй, ей оставалось разве что пустить слезу, и Лоуренс, желая сразу это пресечь, поднёс кружку с соком к губам и как бы между прочим спросил:

— Будешь капризничать?

Он подумал, что уязвлённая девушка растерялась, однако эту мысль решил держать при себе. Неизвестно, вправду ли Лоуренс задел Холо, но она приоткрыла глаза, уставилась на него, а затем резко отвернулась.

Жест этот, совсем детский, почему-то вызвал умиление — в ответ оставалось лишь рассмеяться, а ещё пожелать, чтобы её недовольство всегда заканчивалось таким образом.

Помолчав ещё немного, Холо тихо выдавила:

— Не могу больше. Тошнит.

Лоуренс вскочил со стула, чуть не расплескав сок, и крикнул хозяину пивной, чтобы принесли бадью.

Когда солнце зашло и дневной гвалт стих, а из-за окна уже не доносилось ни звука, Лоуренс наконец поднял голову от стола.

Он расправил плечи и потянулся, не выпуская пера из пальцев. От хруста в онемевшем теле на душе стало весело. Бодрости только прибавилось, когда он покрутил головой, разминая шею.

Затем Лоуренс перевёл взгляд на стол, на котором лежал лист бумаги с наброском торговой лавки — хоть и грубо сделанный, но понятный каждому чертёж. Сбоку от рисунка было подробно расписано, какой город лучше всего подошёл бы для торговли, какие товары следует продавать, как расширять дело.

Отдельно подсчитывались расходы разных видов: сюда вошла как стоимость помещения для лавки, так и плата за право поселиться в городе, а кроме этого, ещё множество более мелких трат.

Мечта Лоуренса — собственная лавка, а точнее, её план — взирала на него с клочка бумаги.

Неделю назад казалось, что ещё долго ему строить воздушные замки, но вот судьба подбросила сделку с Милоне. Если удастся выручить тысячи две торени, останется лишь продать украшения и драгоценные камни, которые он хранил как сбережения.

Прибыль от сделки и деньги от продажи нажитого добра покроют все расходы на лавку. Закончится жизнь странствующего торговца Лоуренса, и начнётся новая — городского лавочника Лоуренса.

— Мм... Что там за шум...

Залюбовавшись рисунком, Лоуренс не заметил, как поднялась Холо. Она тёрла веки: видно, ещё не проснулась, зато чувствовала себя хорошо. Моргнув пару раз, девушка посмотрела на него и неуклюже приподнялась на кровати. Кажется, глаза у неё припухли за время сна, но на лице появился здоровый румянец.

— Ну, как ты?

— Уже лучше. Только есть хочется...

— Проголодалась — это хорошо, — рассмеялся он и добавил, что хлеб на столе.

Этот ржаной хлеб стоил довольно дёшево, так как был низкого сорта, к тому же довольно жестковатым и горьковатым, однако Лоуренс часто его покупал — любил его горчащий мякиш.

Распробовав, Холо что-то недовольно промычала, но, поскольку другой еды всё равно не было, пришлось смириться.

— А попить...

— Миску видишь?

Заглянув в миску, что стояла рядом с хлебом, Холо глотнула немного воды и подошла к Лоуренсу, жуя кусок булки.

— Это что, лавка нарисована?

— Ага, моя работа.

— Ого, неплохо же у тебя выходит, — с набитым ртом выдала она, разглядев картинку поближе.

Когда в чужой стране от слов нет толку, выручают рисунки. Бывает, что никак не выходит верно назвать нужный товар и толмача[1] найти не всегда удаётся. Поэтому каждый торговец сносно рисует.

Лоуренс, как только ему удавалось получить большую прибыль, непременно брался за перо и чертил план своей лавки, получая от этого удовольствие даже больше, чем от вина. Хотя он и сам считал, что рисует прилично, чужая похвала обрадует любого.

— А что за буквы вот тут?

— Здесь я расписал, что буду делать и сколько денег придётся потратить. Навскидку, конечно.

— Надо же. А вот ещё город какой-то вижу. Какой это город?

— Я не настоящий город рисовал, а тот, что больше всего подошёл бы моей лавке.

— Хм. Но раз так обстоятельно принялся за дело на бумаге, то, выходит, скоро думаешь лавку открыть?

— Если с Милоне дело выгорит, пожалуй, открою.

— Надо же...

Холо безрадостно кивнула, затолкала в рот остатки хлеба и повернулась к столу. Послышалось хлюпанье: похоже, она пила воду.

— О собственной лавке мечтают все странствующие торговцы. И я не исключение.

— Как же, понимаю. Даже подходящий город у тебя там есть. Стало быть, рисуешь не впервые.

— Всё кажется, что однажды нарисованное станет явью.

— Похожие слова я слышала из уст одного художника, давнего моего знакомого. Он говорил, что хочет перенести на картину весь мир и тогда тот будет принадлежать ему.

Принявшись за второй ломоть хлеба, Холо присела на кровать:

— Его мечте, наверное, сбыться пока что не суждено. Зато твоей недолго ждать осталось, да?

— Наверное. Как представлю, так на месте не сидится. Подмывает пойти в Милоне и поторопить их, чтобы быстрее работали.

Тут Лоуренс, пожалуй, хватил лишнего, но не соврал. Наверное, поэтому Холо лишь одобрительно хихикнула:

— Что тут сказать? Удачи в делах. И всё-таки, неужели лавку держать так выгодно? По городам ездишь и торгуешь — тоже ведь прибыль?

— Да если бы дело было в одной прибыли...

Холо склонила голову набок:

— А в чём? Мешает что-то?

— Обычно странствующий торговец два-три десятка городов объезжает. Проку нет оставаться на одном месте, ведь так ни гроша не заработаешь. Вот и получается, что почти круглый год дом заменяет гружёная телега.

Он взял кружку со стола и осушил её — вина там оставалось чуть-чуть.

— При такой жизни и друзей толком не заведёшь, разве что знакомых, — объяснил Лоуренс.

Лицо Холо омрачилось, как будто она поняла, что спросила что-то не то. Всё же она хорошая девушка. Он заговорил вновь, стараясь выдержать шутливый тон и показать, что волноваться тут незачем:

— Вот открою я свою лавку — стану горожанином, как все. Тогда и друзей смогу завести, и жену себе поискать. А ещё, самое главное, невесть где меня точно не похоронят — отведут место для могилы. Хорошо бы, конечно, и жена моя после своей смерти там же оказалась, да только удастся ли мне найти такую... как знать.

Холо негромко рассмеялась. Действительно, когда странствующий торговец приезжает в новый город и высматривает редкие товары, принято говорить о нём, будто жену себе ищет. В присказке кроется мысль, что делец нечасто бывает доволен находкой.

На самом же деле открыть лавку в городе — полдела, так сразу расположения местных горожан не завоюешь. Но всё равно оседлая жизнь для странствующего торговца — верх мечтаний.

— И всё-таки, если лавка у тебя появится, для меня в этом хорошего мало.

— Что? Почему же это?

Лоуренс обернулся: Холо по-прежнему улыбалась, но теперь эта улыбка казалась вымученной.

— Ты из своей лавки и шагу ступить не сможешь. Так что дальше мне либо странствовать в одиночку, либо нового попутчика искать.

Лоуренс вспомнил, что Холо хотела поездить по свету, прежде чем вернуться на северную родину. Однако девушка она очень умная, да и деньги при себе имеет — те, что заработала на продаже шкурок. Неужели одна не справится?

— Ты ведь и в одиночку не пропадёшь? — спросил он беззаботно.

Холо, всё ещё разжёвывая хлеб, слегка потупилась, а потом выдохнула:

— В одиночку надоело.

Она вдруг показалась ему совсем ребёнком. А всё этот тон и манера болтать ногами в воздухе. И её фигурка на кровати вдруг стала совсем маленькой — вот-вот растает от свечей.

А ведь совсем недавно Холо просто светилась от радости, когда вспомнила давнего друга.

Старые привязанности лелеют те, кого гложет одиночество. И когда девушка свернулась калачиком на постели, она словно хотела укрыться от нахлынувшей тоски.

Лоуренс же слегка растерялся: он не привык к тому, чтобы перед ним выворачивали душу наизнанку. Он заговорил осторожно, боясь задеть резким словом:

— Знаешь, я смогу проводить тебя до северных краёв. Почему бы нет.

Согласился скорее вынужденно, но девушка вскинула на него глаза, будто не веря своему счастью, и этот взгляд стал ему наградой за всё. Сердце торговца забилось сильнее, чем в предвкушении крупной сделки, и уже с лёгкой душой он признался:

— Кто знает, как всё сложится: быть может, и деньги будут, но с лавкой придётся повременить.

— Правда?

— Зачем же мне врать?

Он невольно фыркнул от смеха, после чего не выдержала и Холо, хотя она смеялась больше от облегчения, а в её потупленном взгляде читалась грусть. Лоуренсу вдруг некстати подумалось, что у девушки на удивление длинные ресницы.

— Ну, послушай... Не унывай!

Торговец-горожанин, пожалуй, проявил бы больше обходительности, да вот беда: жизнь странника лишила Лоуренса общества женщин, и вести себя с ними он так и не научился. Правда, обошлось: Холо подняла взгляд и кивнула со светлой улыбкой.

От этой кротости девушка, и так-то худенькая и невысокая, внезапно стала совсем хрупкой: казалось, тронь — и разобьётся. Волчьи уши, которые ещё недавно стояли торчком, теперь поникли, а роскошный хвост беспокойно ходил из стороны в сторону.

Стало тихо. Лоуренс не отрываясь смотрел на Холо, она же уставилась куда-то в сторону, словно встретиться с ним взглядом сейчас было выше её сил. Решилась только один раз — и тут же опустила глаза. Ему вдруг показалось, что эту картину он видел раньше, и стоило чуть напрячь память, как вспомнился первый день в Пассио и лицо Холо, когда та просила яблоки.

Тогда она хотела яблок — чего же ей не хватает сейчас? Если торговец не может угадать, чего от него хотят, то какой же он торговец?.. Лоуренс сделал глубокий вдох и поднялся со стула. Раздался скрип, уши с хвостом встрепенулись: видно, она чуть испугалась и кинула взгляд на Лоуренса, а едва заметила, что он приближается, поспешно отвела глаза. Встав прямо перед ней, он протянул вперёд руки — жест неуверенный, робкий.

— У тебя глаза припухшие. Во сне плакала?

Он взял Холо за руку, сел рядом, притянул к себе худенькую фигурку и приобнял. В ответ не последовало и звука, она лишь кивнула.

— Глаза...

— А?

— Вот я... глаза открою... а рядом никого нет. Ни Юэ, ни Инти, ни Паро, ни Мюра. Нигде нет.

Кажется, говорила она о снах. Лоуренс услышал, как Холо хлюпнула носом, и погладил её по голове. Скорее всего, она говорила о друзьях-волках, и, возможно, те тоже были богами. Правда, уточнять он не стал, уважая её чувства.

— Я ведь прожить могу десятки, сотни столетий. Потому и пустилась в путь по всей земле. Верила, что непременно вновь с ними увижусь. Но... нет их. Никого нет.

Холо крепко вцепилась в одежду Лоуренса. Пальцы, сжатые в кулаки, дрожали.

Помнится, и ему порой виделось такое по ночам. В своих снах он не раз приезжал на родину, а там торговца по имени Лоуренс никто и не помнил. Впрочем, можно приехать в родную деревню спустя два-три десятка лет и не найти её на месте. Говорят, такое нередко случается: войны, эпидемии и голод стирают с лица земли целые поселения. Потому-то странствующий торговец и мечтает о собственной лавке, ведь для него это надежда обрести новую родину, новый дом.

— Невыносимо даже думать, что как-нибудь вновь глаза откроешь — и никого... Надоело одиночество. В одиночку холодно. В одиночку... тоскливо...

Холо всё изливала душу, а Лоуренс только и мог, что поглаживать её по голове. Решил ничего не говорить: вряд ли бы она услышала его в таком состоянии, а самое главное — разве смог бы он отыскать верные слова утешения?

Временами, когда Лоуренс сидел на козлах или когда он приезжал в новый город, тоска накатывала и на него. Торговец по себе знал, что тут ничего не поможет, — оставалось только пережить этот миг, ожидая, пока буря в душе уляжется сама собой.

И верно: они ещё постояли вот так, прижавшись друг к другу, но Холо, кажется, наконец успокоилась, разжала пальцы и подняла голову. В ответ Лоуренс опустил руки, а она, продолжая сопеть, высвободилась из его объятий.

— Стыд какой... — Голос её стал уже прежним, хотя глаза и нос были ещё красные.

— Дурные сны и у странствующих торговцев бывают.

Холо смущённо хихикнула и шмыгнула носом.

— Ну и ну, да у тебя же всё лицо липкое! Погоди-ка.

Лоуренс поднялся с кровати и протянул Холо лист бумаги со стола, весь исписанный и разрисованный. Однако чернила уже высохли, так что утереться им было можно.

— Ну... А как же...

— Я всё равно их не храню. Да и кто знает, как пройдёт сделка. Шкуру неубитого медведя делить не вредно, только нужно знать меру, — рассмеялся Лоуренс.

Холо фыркнула, заразившись его весельем, затем взяла протянутый лист бумаги, тут же высморкалась, протёрла глаза и заметно посвежела. Выдох, глубокий вдох — и она хихикнула, словно стараясь скрыть смущение. Лоуренсу даже вновь захотелось её обнять, но он решил, что не сто́ит: Холо ведь уже пришла в себя и, наверное, ни минуты не сомневаясь, отвергла бы его поползновения.

— Теперь я у тебя в большом долгу.

Было непонятно, догадывалась ли Холо о его мыслях. С невозмутимым видом она подобрала раздавленный кусочек хлеба и сунула в рот. Лоуренс же смотрел на неё, в душе радуясь, что на сей раз избежал колкостей. Девушка доела хлеб, стряхнула крошки с ладоней и чуть заметно зевнула. Кажется, слёзы порядком истощили её силы.

— Поспать бы ещё. А ты спать будешь?

— Да, пора бы. Зачем тянуть — только на свечи зря тратимся.

— Хе-хе. Типичные мысли торговца, — улыбнулась Холо и легла в кровать.

Взглянув на девушку напоследок, Лоуренс задул свечу. От внезапной темноты глаза, привыкшие к свету, будто ослепли. Ночь ожидалась ясная, на небе должны были сиять звёзды, однако в щель между закрытыми ставнями не проникало ни лучика. Лоуренс не стал ждать, пока глаза привыкнут к мраку, и решил на ощупь пробраться к своей постели, которая стояла прямо у окна в дальней части комнаты.

Он осторожно переступал ногами, стараясь не ушибиться о кровать Холо, а когда добрался до собственной, то в темноте нашарил руками её края и медленно опустился на неё, подобрав ноги.

Помнится, однажды он свалился на кровать со всего маха и ударился об угол так, что потом долго ходил, потирая больное место. С тех пор стал осторожнее, хотя сам того не замечал.

Когда Лоуренс подвигался на кровати, желая устроиться поудобнее, оказалось, что на ней уже кто-то лежал.

— Эт-то ещё что...

— Придержи язык.

Сердитые нотки лишь добавили очарования приятному голосу, а руки потянули Лоуренса вниз, так что в конце концов он устроился на кровати, тесно прижимаясь к Холо.

Это ли хрупкое тело он обнимал чуть раньше? Сейчас оно казалось крепким, сильным и вместе с тем мягким и податливым. Одно слово — девичье.

Сердце забилось чаще (и тут он ничего не мог поделать; в конце концов, Лоуренс — мужчина), он и сам не заметил, как крепко обнял Холо.

— Задушишь.

От её упрёка Лоуренс словно очнулся и чуть ослабил объятья, но освободить девушку и не подумал.

Правда, Холо не вырывалась, лишь подвинула голову ближе и прошептала на ухо:

— Глаза у тебя к темноте привыкли?

— То есть...

Слово «как» не успело сорваться с языка: тонкий палец прижался к губам Лоуренса.

— Накануне я хотела тебе кое-что сказать, да из головы вылетело. Теперь вспомнила.

Свистящий шёпот чуть ли не резал уши, но прозвучал бы нежной музыкой, если бы не странный тон Холо. Впрочем, тон этот не дал ему обмануться: на самом деле о нежности и речи не было.

— Поздно я заметила. За дверью стоят трое. Кажется, гости пожаловали непростые.

Только сейчас он заметил, что Холо лежала в плаще. Она чуть поёрзала, и вот уже вещи Лоуренса оказались свалены ему на грудь.

— Мы сейчас на втором этаже. Счастье, что на улице безлюдно. Ты готов?

Сердце его вновь забилось от волнения, но волнения другого, чем прежде. Лоуренс с головой накрылся одеялом, под ним оделся и натянул на себя плащ, а когда приторочил кинжал к поясу, Холо громко — так, чтобы услышали за дверью, — сказала:

— Пусть луна осветит мою красоту... для тебя!

В тот же миг раздался хлопок — распахнулось деревянное окно. Холо поставила ногу на подоконник и спрыгнула, не медля ни секунды. Лоуренс поспешил встать с кровати и последовать примеру девушки. Вниз он соскочил в тот же миг — скрип открывшейся двери и последовавший за ним топот бегущих ног будто подтолкнули его в спину.

Торговцу показалось, что он парит в воздухе, и стало не по себе, но тотчас твёрдая земля ударила по пяткам. Не удержавшись на ногах, Лоуренс по-лягушачьи подскочил на месте, резко покачнулся и упал. К счастью, ничего не подвернул и не ушибся, однако Холо так и покатилась со смеху. Впрочем, смех смехом, а руку она ему всё же протянула:

— Бежим. Телегу придётся бросить.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба, и Лоуренс потрясённо посмотрел в сторону конюшни. Сразу вспомнилось, до чего крепкая и ладная была у него лошадь и как дёшево ему досталась, но всего важней, что эта лошадь служила ему чуть ли не с самого начала странствий.

При одной лишь этой мысли хотелось сию же минуту побежать к конюшне, но умом он понимал, что этого делать не сто́ит. Холо верно говорила, с этим бы любой согласился.

Скрепя сердце Лоуренс сдержал свой порыв.

— Убивать лошадь им незачем. А когда всё поутихнет, за ней можно будет вернуться, — добавила Холо.

Похоже, она не заметила, что он одумался, иначе промолчала бы, но только и оставалось надеяться на её слова. Лоуренс кивнул, с глубоким вздохом взялся за протянутую руку девушки и встал на ноги.

— Да, чуть не забыла.

Она сняла с шеи кожаный мешочек, развязала шнурок и вытащила примерно половину того, что было внутри.

— Придержи у себя, а то неизвестно, как всё обернётся.

Лоуренс и рта раскрыть не успел, а Холо уже засунула ему в грудной карман зёрна из мешочка. От них шло тепло, и, возможно, то было тепло её тела. В конце концов, ведь в них, в пшеничных зёрнах, Волчица и жила.

— Ну, чего стоишь? Бежим.

Холо улыбнулась ему, как верному другу. Лоуренс хотел сказать что-нибудь в ответ, но смог лишь молча кивнуть, и они бросились бежать.

— Так вот, о чём я вспомнила. Если для торгового дома пара пустяков узнать подноготную юноши, то и обратное возможно, правда? Противники, нанявшие Зерена, ведь тоже должны быть настороже — как же без этого? И раз твоё предложение сулит выгоду их сопернику, им придётся заткнуть тебе рот.

При лунном свете по мостовой бежать было нетрудно. Пустынная дорога впереди сворачивала направо, и, хотя в кромешной темноте Лоуренс не разбирал пути, Холо тянула его за руку, так что оставалось лишь поспевать следом, спотыкаясь на ходу.

Они миновали одну улочку, и тут откуда-то сзади высыпала горстка людей. В их невнятных выкриках Лоуренс различил слово «Милоне». Похоже, преследователи тоже понимали, что беглецам одна дорога — в чужеземный торговый дом.

— Вот беда. Дороги не разберу, — пробормотала Холо.

Они стояли на развилке, не зная, в какую из трёх сторон повернуть. Лоуренс поднял голову, взглянул на созвездия, мысленно сверился с календарём и представил в уме карту Пассио.

— Сюда, — бросил он.

Они повернули на запад — дорога вела в старую часть города, где дома щеголяли множеством пристроек, а улочки извивались, как змеи. И всё же Лоуренс бывал там не раз и посчитал, что сейчас нужно петлять по переулкам, изредка выглядывая на широкие улицы, чтобы проверить, не сбились ли они с пути. Так он рассчитывал добраться до Милоне, но и преследователи, похоже, поняли, что к чему.

— Стой. За нами следят.

Сто́ит повернуть за угол направо, пройти немного — и перед глазами предстанет широкая улица. А там, через четыре постройки по левую руку от беглецов, и находится Милоне. Склад крупного торгового дома должны караулить денно и нощно. Успеть бы добежать, тогда преследователи останутся ни с чем. В городе, где процветала торговля, лучшей охраной служило имя на вывеске, ведь каждый знал, сколько денег за каким именем стоит.

— Немного осталось, совсем пустяки.

— Хи-хи. Давно я за дичью не гонялась, а уж сама ею оказалась впервые.

— Что-то ты разговорилась не вовремя. Делать нечего, пойдём в обход.

Лоуренс повернул назад, чуть погодя — направо. Рассчитывал нырнуть в соседнюю улочку, а оттуда кружным путём вновь подобраться к Милоне. Однако в подворотню направо он шагнул, а дальше уйти не вышло — Холо схватила его за одежду и прижала его к стене.

— Видели их? Они здесь, точно здесь! Ищите!

Однажды в лесу на него напали волки, и сейчас было страшно в точности как тогда. По соседней улочке, совсем близко, пронеслись двое, что-то яростно выкрикивая на ходу. Лоуренс наткнулся бы на них, не останови его Холо.

— Проклятье, как же их много! И город знают отлично.

Волчица спустила капюшон с головы, приоткрыв уши, и огляделась по сторонам.

— Да уж, — протянула она. — Нам не позавидуешь.

— Разделимся?

— Есть у меня мысль, и мысль хорошая.

— Какая же?

Вдалеке слышался топот. Видимо, большую улицу рядом оцепили со всех сторон, и Лоуренс вместе с Холо окажутся в тесном кольце, сто́ит лишь высунуть нос из переулка.

— Я выйду на большую улицу, отвлеку их на себя, а ты тем временем...

— Постой, да как же?..

— Слушай, если мы просто разбежимся, тебя первого и поймают. Я-то сумею ускользнуть, а ты попадёшься. Кому же тогда вести переговоры с торговым домом? Если я не побоюсь обнажить хвост и уши перед всеми, спасёшь ли ты меня потом? Или даже надеяться не сто́ит?

Лоуренс безмолвно смотрел на неё. Он уже сообщил Милоне, какую монету выпустят с пониженной долей серебра, и теперь любой проступок мог стоить ему их поддержки.

Оставалось лишь поставить на карту самого себя и Холо, пригрозив переметнуться на сторону противника. Действительно, говорить с Милоне мог лишь Лоуренс.

— Только всё это бесполезно. Даже наши союзники при виде твоих ушей с хвостом подумают, не отдать ли тебя Церкви. Про Медио я и не говорю.

— Так за чем же дело стало — всего-то нужно от них ускользнуть. А если не получится, я могу на день спрятать уши с хвостом от чужих глаз. Вот тебе время, чтобы меня спасти.

Лоуренс не хотел, совсем не хотел отпускать Холо, она же улыбнулась ему так, будто бы твёрдо знала, что всё будет хорошо.

— Я Холо, Мудрая Волчица. Если увидят уши с хвостом, разыграю перед ними бешеную — никто и пальцем не тронет.

Она рассмеялась, блеснув клыками, но Лоуренс вдруг живо вспомнил, как обнимал девушку, плачущую от одиночества. До чего же изящное, хрупкое у неё тело. Разве можно отдать её в руки разбойников?

И всё же Холо со смехом продолжила:

— Ты ведь наживёшь денег и откроешь лавку. А я ещё недавно сказала, что теперь у тебя в большом долгу. Желаешь меня совсем унизить?

— Не глупи, — яростно прошептал Лоуренс. — Попадёшься — убьют ведь. Неужели оно того сто́ит? Тогда уже я у тебя в долгу окажусь, да в таком долгу, что до конца жизни не расплачусь!

Холо лишь слабо улыбнулась, покачала головой и легонько ткнула его тонким пальчиком в грудь.

— Одиночество — смертельная болезнь. Ещё как сто́ит.

Она смотрела, улыбаясь лучезарно и будто бы благодарно, — он же не мог подыскать нужных слов в ответ.

Воспользовавшись его молчанием, Холо сказала:

— Да будет тебе. Уверена в твоей смекалке. Верю, что быстро сообразишь, как быть. Приди за мной. Как хочешь, а приди.

Тут она вдруг прижалась к Лоуренсу. Он тут же попытался заключить её в объятия и удержать, но она ловко увернулась и бросилась прочь.

— Вот они! На Лойма! — донеслось с широкой улицы, едва Холо выпорхнула из переулка, а затем послышался топот.

Звук шагов по мостовой становился всё тише; Лоуренс крепко зажмурился, постоял так немного, потом открыл глаза и рванул вперёд.

Что, если он упустит выигранное время, а с ним и возможность когда-либо вновь увидеть Холо? Эта мысль подгоняла торговца, и он, то и дело спотыкаясь, бежал в темноте мимо домов.

Лоуренс пересёк большую улицу, выскочил на соседний переулок и повернул на запад. Издалека ещё доносились крики, но преследователи вряд ли станут долго шуметь: если вмешается городская стража, они окажутся в сложной ситуации. Впрочем, у Лоуренса была одна задача — бежать. Он вновь выскочил на какую-то широкую улицу, а с неё в переулок. Теперь оставалось двигаться вперёд, потом свернуть направо на большую улицу, а там по левую руку от Лоуренса окажется Милоне.

— Одного нашли? Второй где?! — послышалось где-то сзади.

«Неужели Холо поймали? Или она смогла вырваться? Хорошо бы так. Нет, надеюсь, что это так».

Он вылетел на освещённую улицу и не глядя свернул налево. Тут же из-за спины донеслось:

— Вот он!

Этот выкрик не остановил Лоуренса, он бежал изо всех сил и, домчавшись до склада Милоне, заколотил в ворота что было мочи:

— Это я, Лоуренс! Я был у вас утром! Помогите! За мной погоня!

Работники склада проснулись, услышав шум, и высыпали наружу. Они отперли железный засов, а затем распахнули ворота. Лоуренс проскользнул внутрь, и тут из темноты вынырнули люди с палками в руках.

— Стойте! Отдайте его нам!

Ворота с грохотом захлопнулись перед самым носом у незваных гостей, те заколотили палками по решётке и схватились за створки, изо всех сил пытаясь их отворить. Однако с другой стороны стояли кладовщики, каждодневная работа которых требовала недюжинной силы, так что снаружи ворваться было непросто. В самый разгар борьбы из склада вышел усатый мужчина средних лет и разразился гневной речью, обращаясь к ломившимся внутрь наёмникам:

— Вы хоть знаете, что творите, подлецы?! Ломитесь в торговый дом Милоне! Тридцать третий правитель герцогства Раондир, великий герцог Раондирский, признал за домом маркиза Милоне право на торговлю в Пассио! Всякий, кто оказался в его владениях, — гость маркиза Милоне! И гость этот будет под защитой самого великого герцога! Ворота, что вы ломаете, принадлежат маркизу! А значит, ваши палки бьют не по воротам — они бросают вызов престолу Его Величества!

Громкий голос мужчины заставил преследователей отпрянуть от ворот. В тот же миг издалека донёсся резкий звук, и Лоуренс узнал свисток городской стражи. Недоброжелатели, видимо, приняли его за сигнал уносить ноги. Миг — и они растворились в темноте. Ещё пару минут люди за запертыми воротами боялись пошевельнуться, но вот шаги стихли, замолк и свисток, и мужчина, произнёсший великолепную речь, обратился к Лоуренсу:

— Шуму подняли среди ночи... Говори, что стряслось.

— Прошу простить меня за бесцеремонность. И прежде всего прошу: примите мою благодарность за то, что не оставили в беде.

— Благодари нашего маркиза. Ты лучше скажи-ка, кто они такие.

— Думаю, их нанял торговый дом Медио. Наверное, там узнали о нашей сделке.

— Хо-хо, ну и ну. Лихой из тебя торговец. Таких сейчас не встретишь.

Лоуренс утёр мокрый от пота лоб и рассмеялся:

— Только вот мой спутник ещё безрассуднее будет.

— Да, не позавидуешь!

— Но, видите ли, этот самый человек (хотя я и в мыслях не хочу допустить подобного), похоже, оказался в руках тех негодяев. Нельзя ли сообщить господину Маархайту о том, что произошло?

— Нам не привыкать к набегам и поджогам — чужая страна всё-таки. Господину Маархайту уже сообщили, а вы как думали?.. — мужчина хохотнул. Похоже, управляющий торгового дома держал всех в ежовых рукавицах, оттого работник склада и был так спокоен.

«Сумеет ли едва знакомый торговец добиться защиты для себя от такого управляющего?» — вот что мучило Лоуренса, но недолго: обязан добиться. И добиться не только защиты, но и подтверждения, что получит свою долю прибыли. Иначе позор ему как торговцу, а Холо зря поставила свою жизнь на карту.

Лоуренс сделал глубокий вздох и кивнул.

— Тогда внутри не подождёте? Как говорят, вину нужно настояться.

Но как можно согласиться, когда не отпускала тревога о Холо? Однако то, что Лоуренса выбило из колеи, складскому работнику, похоже, было не в новинку, и он спокойно продолжил:

— Если выберется, так или иначе к нам прибежит. Скажите, как его зовут и каков он с виду. У нас в обиду не дадут, даже от Церкви укроют.

Тут он, пожалуй, хватил через край, однако эта речь сделала своё дело: Лоуренс хоть немного, но успокоился.

— Вы так добры. Она наверняка... Нет, она точно придёт сюда. Её зовут Холо, невысокая девушка в плаще.

— Так это девушка? А хороша собой? — спросил грузчик, явно желая отвлечь Лоуренса от невесёлых мыслей.

Торговец оценил его участие и рассмеялся:

— Перед её красотой никто не устоит.

— Хо-хо-хо. Взглянуть бы хоть глазком.

Не переставая хохотать, мужчина проводил Лоуренса внутрь.

— Полагаю, можно не сомневаться, что это дело рук Медио, — сказал Маархайт вместо приветствия.

Скорее всего, он уже видел сны, когда прибежали с тревожной вестью, однако выглядел таким же бодрым и свежим, как днём.

— Мне тоже не на кого больше подумать. Похоже, они выяснили, что я узнал о монетах и предложил вам сделку, чтобы обернуть ситуацию себе на пользу. Выяснили и приняли меры.

Лоуренс не хотел выдать своего волнения во время разговора, но тревога за Холо не отпускала его. Казалось, уж ей-то ускользнуть будет нетрудно, однако всегда следует готовиться к худшему. А сейчас необходимо было обеспечить защиту себе и Волчице.

— Не исключено, что они схватили мою спутницу. Тогда одними переговорами дела не уладить, сами понимаете. Не могли бы вы помочь мне её вернуть?

В пылу Лоуренс подался вперёд, наседая на Маархайта, но тот не шелохнулся: сидел за столом и о чём-то размышлял. Потом поднял взгляд:

— Вы сказали, не исключено, что вашу спутницу схватили?

— Да.

— Тогда всё сходится. Едва заслышав шум на улице, наши люди решили проследить, что там стряслось. Доложили, будто бы видели, как куда-то силой уводят молодую девушку.

Хотя Лоуренс отчасти представлял себе нечто подобное, но, услышав из чужих уст, что его опасения подтвердились, он лишился дара речи. Однако продолжалось это недолго. Он заставил себя вздохнуть, проглотил комок в горле и выпалил:

— Наверное, мою спутницу они и видели. Помните её, Холо зовут? Она отвлекла их на себя, чтобы я смог прибежать к вам.

— Понимаю. Только для чего же им понадобилось её ловить?

Лоуренс, едва сдержав вспышку гнева, с усилием выдавил из себя:

— Для того, чтобы остановить нас. Ведь мы, договорившись с вами, стали им помехой, верно?!

Быть не может, чтобы Маархайту, человеку такого ума, этого не приходило в голову. И всё же на разъярённый выкрик управляющий и бровью не повёл, лишь слегка кивнул. Он опустил взгляд к столу и, похоже, сосредоточился на какой-то мысли.

Взвинченный, Лоуренс не мог унять дрожь в ногах. Не выдержав душевного напряжения, он наконец вскочил со стула и открыл было рот, чтобы призвать Маархайта к ответу, но его опередили:

— Не странно ли всё это, как, по-вашему?

— Да с чего же?!

Он всё-таки вскочил, и тут даже управляющий моргнул от неожиданности, хотя быстро овладел собой. Выставив руку вперёд, он жестом удержал Лоуренса — торговец, казалось, вот-вот вцепится ему в горло.

— Прошу вас, успокойтесь. Тут действительно что-то не так. Странное тут что-то.

— Да почему же... Как вы разведали, на кого работает Зерен, так и в торговом доме Медио смекнули, что от вас им ждать убытка... А там уже нехитрое дело — узнать, от кого всё пошло!

Чуть помедлив, Маархайт заговорил:

— Вы правы, что им это не составит труда, ведь хозяин Медио всё-таки родился в Пассио, но...

— Да что же... что не так-то?

— Ах, вот оно. Теперь всё встало на свои места. В самом деле, странно.

Маархайт поглядел на Лоуренса в упор, так что тому оставалось только замолчать и слушать.

— Для начала скажите-ка: почему они решили, что у нас с вами договор?

— Так я часто к вам заглядывал. А тут вы ещё и торени принялись скупать. Сложите первое со вторым — сразу поймёте.

— Тут-то и не сходится. Дело ведь в чём: вы, господин Лоуренс, просто странствующий торговец. Кто усмотрит тайный умысел в том, что вы по торговым домам ходите?

— Но я же объяснил: зная, что вы, помимо прочего, принялись за скупку торени, а кроме того, прибавить сюда торговца, с которым Зерен сделку заключил... и всё ясно.

— Не до конца.

— Почему же?

Лоуренс злился, не в силах понять, и раздражение его неизбежно отражалось в голосе.

— Дело ведь в чём: если мы начали скупку торени, то, надо полагать, с вами у нас переговоры окончены. А иначе как? Вот представьте: пришли вы в торговый дом и с порога заявили: «Скупайте торени, и будет вам прибыль, какая — не скажу, но точно будет». В таком случае мы делать ничего не станем, согласны?

— Да... правда.

— Другими словами, мы примемся за скупку монет лишь в том случае, если положение вещей нам известно достаточно хорошо. Разумеется, в торговом доме Медио тоже должны это понимать. А потому вы, господин Лоуренс, как пленники не представляете для них никакой ценности.

— Как... Как же так...

На лице Маархайта отразилось сожаление, он легонько кивнул и ответил:

— Именно. Всё, что требуется для успеха предприятия, мы уже узнали, и вы, господин Лоуренс, нам больше не нужны.

Лоуренс покачнулся и чуть не упал. Что ж, так и есть: он всего-навсего странствующий торговец, и вступиться за него некому.

— Прошу, поймите: мне тяжело говорить вам такие слова. Но благодаря вам мы вложили в дело довольно большую сумму, с которой рассчитываем получить огромную прибыль. И если передо мной стои́т выбор: навлечь на себя ваш гнев либо выпустить из рук прибыль торгового дома...

Со вздохом Маархайт заключил:

— ...Увы, прибыль важнее. Однако...

Дальше Лоуренс уже ничего не слышал.

«Так вот как чувствуют себя разорившиеся торговцы...» — мелькнуло у него в мыслях. Руки, ноги, язык — всё тело словно отказалось подчиняться. Лоуренс даже засомневался, сможет ли дальше дышать.

Казалось, что в эту минуту торговый дом Милоне захлопнул перед ним дверь. И Холо тоже очутилась за порогом. А ведь она, можно сказать, приняла удар на себя. Побежала навстречу неволе, веря, что Лоуренс обязательно придёт ей на помощь и договорится с Милоне. Она всецело положилась на Лоуренса, и вот что получит в итоге.

Перед глазами вдруг встало её лицо в тот миг, когда девушка сказала, что хочет сначала поездить по миру, а потом вернуться в родные края на севере.

А если пленница не пригодится в переговорах, то нетрудно предсказать, что с ней могут сделать. Мужчин обычно продают на галеры, женщин — в «весёлые дома». И даже волчьи уши с хвостом не помешают: одержимые девушки в почёте у тронувшихся умом богачей. У торгового дома Медио наверняка найдутся ценители такого товара.

Лоуренс представил, как Волчицу продают толпе сыплющих деньгами безумцев. Как будут обращаться с девушкой богачи, помешанные на тайных обрядах? Нет, такого допустить нельзя. Ни за что.

Он собрался с силами и выпрямился на стуле, затем принялся размышлять, как быть. Пока он знал лишь одно: Холо надо спасти во что бы то ни стало.

— Постойте-ка, — заговорил он спустя пару мгновений. — Противник ведь должен догадываться, что вам всё это также известно?

Медио славился своей дальновидностью, следовательно, за Лоуренсом с Холо наёмников послали не по глупости. Кроме того, преследователей оказалось довольно много, несмотря на угрозу попасться на глаза городской страже.

— Именно так. Вот почему я говорил, что многое не сходится. Я ведь не всё успел сказать. Хотелось лишь сразу поставить вас в известность, что, если придётся выбирать из двух зол, ваша ненависть будет для нас меньшим.

Тут Лоуренс вспомнил, что речь Маархайта он прервал после слова «однако». Кровь бросилась ему в лицо — он в смущении склонил голову.

— Вижу, спутница вам дорога. А всё же горячиться не сто́ит, в спешке многое можно проглядеть.

— Извините.

— Ну что вы. Думаю, и я бы места себе не находил, случись такое с моей женой, — рассмеялся Маархайт.

Лоуренс вновь вежливо склонил голову. Правда, сравнение с женой его ошеломило. В самом деле, о простых спутницах так не пекутся, да и кто же пожертвует собой ради попутчика?

— Тогда вернёмся к делу. Против нас торговый дом Медио, люди хитрые и беспринципные. Пусть они собирались вас похитить и не для выкупа, но ведь и не для забавы. Зачем же вы им понадобились, не догадываетесь?

Ничего вразумительного Лоуренс на это не мог ответить, только подумал, что у похитителей должны быть какие-то причины. Поразмыслив ещё немного, он нашёл одну.

— Да нет, это чушь...

— Неужели есть соображения?

Лоуренс тут же отверг возникшую идею из-за её невозможности, и всё же на ум больше ничего не приходило.

— Нас ожидает огромная прибыль, и мы изо всех сил стремимся достичь цели. Прошу вас, поделитесь догадкой, даже если она кажется вам пустяком.

Маархайт был прав, и всё же у Лоуренса язык не поворачивался произнести такое вслух.

Дело в том, что цепь размышлений привела его к Холо. Как ни посмотри, а человеком Холо не назовёшь, в лучшем случае «одержимой». Ну а одержимых либо держат под замком до самой смерти, либо отдают Церкви, где их казнят. Этим несчастным спокойной жизни не видать. Холо же на вид ничем не отличается от какой-нибудь нечисти, так почему бы Медио не угрожать с её помощью торговому дому Милоне?

Противникам достаточно будет лишь потребовать, чтобы у них не стояли на пути, иначе дело кончится судом за помощь приспешнику дьявола. А на церковном суде людей из Медио будут чтить как защитников веры, поскольку те поймали одержимую и донесли о вероотступниках из Милоне, заключивших гнусный договор со злом. Тут и гадать не нужно, что решит суд: и Лоуренса, и работников Милоне отправят на костёр. Холо, разумеется, ждёт та же участь.

Но Лоуренсу ещё не верилось, что всё так и есть. В конце концов, кто мог заметить волчьи уши и хвост у Холо? И когда? Вряд ли предусмотрительность и ум Волчицы позволили бы ей выдать себя незнакомым людям. Лоуренс и сам считал, что он один знает её секрет.

— Господин Лоуренс, — оторвал его от размышлений голос Маархайта. — Так вы о чём-то догадались?

Торговец не удержался и машинально кивнул в ответ. Теперь отступать ему было некуда — надо было поделиться своими соображениями. Однако, если они неверны, Маархайт попросту узнает то, чего ему знать не следовало.

Воображение мгновенно преподнесло худший сценарий: Милоне опередит противника с доносом, обвинив его в том, что наводил порчу на торговый дом при помощи одержимой девушки. Погибель ждала Холо и здесь.

Лоуренс чувствовал на себе тяжёлый взгляд Маархайта, но не видел выхода. Внезапно до него донеслось:

— Прошу прощения.

Затем в комнату вошёл служитель Милоне.

— Что у тебя?

— Тут письмо забросили с улицы. Кажется, оно связано с делом.

Вошедший протянул аккуратно запечатанный конверт. Маархайт взял его, осмотрел с двух сторон. Похоже, на бумаге не написали имени отправителя, зато адрес имелся.

— «В лес, где живёт Волчица»?..

Тут Лоуренс понял, что не ошибался.

— Не позволите ли мне первому взглянуть?

Его просьба как будто насторожила Маархайта. Мужчина помедлил, но всё же передал конверт.

Лоуренс поблагодарил, сделал глубокий вдох и сломал печать. Внутри оказался обычный на вид лист бумаги и клок бурой шерсти, похожей на шерсть Холо. В письме была пара коротких строк:

«Волчица у нас. Церковь ждёт с распахнутыми воротами. Не всякому верь, запирай покрепче дверь!»

Ушли последние сомнения. Лоуренс протянул письмо с конвертом Маархайту и тяжело произнёс:

— Моя спутница, Холо, на самом деле Волчица, богиня урожая.

Стоило ли говорить, что глаза Маархайта стали круглыми, словно блюдца?