Воинственные фейри

62. Элис

СПУСТЯ ТРИ ГОДА…

Крики агонии окрасили воздух, смешиваясь с криками акушерки: — Тужься! Вот так! — я откинула голову назад на подушки, когда пот приклеил сиреневые пряди волос к моему лицу.

— О-мои-звезды, сколько крови, — вздохнул Леон, схватившись за лицо и выглядя очень бледным.

— Дай мне посмотреть, — прорычал Райдер, отпихивая его в сторону, чтобы он тоже мог взглянуть. Его лицо осунулось, а бровь выгнулась дугой, когда он получил хороший обзор прямо в тот момент, когда было видно, головку ребенка. — Ни хрена себе. Я потрошил кучу людей, снимал с них кожу, сжигал их заживо, резал на куски и делал со штопором такое, что твоей бабушке снились бы кошмары из потустороннего мира — но это дерьмо просто пиздец.

— Не будь таким stronzo, — прорычал Данте, когда в воздухе смешались задыхающиеся звуки и крики, а голос акушерки снова заглушил их.

— Все в порядке! У тебя все отлично! Мне просто нужно сделать эпизиотомию.

Я увидела скальпель, и боль в моем огромном животе обострилась, так как мысль о том, что она может засунуть туда эту штуку, заставила меня яростно замотать головой. Неужели? Не может быть, чтобы они делали это дерьмо именно так? Почему, черт возьми, дети были слишком чертовски большими, чтобы комфортно выйти из отверстия? Кто-то должен был быть виноват в этом недостатке конструкции, то есть, какого черта?

Я потеряла скальпель из виду, когда акушерка пригнулась, а мои короли все толкнулись друг к другу, чтобы рассмотреть поближе.

Габриэль отшатнулся назад, и от всех них раздалось коллективное «оооо», когда Леон прикусил костяшки пальцев и посмотрел между мной и шоу с ужасом, написанным на его чертах.

— Прости, маленький монстр, но это дерьмо чертовски страшное, — сказал он, снова поморщившись, когда воздух наполнился новыми криками.

— Я больше не могу на это смотреть, — объявил Габриэль, двигаясь вокруг кровати и торопясь взять меня за руку. — Я много чего видел, — вздохнул он, глядя мне в глаза. — Но некоторые образы просто оставляют шрам на всю жизнь, понимаешь?

— Почему здесь так чертовски жарко? — я задыхалась, проводя рукой по лбу, когда очередная волна боли прокатилась по моему животу, и я стиснула зубы, борясь с ней.

— Потому что дети любят погорячее, — твердо сказал Леон. — Внутри тебя все тепло, и если бы здесь было холодно, когда он выйдет, то это был бы настоящий шок для младенца!

— Я не могу отвести взгляд, — пробормотал Райдер, почти про себя, пока акушерка отдавала распоряжения, чтобы внимание снова было приковано к ней. — Почему я не могу отвести взгляд?

— Это как смотреть на солнце, брат, — в ужасе вздохнул Данте. — Стоит тебе только взглянуть на него, как оно тут же захватывает тебя в свои объятия, и хотя наблюдение жжет, ты просто не можешь остановиться.

— Не могли бы вы трое… — огрызнулся Габриэль, но его прервал их коллективный вздох ужаса.

— Это как смотреть на резню, — прорычал Райдер.

— Покойся с миром, бедная вагина, — вздохнул Леон, морщась, продолжая смотреть.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — прошептал Данте, когда крики стали настолько громкими, что пробили мой череп и заставили его звенеть, как раз в тот момент, когда мое тело захлестнула очередная схватка.

Я крепче сжала руку Габриэля и заставила себя не использовать свой дар, чтобы не сломать ему пальцы.

— Выключите это дерьмо, — рявкнул Габриэль. — У Элис уже семь схваток, и это на четыре больше, чем я планировал дать ей перетерпеть.

— Я не могу отвести взгляд, — прошептал Леон, его глаза все еще были прикованы к кровавой сцене перед ним. — Я все пытаюсь и пытаюсь, но я просто… не могу.

— Ну тогда я просто вырежу этого ребенка сама, — прорычала я, приподнявшись на локтях, пытаясь дотянуться до хирургического ножа, который лежал наготове на тумбочке возле Габриэля.

Это, наконец, привлекло их внимание, и все трое повернулись ко мне, громко протестуя и быстро окружая кровать.

Я схватила пульт вместо ножа, одарив их всех смертельным взглядом, когда выключила телевизор, и звук всех этих криков наконец покинул нас. Какого черта они решили, что будет хорошей идеей смотреть шоу о родах смертных в день, когда наш ребенок должен был появиться на свет, ума не приложу. К черту быть смертным — серьезно, им приходилось силой вытаскивать здоровенного младенца из влагалища? И это явно было больно, как суке, и даже не казалось правильным. Клянусь звездами, смертным приходилось несладко.

— Я просто рад, что тебе не придется так мучиться при родах, ангел, — пробормотал Габриэль, поцеловав меня в лоб и убрав мои потные волосы за ухо.

— К черту, — согласилась я. — Последняя схватка все же была немного болезненной, так что, думаю, нам стоит продолжать, — я протянула руку за ножом, но, конечно, это только раззадорило их.

— Я вчера выиграл гонку, значит, я должен вырезать ребенка, — твердо сказал Данте, пытаясь дотянуться до лезвия, но Райдер оттолкнул его на шаг, решительно покачав головой.

— Нет. Потому что я выиграл то пари сегодня утром, придурок, — прорычал он.

— Это не имеет к этому никакого отношения, — ответил Данте, сузив глаза и встав напротив Райдера, когда в воздухе затрещало электричество.

Габриэль вздохнул, закатывая глаза, пока они продолжали препираться и толкать друг друга. — Это не будет ни один из вас, — сказал он усталым тоном.

— Знаешь, falco, — начал Данте, надвигаясь на него и заставляя Габриэля отвернуться от меня. — У тебя может быть Зрение, но это не значит, что ты можешь все время добиваться своего, притворяясь, что ты уже видел, как это происходит.

— Да, — твердо согласился Райдер. — Например, как ты притворился, что уже видел, что именно ты собираешься выпить последнее пиво той ночью. Я потом думал об этом, и мне кажется, что это была чушь.

Габриэль разразился смехом, а Данте и Райдер возмутились, переключив свои препирательства на него.

Пока они втроем отвлекались на это, Леон подкрался ко мне, возбужденно ухмыляясь, задрал мою рубашку и наклонился, чтобы поцеловать мой супер беременный живот. Он начал что-то напевать ребенку низким голосом, но из-за того, что остальные все еще спорили, я не могла уловить, что это было.

Леон взял обезболивающее зелье, которое Райдер сварил для меня, и начал втирать в мой живот, пока я задыхалась при очередной схватке. Черт, эти штуки действительно дергали, когда начинались. Я бы ни за что не хотела узнать, каково это — плохие схватки. Крики той смертной были достаточно ясной и убедительной причиной, чтобы я этого не хотела.

— Ты тут расхаживаешь и рассказываешь всем, что уже знаешь, что ждет нас в будущем, хотя на самом деле ты мог бы просто использовать это, чтобы обратить любую ситуацию себе на пользу, — громко сказал Данте.

— Да, как сейчас, — согласился Райдер. — Ты думаешь, что если ты просто скажешь, что будешь тем, кто вырежет из нее ребенка, потому что ты уже видел, как это происходит, то так оно и будет.

— Я просто сказал, что это будете не вы двое, я не говорил, что это буду я, — запротестовал Габриэль, но я прекрасно знала, что он проделывал это дерьмо со Зрением, когда ему это было удобно. Мне просто казалось, что это смешно, поэтому я не собиралась обращать на это внимание.

Леон небрежно взял хирургическое лезвие и наклонился вперед, чтобы грубо поцеловать меня в губы. — Не могу дождаться, когда ты снова станешь мамой, маленький монстр, — сказал он с мурлыканьем, и я усмехнулась, когда он опустился ниже и посмотрел на мой живот, снова запев свою песню.

Я едва чувствовала, как лезвие скользит по моей коже, когда он осторожно разрезал меня, и в следующий момент все споры оборвались, когда Леон запел припев песни «Круг жизни» Элтона Джона и поднял покрытого кровью малыша в воздух над своей головой, как Симбу на гребаной скале Гордости.

— Вот дерьмо, — вздохнул Райдер, придвигаясь ближе, чтобы помочь удалить мою плаценту и подлечить меня.

— Это девочка, — взволнованно пробормотал Данте, беря меня за руку, когда слезы радости наполнили его глаза.

— О, не может быть, — сказал Габриэль, притворившись удивленным, и поспешил схватить меня за плечо. Я хотела пожурить его за это дерьмо, потому что я запретила ему использовать Зрение, чтобы выяснить пол ребенка, но, как и в прошлый раз, он явно сжульничал.

Я протянула к ней руки, и Леон широко ухмыльнулся, подчиняясь мне, все еще напевая конец своей песни низким тоном, когда передавал ее мне. Как только он закончил петь, она начала плакать, и я тоже заплакала, облегчение и волнение переполняли меня, когда я смотрела на ее прекрасное лицо.

Я прижала эту чудесную малышку к груди, пробормотав ей приветствие, пока Габриэль осторожно использовал магию воды, чтобы вымыть ее, и ее плач снова затих, когда она крепко прижалась ко мне.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился наш старший, Лука, спотыкаясь на своих детских ножках и возбужденно крича: — Малыш! — Его темные волосы представляли собой беспорядочные кудри, которые торчали в разные стороны от его сна, и я догадалась, что он уже в пятидесятый раз за сегодня подставил подножку бедной Бьянке.

Он споткнулся обо что-то и полетел, но Габриэль уже был рядом, поймал его за ворот рубашки и поставил на ноги.

— Прекрати это делать, — шипел Райдер, когда закончил лечить меня, и я скрестила ноги, вздохнув, когда мои легкие впервые за несколько месяцев полностью расширились, и я привыкла к тому, что мой живот наконец-то снова стал плоским. — Если ты никогда не позволишь ему упасть, он не узнает своих пределов.

— И я уже говорил тебе, что не позволю ему просто так разбить себе голову, потому что ты вбил себе в голову, что он может быть Василиском и ему понравится причинять себе боль, — ответил Габриэль, пожав плечами.

Лука отполз от них двоих, пока они продолжали ворчать друг на друга по поводу предпочитаемых ими методов воспитания, и я усмехнулась, глядя, как наш маленький негодник пытается забраться на кровать, чтобы познакомиться со своей новой сестренкой.

— Я думала, что сейчас у тебя время для сна? — дразнила я его, пока он полз по простыням.

— Малыш! — ответил он, как будто этого ответа было достаточно, и я не могла не усмехнуться, когда он наклонился совсем близко, чтобы взглянуть на свою сестренку.

Я поправила свою руку, чтобы он мог видеть ее, и улыбка, озарившая его лицо, заставила мое сердце заколотиться от старой потребности в собственном брате.

— Моя малышка, — ворковал Лука, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб, и слеза сбежала по моей щеке, пока я наблюдала, как они влюбляются друг в друга с первого взгляда.

— Так мы называем ее Руби, да? — взволнованно спросил Леон.

— Мы остановились на Джейн, stronzo, — ответил Данте.

— Почти уверен, что не остановились, — не согласился Леон, наклоняясь, чтобы потереться носом о нос нашей маленькой девочки. — Она считает, что это недостаточно шикарно. И я думаю, мы все можем согласиться, что этот ребенок шикарный, как блядь.

— Папа, бля, — ярко сказал Лука, и я окинула Леона хмурым взглядом.

— Нет, львенок, папа сказал «кря», — быстро ответил Леон.

— Кря? — подозрительно спросил Лука. Ему было всего два года, но я могла сказать, что он уже улавливает папину чушь.

— Ага, — твердо согласился Леон.

— Папа летать? — неожиданно спросил Лука, его внимание переключилось на Данте, когда тот вскочил на ноги и спрыгнул с кровати.

Габриэль сделал движение, чтобы поймать его, а Райдер зашипел на него, но Данте был готов, и он быстро пустил маленького негодяя по комнате на порыве воздушной магии, а я откинулась на подушки и просто уставилась на маленькое чудо в своих руках.

Леон приподнялся и лег рядом со мной, его подбородок лежал на моем плече, и он с любовью смотрел на нее.

— Привет, Руби, — прошептал он.

— Это Джейн, — прорычал Данте, большая часть его внимания все еще была прикована к нашему хихикающему двухлетнему ребенку, пока он носился по комнате.

— Почему бы просто не назвать ее Руби-Джейн, если вы двое не хотите прекратить спорить об этом? — спросил Райдер, переходя на другую сторону от меня и протягивая руку, чтобы дать крошечному комочку на моих руках палец, за который можно было бы ухватиться.

— Мы можем называть ее сокращенно ЭрДжей, — добавил Габриэль, проводя пальцами по ее мягким золотистым волосам и тоже прижимаясь к нам.

Данте снова усадил Луку у изножья кровати, и тот быстро вскарабкался ко мне на колени, чтобы еще раз взглянуть на свою сестру. — ЭрДжей, — сказал он самым милым детским голосом, и я сразу же поняла, что мы не будем его менять.

— ЭрДжей, — согласилась я со вздохом, оглядывая своих четырех королей, которые прижались поближе, и мы все просто уставились на два маленьких чуда, которых мы создали. — У меня такое чувство, что от вас будут одни неприятности.