Водный мир

Глава девятая Заводь Танатоса

В течение следующих двух недель, пока южный горизонт становился все темнее от близящихся дождевых облаков, Керанс часто виделся со Странгменом. Обычно Странгмен стремительно носился в своем гидроплане по лагунам, сменив белый костюм на шлем и комбинезон, и наблюдал за работой спасательных команд. По одной шаланде с шестью матросами на борту работало в каждой из трех лагун — водолазы методично обследовали затопленные здания. Время от времени безмятежная рутина погружения нарушалась звуками ружейной пальбы, когда приканчивали осмелившегося слишком уж приблизиться к водолазам аллигатора.

Сидя в темном номере отеля, Керанс держался подальше от лагуны, всей душой желая Странгмену почаще нырять за своей воровской добычей, ибо тем скорее тому предполагалось отбыть. Сновидения все настойчивей вторгались в его бодрствование, а разум Керанса становился все более опустошенным и изолированным. Единственная временная плоскость, в которой существовали Странгмен и его люди, казалась столь прозрачной, словно имела самые минимальные притязания на реальность. Время от времени, когда Странгмен прибывал его навестить, Керанс на несколько минут появлялся в этой маловажной плоскости, однако реальный центр его сознания оставался где-то в другом месте.

Достаточно курьезно, но после первоначального раздражения у Странгмена развилась скрытая симпатия к Керансу. Спокойный, несколько угловатый ум биолога оказался превосходной мишенью для сдержанного юмора Странгмена. Порой он искусно передразнивал Керанса, с серьезным видом беря его под руку во время одного из диалогов и благонамеренным голосом заявляя:

— Знаете, Керанс, а наш выход из моря двести миллионов лет тому назад вполне мог быть тяжелой травмой, от которой мы так никогда и не оправились…

В другой раз Странгмен выслал ялик с двумя матросами в лагуну Керанса. Выбрав одно из крупнейших зданий на противоположном берегу, они на его фасаде десятиметровыми буквами начертали:

Керанс не принимал это поддразнивание близко к сердцу, совсем его игнорируя, когда из-за недостаточного успеха у водолазов оно становилось слишком резким. Погружаясь назад в прошлое, он терпеливо ожидал прихода ливней.

Только после устроенного Странгменом водолазного празднества Керанс впервые осознал истинную природу своего страха перед этим человеком.

Вечеринка была задумана Странгменом как прием, на котором трое отшельников сошлись бы вместе. В своей лаконичной и бесцеремонной манере Странгмен приступил к осаде Беатрисы, пользуясь Керансом как средством для легкого доступа в ее апартаменты. Выяснив, что члены троицы редко видятся друг с другом, он, судя по всему, решил применить альтернативный подход, подкупая Керанса и Бодкина обещаниями богатых запасов кухни и погреба. Беатриса, однако, всякий раз отказывалась от приглашений на ленч и полночный завтрак — Странгмен со своим антуражем из аллигаторов и одноглазых мулатов по-прежнему ее пугал. Посему приемы, как правило, отменялись.

Однако подлинная причина для этого «водолазного празднества» была куда более практической. Через некоторое время Странгмен заметил, как Бодкин плавает на плоскодонке по протокам бывшего университетского городка — и с тех пор старика, к его немалому удивлению, частенько стала сопровождать по узким каналам одна из шаланд с драконьими глазами, экипированная Адмиралом или Большим Цезарем и закамуфлированная ветвями древовидного папоротника, будто сбившийся с курса карнавальный плот. Приписывая собственные мотивы другим, Странгмен предположил, что Бодкин выискивает какое-то давным-давно припрятанное сокровище. Фокус его подозрений в конце концов сосредоточился на затопленном планетарии — единственном подводном здании, подступ к которому был несложен. Странгмен выставил постоянную стражу у небольшого озерца примерно в двухстах метрах от центральной лагуны, на дне которого находился планетарий, но когда Бодкин так и не объявился там глухой ночью в ластах и акваланге, Странгмен потерял терпение и решил его опередить.

— Подберем вас завтра в семь утра, — сказал он Керансу. — Коктейли с шампанским, холодные закуски, и мы наконец выясним, что такое там прячет старина Бодкин.

— Ей-богу, Странгмен, могу и так вам сказать. Только свои утраченные воспоминания. Они для него стоят всех сокровищ в мире.

Но Странгмен, в приступе скептического смеха, с ревом умчался прочь в своем гидроплане, оставив Керанса беспомощно цепляться за отчаянно раскачивающуюся пристань.

Ровно в семь часов на следующее утро за Керансом приехал Адмирал. Они забрали с собой Беатрису и доктора Бодкина, а затем направились к плавучей базе, где Странгмен заканчивал свои приготовления к погружению. Вторая шаланда была загружена водолазным снаряжением — и аквалангами, и скафандрами, — а также насосом и телефоном. Водолазная клетка свисала со шлюпбалки, но Странгмен заверил их, что озерцо очищено от игуан и аллигаторов и что нет никакой необходимости оставаться под водой в клетке.

Керанс весьма скептически воспринял это заверение, однако на сей раз Странгмен сдержал свое слово. Озерцо действительно оказалось полностью очищено. У каждого подводного входа в водоем были опущены стальные решетки, а верхом на заграждениях сидели вооруженные стражи с острогами и дробовиками. Когда они вошли в озерцо и пришвартовались у тенистого берегового балкона на восточной стороне, последняя связка гранат была брошена в воду, и резкие пульсирующие взрывы извергли на поверхность массу оглушенных угрей, креветок и сомастероидей, которых тут же проворно отгребли в сторону.

Котел подводной пены рассеялся, и со своих сидений у поручня они посмотрели вниз, на широкий купол крыши планетария, обвитый лентами фукуса — подобный, как заметил Бодкин, гигантской раковине-дворцу из детской сказки. Круглую фрамугу на вершине купола прикрывал убирающийся металлический экран, и была сделана попытка поднять одну из секций, но, к величайшему неудовольствию Странгмена, они давным-давно проржавели и мертво держались на месте. Главный вход в купол находился на первоначальном уровне улицы и сверху виден не был, однако предварительная рекогносцировка показала, что туда легко проникнуть.

Пока солнце поднималось над водой, Керанс вглядывался в зеленые полупрозрачные глубины — в амнионическое желе, сквозь которое он проплывал в своих сновидениях. Он вдруг вспомнил, что, несмотря на невероятное изобилие возможностей, за последние десять лет ему не доводилось толком погружаться в море. Затем Керанс мысленно повторил движения медленного брасса, при помощи которых он плавал во сне.

В метре от поверхности проплыл небольшой питон-альбинос, ища выхода из устроенной людьми ловушки. Наблюдая, как сильная голова змеи виляет, избегая острог, Керанс почувствовал минутную неохоту доверяться глубокой воде. У другого берега озерца, по ту сторону одной из стальных решеток, крупный эстуарный крокодил боролся с группой матросов, пытавшихся его отвадить. Большой Цезарь, топоча здоровенными ножищами по узкому порожку ограждения, свирепо пинал амфибию, которая огрызалась, одновременно уворачиваясь от острог и багров. Десяти с лишним метров в длину и порядка двух метров в окружности груди, крокодил этот прожил на свете никак не меньше девяноста лет. Его снежно-белое подбрюшье напомнило Керансу о том, что со времени прибытия Странгмена он видел подозрительно много отмеченных альбинизмом змей и ящериц, которые появлялись из джунглей, словно привлеченные его присутствием. Было даже несколько игуан-альбиносов. Одна прошлым утром сидела на пристани, наблюдая за Керансом, будто алебастровая ящерица, и он машинально заключил, что она доставила ему послание от Странгмена.

Керанс взглянул на Странгмена, который в своем белом костюме стоял на носу судна, нетерпеливо ожидая, пока крокодил закончит отчаянно биться о решетку, — один раз он уже чуть было не скинул гигантского негра в воду. Симпатии Странгмена слишком явно были на стороне крокодила — но вовсе не по каким-то причинам спортивного характера, а также не из садистского желания увидеть, как одного из его основных подручных растерзают и убьют.

Наконец среди сумятицы криков и проклятий Большому Цезарю передали дробовик. Громадный негр обрел равновесие и разрядил оба ствола в несчастного крокодила прямо у себя под ногами. Взревев от боли и бешено колотя хвостом по воде, амфибия отступила на мелководье.

Керанс и Беатриса отвернулись, дожидаясь, когда смертельный удар будет наконец нанесен, а Странгмен, напротив, смещался вдоль поручня впереди остальных, подыскивая лучший наблюдательный пункт.

— Когда крокодил оказывается в ловушке или погибает, он бьет хвостом по воде, подавая сигнал тревоги остальным. — Странгмен коснулся указательным пальцем щеки Беатрис, словно стараясь повернуть ее лицом к зрелищу. — Зачем столько отвращения? Керанс! Черт возьми, проявите больше симпатии к зверю. Они существуют сотни миллионов лет; это одни из самых старых тварей на планете.

После того как животное прикончили, Странгмен по-прежнему в приподнятом настроении стоял у поручня, приподнимаясь на цыпочках и словно ожидая, что крокодил воскреснет и все начнется заново. Только когда отсеченную голову уволокли на конце багра, он со вспышкой раздражения вернулся к водолазным делам.

Под надзором Адмирала двое членов команды совершили предварительное погружение в аквалангах. Спустившись по металлической лесенке в воду, они заскользили прочь к наклонному изгибу купола. Они обследовали фрамугу, затем проверили полукруглые ребра здания, передвигаясь по куполу посредством зацепок за трещины в его поверхности. После их возвращения вниз спустился третий матрос, уже в скафандре, с воздушной и телефонной линиями. Он медленно протопал по туманному полу лежащей внизу улицы, слабый свет отражался от его шлема. Позволяя шлангам разворачиваться, он прошел в главный вход и исчез из виду, сообщаясь по телефону с Адмиралом, который затем роскошным густым баритоном выпевал свои комментарии, чтобы все слышали:

— В кассе он… а теперя в главном зале… Джомо говорит, тама церковь, капитан Странг, да алтарь сперли.

Все перегибались через поручень, ожидая, когда Джомо снова появится, и лишь один Странгмен мрачно сидел в кресле, подперев щеку ладонью.

— Церковь! — насмешливо рявкнул он. — Проклятье! Пошлите туда кого-то еще. Джомо — дурак набитый.

— Есть, капитан.

Спустились еще водолазы, а стюард обошел всех с подносом первых коктейлей с шампанским. Намереваясь и сам погрузиться, Керанс лишь чуть отхлебнул пьянящей шипучки.

С настороженным лицом Беатриса тронула его за локоть.

— Ты что, Роберт, спускаешься?

Керанс улыбнулся.

— К цокольному этажу, Беа. Не волнуйся. Я воспользуюсь большим скафандром; он абсолютно безопасен.

— Я об этом даже не думала.

Она подняла взгляд на расширяющийся диск солнца, едва заметный по-над самыми крышами расположенных позади зданий. Оливково-зеленый свет, преломленный густыми зарослями древовидных папоротников, наполнял озерцо желтыми болотистыми миазмами, плывущими над поверхностью, как испарения из чана. Считанными мгновениями раньше воды казались прохладными и заманчивыми, но теперь сделались замкнутым миром, барьер поверхности был подобен плоскости меж двух измерений. Водолазную клетку спустили со шлюпбалки и погрузили в воду, ее красные прутья мутно мерцали, а вся структура представала совершенно искаженной. Вода преображала даже плавающих внизу людей — их тела, пока они виляли и изворачивались, обращались в сияющие химеры подобно взрывным пульсам воображения в нейронических джунглях.

Глубоко внизу громадный купол планетария парил вне желтого света, напоминая Керансу космический корабль, приземлившийся миллионы лет тому назад и только теперь вскрытый морем. За спиной у Беатрисы он наклонился к Бодкину и сказал:

— А знаете, Алан, Странгмен ищет сокровище, которое вы здесь прячете.

На лице Бодкина мелькнула улыбка.

— Надеюсь, он его найдет, — снисходительно отозвался он. — Если у него получится, весь выкуп Бессознательного будет в его распоряжении.

Странгмен стоял на носу судна и расспрашивал одного из только-только появившихся на поверхности водолазов, которому теперь помогали вылезти из скафандра. Вода струилась по медной коже парня на палубу. Рявкая свои вопросы, Странгмен заметил, как Бодкин с Керансом перешептываются. Тогда он, сдвинув брови, прошел по палубе к их плетеным креслам, с подозрительным прищуром за ними наблюдая, а затем бочком протиснулся за спинки кресел и встал там, будто охранник, присматривающий за троицей потенциально опасных заключенных.

Салютуя ему коктейлем с шампанским, Керанс шутливо произнес:

— Я как раз спрашивал доктора Бодкина, где он прячет свое сокровище.

Странгмен не ответил, холодно на него поглядывая. Беатриса смущенно рассмеялась, пряча лицо в воротник своей пляжной рубашки. Наконец Странгмен положил ладони на спинку плетеного кресла Керанса, лицо его было словно высечено из белого кремня.

— Не беспокойтесь, Керанс, — негромко проговорил он. — Я знаю, где оно. И мне не требуется ваша помощь, чтобы его найти. — Тут он резко развернулся к Бодкину. — Не так ли, доктор?

Прикрывая ухо от его резкого голоса, Бодкин пробормотал:

— Очень может быть, Странгмен, что вы действительно это знаете. — Он передвинул свое кресло в сокращающуюся тень. — А когда начнется празднество?

— Празднество? — Странгмен раздраженно огляделся, очевидно забыв, что сам предложил этот термин. — Я что-то не вижу никаких купающихся красоток, доктор; здесь не местный аквадром. Впрочем, минуточку — кажется, я был неучтив и совсем забыл о прекрасной мисс Даль. — С елейной улыбкой он наклонился над девушкой. — Идемте, моя дорогая, я сделаю вас царицей этой водной феерии — с эскортом из пятидесяти изумительных крокодилов.

Беатриса отвернулась от его поблескивающих глаз.

— Нет, Странгмен, благодарю. Море меня пугает.

— Но вы просто должны. Керанс и доктор Бодкин именно этого от вас ожидают. Вы станете Венерой, спускающейся в море, и оно сделается вдвое прекраснее от вашего возвращения. — Странгмен потянулся взять ее под руку, но Беатриса резко отпрянула, с отвращением взирая на его самодовольную улыбку. Повернувшись в кресле, Керанс взял ее за руку.

— Не думаю, что сегодня день Беатрисы, Странгмен. Мы плаваем только по вечерам, при полной луне. Тут, знаете ли, вопрос настроения.

Он улыбнулся Странгмену, а тот все крепче прихватывал Беатрису, его белое лицо было как у вампира, словно он уже перешел все пределы злости и нетерпения.

Керанс встал.

— Послушайте, Странгмен, я займу ее место. Идет? Мне бы хотелось спуститься и взглянуть на планетарий. — Он отмахнулся от слабых предостережений Беатрисы. — Не волнуйся, Странгмен с Адмиралом славно обо мне позаботятся.

— Конечно, Керанс, конечно. — К Странгмену вернулся прежний юмор, он сразу же стал излучать великодушную готовность угодить, и лишь слабая искорка в его глазах указывала на удовольствие от того, что Керанс оказался в его когтях. — Мы оденем вас в большой скафандр, тогда вы сможете обращаться к нам через громкоговоритель. Успокойтесь, мисс Даль — никакой опасности нет. Адмирал! Скафандр для доктора Керанса! Живо, живо!

Керанс обменялся кратким предостерегающим взглядом с Бодкиным, а затем отвернулся, заметив в глазах у Бодкина удивление — той готовностью, с какой он вызвался стать добровольцем. Он чувствовал необычайную легкость в голове, хотя едва дотронулся до коктейля.

— Не слишком там задерживайтесь, — крикнул ему вслед Бодкин. — Температура воды очень скоро поднимется минимум градусов до тридцати пяти. Это будет сильно вас ослаблять.

Керанс кивнул и бодрой походкой последовал за Странгменом к передней палубе. Двое матросов прилаживали шланги к шлему и скафандру, тогда как Адмирал и Большой Цезарь вместе с остальными матросами, отдыхавшими у колес насоса, с нескрываемым интересом наблюдали за приближением Керанса.

— Посмотрите, не удастся ли вам проникнуть в главную аудиторию, — сказал ему Странгмен. — Один из парней сумел найти щель во входной двери, но рама намертво заржавела. — Он критическим взором изучал Керанса, дожидаясь, пока тому на голову опустят шлем. Предназначенный для использования только в пределах первых пяти морских саженей, шлем представлял собой цельный плексигласовый резервуар, укрепленный двумя боковыми ребрами, и обеспечивал максимальный обзор. — А он идет вам, Керанс, — вы похожи на пришельца из глубин подсознания. — Рот его распахнулся от смеха. — Только не пытайтесь достичь Бессознательного, Керанс; помните, для столь глубокого погружения этот скафандр не предназначен!

Медленно дотопав до поручня, пока матросы волокли за ним воздушную и телефонную линии, Керанс помедлил, чтобы неуклюже помахать Беатрисе и доктору Бодкину, а затем взобрался на верхнюю площадку узкой лесенки и начал неспешно спускаться к вялой зеленой воде. Было самое начало девятого, и солнце уже опаляло невзрачный виниловый конверт, в который его запечатали. Внутренняя часть скафандра влажно прилегала к груди и ногам, и Керанс с удовольствием предвкушал, как очень скоро вода остудит горящую кожу. Гладь озерца сделалась теперь совершенно непрозрачной. Комья листьев и водорослей медленно плавали вокруг Керанса, временами взбаламучиваемые пузырьками воздуха, что извергались из-под крыши купола.

Справа от себя он видел Беатрису и Бодкина. Оба положили подбородки на поручень и с надеждой за ним наблюдали. Вверху, на крыше шаланды, была различима высокая и худощавая фигура Странгмена — откинув полы пиджака, руки он держал на поясе, и легкий ветерок шевелил его белые как мел волосы. Странгмен молча ухмылялся себе под нос, но когда Керанс почувствовал, что его ноги достигли воды, тот что-то прокричал — сквозь наушники Керанс не разобрал, что именно. Немедленно шипение воздуха в заборных клапанах на шлеме усилилось, а внутренняя сеть микрофона ожила.

Вода оказалась горячее, чем он ожидал. Вместо прохладной бодрящей ванны Керанс оказался в резервуаре, заполненном теплым, клейким желе, что липло к лодыжкам и бедрам подобно зловонным объятиям какого-то гигантского протозойного монстра. Он быстро погрузился по плечи, затем убрал ноги со ступенек и позволил собственному весу медленно тянуть его вниз, в озаренные зеленью глубины, перебирая руками по поручню, и помедлил у отметки двух морских саженей.

Здесь вода была прохладнее, и Керанс удовлетворенно согнул руки и ноги, приспосабливая глаза к бледному свету. Мимо проплыло несколько небольших морских ангелов, тела их сверкали, как серебряные звезды в синем пятне, что простиралось от поверхности до глубины полутора метров — в «небе» света, отраженного от мириад пылинок и частичек цветочной пыльцы. Метрах в двенадцати от него высилась бледная покатая громада планетария — куда массивней и загадочней, нежели то казалось с поверхности, похожая на корму древнего затонувшего лайнера. Некогда отполированная алюминиевая крыша представлялась смутной и тусклой, простые и двустворчатые моллюски липли к узким карнизам, образованным поперечинами свода. Ниже, где купол покоился на квадратной крыше аудитории, лес гигантских фукусов изящно отплывал от своего подножия, некоторые из растений составляли свыше трех метров в длину — изысканные морские призраки, что дружно порхали, словно духи священной Нептуновой рощи.

В шести метрах от дна лестница закончилась, но Керанс теперь уже почти достиг равновесия с водой. Он позволил себе тонуть, пока не ухватился за кончики лестницы над головой, затем отпустил их и заскользил вниз, ко дну озерца — парные антенны воздушного шланга и телефонной линии вились по узкому колодцу света, отраженного взбаламученной водой, вдаль, к серебристому прямоугольному корпусу шаланды.

Отрезанные водой от всех прочих звуков, шумы воздушного насоса и передаваемые наружу ритмы его собственного дыхания ровно барабанили у Керанса в ушах, набирая объем по мере того, как давление воздуха нарастало. Звуки эти, казалось Керансу, гудели вокруг, в темной оливково-зеленой воде, глухо стуча, словно безмерный прибойный пульс, который он слышал в своих сновидениях.

В наушниках проскрипел голос:

— Керанс, это Странгмен. Как там наша всеобщая ласковая матерь? Как обычно, в серых тонах?

— Здесь как дома. Я уже почти добрался до дна. Водолазная клетка стоит у входа.

Керанс по колено погрузился в мягкую пену, что покрывала дно, и обрел равновесие, ухватившись за обросший ракушками фонарный столб. Расслабленной, грациозной походкой высадившегося на Луну космонавта он принялся медленно продвигаться по глубокому осадку, что поднимался от его шагов, напоминая облака потревоженного газа. Справа виднелись смутные бока зданий, очерчивавших тротуар, — наносы ила мягкими дюнами лежали в окнах первого этажа. В промежутках между зданиями склоны достигали шести-семи метров в вышину, и сдерживающие ограждения врезались в них подобно массивным опускным решеткам крепостных ворот. Большинство окон были забиты мусором, обломками мебели и металлических шкафов, кусками половиц, переплетенных фукусом и цефалоподами.

Водолазная клетка медленно покачивалась на своем тросе в полутора метрах от мостовой, к ее полу был свободно привязан набор слесарных ножовок и гаечных ключей. Керанс приблизился ко входу в планетарий, аккуратно ведя за собой шланги и временами слегка наклоняясь, когда они слишком туго натягивались.

Подобная колоссальному подводному храму, белая громада планетария возвышалась перед ним, освещенная яркой водой у поверхности. Стальные заграждения у входа демонтировали предыдущие водолазы, и полукруглая арка дверей, ведущих в фойе, была раскрыта. Керанс включил нашлемный фонарик и вошел. Осторожно вглядываясь в промежутки между колонн и альковы, он медленно поднимался по ступенькам к бельэтажу. Металлические перила и хромированные демонстрационные плиты проржавели, однако весь интерьер планетария, надежно заблокированный заграждениями от растительной и животной жизни лагун, казался совершенно нетронутым — столь же чистым и незапятнанным, что и в тот день, когда рухнули последние дамбы.

Минуя билетную кабинку, Керанс неспешно зашагал по бельэтажу, медля у перил, чтобы разбирать указатели над дверями гардероба, блестящие буквы которых отражали свет. Коридор вел вокруг аудитории, и нашлемный фонарик бросал бледный световой конус в плотную черную воду. В слабой надежде на то, что дамбы будут восстановлены, дирекция планетария смонтировала второе, внутреннее кольцо заграждений вокруг аудитории, надежно запертое посредством поперечин с висячими замками, которые теперь намертво заржавели и превратились в неподвижные перегородки.

Правый верхний угол второй перегородки был отогнут ломом, обеспечивая небольшое смотровое отверстие. Слишком утомленный давящей на грудь и живот толщей воды, чтобы подниматься туда в тяжелом скафандре, Керанс удовлетворился взглядом на несколько световых лучиков, сиявших сквозь трещины в куполе.

На обратном пути к водолазной клетке за ножовкой на верху короткого лестничного пролета, за билетной кабинкой он заметил небольшую дверь, очевидно, ведущую к проходу над аудиторией — либо к аппаратной кинопроектировщика, либо в кабинет директора. Керанс подтянулся за поручень, металлические набойки его утяжеленных ботинок проскальзывали на склизком ковре. Дверь была заперта, но он навалился плечом — и две петли легко отошли, а дверь изящно заскользила над полом подобно бумажному парусу.

Помедлив, чтобы высвободить линии, Керанс прислушался к равномерному буханью в ушах. Ритм заметно изменился, указывая на то, что за дело взялась другая пара матросов. Они работали медленнее, очевидно, непривычные к накачиванию воздуха под максимальным давлением. Невесть отчего Керанс почувствовал легкие уколы тревоги. Он отдавал себе отчет в том, что Странгмен жесток и непредсказуем, но все же был уверен, что тот не попытается прикончить его способом столь грубым, как прекращение подачи воздуха. В конце концов, там ведь были и Беатриса, и Бодкин. Кроме того, хотя Риггс и его люди были в тысяче миль оттуда, всегда оставался шанс, что какой-нибудь правительственный отряд особого назначения нанесет воздушный визит в лагуны. Если только Странгмен не убьет в придачу Беатрису и Бодкина — а это по целому ряду причин представлялось маловероятным (к примеру, он явно подозревал их в том, что они знают о городе больше, чем готовы признать), — то со смертью Керанса Странгмен получит больше проблем, чем она может стоить.

Пока воздух обнадеживающе шипел в шлеме, Керанс двигался через пустую комнату. С одной стены свисало несколько полок, в углу высился картотечный шкаф. Внезапно, охваченный тревогой, он заметил будто бы человеческую фигуру в немыслимо раздувшемся скафандре. В трех метрах от Керанса, фигура стояла к нему лицом — белые пузыри струились от головы, похожей на лягушачью, приподнятые руки застыли в угрожающей позе, световое сияние исходило от шлема.

— Странгмен! — невольно воскликнул Керанс.

— Керанс! Что там такое? — Голос Странгмена, ближе шепотка его собственного разума, ножом врезался в тишину. — Керанс, вы, идиот!..

— Прошу прощения. — Керанс взял себя в руки и медленно подобрался к приближающейся фигуре. — Я только что увидел себя в зеркале. Я то ли в кабинете директора, то ли в аппаратной — не пойму, где именно. Из бельэтажа ведет служебная лестница, где-то здесь может быть вход в аудиторию.

— Славно, славно. Посмотрите, нельзя ли найти сейф. Он должен быть за рамой картины, прямо над столом.

Проигнорировав ценное указание, Керанс положил руки на стеклянную поверхность и резко повернул шлем направо. Он был в аппаратной, выходившей в аудиторию, и его фигура отражалась в стеклянной звуконепроницаемой панели. Прямо перед ним находился шкаф, где прежде располагалась приборная доска, однако блок был демонтирован, и устроившийся во вращающемся кресле гипотетический режиссер-постановщик не встретил бы перед собой никаких препятствий, сидя словно на изолированном троне какого-то одержимого микробами монарха. Почти обессилевший от напора воды, Керанс сел в кресло и оглядел круглую аудиторию.

Слабо освещенный небольшим нашлемным фонариком, темный свод с его смутными, заляпанными илом стенами высился перед Керансом подобно колоссальной, обитой бархатом матке из сюрреалистического кошмара. Черная непрозрачная вода, казалось, висит твердыми вертикальными шторами, словно скрывая некое главное святилище своих бездн. Невесть почему образ зала как матки скорее усиливался, нежели ослаблялся округлыми рядами сидений, и Керанс слышал глухой стук в ушах, сомневаясь, не прислушивается ли он к смутному подсознательному реквиему своих сновидений. Открыв небольшую панельную дверцу, что вела в аудиторию, он, желая освободиться от голоса Странгмена, отсоединил от шлема телефонный кабель.

Тонкая пленка ила покрывала ковер, устилавший ступеньки прохода. В центре купола из-за какого-то конвекционного эффекта вода была по меньшей мере градусов на десять теплее, нежели в аппаратной, омывая кожу Керанса подобно горячему бальзаму. Проектор был снят с помоста, но трещины в куполе искрились далекими световыми точками, словно образуя галактические контуры какой-то далекой вселенной. Керанс смотрел на этот незнакомый зодиак, что появлялся у него перед глазами, будто видение некоего пелагического Кортеса, выходящего из океанских глубин, чтобы бросить взор на необъятный Тихий океан открытого неба.

Стоя на помосте, Керанс оглядел лежащие перед ним ряды пустых сидений, задумываясь о том, какой бы маточный ритуал исполнить перед незримой публикой, которая, казалось, за ним наблюдает. Давление воздуха в шлеме резко усилилось с тех пор, как люди на палубе шаланды потеряли с ним телефонный контакт. Клапаны по бокам шлема буквально гудели, а серебристые пузыри, виляя, отлетали от Керанса подобно бешеным фантомам.

Постепенно, пока проходили минуты, сохранение этого далекого зодиака, вероятно, конфигурации тех самых созвездий, что окружали Землю в триасовый период, стало казаться Керансу целью куда более важной, чем любая другая из стоявших перед ним задач. Он сошел с помоста и направился назад в аппаратную, волоча за собой воздушный шланг. Добравшись до панельной дверцы, Керанс почувствовал, как шланг змеей выскальзывает из рук. Тогда он в приступе злости ухватил петлю и надежно закрепил ее на ручке двери. Он подождал, пока шланг даст слабину, затем обернул ручку еще одной петлей, обеспечивая себе радиус в три метра. Снова сойдя по ступенькам, Керанс остановился в проходе на полпути до помоста с запрокинутой головой, сосредоточенный на том, чтобы впечатать узоры созвездий в свою сетчатку. Узоры эти уже казались ему более знакомыми, нежели узоры традиционных созвездий. В грандиозном, конвульсивном разбегании равноденствий возродился миллиард звездных суток, заново перестраивая туманности и островные вселенные согласно их изначальным перспективам.

Острый укол боли вонзился в евстахиеву трубу, вынуждая Керанса сглотнуть. Внезапно он понял, что заборный клапан шлема уже почти не подает воздуха. Слабое шипение просачивалось каждые десять секунд, но давление резко падало. Ощущая сильнейшее головокружение, Керанс проковылял по проходу и попытался раскрутить воздушный шланг с ручки, теперь уже не сомневаясь, что Странгмен воспользовался возможностью сфабриковать несчастный случай. Когда дыхание сорвалось, он неловко споткнулся об одну из ступенек и плавно, будто воздушный шар, упал на ряды сидений.

Когда прожектор вспыхнул на куполообразном потолке, в последний раз освещая громадную вакантную матку, Керанс почувствовал, как на него накатывает теплое, полное крови отвращение к залу. Раскинувшись и оцепенело ухватив ручку двери, он лежал, и успокоительный напор воды проникал в скафандр, так что барьеров между его собственным кровотоком и кровотоком гигантского амниона[6], казалось, больше не существует. Глубокая колыбель ила нежно несла Керанса вперед подобно безмерной плаценте, бесконечно мягче любой постели, на какой ему когда-либо доводилось спать. Высоко наверху, пока сознание пропадало, сквозь маточную ночь сияли древние туманности и галактики, но в конце концов даже их свет померк, и Керанс сознавал лишь слабое мерцание личности в самых глубинах разума. Потихоньку он начал туда двигаться, медленно подплывая к центру купола и зная, что этот слабый маячок удаляется стремительнее, чем он мог к нему приближаться. Когда ничего уже не стало видно, Керанс жал дальше сквозь кромешный мрак, будто слепая рыба в бескрайнем заброшенном море, ведомый импульсом, понять сущность которого ему уже было не суждено…

Эпохи дрейфовали. Гигантские волны, бесконечно медленные и обволакивающие, разбивались о лишенные солнца берега темпорального моря, беспомощно омывая Керанса на мелководье. В оковах вечности он перемещался из одной заводи в другую, и тысячи его собственных образов отражались в кривых зеркалах поверхности. Необъятное внутреннее озеро в его легких, казалось, рвется наружу, грудная клетка, как у кита, расширялась, вбирая в себя океанские массы воды.

— Керанс…

Он оглядел яркую палубу, сверкающее световое облачение брезентового навеса вверху, а также эбеновое лицо сидящего у него в ногах Адмирала. Гигантский негр могучими ладонями качал воздух в его грудь.

— Странгмен, он… — Поперхнувшись брызнувшей из горла влагой, Керанс позволил своей голове снова откинуться на горячую палубу, солнце кололо ему глаза. Кольцо лиц внимательно на него смотрело — Беатриса тревожно распахнула глаза, Бодкин с серьезным видом хмурился, дальше шла мешанина других коричневых лиц под кепками цвета хаки. Внезапно вклинилось единственное белое лицо. Лицо это ухмылялось. Всего в паре метров от Керанса, оно скалилось, будто непристойная статуя.

— Странгмен, вы…

Ухмылка преобразилась в победную улыбку.

— Нет, Керанс, я этого не делал. Даже не пытайтесь свалить на меня вину. Доктор Бодкин вам подтвердит. — Тут он погрозил Керансу пальцем. — А ведь я предупреждал вас слишком глубоко не погружаться.

Адмирал встал, судя по всему, удовлетворенный тем, как Керанс восстановился. Палуба казалась сделанной из раскаленного железа. Приподнявшись на локте, Керанс сел в луже воды. В паре метров от него, местами сморщенный подобно сдувшемуся трупу, лежал скафандр.

Беатриса протолкнулась сквозь кольцо зевак и присела рядом.

— Расслабься, Роберт, не надо сейчас об этом думать. — Она обняла его за плечи, настороженно поглядывая на Странгмена. Тот стоял за спиной у Керанса, уперев руки в бока и ухмыляясь от удовольствия.

— Шланг перестал… — Керанс откашлялся, легкие его были словно два нежных помятых цветка. Он медленно дышал, успокаивая их прохладным воздухом. — Его тянули сверху. Разве вы не остановили…

Тут вперед выступил Бодкин с курткой Керанса; он набросил ее Керансу на плечи.

— Полегче, Роберт; теперь это не важно. Я действительно уверен, что тут не вина Странгмена; когда это случилось, он разговаривал со мной и Беатрисой. Шланг обернулся вокруг какого-то препятствия — все выглядит как чистый несчастный случай.

— Нет-нет, доктор, тут вовсе не несчастный случай, — вмешался Странгмен. — Не надо увековечивать миф — Керанс будет куда более благодарен вам за правду. Он сам закрепил тот шланг, вполне сознательно. Зачем? — Тут Странгмен принял авторитетную позу. — А затем, что он на самом деле хотел стать частью затонувшего мира. — Он принялся смеяться, хлопая себя по ляжкам от удовольствия, пока Керанс неуверенными шагами ковылял к своему креслу. — И самая умора здесь в том, что Керанс не знает, правду я говорю или нет. Понимаете, Бодкин? Взгляните на него — он действительно не уверен! Боже, какая ирония!

— Странгмен! — преодолевая свои страхи, гневно крикнула на него Беатриса. — Прекратите! Это мог быть несчастный случай.

Странгмен театрально пожал плечами.

— Мог быть, — с сильнейшим ударением повторил он. — Давайте это признаем. От этого дело становится еще интереснее — в особенности для Керанса. «Пытался я себя убить или не пытался?» Ведь это один из немногих экзистенциальных абсолютов, вопрос куда более важный, чем «Быть или не быть?», который скорее подчеркивает неопределенность самоубийства, нежели вечную амбивалентность жертвы. — Странгмен покровительственно улыбнулся Керансу, пока тот тихо сидел в кресле, потягивая выпивку, которую принесла ему Беатриса. — Знаете, Керанс, я завидую вашей задаче выяснения — если вы, конечно, способны с ней справиться.

Керанс с трудом сподобился на слабую улыбку. Судя по быстроте своего восстановления, он понял, что не так уж сильно пострадал от утопления. Остальная часть команды разошлась по своим делам, более в нем не заинтересованная.

— Спасибо, Странгмен. Я дам вам знать, когда получу ответ.

На обратном пути в «Риц» Керанс молча сидел на корме шаланды, размышляя о гигантской матке планетария и многослойном наложении его ассоциаций, одновременно пытаясь стереть из памяти жуткое «или/или», абсолютно точно сформулированное Странгменом. В самом ли деле он бессознательно перекрыл воздушную линию, зная, что напряжение в шланге его задушит? Или то был чистый несчастный случай, а может статься, даже попытка Странгмена ему навредить? Если бы не спасение его двумя аквалангистами (возможно, отключая телефонную линию, он даже рассчитывал, что их за ним пошлют), Керанс, безусловно, нашел бы ответ. Вообще говоря, причины его погружения оставались туманными. Несомненно, его подтолкнуло странное побуждение отдать себя на милость Странгмена — почти как если бы Керанс инсценировал собственное убийство.

В течение нескольких последующих дней головоломка оставалась неразрешенной. А не был ли сам затонувший мир и всецело овладевшее Хардменом загадочное стремление к югу не более чем импульсом к самоубийству — бессознательным принятием логики собственного упадочного вырождения, конечным нейроническим синтезом археопсихического нуля? Не в силах ужиться с еще одной загадкой и все больше и больше пугаясь той роли, какую играл в его сознании Странгмен, Керанс систематически вытеснял на задний план свои воспоминания об инциденте. Схожим образом Бодкин и Беатриса прекратили о нем упоминать, словно смиряясь с тем фактом, что ответ на этот вопрос раскрыл бы для них другие тайны и загадки, само существование которых теперь только их и поддерживало, — развеял бы иллюзии, которыми, наряду со всеми двусмысленными, но жизненно необходимыми предположениями о собственных личностях, им крайне не хотелось пожертвовать.