«Sagði spámaðurinn, sem drakk hunang ævintýranna:
— Það kemur sá tími að það verður enginn tími.
Þú munt þekkja hann á fjólubláa tunglinu,
Gelvich spáði
Þú munt þekkja hann af þrælaóeirðum,
Þú munt þekkja hann með blóði,
Þú munt þekkja hann af tveimur geimverum,
Þú munt þekkja hann á skrímslinu í konungskórónu.
Og galdraveldið mun falla.
Og galdurinn mun hverfa að eilífu.
Svo er sagt, svo verður það.»
— Изменник Михаил! — пробасил главарь сектантов, размахивая потретом, — Крамола пробралась прямо в Царское Село! Предательство под носом у Императора!
Жена Ван Дер Верфа расплакалась, дочка продолжала молиться по-голландски.
Сам Ван Дер Верф к его чести сохранял присутствие духа, он попытался объясниться:
— Да, но это портрет лица Императорской фамилии. Государь Павел Петрович никогда не запрещал подданным…
— Государь Павел Петрович — мёртв! — заорал сектант с барабаном, подскакивая к Ван Дер Верфу, — А у тебя в лавке висит портрет изменника! Михаил предал Россию и бежал к вам во Францию! А ты планируешь его возвращение, чтобы уничтожить русских магократов и покорить нашу страну, долбаный лягушатник!
Я несколько прифигел. Да, я узнал голос этого сектанта.
И сомнений тут быть не могло, под черным колпаком определенно скрывался Жирослав Мартыханов-Заклёпкин, тот самый барчук, которого я избил в Пскове.
Милосердная судьба почему-то упорно сталкивала меня с Мартыхановыми, куда бы я не шёл. Прям мартыханская карма.
Жирослав орал громко, да и передвигался бодро. Как и говорил мне его дядя-историк, барчук, видимо, уже давно полностью регенерировал после нашей драки в клубе.
Вот только встречаться с Мартыхановым мне сейчас было бы совсем некстати. Он всё еще маг, а я уже нет. Так что он меня сейчас одной левой разломает.
Мда, ну и ситуёвина.
Ван Дер Верф тем временем все еще пытался оправдаться:
— Мой господин, я не лягушатник, я голландец, если позволите… А этот портрет я купил у одного мага…
— Плевать, кто ты, — забасил главарь сектантов, — Мы не будем разбираться в сортах вашего европейского говна. Разрешить вам понаехать в нашу страну в любом случае было ошибкой. И наш новый Император Павел Павлович эту ошибку исправит!
И не ври мне, что этот портрет принесли тебе в лавку на продажу. У тебя на магазинчике написано «Артефакты», а не «Третьяковская галерея». Ты покупаешь артефакты, а не портреты. А этот портрет изменника Михаила ты повесил, что услаждать свой взор и вести антироссийскую пропаганду! За это ты сейчас умрёшь! Вместе со своей поганой семьей! Кровь за кровь!
Главарь сектантов швырнул на брусчатку портрет и наступил ногой в кованом сапоге Михаилу на лицо.
Ван Дер Верф затараторил, начиная терять самообладание и дрожа:
— Пощадите, господин мой… Вы же знаете… Моя крыша — герцоги Подскоковы-Кабаневичи… Я им плачу за защиту… Они будут недовольны…
— Нас в последнюю очередь волнуют твои князья-свиньи, — брезгливо ответил главарь сектантов, — Кроме того, их сейчас тут нет. Твои Кабаневичи сидят в своей Карелии, в тысячах километрах отсюда, и тебе не помогут.
А своей связью с Кабаневичами ты окончательно разоблачил себя, как врага России. Кабаневичи — либерахи и враги магократии, это всем известно. Они хотели бы посадить на трон изменника Михаила, мы знаем. Вот только дойдет дело и до Кабаневичей, мы их всех перевешаем. Но начнём мы с тебя… Кстати, ты же тоже маг. Ну так давай. Сопротивляйся! Умри достойно, пёс!
Ван Дер Верф на самом деле был магом, но сопротивляться не стал. То ли его магия касалась только артефакторики и не была боевой, то ли он просто перепугался или понимал, что ему все равно не справиться с врагами, которых было семеро.
В любом случае, Ван Дер Верф не стал сражаться, а обнял жену и дочку, и они вместе стали читать молитву:
— Onse Vader, die in de hemelen…
— Во имя Государя! — провозгласил главарь сектантов, и в его руке заметался огонь.
Учёный мишка сектантов зарычал и встал на дыбы.
Я поднялся во весь рост, вылез из кустов и через пару мгновений, махом перепрыгнув невысокий заборчик сквера, оказался уже в переулке.
Черные балахоны повернулись ко мне, все, как один.
— Нагибин, — констатировал факт моего внезапного появления Мартыханов-Заклёпкин.
— Да, привет, Жирослав, — поздоровался я, — Сними-ка балахон. Охота поглядеть, зажила ли у тебя рожа после нашей последней встречи.
На несколько секунд повисло молчание, а потом главарь сектантов, не гася метавшееся в у него в руке пламя, пробасил:
— Нагибин? Это какой Нагибин, из Пскова? Твоя семья вроде всегда была консерваторами, Нагибин. Ты пришёл присоединиться к нам, твоим братьям и сёстрам?
— Эм… — я несколько растерялся, — Да нет, пожалуй. Сестра у меня уже есть, и она меня вполне устраивает.
— Тогда иди гуляй, Нагибин, — посоветовал мне главарь, — Тебе тут не место.
— А как по мне, именно тут мне самое и место, — ответил я, пожимая плечами, — Я, конечно, не разбираюсь в ваших политических тёрках, и что за мужик на портрете, который ты топчешь, я тоже не в курсе. Да мне и насрать, если честно. Но меня огорчает другое. Вы всемером, не считая медведя, собрались воевать с торговцем, его женой и маленькой девочкой. Это как-то не по-пацански, не?
— Воевать? — удивился главарь в балахоне, — Это не война, Нагибин. Это казнь. Священный суд Степана Разина. Так мы это называем.
— А, это типа, как суд Линча? — догадался я, — Но это не сильно меняет дело.
— Да что ты с ним разговариваешь? — заорал Мартыханов-Заклёпкин своему главарю, — Этот Нагибин — говна кусок. Да он же даже не маг! Он магию потерял! Весь Лицей уже в курсе! И он сейчас пытается взять нас на понт. А сам просто бомжует сейчас тут в парке, потому что его даже в Лицей не взяли. Ты тратишь своё время на беседу с бомжом-простолюдином, Циклоп!
— Циклоп? — я не выдержав, заржал, — Чел, ты реально циклоп? Ну-ка сними балахон. Охота поглядеть, у тебя там реально под ним один глаз?
Да, наверное я вёл себя глупо. Но и вы поймите, я не привык прощать беспредельщиков, даже если это магократы в черных балахонах.
Кроме того, у меня из головы все не шли латинские буквы на балахоне главаря сектантов, те же буквы, которые я видел на месте смерти моих родителей.
Циклоп тем временем балахона, естественно, не снял, но чуть подзавис. Он, видимо, понятия не имел, что со мной делать, поэтому приткнулся, хотя огонь в его руке все еще плясал. На случай, если Циклоп все же решится перейти от слов к делу, я быстро прошёл вперед и встал между ним и семьей Ван Дер Верфов.
Стоять тут было не слишком комфортно, Циклоп при желании смог бы сжечь меня за секунду. Кроме того, слева от меня оказался медведь, а справа — девушка в балахоне и с пилой, что тоже не радовало.
— Братья, чего вы ждёте? — решила вмешаться пилодевушка, — Если Нагибин и правда потерял магию — мы можем его спокойно убить…
— Мы и так можем это сделать! — перебил Мартыханов.
— Мда, но негоже убивать русского магократа, каждая смерть русского мага печалит Его Величество, — назидательно пробасил Циклоп, — Так что проверьте, если у Нагибина магия, братья. И если магии у него нет — тогда покончим с ним! Домовой, действуй.
— Вы главное смотрите, жидким не дристаните, пока будете проверять, — посоветовал я, — Особенно ты, Мартыхан. У тебя по этой части уже есть печальный опыт.
Мартыханов не нашёлся, что на это ответить. Зато вперёд выступил сектант с топором, которого видимо и звали Домовым.
Остальные магократы в балахонах образовали круг, в центре которого оказался я и семья Ван Дер Верфов. Голландцы больше не молились, а теперь только с ужасом смотрели то на меня, то на своих мучителей.
Это меня не особо радовало. Я бы, честно, предпочёл, чтобы Ван Дер Верф мне помог. Тем более что у голландца была целая лавка волшебных артефактов. Мог бы и захватить с собой что-нибудь мощное, чтобы тут всех разом разметать. Я бы на его месте вообще спал с такими артефактами в обнимку, заместо жены, чтобы всегда быть готовым к атаке.
Но Ван Дер Верф только пырился по сторонам круглыми от страха глазами, на него надежды было мало.
— Ну, и чё ты ждешь, Домовой? — сказал я сектанту с топором, — Давай, проверяй меня. Только ты учти — если у меня вдруг все еще есть магия, то ты будешь всю оставшуюся жизнь с этим топором в заднице ходить.
Я, конечно, блефовал. Никакой магии у меня не было, даже выбитые еще вчера на экзамене зубы так и не отросли. Кроме того, внутри себя я ощущал только непривычную пустоту.
Ну, и хрен с ней, с магией. Я как-то прожил всю целую прошлую жизнь без неё, так что и сейчас обойдусь.
Меня, конечно, сейчас наверняка убьют, но смерти я никогда особо не боялся. Чё её боятся-то, все там будем. А вот чего я никогда не терпел, так это отморози и беспредельщиков. А сейчас передо мной были именно они, беспредельщики, сразу семеро.
Так что молить о пощаде или сваливать я не собирался, уж извините.
Я приготовился отбить атаку Домового, но оказалось, что удара я ждал не оттуда. Маг с топором так и остался стоять на месте, зато на меня бросился медведь.
Это было довольно неприятным поворотом, я не ожидал такой подлянки от нашего русского мишки. С другой стороны, этот мишка пару минут назад отожрал голову крепостной бабе, так что поворот был закономерен.
Медведь был явно еще подростком, чуть ниже меня, когда вставал на дыбы. Только это мало утешало. Меня, конечно, жизнь многому научила, но вот сражаться голыми руками с топтыгиными мне еще как-то не приходилось.
Животное с неожиданным проворством бросилось вперед, пытаясь сбить меня с ног и уронить, но я ушёл с линии атаки и пробил мишке прямым в скулу. Ну, или в то место, где у человека была бы скула.
У медведя, понятное дело, никакой скулы на морде не было, а был только мех, в котором мой довольно сильный и удачный удар и потонул.
Мишка даже не пошатнулся, ему мой прямой был, что комариный укус. Вместо этого он размашисто ударил лапой. Я поставил блок, и если бы я сражался с человеком — этот блок бы даже сработал, но проблема состояла в том, что у мишки лапа была снабжена когтями, так что он вырвал мне кусок мяса из локтя.
Плохо, очень плохо.
Моя рука сочилась кровью, я пригнулся и пробил медведю фронт-кик в пах. Медведь вроде как был самцом, а ударов в пах ни один самец не любит, ни медведь, ни человек.
Миша взревел, но боеспособности не утратил.
Я уже сообразил, что в битве с медведем главное — не дать ему тебя повалить. Если вдруг повалит — то сразу придавит тушей и отгрызет половину рожи, за пару секунд.
Медведь еще раз ударил лапой, но теперь я сумел уклониться.
Мне вдруг пришла в голову отличная идея. А зачем собственно сражаться с медведем, если у этого медведя явно есть хозяин? Зачем мучить бедную скотину, которой определенно управляют магией, если можно помучить непосредственно мага-медведовода?
Я переместился левее, сделал перекат и оказался прямо перед Домовым с топором.
Одной рукой я сорвал с Домового его балахон, под которым оказалась юношеская прыщавая рожа с черными усиками, а другой рукой нанёс удар в центр рожи.
Домовой вроде пытался отмахнуться от меня топором, но вышло не очень. Владелец медведя обмяк и, как черный мешок с говном, упал на брусчатку.
Минус один. И никакой магии, только чистые физуха и скилл.
Но проблема состояла в том, что медведь от этого не дезактивировался, а только пришёл в большую ярость. Заревев, мишка атаковал меня, причем атаковал со спины, ведь я вынужден был повернуться к нему спиной, чтобы вырубить Домового.
— Давай! Добивай! — азартно завизжал Мартыханов, явно медведю, а не мне.
Я потерял равновесие и упал на бок, медвежья туша навалилась на меня, вдавив в брусчатку. Меня обдало зловонием, зубы топтыгин явно не чистил ни разу в жизни.
Вот теперь всё.
Когда тебя задавил медведь — тут впору стучать ладошкой по татами. То есть умирать, конкретно в моём случае. Колошматить медведя в партере, понятное дело — толку никакого.
Зубы топтыгина уже приближались к моему горлу, но в этот момент воздух вдруг озарила ярко-зеленая вспышка магии.
К сожалению, не моей магии, а чьей-то чужой. Но, к счастью, эта чужая магия оказалась спасительной.
Медведя сдернуло с меня, как покрывало с кровати. Я не без удивления увидел, как мишка взлетает в воздух и исчезает в разбитой витрине лавки Ван Дер Верфа.
Из лавки послышался оглушительный треск, как будто… ну скажем, как будто туда влетел медведь, в данном случае именно так дело и обстояло. Я был уверен, что половина артефактов голландца переломана в труху и восстановлению не подлежит.
Дрочило стоял рядом со мной, вокруг его кулака-наковальни метались сполохи болотно-зеленой магии.
— На дам барина кушать! — заорал Дрочило.
— Это что, холоп? — ужаснулась сектантка с пилой, — Холоп с магией?
Я быстро поднялся на ноги и осмотрелся, оценивая ситуацию. Разорванная медведем рука кровоточила, болела и начинала неметь. Плохой знак.
Кусок заборчика сквера длиной в пару метров был выворочен и валялся на брусчатке. Судя по всему, перешагнуть ограждение Дрочило не догадался, хотя оно было ниже его раз в десять. А может мой верный холоп просто слишком спешил мне на помощь.
Владелец заброшенного в лавку медведя тем временем поднялся на ноги. Никаких следов моего удара у него на роже уже не было. Быстро регенерирует, падла.
— Спасибо, Дрочило. Ты всегда вовремя, — поблагодарил я холопа, сваливая очередным прямым только что вставшего Домового в новый нокаут.
— У Нагибина нет магии! — заорал Мартыхан, — Вы видели! Он не маг! Убейте его, и этого кулакастого тоже.
На меня ринулась стена огня, скастованная главарём.
Я успел откатиться в сторону, а вот Дрочило всегда соображал туго и скоростью реакции не отличался. Мой верный холоп в своем фирменном стиле попытался вырубить поток огня кулаком, дав ему по щщам, но, к сожалению, никаких щщей у огненной магии не оказалось, и нокаутировать её не вышло.
На мгновение Дрочилу охватило болотно-зелёное сияние, магия холопа пыталась его защитить. Но огненный вал сжег защитную ауру Дрочилы за секунду. Дрочило заорал, не хуже медведя, и, объятый пламенем, упал на брусчатку, метаясь от боли.
Я бросился помогать Дрочиле, но в этот момент Циклоп подскочил ко мне и ударил в плечо. Двигался главарь сектантов с погремухой Циклоп быстрее меня раз в десять, если не в сто.
Противопоставить этому мне было нечего. Я наконец осознал, что ощущают простолюдины, когда сражаются с магами. От удара Циклопа меня швырнуло метра на три и припечатало о брусчатку. Спину свело болью, руку, и без того растерзаннуя медведем, скрутило еще хуже. Судя по всему, вывих.
Всё. Приплыли.
Тем не менее, я нашёл в себе силы вскочить на ноги. Меня шатало, боль мешала сосредоточиться на битве. Мда, хреново жить без мгновенной регенерации.
Ван Дер Верфы все еще тряслись от ужаса, стоя на коленях.
Над Дрочилой снова заметалась его зеленая магическая аура. Огонь она погасить смогла, но Дрочило был весь черный и обугленный, до мяса. Его одежда превратилась в клочья. Никаких звуков он больше не издавал и вероятно был мёртв. Зеленая аура Дрочилы моргнула в последний раз и развеялась.
Цкилоп воздел руку с очередной порцией огня. Эта порция явно предназначалась мне, и никаких шансов остановить её у меня не было.
— За Перводрево! — провозгласил Циклоп.
Я уже приготовился стать живым горящим факелом, но в этот момент прямо между Циклопом и мной в воздухе завертелись сразу три голубых вихря.
Знакомая хрень. Такое я уже видал пару раз.
Из голубых вихрей ожидаемо вывались Подскоковы-Кабаневичи, сразу трое.
Первой была моя старая синеволосая знакомая Таисия Кабаневич. С момента нашей последней встречи она успела сделать завивку — её синие волосы теперь спадали изящными кудрями на плечи.
Девушка, видимо, была студенткой Лицея, по крайней мере, на ней был черный лицейский мундир, а еще черные же плотно облегающие бриджи и высокие кавалерийские сапоги без каблука. В руках она держала тяжелый хлыст с эмблемой кабана на рукояти.
Двое спутников Таисии явно были братьями друг другу и явно тоже Кабаневичами. У одного имелась крашеная в красный борода, второй был помладше и безбородым, зато у него на голове присутствовал ирокез ярко-оранжевого цвета.
Оба брата были вооружены хлыстами, такими же, как тот, что держала в руках Таисия.
— О, кабанчики на подскоке, — недовольно констатировал Циклоп.
Ван Дер Верф с семьей тут же вскочили на ноги и укрылись за спинами Кабаневичей.
— Спасите, добрые господа! — закричал Ван Дер Верф, — Я знал, знал, что вы придете! Вы получили моё сообщение! Да! Я знал, что вы не оставите…
Краснобородый Кабаневич мрачно огляделся, оценивая ситуацию, немного задержал взгляд на обугленном Дрочиле и останках холопов на брусчатке, а потом ткнул хлыстом в сторону разбитой витрины лавки и прорычал:
— Слышьте. Это наша корова, и мы её доим!
Таисия Кабаневич тем временем посмотрела на меня и захихикала:
— О, и Нагибин тут. Ты же помнишь, что ты мертвец, Нагибин?
— Тая, вы не туда воюете, — осадил я девушку-кабанчика, — Я типа на вашей стороне. Конкретно сейчас. Сам не знаю, как так вышло.
Таисия удивленно нахмурилась.
— Проваливайте, свиньи, — вмешался Циклоп, — Вы не имеете никаких прав, здесь в Царском Селе. Вы тут никого не можете крышевать. Тем более, этого голландца. Царское село — это Императорское владение.
— А ты когда успел стать Императором, Огневич? — взревел рыжебородый Кабаневич, — Я че-т не вижу на тебе короны. Какого хрена ты решаешь, кто тут может крышевать, а кто не может? Решалка выросла, падаль? Это наш голландец и мы его доем!
— А клановые договорённости? — вознегодовал Циклоп, остальные сектанты приткнулись и явно уже были не рады происходящему, — Была же договоренность, что Кабаневичи сидят у себя в Карелии и не отсвечивают? Была. Какого хрена вы полезли в Царское?
— Они еще и в Псков полезли, в моё поместье, — добавил я.
Воспользовавшись передышкой, я снял с себя футболку и кое-как перебинтовал все еще кровоточившую и потянутую руку.
Вывих бы надо тоже вправить, но это был вывих того рода, который сам хрен вправишь. Кроме того, нужно было срочно глянуть, что там с Дрочилой, но этого мне сделать уже не дали.
— Да, я Огневич, свиньи! — закричал Циклоп, стаскивая с себя колпак-маску, под колпаком оказался молодой рыжий парень с короткой бородкой и конопатый, — Я сын директора Царскосельского Лицея! Того, где ты учишься, Таисия. Пока что учишься, по воле моего бати.
Но завтра ты там учиться уже не будешь. И не потому что тебя исключат, а потому что ты поедешь в больничку. На месяц. Или вообще в могилу.
Чего вы ждете, братья и сестры?
Этих кабанов только трое, остальные из своего загона в Карелии не телепортируются, слишком далеко. Нагибина вообще не считаем.
Так давайте же сделаем себе шашлык из свинины!
За Государя!
За магократию!
Per voluntatem primae arboris revelatur!